Стражи честно извинялись, и Дим правда верил, что они не хотели плохого. Но он все равно не останется здесь. Даже для лечения.
Домой. Пожалуйста...
Ему было страшно. Страшно, как никогда в жизни... хоть холодок сейчас молчал.
Домой. Подумать. Что теперь делать....
Холодок... нет, не холодок, — холод, лед! Он не просто так шевельнулся — он узнал своего.
Он и дома очень тихий. Такой тихий, что мама что-то почувствовала.
Заподозрила.
Присела рядом, обняла...
Держит...
— Ну, Дим, подними голову. Все будет хорошо.
— Правда?... — он старается улыбнуться, но губы как чужие.
— Правда, — какие у мамы глаза — покрасневшие, заплаканные, но ласковые... — Правда-правда, все будет хорошо. Ты же слышал, они больше не будут тебя вызывать без твоей просьбы. Только если сам захочешь. Мы так решили. Все будет хорошо, Дим...
— Да... Спасибо...
Он старается верить. Послушно ложится отдохнуть, закрывает глаза, улыбается в ответ на мамино обещание приготовить к вечеру "пир горой" с его любимым тортом "Графские развалины". Если б можно было все исправить тортом...
Он не знает, что делать.
Рассказать? Но что? Что ему стало плохо и показалось, что он знает этого серого? Что раз в два месяца у него поднимается температура, а в груди словно появляется второе сердце? Только холодное и противное... Рассказать?
И остаться в Своде надолго. Может и навсегда...
Промолчать?
Ведь ничего же не случилось. Он же мог все это время удерживать на привязи и холодок, и приступы злости? Значит, и дальше сможет. Только надо, чтоб никто не узнал.
— Леш.
— М-м-м? — глаза десятилетнего братишки отчаянно слипаются, но он все еще упрямо смотрит в дурацкий учебник. Да-а... Глядя на мучения Лешки с историей и кодексами, Димка может только радоваться, что его в Стражи не берут. Ну их... Дим как-нибудь проживет и без кодексов, и без Свода. Только младшего жалко. Скоро одни глаза останутся. Особенно если все это старание — зря. На первую ступень обучения младшего Соловьева приняли (почти всех берут = зубрить кодекс и историю можно запросто, Стражам не жалко), а вот дальше — неизвестно, возьмут, не возьмут... Сейчас с прорывами затишье, уже года полтора как ни одного не было.
— Спускайся, пора ужинать.
— Угу...
— Бросай свои учебники, слышишь? А то утоплю их в... — история вылетает из рук братца и прыгает на стол. — В варенье!
— Дим! — поднимает голову слегка рассерженный Леш... — Дим, сзади! Падай!
Дим бросается на пол, не думая и не рассуждая. Свистнувшие над головой стрелы с глухим звуком ударяют в стену. Левое плечо обжигает огнем... попали! перекатиться и отшвырнуть — кто там сзади? Чья тень ложится рядом? Незваные гости...
Правая рука уходит в замах — а их оказывается пятеро. Троих сбивает с ног и катит по полу, а двое... двое успели уйти с прицела. Рвутся к Лешке... Стоять! Стоять, подонки!
А левая рука повисает неживым грузом, и дома никого, только они... и эти.
Лешка как-то исхитряется отшвырнуть своих и уйти от стрелок. Взлететь, пропустив их под собой.
— Дим, держись! Осторожно...
Осторожнее... они встают. А голова кружится. И перед глазами — какая-то темная сетка... дрожит и слоится. Сеть? Они сеть достали? Опять — кому-то в лапы. Ну нет! Огонь от яда на стрелке доползает до груди... и холодок взрывается. Это так, словно его окатывают ледяной водой. А следом за пронзительным ледяным холодом приходит жар.
Плещет горячим в лицо. Рвется рычанием из горла. Поднимает руки ладонями вперед.
И приходит огонь...
Это случилось перед рассветом.
Дим проснулся и быстро сел на постели, не понимая...
Что такое?
Что его разбудило? Может, снова незваные гости? В доме было тихо. Даже мама с отчимом еще не вставали. За окном еле-еле светает, все серое-серое, как толченая полынь...
Что ж заставило так... ощетиниться? Словно рядом — та мерзкая тварь из другого мира, которую он по дурости вызвал в день рожденья Лешки. И по крови снова бегут знакомые иголочки... холод-жар... Почему проклятая ледышка снова проснулась?
"Ледышка" отозвалась злобной колючей болью, и, хватая ртом воздух, Дим падает на подушку. В ушах шумит... комната странно плывет перед глазами — сквозь узорный ковер словно прорастают чужие фигуры — серокожие... один, два...пять... двенадцать.
Шум рассыпается на слова — почему-то знакомые...
— Прячь след. Прячь, пока не почуяли!
— Не могу! Сил мало...
— Прячь! Не жалей. Сейчас найдем кого-нибудь из местных. Подпитаешься...
Что?!
Подпитаешься... подпитаешься... и шипящие голоса с резкими интонациями...подпитаешься... Раненая память, кое-как залеченная, дрожит под напором нового-старого-страшного... и сдается. Воспоминания взвились метельным вихрем, злым ранящим хороводом, показывая невидящие глаза мертвого отца... тянущуюся к лицу чужую руку... горячую боль и чужое удивленное лицо... серое, серое, серое! Вскипающая между ними сила, которую чужак тянет и смешивает, сила, которую отнимают, слабость и боль... И ниточка упрямства... отчаянного, железного, последнего... ты ничего не получишь, гадина, ты-меня-не-получишь! И руки, леденеющие от вернувшейся силы, смешанной с чужим холодом...
Дим хватается за спинку дивана, чтоб не упасть — груз вернувшихся воспоминаний давит на плечи, сжимает виски.
Так было... так тогда было...
Он тоже был "подпиткой", поэтому и не убили сразу. Он тоже... Только он не дал себя съесть, не отдал магию... отнял обратно, захватив и чужое...
Так было. Так он появился, холодок, который теперь не выгонишь... дрянь, которую приходится прятать от всех и держать на привязи! Из-за них... из-за таких, как эти! Дим сжимает кулаки.
Значит, подпитаться, хотите, да, твари пришлые?!
Он блокирует Лешку — не надо ему вмешиваться — и шагает в телепорт, даже не одеваясь.
Серые горы, серый стелющийся туман... гаснущая щель прорыва... темные фигуры, быстро подбирающие рассыпанные по земле мешки... Успел!
Дим делает шаг вперед, пока серые не успели уйти. Ждет, пока его заметят.
И руки сами раскрываются ладонями вперед...
Оказывается, Стражи нуждаются в нем! Даже в таком — не прошедшем обучение и не согласном на их присягу! Да еще с непонятно какими силами! Он и такой нужен! Слишком тяжело им сейчас приходится — новая волна прорывов заставила что-то заподозрить даже обычных людей. Еще б не заподозрить — когда люди пропадают уже не просто поодиночке в глухих местах, а целыми домами и даже небольшими поселками!
Стражи ловят пришлых, но они же не могут чуять прорывы, как Дим со своим "холодком". Так что они часто опаздывают...
Нет, он конечно, поможет. Папа учил их этому — защищать.
Но вот давить на него со своими правилами — не надо.
— Страж Соловьев! Что ты делаешь?
— Развлекаюсь, — Дим прячет досаду, напоказ аккуратно отряхивая ладони. — А в чем дело?
Пожилой Страж непонимающе оглядывает обстановку — ну да, грязно и малость дымно. Ну а что вы хотели от подземного племени? Демоны есть демоны, света от них ждать глупо.
— Развлекаешься? Здесь? Но...
— Ну не на светлых же магах мне тренироваться! — Дим вызывающе улыбается, но Страж Леонид терпит. Ну конечно...
Стражи вынуждены терпеть его закидоны — слишком он им нужен. И потерпят! За все хорошее.
Хорошо, что явились чуть позже основного момента тренировки. Совсем ни к чему им видеть, как Страж Соловьев пьет силы из попавшегося под руку демона. Могут не так понять. Хотя что тут понимать! Ему надо пополнять магию — во-первых, это полезно — у демонов, в отличие от Стражей, очень разные наборы сил. Пригодится. Во-вторых, это помогает держать под контролем Темного (так он привык называть холодок). Выплеснув злость, холодок притихает... В-третьих, он не железный — пахать по трое суток подряд...
— Страж Соловьев, ты нужен в Своде, — Леонид, наконец, вспоминает, зачем пришел.
— Прорыв?
— Нет, конфликт с демонами на...
— Нет.
— Что?!
— Нет. Мое дело прорывы. Вы же сами так говорили, — не то чтоб ему хотелось поругаться со Стражами, но сколько можно! Скоро ему на шею сядут и ножки свесят.
— Но это вынужденная мера! Борьба идет за очень важный артефакт, попавший к ним в руки. Если они воспользуются Пологом, то... Мы обязаны вернуть его!
— Возвращайте, — пожимает плечами Дим. И отламывает со стены друзу кристаллов — порадовать Зайку.
— Что ж. Я передам твой ответ... — медленно говорит Леонид. — Тогда мы вынуждены бросить в бой молодое пополнение.
Не хочешь драться за нас — отправим твоего брата, — услужливо переводит холодок.
Но Дим в переводе не нуждается. Опять впутываете Лешку, Светлые? Ладно. Пока это работает.
Но когда-нибудь я посчитаюсь за это.
— Не спеши, Соловьев-старший, — фигура в плаще с капюшоном (прямо-таки джедай из любимой Зойкиной мультяшки) старательно держит руки наотлет, демонстрируя мирные намерения. Самые мирные...
Старший. Хм...
Подлизывается, ясно. У них и младшим-то считаешься с восемнадцати-двадцати, а до тех пор тебя как бы и нет. А ему, Диму, шестнадцать. Можно гордиться.
— В смысле — не превращай тебя в пепел сразу? Идет, — Дим прислоняется к стене. — Ты успеешь сказать, зачем пришел в мой дом, демон.
А потом я решу, что с тобой делать.
— Мы просим тебя о... перемирии.
— Всего лишь? — "Соловьев-старший" не скрывает насмешки.
— Всего лишь просим. Ты ищешь пришлых и приходишь к нам. И убиваешь. Мы могли бы попробовать договориться с Советом... могли взять заложника из твоей семьи, ведь все знают, что твой брат...
— Тварь! — фигуру впечатало в стену раньше, чем он рукой шевельнул, — Не смей о моем брате, ты!
— Твой брат — твоя слабость... — выдыхают побелевшие губы демона. — Мы не тронем его. Никого из твоих, никого... Твоего отца убили пришлые. Не мы. Обрати свою ярость на них, мы поможем их выслеживать. Мы предлагаем тебе все — даже... корону... пощади...
Твой брат — твоя слабость...
У нее глаза, как небо в грозу — темно-синие. И такие же беспокойные... и красивые.
Лита, Лита...
Обманщица.
Он закрывал глаза на то, что она темная. И то, что она не нравилась холодку — тому никто не нравился. Он даже с Лешкой ее познакомил. Брат промолчал, хоть ему синеглазая красавица не понравилась сразу, а через день Дим подслушал, как та, что клялась ему в любви и черте чем еще, сговаривается прикончить его и семью...
Никому верить нельзя. Только своим.
А Лешка увлекся музыкой. Надо же... Но ничего. Пусть лучше музыкой... И успокаивает старшего, когда тот возвращается с рейдов. Научился передавать эмоции, даже не касаясь, вот и делится.
Иногда приходится одергивать.
Слишком рвется в бой, помогать. Не понимает, почему Стражам перенесли время практики на шестнадцатилетие. Да потому.
Твой брат — твоя слабость...
От мамы и отчима не осталось ничего. И эти похороны — такое же вранье, как и долг. Он должен защищать мир... он должен оберегать людей. Он должен, должен, должен... да к дьяволу все! Он должен заботиться о младших. Точка! А мир пусть катится куда хочет!
Он людям больше ничего не должен!
Подонки... скоты... террористы ублюдочные! Ненавижу!
Не трогай меня, Лешка! Не лезь!
Вот сейчас — не лезь, не вмешивайся, я-не-хочу-чтоб-мне-помогали, ясно?!
Уйди!
Но он не уходит, и Дим переносится очертя голову, куда угодно, лишь бы подальше, чувствуя, как растекается по крови колючий мороз...
Когда очень больно, так легко впустить в сердце холод... А с ним Тьму.
Мир надо менять. Весь.
К черту Стражей. Они не справляются. Люди чем-то похожи на демонов, страх для них куда действенней света.
Так пусть боятся!
Демонские Уровни — тот еще мирок. Сложный, с путаными интригами и дикими традициями. Например, слабых детей тут просто выкидывают. Спартанцы, блин. Зато и детей заводят по пять-семь, а то и больше. А в светлых семьях максимум трое-четверо. Неудивительно, что в последние годы Уровни набирают преимущество. Здесь, в пещерах, можно собрать целую армию. Вернее, сбить эту армию из кучи группировок, которые постоянно цапаются между собой. Наверное, именно благодаря бесконечным демонским междоусобицам Стражам пока удавалось сдерживать демонов под землей, не пуская их на поверхность. Иначе Уровни давно наплевали бы на все соглашения и рванули завоевывать место под солнцем. Просто они пока не определились, кто должен возглавлять это будущее победоносное нашествие. И определяться им, судя по всему, еще долго. Даже с помощью советника (того старикана, что явился просить о перемирии) Дим угробил полтора месяца, чтоб разобраться в местных тонкостях на тему, кто какими силами располагает, у кого какие слабости, да какие к кому пути-подходы.
Клан Саирит. Безбашенные оторвы, которым важней всего продемонстрировать свою несравненную крутость. Клан большой, но не в авторитете именно из-за этого стремления всем все доказывать. Этих Вадим подцепил на обещание всеобщего уважения.
Клан Аррахор. Ненавидят людей. Пообещай им, что они будут главней, чем ненавистные "человеки" — и они твои.
Клан Бархи. На грани уничтожения. Им защита нужна. Дай и пользуйся.
Клан Долински. Зациклены на древности рода. У Стражей нашлась бумажка, где этот род засветился в какой-то разборке еще лет шестьсот назад. Дим вручил этот документик главе рода и туманно намекнул на то, что знает место хранения древних архивов...
Клан Суры. Эти поклонялись драконам, притом — вот кретины — считали этих зверей вымершими. Пришлось отправляться к драконам.
Кажется, на Земле не осталось неисследованных уголков. Дотошные люди промерили Марианскую впадину, навертели скважин во льдах и поднялись в небо. Но, оказывается, есть и такое место, где уже не первое столетие могут спокойно спать двенадцать драконов.
Сахара. Бесконечные пески, выжаренные солнцем до белизны, горячий ветер и барханы, барханы. Если ты не саламандра и не можешь видеть сквозь раскаленный песок, то поиски практически бесполезны. Пропала же здесь когда-то целая персидская армия. До сих пор ищут. А драконы не крупнее армии...
Безжалостное солнце слепит глаза, на макушке словно кто-то блин решил поджарить. Кровь, кажется, скоро закипит. Горячий ветер кружит песок, дышит в лицо жаром. Ветер тоже не понимает, что нужно человеку на раскаленной сковородке песков.
И холодку тревожно. Холодок что-то чует.
Кого-то.
Вот они.
Золотые горы, от которых веет древним волшебством даже сквозь десятки метров песка.
Поработаем...
Даже с новыми силами Диму пришлось проработать больше двух часов, убирая слои песка, высвобождая скованное сотни лет назад тело. Вот, наконец, проступили очертания ящера — сложенные крылья прикрывают длинное туловище... подогнутая шея, скрытая под крылом голова... резной гребень... Еще немного телекинеза — и фигура дракона теряет последние остатки песка и отзывается на солнечный свет почти нестерпимым серебряным блеском.
