А сейчас... Как она смеет?!
Ненавижу...
Эта неполнокровка с лицом отца, вечная память о ее, Лиз, слабости.. эта девчонка, от которой всегда были одни проблемы... вечное своеволие и непослушание, распроклятая тяга к танцам, демонское упорство... глаза Даниила на смуглом лице. Лиз могла подчинить любую феникс — как же получилось, что собственная дочь все время уходила из ее рук?
И сейчас бросает вызов. Позорит перед кланом. И все слышат!
— Замолчи. Сейчас же. Ты...
— У тебя есть шанс заставить меня замолчать. К бою!
Фениксы провожают их до Круговой пещеры. Только там можно наблюдать за поединком — там вдоль стен тянутся-открываются проемы, похожие на окна. Что-то вроде стекла, то ли сделанного кем-то в незапамятные времена, то ли природного феномена.
Под потолком закрепляют четыре факела, зажженных от Пламени.
Пламя будет свидетелем...
К бою! По телу прокатывается горячая волна с холодными вихрями ножей. Сердце не частит, и феникс по-боевому "топорщит перья", настроенный на драку и победу.
К бою!
Я должна победить, потому что Лиз нельзя оставлять править, нельзя... потому что еще немного и клан вымрет...
Я бы простила тебя за мою жизнь, за твою ненависть... я бы и суд, и приговор простила... но Анну тебе — не прощу. И то, что ты себя убедила — не бывает слишком высокой цены... что можно идти по трупам, если желание того стоит.
Нельзя так, мама, нельзя.
Нельзя предавать тех, за кого отвечаешь.
К бою!
Первый нож свистит в воздухе еще до конца ритуального поклона. Лина зло усмехнулась. Вот и начали.
И с этого мига остальной мир: фениксы-наблюдатели, серые пришельцы, серебристые металлические листы с невозможной правдой о фениксах — все это отодвинулось в сторону, растаяло... Осталось только Пламя на факелах — неровное, пляшущее, скрадывающее расстояние. И Лиз.
Соперница.
Все теперь неважно, все, только этот бой.
Собраться, феникс! Сосредоточиться...
Мягко сдвинуться в сторону, уводя тело от летящей смерти. Ничего. Это всего лишь нож.
Посмотреть на пламя... настроиться. Услышать тот почти неразличимый шорох, с которым замирает-замедляется время. Увидеть, как пляшущие в вечном неостановимом танце языки дрогнули, вскинулись... и замерли.
Есть. Плавно, удивительно плавно движутся шафранно-желтые лепестки огня. Медленно-медленно летят по воздуху ало-золотые искры. И брошенный клинок, отрываясь от руки, летит, будто сквозь воду — плавно, мягко.
Бешено горят глаза Лиз.
И тени не успевают за нами!
Шаг, уклон, промельк стали у лица... а Лиз уже совсем близко.
Нож долетает до стены, высекает искры... в стороны разлетаются каменные брызги...
Это последнее, что Лина успевает увидеть. Дальше мир суживается до предела — на Лиз.
Поединок с метанием ножей — не для фениксов. Метать клинки можно, если дерешься с чужаком. Но со своими — нет. Слишком велика собственная скорость, слишком медленно в сравнении с ним движутся в воздухе ножи...
Так что поединок для фениксов — это ближний бой.
И нацелен он — не в пример другим расам — не на убийство. Толку убивать, если твоя соперница через три минуты обратится пеплом и воскреснет. Да и слишком мало фениксов... слишком мало, чтоб позволять им убивать друг друга.
Нет, не убивать... не убить... Лина снова и снова уворачивается от ножа, отступает, отклоняется. Ловит удар, ставит блок. Стремительно пригибается, выставляя то одну, то другую руку.
Бой в два ножа, и уследить за обоими ох как трудно. Кажется, в руках Лиз мечется безумная рыбья стая — клинки словно вьются у запястий. И сами летят к цели, рвутся с ладоней, бьющими молниями простреливают загустевший упругий воздух.
Скрутка, уход вниз, перекат, атака. Мимо.
Попытка укола-отвести-тело-смещение... мимо.
Финт, бросок, нож почти достает горло — блок крестом, прижать руку, попробовать... мимо.
Ох! Блок! И клинок — у самого лица. Вывернуться... Больно руку... дьявол, дьявол! Холодок на обнажившейся коже — нож рассек рукав.
Ладно...
Быстрым нырком она обозначает удар в живот, вынуждая Лиз отшатнуться. И едва успевает отклонить голову из-под удара ногой. Преисподняя! Ну, мама...
Снова бьешь без правил. Хотя когда тебя это останавливало. Не со мной, не со мной...
"Дерешься — так всерьез, — сам собой всплыл в памяти суховатый голос матери. — Мы не рыцари, бьешь — так всерьез, правила к черту. Поняла? Поднимайся, хватит валяться!"
Привычные слова, привычная вспышка злости... и тревоги.
Тренировки, на которых мать побеждала в семидесяти случаях из ста. И нежданное спокойствие, появившееся точно из ниоткуда. Тридцать процентов все равно мои.
А это уже немало.
И глаза словно сами суживаются в расчетливом прищуре. На карте слишком многое, чтобы я позволила себе злиться.
Значит, не рассчитываем на рыцарство? Что ж, ладно. И сама тогда тоже... не рассчитывай.
Держись, мама.
Шаг, удар, блок, перекат, удар ногой под колено — оп-па! Полежим, поостынем! Удар в голову... почти получился — но только почти! А ну-ка, лови ответный!
Лина птицей взлетает на ноги, нарочито изящно, совсем не бойцовски уклоняется от ножа, свистнувшего у самой стопы. Мимо! Только искры снопом — и сломанный клинок. И бешеные глаза матери. Она все поняла, она все уловила — и осанку, и нарочито танцевальное движение, которым наглая неполнокровка ушла от ее ножа.
Сама хотела не по-рыцарски. Не злись теперь.
— Девчонка...
Лина не отвечает. Разговор во время поединка — нет уж. Это просто еще одно оружие. И в нем всегда побеждала Лиз.
— Ты все равно не победишь. — мать уже на ногах, но нападать не спешит. Просто кружит рядом, мягко, по-рысьи, ступая по неровному полу. — Не станешь главой клана.
Лина горько скривилась. От досады. Да-а. У кого что болит, тот о том и говорит. Да в гробу я видала твое главенство! Не веришь? Не поверишь... потому что не понимаешь, как это — не хотеть власти.
— Тебе не победить. Ты неполнокровка...всего лишь... даже не феникс.
Ах вот как. Долго же ты собиралась мне это сказать. Выбирала момент... что ж, выбрала. Только сама не понимаешь еще, как ты неправа. Ты не была в Своде, мама, ты не видела листков, написанных на давно мертвом языке. Наверное, и не поверишь, что как раз ты — не истинный феникс.
Ладно. Слова тоже оружие.
— Ты тоже... Елизавета Орешникова.
Мать побелела. Если б не видела, не поверила бы, что вот так, в один миг, с лица хладнокровной Лиз могут уйти все краски...
— Как ты меня назвала?!
— Твоей фамилией... мама. — Лина невольно напряглась, готовясь к броску и отражению атаки, но Лиз была слишком потрясена, чтобы нападать.
— Кто тебе сказал? — в голосе, всегда уверенном, вдруг проскользнула хрипотца. — Анна?
— Это неважно. Я знаю. Этого довольно.
— Ты никому не скажешь.
— Мама, разве в этом дело?! Ты...
— И она... И твои сообщницы. — Лиз уже не слушала и не слышала, — И твоего Стража я ТОЖЕ прикончу. Слышишь?! И его, и этого подонка!
Феникс "зашипел". Лина с усилием сдержала подступившее бешенство. От него пещера показалась багровой, а голос Лиз как-то отдалился, заглох — розовые губы шевелились, но Лина не слышала ни звука. Словно злость разделила их незримой стеной — мать и дочь. Им никогда не понять друг друга.
И пытаться не стоит. Если она, Лина, когда-нибудь поймет Лиз и станет такой же... будьте милосердны, прикончите... потому что она не хочет жить такой...
— Так и будет! Так и будет, ясно? — донесся до сознания ледяной голос.
Звук вернулся. И нормальное зрение — Лина увидела каждую морщинку на сжатых губах матери. И ощутила, как в ее собственном голосе хрустнул лед:
— Победи сначала.
И снова танец под градом ударов, под свист клинков. И снова кипение стали у лица, и вихревой туман вместо стен — при ускорении окружающее смазывается. Снова бьется на факелах Пламя, озаряя хищный блеск ножей и ненавидящие глаза матери. Лина почему-то видела только глаза... только глаза... словно именно в них сконцентрировалась вся угроза и злоба, какие скопились в этой небольшой пещере.
Звонко лопалась сталь под напором меча, — зазвучала в ушах песня барда прошлого века. Вместе с Лёшем слушали...
Тетива от натуги дымилась,
Смерть на копьях сидела, утробно урча,
В грязь валились враги, о пощаде крича,
Победившим сдаваясь на милость.
Клинок летит в горло, сблокировать и провести ответный... и фуэте, фуэте, уйти с линии удара. Фуэте, пинок носком сапожка и сразу кабриоль — уйти от удара по ногам. А потом жете. Гранд жете! Лови меня, раз так хочешь убить. Лови! А я вот не буду... И феникс обнимает крыльями, и тело летит, оставляя ненависть где-то внизу...
Но не все, оставаясь живыми,
В доброте сохранили сердца,
Защитив свое доброе имя
От заведомой лжи подлеца.
Прыжок, и нож свистит мимо, и кажется, за спиной крылья. В этот миг Лина понимает, что победит. Потому что не слабей и умеет не хуже. Потому что у нее есть любовь и вера, есть друзья и родные... а у матери лишь подчиненные и сообщники.
Хорошо, если конь закусил удила
И рука на копье поудобней легла,
Хорошо, если знаешь, откуда стрела,
Хуже, если по-подлому, из-за угла!
И снова удар и блок, и снова смерть мимо. Мимо! Лишь ветерок по щеке...
Еще немного, мама. Ты не можешь быть сильнее. Ты скоро ослабеешь. И я смогу отобрать твои ножи. Ты уже слабеешь. Твои силы, у кого б ты их не украла, небеспредельны. А взять их тебе больше неоткуда.
Я не хочу тебя убивать. Ты все-таки мама...
Но править тебе больше нельзя.
Раз! В руку ложится чужой клинок. Растворить...
Два! Второй нож.
Три! Гран-жете, и третий клинок, сверкнув алым в свете пламени, рвется из пальцев. Но смиряется и покорно исчезает. Четвертый. Пятый! И пьянящая сила вихрится вокруг, и стоит немалых усилий остановиться... Шесть и семь! Все!
Ну, мама, что будешь делать?
Ты не победишь... понимаешь?
Пещера уже не размыта, они сбросили скорость, и можно различить каждое лицо, прильнувшее к хрусталю с той стороны. Удивленные, радостные, настороженные... изумленные.
Лиз, непобедимая Лиз...проигрывает?
Дьявол! Ад и пламя...
Боль рванула лицо, обожгла ядовитым жаром, и сразу глаза залило алым. Кровь. Ее кровь... Но откуда? Ведь ножей больше не было...
У Лиз такая улыбка! Торжествующая, злая, уродующая лицо хуже раны.
Как больно...
Красное дерево?
Прятала... как подло, мама...
И во веки веков, и во все времена
Трус-предатель всегда презираем.
Враг есть враг, и война все равно есть война,
И темница тесна, и свобода одна,
И всегда на нее уповаем.
Откуда в пещере взялся Леш? Откуда рядом с ним Анна? Почему она, недавно умирающая, твердо стоит на ногах...
Умираю, и у меня бред. Наверное...
Иначе... иначе почему я вижу, как Пламя прыгает с факелов и окружает Лиз светящимся ореолом? А она кричит и падает...
Мерещится.
Но руки Лёша, руки, подхватывающие ее — они ж не мерещатся?
Нынче присно, во веки веков, старина
И цена есть цена, и вина есть вина,
И всегда хорошо, если честь спасена,
Если другом надежно прикрыта спина!
— Лина... Лина... — руки Лёша, перепачканные кровью, дрожащие, отвели с бледного лица темную волну волос, — Лина... Хранительница, рана поверхностная, что происходит?
— Подожди, — Хранительница повелительным жестом подзывает к себе Марта и полуодетую Марианну. — Вы двое, никого сюда не пускать. Белла, Стефания, проверьте, что с Елизаветой. И смотрите в оба, она все еще опасна. А ты, мальчик, не отпускай ее, грей, держи, как можешь... может, и вытянем.
— Но что с ней? Ведь порез всего лишь...
Анна качает головой:
— Красное дерево. Оно для нас как осина для вампиров. Если хоть щепка попадает в кровь, начинается реакция. Медленная, но...
— Делать что? — не слишком уважительно перебивает Лёш. — Я знаю, что вы умеете справляться и с красным деревом. Не теряйте времени!
— Даже не буду спрашивать, откуда знаешь. — буркнула немолодая феникс. И ладони ее бережно-мягко легли на виски правнучки. — Тише, тише... я ничего не отнимаю. Я только посмотрю. Тише... вот видишь, я даже поделюсь с тобой. Ну-ну..
С кем она говорит?! — не понял Март. Ведь девушка без сознания. Но пожилая дама шептала и шептала, обращаясь к кому-то невидимому, не отрывая ладоней от лица раненой... и наконец, выпрямившись, обратилась к Стражу:
— Так, пошли.
Парень сгреб раненую на руки мгновенно, прижал к себе и исчез вместе с Хранительницей. А Март остался у входа в хрустальную пещеру, пытаясь понять, как он во все это влип и что, глубокочтимые господа, теперь со всем этим делать.
Сначала его узнает Страж — ни разу в жизни его не видевший, затем в ходе милой беседы с братом мифического Белого Владыки их заносит в Свод Небес... Дичь какая-то. Как демон мог оказаться в Своде и, самое интересное, уйти оттуда целым? А теперь, изволите видеть, еще и фениксы! Да за один взгляд на свою пещеру это дикое племя готово растерзать на месте.. а тут...
Март вспомнил, что они ворвались не куда-нибудь, а именно в пещеру Пламени, и мысленно вздохнул...
..Пламя рванулось им навстречу гудящей стеной, яростной и жаркой. Март успел только глаза закрыть. И поэтому не сразу уловил, когда дикий жар отступил, отхлынул.
Успел только поймать взглядом странную, невозможную картинку — огонь, как живой, расступается перед Стражем, открывая скальную нишу и тело женщины на каменной плите...
— Сними девушек, — успевает сказать Страж, шагая в коридор с огненными стенками.
Девушек? Март только головой покачал. Страж не уставал его поражать. Пещера Феникс, причем абсолютно пустая (нонсенс!) живое пламя, демон за спиной (вот откуда он знает, что я не захочу его убить?), а его волнуют девушки! Где он, кстати, их узрел?
О. Вот где.
Девушки висели на стене. Оплетены и опутаны так, что он и нагота в глаза не бросалась. Почти не бросалась. Март мимолетно посетовал на фениксов, додумавшихся прикреплять пленниц так, что видишь в первое очередь не лицо... совсем не лицо... и потянулся к веревкам...
— М-м-м-м! — отчаянно возопила девушка.
Что это она? Тоже не доверяет демонам? Ну-ка, ну-ка...
Март аккуратно отклеил с ее губ пленку.
— Что?.. — начал он.
Но пленнице фениксов было не до его расовой принадлежности.
— Сначала наручники! — выдохнула рыжая пленница. — Веревки потом. Осторожно, чтоб ни щепки... нельзя... лучше сними их с цепи вместе со мной... а потом...
Что — потом, Март не расслышал, но идею насчет "снять" воспринял с одобрением. Да пожалуйста.
За спиной послышался стон, потом изумленное восклицание.
— Ты?
— А кого вы ждали увидеть? Я. Как вы себя чувствуете?
— Лизу, — вымолвил с усилием женский голос. — Лизу.. Она...Пламя защитило меня, не дало ей подойти... никому... Где Лиза?
— Сам очень хочу знать! Сейчас спросим... вставайте... осторожно.
