Проявление в тварном мире вопреки советам симбионта выбило единственный поток сознания в созерцательное состояние, равнозначное обмороку. И действительно, мое тело в сокровищнице рухнуло, как подкошенное, Аюуо-то при переходе забыл вернуть в ипостась посоха.
Позже, конечно, я восстановил цепочку событий. И поразился выдержке группы Отжиг. Они почти закончили скидывать все в портал, когда мое тело, фантом на самом деле, резко засветилось, асалы превратились в слепящие радужные пятна. Потом тело стало как будто сотканным из чистого белого света, асалы играли запредельной красотой. В этот момент раэкапу взбесился, царапая в крошку пол, но и не решаясь прыгнуть на меня, а феникс на груди полностью раскрылся, став таким, как при рождении, и неистово запылал. Затем от меня стали во множестве отпочковываться призрачные шарики, а один даже стал вполне материальным и завис под потолком. На моих абсолютно белых глазах навернулись две пойманные Зефиром слезинки, при виде которых Интеграл издал настолько жалостливый звук, что вызвал слезы у всей группы, к тому моменту полностью очистившей помещение от всего ценного и таращившейся на меня с противоположного края портала, не решаясь уйти раньше, помня о моих последних словах. А когда радужка моих глаз приобрела свой янтарный оттенок на ярко оранжевом белке, я обратился к Интегралу, тут же ко мне вернулись все остальные краски, а посох исчез. Следом за приходом в нормальное состояние тела, его покинуло сознание, и оно кулем упало на подставленную раэкапу спину, вторым прыжком нырнувшую в зарябивший портал. Диртуд, Викзар, Норадлун и Шамольд замешкались, но приданное Отжистли ускорение забросило их в портал, сама она шагнула последней, едва успев проскочить.
Тиалпи надрывался из последних сил, коря себя за несусветную гордыню и необдуманно глупое обещание хитровану. Волей-неволей подчерпнутые в рабстве знания в критической ситуации применялись как родные, спасая от перегруза, помогая подавлять очаги сопротивления точечными ударами, направляя перья к самой границе расплывающегося инфэо, лишь на границе оно и выживало, борясь со своей неминуемой гибелью захватом все новых и новых участков замковых укреплений, пожирая вспугнутые близостью хатти эфирные узлы и нити, не способные оказывать должного сопротивление. Величайшим облегчением стал ушедший таинственный собрат Зефир — значит пора задействовать подарок и уходить самому. Феникс завис достаточно высоко над городом, исходящий от него жар не вредил никому, лишь освещал поднявшуюся панику — зрелище величественной огненной птицы, ни с того ни с сего атакующей Миттер и превращающий всех, посмевших ее атаковать, в живые факелы, не опасные для окружающих, вселяло священный ужас, посеявший семена хаоса, взросшие при пикировании оболочки на замковый донжон, похоронившей под собой вирапэш, завершивший выполнение поставленной задачи.
Никто не устоял на ногах, ощутив божественное присутствие. Миттар сперва вспыхнул свечкой, а потом прошла волна умиротворения, вылечившая покалечившихся в давках, погасившая пожары, сметшая абсолютно все чары. Никто из магов в станице и окрестностях холма больше не мог сплести ни единого инфэо — все разрушал сверкающий белизной хатти-Миттар. Не сразу опомнились и воины, пытавшиеся убивать непонятные шарики, глотавшие все инфэо, которые появлялись откуда-то из области центральных ворот и рассосредотачивались по всей крепости, не сразу бросились на холм помогать убивать появляющихся десятками тварей и оживших скелетов, как животных, так и глоров. А Фослив не сразу разглядел мэллорн и оценил приносимую им пользу, или вред — исторгаемые стали появляться в его корнях, заполонивших винные склады и дошедших до алтарной звезды внутреннего комплекса, непотрепанными, со всеми своими способностями.
Постепенно замок перестал светиться, и лишь алтарная звезда, сердце, продолжала матово гореть. В эту ночь все алтари Араса, попавшие в зону влияния Пречистого Храма, в том числе и груздевский, стали белыми. И каждый благославляюще зазвенел, знаменуя момент освещения замка Миттар. Даже самые новые и тайные, появившиеся после Крон-Ра.
И феникс стал ангелом, покаравшим нечестивцев и наградившим праведников. Графа Сивара постигла участь святого помазанника Араса, в глазах фанатиков, жителях его станицы и не только, долженствующего занимать верховную власть во всем Хофохе, самого обсуждаемого в королевстве и за его пределами.
Гардиодуд, все никак не могущий нарадоваться обновленному общему залу, ослеп окончательно в момент пробуждения в его Черьме ангела-феникса, за жадность наказавшего хитрого дварфа. Так молва могла бы говорить всем приезжающим остановиться в первоклассную гостиницу Феникс и тыкать в кого-то пальцем.
Глава 16. Стоянка
— Из него святой, как из меня пастушка! — буйно отмахнулась рульфка.
— Не ерепенься! Стаду вон пузо пора ублажать да баиньки класть, — одной рукой ударяя по пустому и оголодавшему барабану, второй делая неопределенный взмах, заставляя Шамольда пригнуться и пропустить над собой фальшарду из голубой слоистой стали на бразхаонском ясене.
— Йейли в постели!
Солнце взошло над гиблой рощей, больше похожей на лесок, но ни луча не пробивалось к вытянувшейся стоянке: сверху клубились шапки корабельных сосен, увешанные качелями с яркими эпифитами, осыпающими сплошной частокол бамбука яркой пыльцой, собираемой мелкими насекомыми. То ли по прихоти сошедшего здесь с ума друида, то ли как отголосок битвы здешней или имриксовской, но бамбук чувствовал себя вольготно, отмахивая при росте по метру в час. С востока роща окружена топкими торфяными болотами, выгибающими Тракт. С запада кипятком сероводородных источников, низвергающихся из вонючего озера на севере теплыми целебными водами, кишащими смертельно ядовитыми мелкими рачками. С юга ее прикрывает Призрачная Плешь — филиал Бразхаона, свободно дышащий плотоядными растительными легкими, не загаженными мягновскими шаманами, каждое растение здесь смертельно опасно и не встречается на территориях большого южного брата.
Одна только и радость у местных жителей, что наблюдать издалеча не пытающийся выйти за свои границы феномен, лакомой приманкой притягивающий к себе исторгнутую погань. Говорят, что в Гибелке на ничейной земле водятся баньши, расхаживают призраки с известными птицами на плечах. И все местные неустанно радуются — еще бы, две ближайших Призрачных Плеши — это вымершие пустыри, с которых ветра неустанно выдувают споры плесени, пожирающей поля и стада за многие версты от них.
Как-то раз Отжигу не представилось иного выбора, как морозить жижу под ногами и прикрываться от паров, пробираясь к заросшим лесом буграм, как проламываться через стебли бамбука с режущими кожу листьями и подстегивать рост побегов за своими спинами, дабы за деление, на которое они опережали погоню, никаких следов просеки не осталось. Удача улыбнулась отряду — они выбрались на поляну, облюбованную грибницей. А посетившая их светлая мысля подсказала выжечь только центр, иначе бамбук за ночь захватил стоянку. С тех пор на таких вот полянках и коротали наемники унылые дни, зализывая раны, пережидая неприятности. Ушлых, сумевших исхитриться и проникнуть в бамбуковый рай, кого отвадили, а с кем и договорились.
Несмотря на подкрадывающуюся середину утра, все трудились непокладая рук. Раздавший эликсиры Норадлун с четырьмя кольцами Отжистли поддерживал двух цвергов с помощниками, создающих под землей ухоронку с не меньшими размерами, чем давешняя сокровищница. Остальные сортировали награбленное из образовавшейся после поспешного сваливания ценностей в портал кучи.
Графы нит-Миттар-Фосливы оказались богаче многих герцогов, а может и короля. Шесть сундучков с платинами разных стран, сундуки с золотом и серебром. Тысячи и тысячи монет. Десятки драгоценных ваз, блюд, столовых приборов. Старинные артефакты в виде статуэток и непонятных артефактов. Штук двадцать манекенов, красующихся не только красивыми тряпками, но и стеганками, и клепанками, и кольчужными вариациями, и полными доспехами. Сотни ювелирных единиц с самыми разнообразными чарами: от выводящих чирьи на массивном старинном ожерелье изумительной красоты до Вздоха Бездны на медальоне с камнем в кулак. Ну и, конечно же, оружие в десятках наименований. Все это копилось веками.
Каждый нашел себе обновку, да и не одну. Пять кучек возвышались рядом с одной большой, постепенно упорядочивающейся. В отдалении, у самого края, уже стояли все манекены в своем полном облачении. Рядом возвышались частично заполненные прихваченные стойки для оружия. Открытые сундуки с монетами еще заполнялись — кругляши при вытрясании раскатились так, что золото и платина втаптывались в землю, и это не вызывало никаких эмоций — перегорели.
Азартная сортировка превратилась в работу. Убрать бы черепки да осколки не выдержавших столкновения с реальностью фарфоровых изделий, не активировать случайно амулет, не порезаться, не погнуть, не сломать, послать все к ялу и завалиться спать.
Вчера вечером Норадлун на славу потрудился, оставив аккуратную каемку с мощными грибами аж по колено дварфу, а в центре приятную травку. Мое еле дышащее тело устроил раэкапу, в противоположном конце образованного грибницей коридора, поприжав баранов и единорогов к самому краю. Никого ко мне не подпускал. Голова и спина покоились на его животе и мягком подбрюшье, вздымаясь в такт дыханию и непрерывному урчанию.
Рядом с ним лежали седельные сумки, рядком стояли палатки, далее горел обложенный камнем костер, запекая на вертеле жирную птичью тушку, пожираемую голодными раэкапскими глазами, не смеющими оставить меня. Еще дальше на прожженном Отжистли, первым делом отыскавшей Малыша-Жнича, участке темнел спуск в строящийся призванными подземный схрон. По здравым рассуждениям решили, что лучшего места не найти, хотя что греха таить, основным аргументом была неперемещаемость такого объема ценностей и жаба, душившая всех при одной только мысли оставить такой огромный куш бамбуку, лес перебьется, а еды вдоволь, справимся, сами землю рыть будем.
— Завянь, Вик, убью!
— Но там на каждого хватит фосливского циозита! Я хочу немедля начать сбывать безделушки!
— Нельзя! Иди спать.
— Дай!
— Спи, — бросила рульфка, подкрепив слова силовым приемом, вырубившим человека. — Тупица...
Прошел день. За вечер кучу худо-бедно рассортировали, начав второй этап дележа — подбору подходящих элементов амуниции. Ранее выбранное экспертная комиссия завершила чесать, что-то оставив, что-то в общаг вернув. Завтра предстояла полноценная экипировка с подбором нескольких комплектов — для наемников это прежде всего. Но Викзар уперся рогом — подавай ему долю, разреши хоть черепки и осколки сбагрить. Все шло к его выходу из Отжига — его мечта вот она, поблескивает желтым металлом. Он лично отковырял все монеты, подчистую траву обобрал. Он лучился энтузиазмом, не воспринимая никакие объяснения: Норадлун не может управлять рытьем и одновременно осматривать все артефакты, продавать в Хофохе ничего нельзя из-за конспирации и равнозначно самоубийству, пиратская вольница сама кого-хочешь продаст, связи в других королевствах не выдержат сора, а сбывать с бухты-барахты ценнейшие экземпляры оружейного или ювелирного искусства глупо, что в Хофохе ни титул, ни земли не суждено купить из-за тесной дружбы ограбленного с королем, и многое-многое другое. Все скатывалось как с гуся вода.
Вот лагерь, бдимый раэкапу, которого феникс согнал с насеста на охоту, и сам вынужден был вскоре отогнать бесцеремонно схватившего мою руку и ставшего исследовать браслет Норадлуна вместе с Диртудом, подскочившим еще раньше и успевшим до мага уложить меня на войлочную подстилку, подкласть подушку под голову и поставить рядом горящую лампадку с обогревающими чарами. Он спал от людей до баранов.
А я витал над кучей барахла, как муха над... Тут было столько мелочей, привлекающих внимание изяществом форм или содержимого, что смотрел, и смотрел, и смотрел. Почти у каждого предмета из прошлого тянулась своя история: горькая, сладкая, зеленая, мокрая, колючая, обжигающая.
Из сорезцательности я вышел почти сразу, как только Отжиг начал перепалку, перемывая мне косточки. Вопреки состоянию меня начали заполнять чувства. Мое "я" никак не ассоциировало себя с той... с тем, что защищал большой кот. Вот он я, а там... туда больно смотреть, там не могу быть я. Я сейчас цельный, достаточный, не утерявший ничего, что было бы не жалко. И тело... то тело не мое, я не такой! И я переместился подальше, я не хотел смотреть в ту сторону, но не мог не видеть еле дышащую оболочку, над которой такое...
Контрастные точки помогли забыть, не замечать. Отвлечься. От чего? Такой вопрос даже не приходил в голову, в сознание, ко мне, в общем. Текущее бытие не вызывало вопросов, не угрожало. Я исследовал яркие звезды среди россыпи драгоценностей.
Приелось. С сожалением я отметил, когда наметилась вдали светлая кромка, что та поляна и те растения не дают забвения, что настойчивое и не желанное хочет меня. Почему я? Зачем я? Перед взором еще не потухла острота воспоминания о звездах, отрезавшая от меня бесполезную подделку, когда я решил поближе рассмотреть цилиндрик, необычно влиявший на световые потоки.
Но где же звезды? Наверху тоже подделки. Может, надо забраться выше? Прочь, прочь от зова. Найти звезды! Полоса у горизонта посветлела не сильно, а облака не слишком отдалились, когда я вляпался в неожиданную преграду, а внизу возникла какофония, становившаяся тем сильнее, чем тщательнее я старался преодолеть препятствие на пути к удивительным, но спрятавшимся от меня звездам.
Силы стали неожиданно быстро заканчиваться, впервые ударив меня по лбу фактом своего существования. Что? Как? Почему? А звезды?.. Да вот же они: две яркие, и девять совсем еще крошечных, и еще три резвеньких и почти незаметных. Как я мог их пропустить!? Они удаляются от меня! Стойте! Да что за!.. Я хочу к звездам!.. Я уже лечу к вам!..
Обман! Стоило выбраться из липучки, как звезды исчезли... Нет! Их поглотило то... то... Или нет?.. Больно смотреть, но... но ведь вблизи звезды других не видишь. Может?.. А если?.. Ловушка? А зачем мне к звездам? И ворох других вопросов пронесся мимо меня. Я видел звезды!!! Вперед! Трудно... Но ведь и говорят, что через тернии к звездам!..
Наконец-то чудовищный крик прекратился, а черные слезы перестали течь из его глаз. Отжистли так и не смогла приблизиться, а уж тем более собирать эту черную жижу, как Диртуд, в пробирки с собранной эссенцией жизни, собранные после последнего боя у кромки Ремпту и скрепя сердце выделенные Норадлуном. Одна такая ялова слезинка, упав на землю, породила свалившее даже единорогов с баранами землетрясение, завалившее всю стоянку горой упавших веток, лиан и цветов. Ялова Бездна! Все чудом выжили, а вот скакуны разбежались. Единороги, может, и выживут в этой роще, и даже удастся их выловить, уж Гогьльтли точно, с ним прожито дольше и больше, чем с любым из команды. А с ездовыми баранами командир уже попрощалась, срывая злость на растительном мусоре, заполонившим все вокруг.
