Ни минутки нет, чтобы попробовать перенестись, чтобы... ни минутки...
Папа... пап, ты же не умер, нет?
Найди меня, папа... пожалуйста.
А потом мир исчезает... совсем исчезает. Совсем темно становится. Будто свет отключили.
Больно было везде — и во сне тоже. И проснулся он тоже оттого, что стало больно. Очень...
Он вскрикнул и дернулся, вырываясь из чужих хватких рук, но они не отпускали, и давили все сильней и сильней, пока он не закричал, вслепую отбиваясь... пытаясь отбиться... пытаясь...
Почему он ничего не видит? Почему?!
Вокруг чужие голоса, чужой смех... почему они смеются, когда кому-то больно?
Отпусти! Не хочу!
Нет...
А внутри жжет так, словно в него попали огненным шаром. Большим. Как мяч...
Пустите... больно же...
Я же умру... Не надо...
Он задыхается и бьется, пытаясь сбросить с глаз это темное, рвется и кричит... и не замечает, как постепенно затихает вокруг смех... как слабеют руки на его плечах... как внезапно затрясло пол...
От-пус-ти-те меня!
Отпусти!
Пол трясет все сильнее, слышится чей-то испуганный крик. И что-то рвется... ломается... рушится...
В глаза вдруг врывается свет, руки, почему-то сильные, отбрасывают в сторону серого демона, а голоса неожиданно становятся понятными:
— Не может быть!
— Как это получилось?
— Это ОН отнял силы у Майроса? Этот детеныш?!
— Не выпускайте его!
Очень хочется есть, но еды "эти" не дадут.
У них не хватает сил убить его — из разговоров понятно, что их колдун, как всегда, решил усилиться, забрав чужую магию, но что-то не вышло... Получилось наоборот, это он, Димка, смог перетянуть магию на себя, отбросить этого серого... И теперь он мог не подпускать их к себе. Угол какой-то грязной пещеры, холодный и сырой — все, что он мог удержать, все, что ему осталось. Рядом в камнях какая-то пакость, вроде червя, только большого и колючего, она все лезла к нему, рыбку обнюхивала. У него одна рыбка почему-то была в руке зажата, он не помнил, откуда. Тварь все лезла, и он отдал ей рыбку, чтоб отвязалась. Потом жалел, ведь никакой еды не было...
Они не могут его убить. Зато могут не выпускать из пещер — барьер поставили. И не давать еды. И постоянно изматывать...Он не мог спать, серые все время шумели рядом, кого-то грызли, швырялись в его сторону горящими ветками. Холодно-о... Ноги как льдышки... и в груди до сих пор что-то такое... как ледяные колючки шевелятся. А глаза болят и болят, и голова тоже, и сил нет уже... почти совсем.. Заснуть бы насовсем, чтоб больше ничего не видеть и не слышать. Дим больше не верит, что его найдут. Кто найдет тут... Заснуть. Закрыть глаза и все. Не выходит. В ушах шумит, кто-то плачет. Кажется?
— Дим - плачет тихий голос. Знакомый голос. — Где ты, Дим?
Где ты?
Дима-а!
В голосе Лешки такое отчаяние, что полузамерзший Дим невольно отвечает, забыв про серых и пакостную тварюшку, которая не найдя новой рыбы, пробует укусить его.
Я... здесь...
Леш? Откуда? Связь ведь не проходила. Снится, наверное...
Но он забывает про все, потому что голос наливается сумасшедшей радостью, и звенит, звенит так, что голова болит еще сильней.
Дим?! Дим.. Где? Димка... Где ты? Мне же не показалось? Дим!
Я... здесь... — сами собой шевелятся губы. Надо сказать про серых... надо сказать, чтобы побереглись... но он не успевает.
— Ты живой?!
Лешка. Это по-настоящему Лешка.
Я... да... кажется...
Серые, кажется, что-то почуяли. Толпятся рядом, тыкают в "стенку". От каждого толчка боль — словно по голове бьют. Не могу... Он снова начинает уплывать в темноту и оцепенение, но братик не дает:
— Дим! Где ты?!
Не знаю... Больно...
— Дим... — голос тормошит и дергает. — Дим, открой глаза, посмотри — где ты? И ищи нас!
Это Лешка. Он не отстанет. Дим даже улыбается на секунду, но в пересохшие губы будто впиваются колючки — трещинки...
— Леш? Это правда ты?... А я думал — снится.
— Иди домой! — тут же требует братишка. — Димка... ты можешь идти?
— Не знаю... Мне... меня... — он не знает, как объяснить. "Эти" не выпустят. Они уже колотят по слабенькой стенке в несколько рук разом, и Дим утыкается лицом в колени, чтоб не так больно...
А потом вдруг случается что-то непонятное. Словно в пещеру, прямо в руки Диму падает жар-птица из сказки. На руки, на лицо будто кто-то дохнул жаром. В грудь толкается горячее, по телу расходится тепло... и перед глазами светлеет, становится легче дышать. Так уже когда-то было... когда-то... не вспомнить... а, да, когда он болел, а Лешка как-то пробрался и "поделился", дал силы. Но ведь брата нет рядом? А сила есть, вот она...
— Иди сюда! Сюда! Прятки, Дим! Ищи! Дим, ищи!!!
Вот неугомонный...
— Прятки, Дим! Ищи меня! Ищи меня...
Серые бесятся все сильнее, но это уже не больно. Дим слизывает с губ что-то соленое и "толкает" барьер. Резко, изо всех сил. Так, что он врезается в пещеру, расплющивая почти всех серых о камень стен. За папу! Те трое, что у самого входа, опасливо пятятся, и Димка поворачивается к ним. За папу! За меня... Он успевает прижать двоих, один пропадает — ушел в телепорт? Гад. Еще встретимся.
Димка!
Сейчас, Леш... сейчас...
Ты тянешься к нему, зовущему, изо всех сил рвешься прочь из серой пещеры с кровавыми пятнами на стенах, из холода, из страха. Не хочу больше видеть это. Ни видеть, ни помнить, не хочу...
— Леш...
У Стражей всегда светло и солнечно, ему раньше так нравилось бывать на папиной работе... Но сейчас тут нет папы. И от света иногда глаза болят. А папины друзья только спрашивают и обследуют...
Ты не пострадал?
Ты что-нибудь вспомнил?
У него как-то странно нарушена аура. А магия при этом не пострадала. Так не бывает...
Ты не чувствуешь каких-нибудь изменений?
Ты ничего не вспомнил?
Он часто просыпается по ночам. Когда приходят плохие сны.
Нет, он не помнит, что снится, но это так страшно.
Стражи говорят, есть такие способы, чтоб не приходили кошмары. Учили, как расслабиться, как представить нужную картинку, настроиться на покой.
Но он пробовал, и это не помогло.
Никогда не помогает.
У него другое лекарство есть. Димка тихонько поворачивается на кровати и смотрит на младшего брата. Это Лешка вытащил его из того страшного места, которое он не помнит, Лешка помог вернуться домой. Лешка...
И глядя на Лешку, Дим понемножку успокаивается. Он дома. Все хорошо. Все будет хорошо.
А тот кусочек холода и злости, который иногда шевелится в груди, нестрашный. Он совсем редко просыпается...
- Здравствуй, Вадим Соловьев. Меня зовут Айвен, Иван по-твоему. Я твой новый... скажем так, старший друг.
Высокий мужчина в обычной белой рубашке (все Стражи носят белый, если они в Своде, а не среди людей) старался быть приветливым, но Дим мгновенно замкнулся. За этот год внимание Стражей его... достало, вот!
Вызовы прямо с уроков (а ребята каждый раз шепчутся, пока он собирает портфель и смотрят — кто-то с жалостью, а кто-то — как на урода), потом чужие пальцы на локте... Они же знают, как он не любит эти телепорты под присмотром, не любит чужие руки... а все равно посылают.
А потом — опять тесты. Бесконечные вопросы. "Око света", от которого ломит глаза и путаются мысли... Чужие руки на лбу. И все чаще — больно. Что они хотят, ну что им нужно еще, он же говорил, сколько раз говорил — не помнит он ничего! Не помнит!
Но время шло, и Стражи менялись один за другим, и он старался не злиться.... Не получалось.
— Здравствуйте. А где Эвген?
— Присядь... Вот так. Вадим, твой прежний куратор сейчас занят. Так что пока с тобой побуду я. Надеюсь, мы подружимся...
Подружимся... Дим недоверчиво смотрит на Стража. Все так говорят. А потом, когда понимают, что с вопросами не получается, вызывают телепатов или отправляют на гипноз. Или еще похуже.
Когда же его уже оставят в покое?..
Подружимся... два часа спустя Дим дрожащими руками застегивает рубашку, даже не пытаясь стереть оставшиеся от "наложения рук" следы. Голова еще разламывается, пальцы еле попадают по застежкам. Дим смаргивает слезы. Закусывает губу. Не будет он здесь плакать, не будет. Но все-таки... почему они никак не оставят его в покое?
Ненавижу...
— Дим... — завидев его, младшенький тут же бросает книжку, — Димка, тебе плохо? Ложись, ложись... Позвать, чтоб помогли?
Помогли — это значит позвать Стража. Только у них есть лекарства, которые за минуту залечивают раны. И боль снимают... И детям Стражи помогают без споров, голова перестанет сразу. Только... Димка трогает языком припухшую губу. Только вот видеть сейчас еще кого-то в белой рубашке совсем не хочется.
— Не надо. Так полежу.
Он закрывает глаза, потому что от яркого света виски ломит еще сильней. Вот так... темно и хорошо...
А братишка не уходит, топчется рядом, а потом на бок невесомо опускается любимый лохматый плед... Ой, Лешка, спасибо. Догадливый... Маленькие руки тихонько расправляют плед, прикрывая спину и ноги. Тихий нерешительный вздох... А потом край дивана прогибается под новой тяжестью, и маленькая ладошка осторожно касается лица...
— Эй! — глаза распахиваются разом, и рассерженный Димка быстро отдергивает голову, — Ты что?! Дурак какой...
Алешка еле слышно шипит и трясет рукой, словно обжегся. Ну да, эмпат же... Ну куда лезет?!
— Ну говорил же! — от злости у Димки пропадают все слова. — Говорил же — не трогай меня, когда со мной такое!
— Я чуть-чуть, — младший опускает голову, но в голосе ни капельки виноватости, — Немножко...
Вот голова упрямая.
— Немножко, — передразнивает Димка (а голова правда прояснилась... чуточку, самую капельку). — Самому же плохо будет!
— Ну и пусть. — Лешка независимо пожимает плечами. — На двоих-то немного.
— Балда.
Но спорить нет сил, и Дим кое-как пристраивает гудящую голову на подушку...
— Но Дим...
— Брысь отсюда.
Уже на самой грани сна, когда перед закрытыми глазами закружились золотистые облака и неясные цветные картинки, Дим снова ощутил касание. Осторожное... Но отругать упрямого братца не успел. Заснул.
— Дим... а ты кем станешь? Как папа — Стражем? Я вот хочу.
Дим отвечает не сразу. Раньше он бы сразу ответил "да". Он хотел... Стражи ведь не просто маги. Это самые лучшие, самые храбрые. Они следят, чтоб темные не нарушали перемирия, они выслеживают вампиров и демонов. И прорывы останавливают тоже они. И уже больше тысячи лет помогают маскировать магию от обычных людей, и спасают, если что. Стражами были и отец, и дед, а двоюродная бабушка и вовсе стала Координатором. Вошла в совет Стражей и живет в Своде Небес.
Димка тоже хотел быть Стражем. Папа даже стал его учить потихоньку... еще тогда. И он, конечно, хочет защищать... Лешку, Зайку мелкую. Маму... Да всех. Ведь прорывы сейчас стали чаще. Словно что-то гонит пришлых демонов из их прежнего мира. Надо защищать. Только...
— Дим?
В голосе младшего удивление, но Димка правда не знает, что ответить. В последнее время он слишком часто навещал Свод. Слишком внимательно смотрели на него люди в белых рубашках. Дим не знает, возьмут его в Стражи?
А хочет он этого вообще?
— Я не знаю...
— Вадим Соловьев? — возникший прямо посреди комнаты молодой Страж был строг и неприветлив. Лешка быстро встает навстречу:
— Димка заболел. Не трогайте его сегодня.
Не надо им ничего говорить. Для них это — не причина...
— Болен? — Страж как-то разом оказывается у кровати, всматривается... глаза пристальные и цепкие. Дим с трудом выдерживает этот взгляд. Так хочется закрыть глаза и не шевелиться. Совсем.
Лоб горит, губы горят, а в груди словно лед царапается. Надо было сказать, чтоб молчал... Лешка не понимает, почему Дим не хочет ничего Стражам говорить про болезнь. Почему этот жар и холод достают старшего брата недолго, всего три-четыре часа, но часто. Почти каждый месяц... и почему он не хочет помощи. А ему в такие дни хочется только молчать, потому что откуда-то накатывает злость... холодная, противная... И он врет Лешке, что это просто осложнение после простуды... пройдет. Оно правда быстро проходит. Обычно.
Но что сейчас скажет Страж?
И почему он стоит рядом с Лешкой? Непонятно, но почему-то Диму это не нравится...совсем. Что им надо от брата? Но Страж просто трогает Лешку за плечо.
— Сбегай-ка за водой, малыш. Сейчас мы поставим твоего брата на ноги.
Мелкий сияет и испаряется.
А Страж присаживается рядом.
— Очень плохо?
— Какая разница?
— Прости, Вадим. Мы просто... очень спешим.
— Что случилось?
Вопрос повисает в воздухе — вернулся Лешка с Димкиной любимой чашкой. Страж не глядя проводит над ней ладонью, и протягивает резко потеплевшую воду:
— Пей. И вставай.
— Да что случилось?
— Прорыв. Опять. На этот раз удалось захватить пленного.
..Стена разошлась, как занавеска, и Страж коснулся плеча, показывая, куда пройти.
Светлая, очень светлая комната. Темный изогнутый камень у стены. И на нем — человек. Нет. Не человек. Он повернул голову... серая кожа и красноватые глаза, которые словно вышли из кошмарного сна.
И что-то кольнуло в груди, шевельнулось, тяжело заворочалось... холодок. Холодок, который... Нет. Нет, пожалуйста, не надо! Не сейчас!
Страж что-то сказал — он не услышал. Он смотрел только на серого. Серого...
— Ссои ша? — шевельнулись бледно-серые губы.
"Шаман?"
Дима шатнуло. Как он... откуда он это узнал?!
Я не хочу... не хочу это знать!
— Ссои ша? Антэски симэ?
"Шаман" Пришел за мной?"
Ледяная колючка словно прострелила плечо, пронеслась по крови, острой иголочкой ударила-ужалила сердце...
Свод Небес Дим в тот день покинул не скоро. Когда он упал (вот же позорище, как девчонка из кино!), Стражи додумались вызвать маму... так что очнулся он под скандал. Мама разносила Стражей, те виновато что-то объясняли... Кажется, что они предприняли все меры безопасности, что такого не должно было случиться, что они недооценили глубину перенесенной мальчиком моральной травмы... и еще что-то, и еще....
