Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Ляшка, что ли?
— Ка-ка-кашубка.
— И что же Рыкса из Гданьска делает в русском лесу?
— З-замужем сижу-у-у-у...
Постепенно баба успокоилась и изложила свою историю. Хотя насчёт "баба"... Хорошо беременная девчонка лет 16-17.
* * *
"Рыкса" — женское имя у Пястов. Занесено из Германии — была такая яркая польская королева с византийскими корнями и германским происхождением. Характерная особенность моих современных "рыкс" — их выдают замуж многократно. Сейчас одна, "сходив замуж" за короля Леона и Кастилии, "графинит" в Провансе. Другая побывала женой короля Дании, русской княгиней в Минске, недавно померла королевой Швеции.
Полвека назад Болеслав Третий Кривоустый в очередной раз захватил Гданьск и подчинил Восточное Поморье. Поляки занимаются этим постоянно, от самого первого Пяста до победы в Великой Отечественной.
"Войско Польско — Берлин брало, а Красная Армия — помогала" — слышали? Ну, это ж все знают!
В 12 в., после очередного присоединения, имена, популярные у ляхов-победителей стали появляться и в семьях аборигенов-кашубов. После смерти Кривоустого, который разделил Польшу между сыновьями, когда все, даже и собственно польские земли, начали обособляться, местный князь Собеслав начал активно искать союзников "на стороне".
Союзы в средневековье оформляются матримониально. В 12 в. династические браки с Рюриковичами составляют у Пястов, например, едва ли не половину всех свадеб. Собеслав тоже выдал дочку Самборину за молодого князя из полоцкой династии.
Кто ж знал, что любимого племянника светлого Полоцкого князя так запинают? Да и самого Рогволда из Полоцка вышибут.
Как и положено в эту эпоху, юная княжна отправилась к месту исполнения супружеских обязанностей в сопровождении "группы поддержки". В состав которой входило несколько "задушевных подружек" — свита из аристократок-ровесниц.
"Наперсницы" — "на одних персях вскормлены". Хотя, реально, речь идёт не о "молочных сёстрах", а о "подругах детства".
После свадьбы госпожи, "подружки" довольно быстро выходят замуж на "новой родине". Как правило, это сиротки-бесприданницы. Такие браки совершаются не родителями жениха и невесты — благословение даёт правящая семья. Ищущих милости правящей четы всегда достаточно, девушки "в девушках" — не засиживаются.
* * *
Рыксу тоже выдали замуж. За человека лет на двадцать старше, из местных изяславских служилых людей.
— Муж? Хороший муж. Не дерётся. Голодом не морит. Серёжки подарил.
И жить бы Рыксе в нормальном замужестве, как и множеству других "выданных на сторону" дочерей боярских, она родила уже здорового сына-первенца, но тут братья-князья "проспали" Изяславль. И завертелось... Потом Володша ушёл на Волгу. Следом потянулись и приближённые. Муж получил должность и вотчину. Точнее — кусок земли, где надо вотчину построить. Съездил, посмотрел, нанял артель на строительство усадьбы. Сыскался и рядчик — тот самый "гномик". Первая артель была смешанной: граборы, лесорубы да плотники.
Специальность граборов — земляные работы: рытье канав, прудов, погребов, отсыпка плотин, плантовка лугов, выкапывание торфяной земли, штыкование садов и огородов... Граборы никогда не нанимаются на работу на целое лето, только на "весеннюю упряжку" — с 25 апреля по 1 июля, и на "осеннюю" — с 25 августа по 22 октября. Лето же, с 1 июля по 25 августа — время сенокоса и уборки хлеба, работают дома.
Муж приезжал на стройку несколько раз, был доволен качеством и темпом строительства и, главное, дешевизной. Рыкса это время жила в Твери возле подруженьки-княгинюшки. К 1 июля усадьба была "вчерне" поставлена и, чтобы не оставлять хозяйство без присмотра, хозяин привёз в поместье хозяйку с несколькими слугами. Артель, следуя традициям, разошлась по своим селищам, муж уехал на службу. "Гномик", получивший кучу упрёков за возникшую задержку, привёл через несколько дней другую артель.
В ту же ночь юную боярыню изнасиловали, слуг зарезали, а собак порубили.
Новые "артельщики" оказались разбойниками. Положение Рыксы было безвыходным: убежать она не могла — не знала здешних мест, здешних лесов. Для надёжности Ярёма приковал её за лодыжку к столбу в этом погребе, постоянно бил, насиловал и пугал смертью сына. Цепь не сняли даже когда стало понятно, что Рыкса беременна.
Усадьба была нужна разбойникам, чтобы отсидеться, укрыться от "хапков" Володши, но плотницкую артель они имитировали старательно. Ярёма заставлял своих работать, чтобы от безделья не свихнулись.
В конце октября Рыксу вдруг спешно вытащили из погреба, одели в парадную шубу и платки, вывели на край обрыва над Волгой. Где она, оглядываясь украдкой на стоящего в сторонке одного из "душегубов" с принесённым сыном на руках и приставленным дитяте к горлу ножом, старательно помахала ручкой приставшей к берегу лодке — муж пришёл.
Людей у боярина было мало, подвоха он не ожидал, но дрались его люди яро — половину ватажка положили. Уцелевшие в стычке разбойнички заставили, на радостях, юную боярыню плясать перед ними над окровавленным телом мужа, спьяну чуть не залюбили до смерти, и снова приковали.
С тех пор она так и сидела в погребе на цепи, ублажала своих тюремщиков, нянчила сына и ждала. Чего-то... Смерти, наверное.
Вместо смерти припёрся я.
— Господине... Смилуйся! Я ж никому никакого худа...! Я всё тебе сделаю! Я ж тебе всяко служить буду! Всякое желание твоё исполню! Христом богом клянуся! Душой и жизнью-ю-ю-ю! Пожале-е-е-й...
Снова начав подвывать, она сползла с полати на землю на коленки, развернулась ко мне задницей, вздёрнула подол на голову и. послюнявив пальцы, смазала слюной свои половые органы.
Всё это было проделано привычно, накатано до рутинности. Опять же Пушкин:
"Рвалась и плакала сначала...
Привыкла и довольна стала.
Привычка свыше нам дана:
Замена счастию она".
"Привычка"... есть. Вот счастья, почему-то, незаметно.
Её сын проснулся и стал внимательно рассматривать меня большими голубыми глазами. Как-то такая обстановочка...
Пауза встревожила женщину:
— Ты... это... чего? Может, тебе иначе как? Ты скажи — как ты хочешь. Может, мне встать? Или — лечь?
— Сперва — помыться.
И мы отправились искать замену сгоревшей бане и... И чего-нибудь скушать.
* * *
Эта история, при всей своей случайности, оказалась очень полезной для меня. Ибо явилась проявлением закономерности.
Дорожный разбой на "Святой Руси" происходит повседневно и повсеместно. Даже я, весьма тихий, мирный, законопослушный... которому кроме "белых изб" и "поташнивания" с тоски — ничего не нужно, сидя в Рябиновке, в Ельнинском захолустье, на кое-каком боковом, малоиспользуемом пути с Оки на Десну, и то — трижды за четыре года натыкался на оружные, кровавые дела с прохожими. Кастусь, мокша, пруссы-свежеватели...
Каждый случай — случайность. Вместе — закономерность.
А ведь были и другие эпизоды. Такого... криминально-транспортного сорта. Людоловский хуторок на Десне и утопленная там же "тайная княгиня", мой приход в Пердуновку и немедленная попытка отравления, приход в Паучью весь и похищение волхвами, приход в Смоленск и конфликт с бандой Толстого Очепа, поход в Вержавск и бедная Катерина...
При всём различии этих эпизодов у них есть общее: кто-то приходит и начинается драка. С кровью.
Чужой, пришлый — всегда враг или добыча. Это — элемент жизни. И мышления, и хозяйствования.
В 21 в. отношение аборигенов к туристу: "кошелёк на ножках". Индустрия туризма. Какими бы красивыми словами это не сопровождалось. Разница только в способе отнятия этого кошелька: взять денег за вход куда-нибудь — "На Провал. Чтобы не проваливался". Или — тихо "сдёрнуть лопатник" из кармана лоха во время разглядывания того же Провала.
В "Святой Руси" эти техники отнятия не развиты. Кроме церковников и правителей — те-то постоянно дерут "за вход".
Народ же святорусский предпочитает наше, исконно-посконное, "как с дедов-прадедов заведено". Так, как работает племенное мышление. Самоназвание разных племён — "настоящие люди". Остальные двуногие — лесные или степные зверушки. Не люди.
Всё, что можно взять с чужака — нужно взять. Включая его самого.
Такое родо-племенное, весьма ксенофобное мироощущение постоянно, пусть и неявно, фоном, звучит и в здешних разбойных делах, и в соответствующих статьях "Русской Правды". Народ живёт понятиями рода, общины, племени. Отнюдь не в терминах: Русь, русский народ, нация.
Наций здесь вообще нет — это сущности другой эпохи — Нового времени. Да, есть несколько тысяч церковников, которые говорят — "Русськая земля". Есть несколько десятков рюриковичей, которые, пока ещё, делят между собой всю эту землю, как единое целое, со всеми населяющими народами и племенами. Есть несколько тысяч дальних купцов, которые по этой земле ходят. Но остальные миллионы... просто режут "чужаков".
Как раз сейчас, в середине 12 в., ситуация начинает меняться: туризм появляется. В форме паломничества. И это настолько ломает стереотипы, настолько всех "напрягает", что Новгородский епископ Нифонт специально требует ограничить число паломников.
Легко понять, что собственно акт разбоя — нападение в целях хищения чужого имущества, совершённое с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия — есть лишь редкий эпизод в повседневной жизни разбойника-шиша.
Вопрос: а чем занимаются шиши в свободное от своего "шишкования" время? И где они его — свободное время — проводят?
В усадьбе у Рыксы я имел достаточно времени, занятого тупой, однообразной работой, чтобы подумать над этим. Расчищая дорожки, бесконечно кидая лопатой снег, построил классификацию русских шишей по указанному критерию.
Наиболее массовый вид разбоя на "Святой Руси" — "соседский". Мужички выбираются из селища на торговую дорогу, разбивают купеческий караван, собирают барахлишко и топают по домам.
Реакция именно на такой разбой вбита в статьи "Русской Правды", где речь идёт об ответственности "верьви" — общины, на чьей земле произошло злодеяние. Или ответственность боярина — главы общины другого типа, вотчины — за разбой его холопов.
Мирные жители, нормальные тихие селяне. Живут себе спокойненько, пашут земельку, платят подати, законов не нарушают. Изредка "хоббируют" — хобби у них такое. А что прохожих убивать-грабить нельзя... Не, это — не Закон Русский, это — новизны-выдумки. Вот наши деды-прадеды... кривичи-дреговичи-вятичи-словены...
Я на такое нарвался однажды под Гомелем. После чего Николай у меня и образовался.
Существенно, с точки зрения моей классификации — они дома живут. В тепле, под крышей, в своём налаженном, функционирующем хозяйстве. Разбой для них — редкий приработок. Типа бортничества или смолокурения. Исполняется в свободное от крестьянствования время. Отхожий промысел: "Могу — церкву поставить, могу — купчину зарезать". "Бабе на прикрасы".
Другой тип — "ушкуйники". Эти — дальние. Для них разбой — основной источник дохода. У них — два состояния.
Поход. Весной идут по выбранному маршруту. Торгуют и грабят. Соотношение этих двух функций — произвольное. Меняется от ватажка к ватажку, просто от времени года: туда идут весной — торгуют, назад осенью — грабят.
После похода возвращаются в свои города. Чтобы было, где продать награбленное, "продуванить". Грабят-то одно, а кушать-то хочется другое. Живут в городах или пригородах. Где и проводят зиму. Второе состояние: отдых, "дуванивание".
Для существования такого типа шишей нужны города, которые дают им приют, прокорм и защиту на время между сезонами разбоя.
Я уже вспоминал Тортугу и Хортицу из более поздних времён. Сейчас наиболее известны Берлады на Дунае и Кострома на Волге. Но самая большая "воровская малина" — Новгород. Сочетание олигархии с активной торговлей, делает этот город наиболее привлекательным для ворья со всей Руси.
Боярская олигархия, ограничение власти рюриковичей, особенности — не законодательства, но правоприменительной практики, привели к тому, что "С Новугорода выдачи нету". Точнее — нет выдачи удачливых шишей. Довести "ушкуйные" дела до суда — само по себе занятие весьма непростое. Но и после этого новгородский тысяцкий, который реально и принимает решения в Сместном суде, способен развалить любое обвинение.
Уточню: обвинение чужака против новгородца.
Новгородское беззаконие в форме судебного "лицеприятия", "неправедного суда" в пользу сограждан, крайне раздражает соседей. Известны несколько вариантов проявления этого... раздражения.
Ростик в середине века совмещал "кнут" и "пряник": при нём новгородцев в Смоленске кидали в поруб. Потом князь милостиво вносил залог, и их выпускали.
В следующем веке шведы с "Готского берега" попытались максимально чётко прописать в договоре всевозможные юридические коллизии. Эти немцы — как дети! Жизнь же богаче любого письменного документа! А уж "русская соображалка" в форме судебного решения новгородского тысяцкого...
Боголюбский просто рявкает и перекрывает подвоз хлеба. "Чёрные люди" в Новгороде бьют морды и "подпускают красного петуха" "белым людям". Бардак в Сместном суде несколько затихает. Потом... "И всё возвращается на круги своя".
Именно доведение до логического завершения маразма Новгородской судебной системы дало Ивану III повод лишить Новгород его вольностей и вырвать язык у вечевого колокола. "А неча лжу колоколить!".
Между этими двумя формами существования шишей — "соседями" и "ушкуйниками" есть третья — "краеведы".
Эти не ходят так далеко, как "ушкуйники", но и не гадят у своего порога, как "соседи".
"Пусть нету ни кола и ни двора,
Зато не платят королю налоги
Работники ножа и топора,
Романтики с большой дороги.
Прохожих ищем с ночи до утра,
Чужие сапоги протерли ноги
Работникам ножа и топора,
Романтикам с большой дороги.
Не желаем жить по другому,
Не желаем жить по другому,
Ходим мы по краю, ходим мы по краю,
Ходим мы по краю родному".
Вот тут и возникает вопрос: а где ж эти "романтики-краеведы" отмачивают свои "протёртые ноги"? Летом-то понятно: рыбку ловят, грибы-ягоды собирают, репу краденую на костре пекут. А зимой? Ведь "нету ни кола и ни двора"!
Загнать несколько десятков агрессивных вооружённых мужиков в какую-то сырую землянку в глухом лесу? Сколько трупов — и от железа, и от болезней — вы вытащите из землянки до начала следующего сезона? И не будет ли среди них — ваш собственный? А чем их кормить? Булки на ёлках не растут.
Отсутствие заранее подготовленной "тёплой избушки" делает сообщества "краеведов" неустойчивыми, самораспадающимися.
Не вдаваясь в подробный анализ, выделю четыре основные тенденции.
Шиши — соседи, но не "соседи". Выскочили из своей "верви" не "за околицу на минуточку", а дальше — за сотню-другую вёрст, отработали своё, набезобразничали за лето, вернулись в свою волость и "рассосались" по родным общинам.
Похоже на викингов. Сбегали-гробанули и назад, "к отеческим гробам". Треску ловить, коров доить.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |