Острова. Шаанджита

— А, вы и есть Кристин? — вопросил крючконосый, обращая на меня внимание.

Все, в том числе и любимый, обернулись ко мне.

— Для вас госпожа Белли, — холодно ответила я.

— Прошу прощения. Господин Невилл отчего-то не пожелал нас знакомить.

— Я волен знакомить свою невесту с тем, с кем считаю нужным.

В голосе Александра звенели льдинки, и все лицо — хмурые брови, плотно сомкнутые губы — говорило о неприязни. Что же тут без меня случилось? И все же — "невеста". Сердце мое затопило тепло, и я опустила голову, скрывая глуповатую улыбку.

— Даже так? Невесту... тогда еще раз приношу извинения. Госпожа Формари, возможно ли будет воспользоваться вашей гостиной?

Хозяйка будто только того и ждала. Распахнула двери в зеленый зал, попутно распоряжаясь о напитках и легких закусках.

— Это лишнее, — подал голос высокий. В отличие от товарища, он "расшаркиваниями" не увлекался.

— Не думаю, что мы тут надолго задержимся, — подтвердил крючконосый, — не так ли, госпожа Белли?

Я уселась в кресло, поместив в ноги заплечный мешок, и лишь после этого ответила с изрядным пафосом и высокомерием:

— Не понимаю, о чем вы. И не имею чести быть знакомыми с вами, господа.

— Меня зовут Дадс, Люмберт Дадс, — представился крючконосый, — а моего спутника Августо Сааро.

— И чего же вы хотите, господа?

— Так сразу к делу?

— Думаю, вы не за светскими разговорами сюда пришли. К тому же, мы торопимся.

— Позволите узнать, куда?

Он выразительно глянул на мой "багаж".

— Не позволю, — отрезала я.

И замолчала. Хотят спрашивать — путь спрашивают, только отвечать угодным им образом я не намерена. По намекам и взглядам мамаши Адель я поняла, что это те самые люди, приходившие узнавать про меня. Это понимание никак не добавило к ним симпатии, скорее наоборот.

— Хорошо. Перейдем к делу.

Высокий еще больше выпрямился в кресле и заговорил:

— Госпожа Белли, с вами желает встретиться господин Велено, представитель Тайного Совета при геренте Альтане Втором, да продлит Великая Мать его годы.

"Во попала", — пронеслось в голове. Глаза Алекса расширились от удивления, но он промолчал, лишь стиснул тихонько руку, мол, я рядом. Я откинулась на мягкую спинку кресла.

— И чем же я так интересна господину Велено?

— Нам не дано знать.

Мы сверлили друг друга взглядами. Я, злая от того, что кто-то опять меня "жаждет", обрекая на нездоровую популярность, и он, с виду холодный и вежливый, но, как говорила мамаша Адель, "спиной повернись только — нож под ребра воткнет".

— Что ж, — бодро произнесла я, поднимаясь и удобнее перехватывая заплечный мешок. — Благодарю за визит, я рассмотрю предложение вашего господина.

Вместе со мной поднялись и мужчины. Один из них, тот самый, с которым играли в гляделки, заступил дорогу.

— Вы не понимаете. Господин Велено очень хочет встретиться с вами. Очень.

За одно лишь первое предложение захотелось ему врезать, да побольнее. Но ответила более чем холодно:

— Я поняла. Разрешите пройти?

Он скрежетнул зубами, но шаг в сторону сделал.

— Я напишу письмо, — пообещала я, оборачиваясь у дверей.

Но отправилась не на улицу, а на кухню. Туда, как надеялась, за мной не последуют. Так и случилось. Александр даже остановился на пороге, но его я потащила за собой. Кухарка глянула с неодобрением и махнула рукой, белой от муки, в сторону столика в углу: стойте там. Минуты две мы слушали, как шкворчит на сковороде мясо и наблюдали за чудным действом: женщина вытягивала тесто шнурами, обмакивала в муку, складывала, снова вытягивала, встряхивала, и так много раз. В результате получалась длинная не слишком ровная лапша, которую она отправляла в кипящую воду в котле. Ее помощница, совсем еще девочка, нарезала соломкой морковь, помидоры и всякие огородные овощи. Запахи в кухне стояли одуряющие, и рот мой помимо воли наполнился слюной. Возникло желание посодействовать, но помощь свою предложить не рискнула. В памяти свеж еще был случай, когда я вот так полезла с советами, по-домашнему и от души, и была послана далеко и надолго. Тоже от души. На кухне может быть лишь одна хозяйка.

Распахнулась дверь, Адель шагнула в полный ароматами жар и величаво, как айсберг, проплыла к нам. Видно, отвыкла я от нее за неделю, потому что женщина показалась еще выше, чем обычно. Или все дело в каблуках?

— Проводила, — выдохнула она. — Только кажется мне, это их экипаж неподалеку стоит.

— Мы черным ходом пройдем, можно ведь?

Хозяйка дома нахмурила безупречные, ни одного лишнего волоска, брови.

— Не знаю, во что ты ввязалась, но все это мне не нравится.

— Я и не ввязывалась, — грустно ответила я. — Еще загляну. Или напишу...

— Береги себя.

— Я только тем и занимаюсь в последнее время.

Мы не стали долго прощаться, и вскоре уже, пройдя мимо кладовых, выбрались на задний двор. Забор, не сказать что низкий, перепрыгивать не пришлось: к соседям вела калитка, спрятанная за кустом. Работница, которая вышла с кухни, заругалась, увидев нас, но тут же замолкла. Алекс сунул ей монету, а я, крепко стиснув его ладонь, шагнула в дом. Тот оказался постоялым двором, комнаты для прислуги и кухню мы одолели быстро, а на выходе в общий зал едва не застряли. Хозяин заподозрил неладное и встал на защиту имущества, хмуро поглядывая на мешок с моими вещами, который нес Александр.

— Вам привет от госпожи Формари, — весело сказала я, целуя мужчину в щеку, и впихнула в ладонь деньги.

Он замахал на меня руками и заворчал: девчонки мамаши Адель совсем обнаглели, ходят толпами, клиентов провожая. Я усмехнулась, видно, не первая я тут брожу и не последняя.

Мы выскочили на улицу и заспешили к повороту, прочь от Веселой и окрестностей. Потом блуждали по центру, все оглядываясь и проверяя наличие слежки. Ужинали, целовались, снова гуляли, и если бы не внимание таинственного господина Велено, я ощущала бы себя совсем счастливой. Голова моя не болела, вернее, боль не становилась сильнее обычного, я чувствовала себя нормально, хоть и знала, что за активность придется потом поплатиться. Но это будет "потом", ведь правда?

Солнце светило в глаза, и я зажмурилась, зарываясь носом в подушку. По спине моей пробежались пальцы, поднимаясь от поясницы к плечам, и за ними последовали губы. Легкими поцелуями они касались кожи, и та покрывалась мурашками. Я начала ерзать под одеялом, пытаясь выпростать руку, но меня нежно и сильно вдавили в подушку.

— А-лекс, — выдохнула я, когда он коснулся шеи. Мурашки забегали толпами.

Любимый перевернул меня на спину, я со смешком откинула покрывало, в котором путалась. Взгляд мужчины, столь лестно восхищенный, скользнул с моего лица ниже. Я облизнула пересохшие губы.

До чего он хорош сейчас! Живописная растрепанность волос, синева желания в глазах. Пальцы подрагивают, касаясь моей кожи легко-легко, так, что щекотно-приятно, и неспокойная тяжесть распускает щупальца в животе.

Я тянусь к нему, но легкий толчок вновь отправляет на простыню. Тело плавится под его руками, дрожит от страсти. Хочется двигаться, активность — наше все — но он не дает, и я расслабляюсь, тихая и покорная, отдаваясь его власти.

Время сыпется, песчинки падают медленно и лениво, кажется, радости моей не будет предела, еще чуть-чуть и...

Настойчивый стук в дверь вырвал из чувственного плена, время наше вышло, оставив горстку песка.

— Не ходи, — капризно попросила я, потягиваясь кошкой.

Новый стук ввинтился в уши, мы оба сморщились. И кому это с утра пораньше приспичило? Ну хорошо, не с утра, день за середину перевалил, но все же, такое нахальство — прийти сейчас, когда мы... так заняты.

Алекс поднялся с кровати, чмокнув меня напоследок в ключицу, и улыбнулся так, что тело заныло в ожидании ласки. Я смотрела с полуулыбкой, как он запрыгивает в штаны, чего-то бормоча под нос — от меня нахватался, что ли? Наконец, он вышел из спальни в лабораторию, и я услышала, как стук прекратился, и взамен раздались голоса. Судя по интонациям, беседовали они не о приятном.

Я ступила босыми ногами на пол, в очередной раз подумав, что пора бы обзавестись ковром. Глаза зашарили по комнате в поисках хоть какой-то одежды, куда ее дели вчера, я не помнила. Рубашка валялась у двери, а штаны нашлись у окна под шторой. Мда, аккуратностью я и раньше не отличалась, но чтобы так... щеки покраснели от воспоминаний о ночи, и я, задвинув их на "чердак" памяти, принялась одеваться. Шипя от боли, попробовала расчесать пятерней спутанные волосы, но забыла про них, когда различила голос Алекса:

— ...повторюсь: с госпожой Белли увидеться нельзя. Она здесь не живет.

Я замерла, лихорадочно прокручивая мысли. Опять прихвостни Велено? Сюда-то как они попали? Я хотела выглянуть, но не решилась, справедливо рассудив, что если меня увидят, придется отдуваться уже мне. Так я превратилась в слух.

— ...готов передать ей все, что вы захотите сказать.

— Нам желательно встретиться с нею лично. Очень желательно.

— Это никак невозможно.

— Нам считать, что вы препятствуете воле представителя Тайного Совета?

— Считайте, как хотите.

— Что же, господин Невилл, надеюсь, вы не пожалеете об этом.

— У вас есть что-то еще?

— Нет.

— Тогда я буду вынужден вас проводить.

— Если вы так желаете. Передавайте госпоже Белли наше почтение. И еще: время течет, и вовсе не в ее кувшин. В Альтаихо хорошие лекари.

Голоса стихли, хлопнула дверь, щелкнул засов. Мужчины ушли, а я осталась стоять и думать, откуда они проведали о болезни. Вывод напрашивался один: через кого-то в монастыре. Но сестра Глория не знала ничего. Или все-таки знала? Или все-таки не она?

За такими раздумьями меня застал Александр. Он потянулся обнять, но опомнился, и руки изменили траекторию, касаясь подбородка и убирая волосы за спину.

"Ох уж эти приличные мальчики", — подумала я с досадой. Если ночью он один — нежный, страстный, даже почти не скованный, то днем совсем другой. Все это: образование, семья, само общество будто связали его по рукам и ногам, не позволяя делать то, что хочется. Даже наедине с девушкой. Хорошо, что ночь снимает оковы.

— Может, тебе стоит встретиться с этим господином Велено? — спросил мужчина, когда я уже собралась встать на цыпочки и поцеловать его.

Я потеребила завязки его рубашки. Милый хочет помочь мне, это ясно, но...

— Ильгизар не советовал. Во всяком случае, не на их территории. Этот господин слишком влиятелен и не потерпит отказа.

— Опять Ильгизар, — с грустным смешком произнес любимый. — Вечно бегать ты не сможешь.

— Угу, не смогу.

"Я столько не проживу, дорогой".

— А еще у них хорошие...

— Лекари? Подозреваю, у витологов тоже неплохие. Да и сестры далеко не последние целители. Может, мне собрать всех и устроить пресс-конференцию, а? — спросила весело и зло. — А что, неплохая идея. Может, они передерутся между собой и забудут про меня? Нет? Ну ладно. А так хотелось, так хотелось.

Александр слушал стойко. Когда я замолчала и даже усовестилась — опять перебила — он попросил, укладывая ладони мне на плечи:

— Пожалуйста, только не делай глупостей.

— Каких это? — спросила я, с подозрением прищуриваясь.

— А таких. Не ходи ни на какие встречи без меня.

Вопрос "я похожа на дуру?" так и не задала, не желая получить ответ. Кто их, этих мужчин, знает.

— Хорошо, милый, не пойду.

Кажется, он вздохнул с облегчением. Чмокнул в лоб и засобирался. Рубашка полетела на кресло, а из шкафа была выужена другая, с кружевными манжетами и вышивкой.

— Мне нужно встретиться с покровителями Центра. Сегодня состоится форум, это никак нельзя отменить.

— Хорошо. Я могу пойти?

Он развел руками, и я снова кивнула. Прошествовала к кровати и забралась на нее с ногами, чувствуя пустоту. Слишком много места для меня одной.

— Я думала, твой отец — покровитель вашего Центра.

Пальцы Александра замерли на пуговке, покрутили и, так и не застегнув, оставили ее.

— Не он один. Это... богатые и влиятельные люди города.

— И чего они хотят? Сказочных результатов за небольшие деньги?

Он улыбнулся, и мне нестерпимо захотелось поцеловать эти губы, такие чувственные, такие... обрывая мысли, я отвела взгляд.

— Вроде того.

Он собрался, красивый и стильный, и ушел, велев лишних людей не пускать. Я от нечего делать завалилась в кровать. Добыла книгу, поизучала, тщательно сверяясь с алфавитом. Было сложно, потому что знаки заменяли не только буквы, но и слоги, слова, а в некоторых позициях — чуть ли не фразы. И в отсутствии человека, который бы доступно обучил, перевод книги становился делом века.

Я отложила ворованную ценность, решив прогуляться. Наказы наказами, а на месте сидеть скучно. Наряд я сменила. Место поношенной рубашки заняла новая, с кружевом по последней моде. Поверх надела колумо, подчеркивающий фигуру, застегнула почти до верха, оставив с десяток пуговиц нетронутыми. Взгляд в зеркало принес удовлетворение. Стройная фигура, рост — своими "метр семьдесят" я гордилась. Волосы, наконец-то прочесанные, легли каштаново-рыжими волнами, закрывая грудь. Наряд, конечно, мужской, но это не запрещено, а среди некоторых модниц даже считается пикантным.

Улыбнулась собственному отражению, на сгибе руки удобно устроился плащ — погода нынче изменчивая. Книга, как всегда, была спрятана в сумку, деньги, выданные мамашей Адель, большей частью оставила, прихватив с собой штук пять фиолетово-синих и несколько голубых, тоже не самых мелких. Таскать с собой тяжесть не хотелось.

Ключ от лаборатории у меня был, я прошла между мензурок и колб, реторт, дивных мхов, трав и жидкостей всех цветов радуги, заглянула в шкафчик, отведенный специально для меня. Настойку, понижающую давление, прихватила с собой — мало ли как организм себя поведет. Голова не болела, нет, вернее болела не больше обычного, но перестраховка в таком деле не лишняя.

И вот, уже собравшись уходить, я вздрогнула от энергичного стука в дверь. Замерла, опасаясь, что меня услышат. Мысли укушенными в попу козами запрыгали в голове. Отзываться? Нет?

— Александр, ты здесь? — раздался голос, и мне он показался знакомым.

И тут осенило: это же его отец! Пусть я видела его пару раз, но голос запомнила: густой, сочный, таким призови народ с трибуны — и он пойдет. Отзываться расхотелось, но когда я услышала скрежет ключа, поворачиваемого в скважине, то молчать не стала. Лучше буду первой, чем он наткнется на меня в пустой лаборатории сына.

— Эээ, Александра тут нет.

Ключ замер.

— Господин Невилл?

— С кем я говорю?

"Открой дверь и узнаешь!"

— Кристина Белли, возлюбленная вашего сына.

И вновь — тишина. Ключ провернулся в замке, и дверь отворилась. Высокий рост, темные волосы, голубые глаза. Да, этим Александр в отца. А вот тонкостью черт пошел в мать, у этого же лицо будто вырезано из жесткого дуба: крупный нос, мощные надбровные дуги, подбородок, тяжелый, массивный. И — о, эти губы, совсем как у сына — изящно гнутые, чувственные.