Острова. Шаанджита

Я обернулась.

Земля у ног моих растрескалась и пожелтела, и обернулась пропастью, глубокой, с клочковатым серым туманом на дне. В ужасе я шагнула назад и поняла, что стою посреди этой пропасти на вершине воздетой в небо скалы-"пальца", на площадке размером едва ли больше квадратного метра. Разум сразу же завопил, что это морок, потому что так — не бывает, но крики его стихли под напором глухого страха. В горле пересохло, тело окаменело, я не могла ни двигаться, ни думать, ни чувствовать — только смотреть вниз. Как долго это продолжалось — не знаю. Просто в какой-то момент я поняла, что если сяду сейчас, то так и умру — на этом месте — потому что сдвинуться больше не смогу. А еще поняла, что делать так нельзя.

Вы когда-нибудь шагали с обрыва? Вот так, просто, без страховок, парашюта за спиной или тех, кто поймает ниже. Я — шагнула. Вдохнула и медленно выдохнула, одновременно перенося вес на ногу, воздетую в воздух. Миг — и я оказалась в саду, вернулись краски, звуки, запахи, даже воздух другим стал, прежним. Лишь бешено колотящееся сердце и мокрая спина напоминали о произошедшим.

Я со всхлипом вздохнула. Сколько помню себя, всегда боялась высоты.

— Это не честно, — устало выдохнула я и зашагала дальше.

Я шла, сквозь густые кроны деревьев не в силах разглядеть Башню, но знала — она где-то там. Я на правильном пути. После того испытания, первого и такого ужасного, следующие показались едва не смешными. Запахи, от которых тошнило так, что я дважды останавливалась у кустов и оставляла на них свой обед. Звуки — от них взрывалась болью голова, и темнело в глазах. Мерзкий привкус во рту, от него мой желудок вновь попытался что-то исторгнуть.

Утираясь рукавом рубашки, я улыбалась через силу. Все привычно. Я и так это проходила.

Когда огнем загорелась кожа, и жар этот проник в тело, словно тысячи пчел разом укусили меня, захотелось кричать, но я стиснула зубы и продолжила идти, отрешаясь от дикой боли. И это я пережила.

Еще один поворот, и взгляду открылась Башня цвета дубовой коры, будто скрученная из стволов деревьев, переходящих наверху в простую и крепкую беседку под крышей. Она стояла, подсвеченная золотым, и я вновь восхитилась неведомым архитектором, создавшим все вокруг.

— Так вот ты какая, — прошептала я, чувствуя, как от восторга набухают на глазах слезы.

Видения перестали мучить. У ног не проваливалась земля, меня не ели, не пытались убить, усыпить или свести с ума, и я с тревогой ожидала главного. То, что это не все, чувствовалось сразу, и это не могло не пугать.

— Эх, отступать некуда, позади... позади прошлая жизнь, а я вперед иду.

Собственный голос успокоил, и я, не найдя лестницы, полезла вверх по сплетенным ветвям. Вопреки опасениям, путь этот оказался удобным, я почти достигла вершины, когда меня "накрыло".

Чужой разум вторгся в голову незваным визитером, ни разу не вежливый и не осторожный, и принялся выворачивать меня наизнанку. Мои мысли, чувства, мечты, убеждения... мою память. Деяния добрые и правильные, или постыдные и злые, заостряя внимание на последних. То, как отбирала конфеты у мелких или хотела своровать сережки у соседки, но вовремя вернула на место, не дав разгореться скандалу. Как едва не утопила кошку, просто так, из интереса "выплывет или нет", а когда выплыла, закинула в пруд вновь. Как камнем избила до заикания мальчишку, который сломал мою куклу. Как в старшие годы рассорила подругу с парнем, переключив его внимание на себя — тоже "из интереса". Как хотела убить себя и долго сидела в ванной, опухшими от слез глазами рассматривая вены и лезвие бритвы. Как врала, завидовала, изменяла. И каждый раз оправдывала себя, закидывая эти моменты на "чердак памяти" и постепенно забывая про них. Пройдясь по постыдным поступкам, разум переключился на неудачи в любви, комплексы, страхи, на случаи глухой злости и безнадеги, на беспомощность в отношении наглых и уверенных в себе, которые причиняли мне боль.

Тошнота подползала к горлу, тело трясло. Кажется, я рыдала, из последних сил цепляясь за ветви. Это было бы похоже на исповедь, честную и жестокую, — будь оно добровольным. Но я этого не желала и содрогалась, когда некто чужой выкапывал из глубин памяти очередные факты моей непутевой жизни.

Когда боль, казалось, стала невыносимой, я услышала голос:

— Это все — ты.

И нашла в себе силы принять этот факт и ответить:

— Да, это я.

Разума моего коснулся свет, белый, но почему-то теплый и ласковый. Он омыл душу, встряхнул тело и вымел лишнюю дурь из головы, утешая и баюкая, словно заботливая мать.

Очнулась я уже на верхней площадке. Как добралась сюда — не помню. Вокруг расстилалась засыпающая долина, тихая и прекрасная. Я шагнула к центру беседки и огладила краешек изогнутого ложа, свитого из ветвей. Прошептала, чувствуя, как откликаются и Башня, и долина, и окружающие нас горы:

— Здравствуй, Остров. Я пришла.