-В том числе,— я улыбнулся в ответ, после чего почувствовал, как неожиданно, сформированное, взрослое, прекрасное женское тело Елены прижалось ко мне со спины.
-Через три недели я смогу составить примерный перечень необходимого,— после этого, Елена отстранилась от меня и положила руку на мою ладонь, застывшую на дверной ручке,— Идем, Ваше Высочество.
-Конечно, Святейшая,— я беспечно улыбнулся ей в ответ.
* * *
Очередная встряска — и карета остановилась. Я медленно и неохотно приоткрыл глаза.
Злобное, словно насмехающееся надо мной и моим жалкими попытками урвать себе немного сна, когда это возможно, солнце, издевательски послало мне через слегка прикрытое шторой окно свой отвратительно светлый луч, отчего я поморщился и приоткрыл глаза. Сколько мы были в пути? Я нехотя присмотрелся к солнцу, после чего прикрыл глаза обратно. Судя по солнцу — сейчас около двух часов дня. Учитывая то, что выехали мы в одиннадцать часов вечера — три часа. Три часа, учитывая еще три часа ночью, до рассвета, прежде чем началась тренировка с Урсулой — шесть часов. Шесть часов сна за последние три дня — вот и все, на чем я держусь последнее время. Если бы не магическая подпитка — я бы давно умер, либо свалился в обморок от истощения. Но нет — только благодаря ей и крепкому черному чаю я могу держаться на плаву последние дни. Я смогу выспаться позже, после того, как перестану бояться того, что во время моего сна меня прирежет ближайший слуга.
-Ваше Высочество,— раздался приглушенный голос лакея из-за двери,— Позвольте?
Я приоткрыл глаза вновь, после чего спустил ноги с соседнего сидения и провел рукой по растрепанным волосам, выравнивая прическу.
-Конечно,— произнес я спокойным голосом, после чего дверца кареты отворилась, а стоящий за ней дворецкий, преклонив свою голову, подал мне руку.
Постепенно подобное становилось для меня рутиной — так что, почти не обращая внимания на подобное поведение, положил на раскрытую ладонь мужчины руку. Тот с благодарностью, насколько он мог его выразить, подставил мне свое плечо, после чего я медленно спустился по высоким ступенькам застекленной кареты.
Хотя Большинство карет и подобных дилижансы дворянства и выполняли лишь две функции — быстрое передвижение по заранее обустроенным крупным торговым магистралям и демонстрации богатства их владельца путем увековечивания его портрета цельнолитым золотым бюстом рядом с кучером — это не значило, что в мире не существовало подобных повозок, служащих исключительно для специфических и полностью стандартных целей передвижения. Конкретно в данный момент, обладая своим небольшим ростом я едва ли бы смог спуститься сам по ступенькам кареты — для того, чтобы добраться до этой небольшой деревушки мне пришлось воспользоваться ужасающе проходимым вариантом кареты, чья высота от земли и до салона была едва ли не с моей рост. Конечно, опираясь на лакея, мне приходилось почти прыгать по огромным ступеням.
Медленно ступив на землю, я моргнул несколько раз, привыкая к яркому летнему дневному солнцу. Скоро будет жарко.
-Где Королевская Стража?— задал я вопрос после того, как в несколько взглядов определил, что в данный момент меня окружали лишь несколько крупных дуболомов в стальных доспехах, а не полагающаяся мне небольшая армия телохранителей. Обнаружить, что я остался наедине с людьми, которым доверял меньше всего — было особенно неприятно.
-Ваша достойная стража и подчиненные Святейшей взяли на себя ответственность за то, чтобы объявить черни этой деревни о вашем прибытии,— улыбнувшись, поклонился мне мужчина,— Они прибыли за несколько минут до нас, так что я думаю, что крестьяне уже оповещены о прибытии Вашего Высочества.
-Прекрасно,— я моргнул еще пару раз, после чего перевел свой взгляд на дорогу перед нами. Покрытая десятисантиметровым слоем грязи и многочисленными ямами, оврагами, корнями растений —
она меньше всего походила на дорогу к столь знаменитому, хотя и в чрезвычайно узких кругах месту, как маленькая деревенька Кан.
Хотя, конечно — удивляться было нечему, на самом деле, для людей и для всех вокруг — данная деревня была просто маленьким поселением меньше, чем на пару сотен человек. Меньше денег, а если точнее — новобранцев и продуктов в бюджет, чем требуется для того, чтобы добраться до нее раз в полгода, когда ее все же навещали сборщики податей. Ожидать от нее красоты и ухоженности картинной европейской деревни было бы просто глупо.
Хотя и особенно глупо было бы пытаться найти эту красоту за несколько сотен метров от деревни, сзади от обычного проезда.
-Конечно же, позвольте вашим слугам понести вас,— мгновенно сориентировался на местности лакей и резко махнул стоящим солдатам. Двое из них с каменными лицами присели на одно колено друг перед другом, после чего вытянули и перекрестили руки, создавая своеобразный человеческий гамак.
-Благодарю вас за это,— я улыбнулся стражникам, после чего камердинеру, и присел. После того как я немного поерзал, устраиваясь поудобнее, солдаты поднялись, позволяя мне впервые за все время, что я нахожусь здесь — посмотреть на землю вокруг меня с высоты моего прошлого роста. Неожиданно, я осознал простую истину.
А я был весьма высоким,— подумал я на секунду, прежде чем скомандовал,— Вперед.
Следующие пять минут мы двигались вперед мерным шагом, в то время, как я вспоминал точные слова.
-На самом деле ее жилище хорошо защищено,— Елена подала мне чашечку чая и сама откинулась на спинку кресла,— Хотя и очень топорно. Инстинктивная магия позволила ей окружить свою лачугу мощнейшим скрывающим и отталкивающим барьером. На самом деле, даже опытный маг вроде меня потратил бы не один час, блуждая вокруг скрытой на самом видном месте берлоги, но благодаря определенным вашим особенностям...
Елена скосила взгляд на мою левую руку. Я слегка потер бинт, в данный момент полностью скрывавший всю мою ладонь и предплечье, доходивший до самого локтя, в несколько тугих оборотов покрывавший всю мою конечность.
-Вы сможете ее обнаружить,— Елена кивнула мне,— Но относительно ее обитательницы...
-Не могу поручиться ни за ее состояние, ни за ее психику в данный момент,— Елена слегка покачала головой,— С этим вам придется работать самой.
-Вполне понимаю, Леди Елена,— я улыбнулся,— Будьте добры, еще чашечку...
Вынырнул из воспоминаний я от того, что почувствовал нарастающую мигрень. Режущая, продолжительная боль все продолжала и продолжала нарастать, пока я не заметил, как начала чесаться левая рука. В этот момент я скомандовал страже остановиться.
-Спустите меня,— я произнес по слогам, почувствовав, как начал медленно начал нарастать зуд в области моей левой ладони. Постепенно, как будто моей руке начинал раздуваться маленький огонек, я почувствовал, как разливается тепло по моему телу и начала разгоняться кровь по организму. Верный признак того, что я находился на правильном пути,— Подождите меня здесь.
-Ваше Высочество, вы уверены?— вежливо поинтересовался камердинер.
-Да,— я спокойно произнес, после чего сделал первый шаг по засохшей грязи и пыли, покрывающей дорогу,— Я буду чуть позже. И не один.
-Ваше Высочество?— слегка по птичьи наклонил голову мужчина,— Это для него вы повелели привезти с собой чистую воду, одежду, мыло и двух горничных?
-Да,— просто ответил я,— Подготовьте место. И нагрейте воду.
-По вашему желанию, Ваше Высочество,— улыбнулся камердинер, после чего скомандовал страже,— Двигайтесь!
Спустя всего минуту я остался один.
-А ведь он даже вопроса не задал, куда я иду и нужно ли мне туда идти,— тихо произнес я вверх,— Мог бы и чуть тщательнее маскировать свою незаинтересованность в моей жизни.
-Как бы то ни было,— я сделал шаг вперед, чтобы пронаблюдать за тем, как пыль покрыла тонким слоем мои дорогие ботинки,— Это не так важно в данной ситуации. Мой единственный шанс ждет.
Интерлюдия 20: "Она"
Она не знала своего имени. Может оно у нее было, может нет. Те, с кем она иногда пересекалась, звали ее Ведьмой.
Она ни с кем не поддерживала контакт. Ей оставляли еду и воду на самом дальнем углу поселения каждую неделю. Никто не разговаривал с ней. Дети испуганно смотрели на нее через щели в закрытых ставнях, захлопывавшихся при каждом ее появлении. Даже взрослые, рослые мужчины сбегали от ее взгляды под защиту крепких деревянных стен и тряслись от страха, ожидая, когда она исчезнет вновь. Никто и никогда не выходил к ней навстречу. Никто не подходил к ее дому. Никто не общался с ней.
Ей не нравилась подобная жизнь.
Но, по крайней мере, она нравилась ей гораздо больше чем то, что было раньше. Намного раньше.
Несколько лет, она не знала сколько, она не умела считать, назад — все было по другому.
Она еще умела видеть, но сейчас она не жалела о том, что ослепла. Что ей видеть в этом мире?
Тогда она была совсем маленькой. Она видела таких же, как она вокруг — и тянулась к ним. К маленьким. К большим. К мужчинам. К женщинам. Искала друзей. Искала родителей. Искала учителей. Искала людей.
Но матери смотрели на нее с ужасом в глазах и настрого наказывали детям никогда не подходить к ней. Отцы боязливо отходили в тень при ее приближении и плевали ей в след, когда она проходила. Дети кидались камнями в нее сзади, из-за угла, но убегали с плачем, если она делала хоть шаг к ним. Именно тогда она узнала. Они не такие же. Они даже не похожи друг на друга.
Она всегда могла что-то, чего не могли другие. С самого детства она умела многое. Не то, что умеют простые люди.
Бродячий бешеный пес, что загрыз двух детей из деревни, стоило ей только встретится с ним впервые — поджав хвост, заскулив от страха, убежал из деревни с воем. Волчья стая, что была бичом всех окрестных деревень, ведомая не обычными инстинктами охотника, а дикой, необузданной кровожадностью монстра, ставшего в ее главе, убившая не один десяток задержавшихся после заката в лесу лесорубов и охотников, стоило ей войти в лес — испуганно разбегалась, как стая трусливых щенков.
Даже когда она отправилась в самую глубину леса, желая найти монстров, которыми пугали друг друга крестьяне — не смогла найти ни одного. Даже когда она чувствовала, что вот-вот настигнет свою цель — они бежали от нее. Как овцы от волка.
Она всегда знала, кто находится рядом. Для нее не существовало неожиданных появлений людей, сюрпризов. Она всегда чувствовала, если рядом кто-то есть. Не просто кто-то, а знала, кто именно. Она запоминала людей по тому, как они чувствовались — и никогда не ошибалась.
Она протягивала руку — и ветер подхватывал листья, тянул лепестки цветов в ее сторону.
Она протягивала палец — и вода, извиваясь, змеей ползла к ней по стенке колодца.
Она касалась огня — и огонь поднимался на ее ладонь, продолжая светить, греть. Не обжигать.
Она обладала тысячей талантов.
Ее ненавидели.
Она не знала, почему. Она всегда была такой. Ее ненавидели просто потому, что она была такой.
На самом деле, нет. Ее ненавидели не только за это.
То, что она умела многое — не означало, что она могла контролировать все, что она умела.
Всего малый инцидент. Гуляя по деревне, однажды, она забрела в большой амбар для хранения зерна, подготовленного к отправке в качестве дани. После чего, выскочившая из угла мышь испугала ее. В испуге она попыталась защититься. На ее зов ответило то, что оберегало ее в ее понимании.
Конечно, мышь сгорела. Как и весь амбар. Как и зерно.
Вынужденные отдать вместо подготовленного зерна собственный запас, крестьяне столкнулись с самой жестокой и ужасающей зимой за всю их жизнь. Многие умерли от голода, но те кто выжили — выжили с проклятием на губах. Проклятием ее имени.
С тех пор ее ненавидели. И боялись.
Была ли она виновата в этом? Да, пожалуй. Были ли они невиновны? Это тоже неправда.
Ее слишком боялись, чтобы попытаться от нее избавиться. Если точнее, то, конечно же, смельчаки находились. Но она всегда умела за себя постоять.
Они согласились просто забыть о том месте, где она живет. Они прятались при ее приближении, от ее жутких сил. Она была Ведьмой, дочерью Ведьмы. Она была магом. Живым доказательством, за что они должны были ненавидеть магов. За что их истребляли в прошлом. За что их стоит истреблять сейчас.
Они пытались привлечь церковь — но каждый раз церковь просто игнорировала их просьбы. Они пытались обратиться к местным лордам — но те просто отмахивались от их слов. И те просто сделали ее парией.
Тогда они ненавидели ее, но боялись.
Лишь однажды, казалось бы, однажды в жизни ей повезло. Лишь однажды она помнила, как испуганный, трясущийся мальчишка подошел к ней впервые в жизни. Он протянул ей руку и трясущимися от страха, синими губами прошептал 'Давай дружить'.
Тогда она не умела выводить крупных логических умозаключений. Она не стала думать о том, как мальчишка меньше нее вдруг смог, не смотря на все напутствия матери и постоянное притеснение ее.
Она не задумалась о том, как смог он вырваться из-под надзора родителей, в то время как она была рядом.
Она не заметила, как он дернулся, стоило ей подойти ближе, словно хотел убежать.
Не заметила.
А может быть не захотела замечать.
Он пообещал ей показать 'самое лучшее место на свете'. Она побежала за ним радостно, без всякой задней мысли. Он привел ее к действительно стоящему, красивому месту — обрыву на берегу реки. И столкнул вниз.
Она могла бы удержаться на месте. Может быть даже в воздухе. Могла бы защититься, чтобы не получить от десятка метров падения даже синяка. Но в тот момент она просто этого не захотела.
Упав — она сломалась. Физически — ребра, конечности, позвоночник, череп — она сломала себе все, что только было возможно — из-за удара она получила несколько открытым переломов, а внутренние повреждения ее организма мгновенно бы убили любого другого человека, не обладавшего ее способностями.
Но она просто осталась на месте, истекать крови, мучаться от боли. И смотреть вверх, в небо.
Ее способности были столь велики, что она могла бы, по своему желанию, даже залечить нанесенные ей этим падением раны, встать, и, словно бы ничего не случилось, отправиться обратно домой. Но физические травмы были для нее ничем. Лежа на земле, в тот момент она смотрела в небо совсем по другой причине.
Она лежала так не один час, и даже не один день. Она помнила, как появилось они и...
От резкого стука в дверь она вздрогнула.
Она замерла — впервые в жизни, в ее жизни, кто-то постучался к ней в дверь.
За то время, что она жила одна — никто и никогда даже не приближался к ее дому, опасаясь ее, того что она могла бы сделать с ними одним желанием. Нет, она не хотела этого — но и не отрицала, что могла.
Стук в дверь повторился еще раз и она вздрогнула вновь. Ей не показалось? Это не случайность? Кто-то правда стучится в ее дверь?
Она обратилась к своему восприятию, потянулась к стоящему перед дверью человеком — и вдруг застыла.
Мои чувства меняя обманывают?— неожиданно, ей стало страшно,— Я все же сошла с ума?
