— Но разве ты не рассказал сенатору о ее заявлении, когда звонил с побережья?
— Рассказал и просил хранить все в тайне, пока мы не встретимся завтра, — ответил он.
— Почему?
— Там будет Абернети. Сенатор говорит, у него что-то есть. Надеюсь, это его письменные показания.
— Еще бы. Иначе как ты сможешь заключить сделку с Маллади?
Джош просто не мог сердиться. Хотя за последние сорок восемь часов он спал очень мало, он был на страже и до краев полон самоуверенности.
— Неужели надо сегодня цапаться? Честно говоря, я хочу кое-что проверить.
— Чего ради быть таким осторожным? У нас есть заявление Сюзи.
— Когда я намекну Келли о сделке с Маллади, я хочу, чтобы наши материалы были нерушимы. Его идиотская любовь к правде может всех нас размягчить, заставить делать поправки и заводить самих себя в тупик.
— И что ты хочешь проверить?
— Обвинение, устанавливало или нет Бюро слежку за Чингом. Все, как обычно.
— Ты скажешь Абернети, что мы не вызовем Маллади?
Джош медленно отвернулся от зеркала с выражением изумления на лице.
— Ты спятил, Финн? Чего ради мне это делать?
— Полагаю, нам стоит быть честными с ним.
— Ну, а я в эти дни не в том настроении. Пусть сам догадывается.
Он провел расческой по волосам.
— Пошли. Будет чертовски трудно поймать такси.
* * *
Сенатора и Люка мы встретили в коридоре недалеко от апартаментов епископа вскоре после того, как фотографы сделали снимки, о которых распорядился Джош, сняв Келли, епископа и сенатора. Но Келли уже ушел, сообщив отцу и Люку, что перед обедом намерен посетить как можно больше приемов.
— Вы оба будете завтра в Вексфорде? — спросил сенатор.
— Да уж, без нас вы не обойдетесь, сенатор, — ответил Джош, и они улыбнулись друг другу.
— Келли получил наш набросок речи? — спросил Джош Люка.
— Получил, — ответил Люк. — Но я не знаю, насколько он намерен использовать его. Всю последнюю ночь он писал и переписывал речь.
— Лейси и Молли вернулись?
— Мы говорили с ней пару часов назад. Она все еще на автостраде. Говорит, движение ужасное.
— Молли останется в Вексфорде?
— Нет. Она не хочет. Мы заказали ей номер в мотеле "Бернинг Оук". Это менее чем в миле от нас по дороге.
— А что Бенни?
— Его привезли сегодня утром. Келли говорил с самим министром юстиции. Тот не хотел никаких отелей, но мы уговорили его позволить поместить Бенни и охрану в "Коммодор". Это поблизости от шоссе Ист-Сайда, и его можно будет доставить в Федерал-Билдинг за двадцать минут. Бенни то и дело просит охрану позвонить Келли и напомнить, что он выступает в последний раз. Между прочим, Келли хотел позвонить окружному прокурору, который ведет дело Бенни, и попросить его прийти для беседы в комитет.
— Он это сделал? — быстро спросил Джош.
— Нет. Он сказал, что будет лучше, если эту проблему уладите вы.
— Думаю, нам следует посетить некоторые из приемов, — заметил сенатор.
— Это не повредит, — согласился Джош.
Мы шли по коридору, когда открылся лифт, и из него выскочил мужчина с камерой и тяжелой черной сумкой через плечо. Когда он прошел мимо, Джош неожиданно круто развернулся и позвал его по имени. Человек остановился, всмотрелся, а потом помчался назад, чтобы пожать Джошу руку. Оказалось, они были старыми друзьями. Неожиданно я увидел, что, когда Джош махнул на прощание рукой, и фотограф вошел в номер епископа, улыбка на лице моего друга угасла.
— Это фотограф Ассошиэйтед Пресс, которого я знаю по Вашингтону, — сообщил Джош, подойдя ко мне. — Он только что сказал мне, кто будет вторым оратором помимо Келли. Догадываешься, кто?
— Понятия не имею. Кто же?
— Джентайл. Он пошел договориться с епископом, чтобы тот попросил их вместе позировать для снимков.
Я остановился и уставился на Джоша.
— Джентайл?!
— Знаешь, как этот старый дурак держит в секрете имена ораторов до последней минуты? Мне следовало заподозрить, что он устроит нечто подобное. Давай расскажем Люку и старику.
Мы поспешили, чтобы догнать Люка и сенатора до того, как они подойдут к лифту. Когда мы все рассказали, сенатор в гневе опустил руку.
— Вот старый интриган!
Он поднял глаза на Джоша.
— Теперь мы ничего не можем предпринять, так, Майклз?
— Мы должны предупредить Келли, — сказал Джош. — На этой стадии я не хочу, чтобы он сфотографировался с Джентайлом. Как вы думаете, где он? — спросил Джош Люка.
— Полагаю, на одном из этих вечеров.
— На какой же он собирался?
— Он говорил, что намерен посетить все, — ответил сенатор.
— Я знаю о четырех, — сообщил Люк. — Один проводят журналисты, потом есть католическое благотворительное общество, Рыцари и Гэльское общество...
— Предлагаю разделиться, — сказал Джош. — Помещения, где проходят различные коктейли, указаны в размноженном списке, который они нам дали. Пусть каждый возьмет на себя одну вечеринку. Кто бы ни нашел Келли, пусть приведет его в фойе у большого бального зала. А я постараюсь выяснить, о чем будет говорить Джентайл. Пошли.
Я занялся вечером, которое проводило Гэльское общество, старая и влиятельная организация, объединяющая когда-то ирлано-американских муниципальных служащих, но теперь имевшая в своих рядах кроме ирландцев, евреев, итальянцев, поляков и даже русских. Чтобы стать членом общества надо было быть муниципальным служащим, врагом автоматизации и защитником идеи закрытия в летние месяцы всех городских канцелярий в 4 часа дня.
Я обнаружил вечеринку в маленьком бальном зале, забитом до самой двери. Я втиснулся внутрь и пошел через шумную, хохочущую толпу. У бара было полно народу, а шумный оркестр из пяти человек изо всех сил старался победить окружающий гвалт. Кругом виделись круглые, красные лица, подбородки, нависшие над тугими воротничками, окурки от сигар и сигарет, слышался громкий смех, решительные, торопливые голоса, заговорщицкий шепот. Но Келли Шеннона тут не было. В конце концов, я отказался от поисков и направился к выходу, чтобы пойти в фойе большого бального зала. Я вошел в набитую кабинку лифта и повернулся к панели с кнопками этажей, когда кто-то тронул меня за плечо и нажал кнопку с номером двадцать — наверх.
Я поднял голову и увидел улыбавшегося Келли. Некоторые могут купить лучшие вечерние костюмы и все же выглядят неловкими и помятыми, в то время как другие снимают с вешалки брюки и пиджаки и выглядят так, будто в них родились. Келли принадлежал к последним.
— А я вас везде искал, — сообщил он. — Я только что разминулся с Джошем на вечере Католического благотворительного общества.
— А что наверху? Еще один прием?
— Свидание, — ответил он. — Когда мы выйдем отсюда, я все расскажу.
Мы вышли на двадцатом этаже и пошли по тихому, напоминающему гробницу, холлу.
— Я только покинул последний коктейль, как меня разыскал один из людей епископа с запиской, — объяснил Келли. — Вторым оратором будет Джентайл, и епископ хочет, чтобы мы вместе сфотографировались.
— Как раз этого-то и не хочет Джош, Келли. Поэтому мы и старались вас найти.
— Не понимаю, как может повредить наша совместная фотография...
— Прокурор не фотографируется с обвиняемым, Келли.
— Мне кажется, мы уже давно согласились, что я не прокурор, и я не хочу уничтожать Феликса Джентайла. К тому же, я уже сказал епископу, что буду фотографироваться.
— А Джентайл? Он-то согласился?
— Я только что говорил с ним по телефону. Он не возражает. Между прочим, он очень приятный человек.
— Это не соответствует вашей роли.
— Да, чепуха, — мягко сказал он. — Это здесь.
Прозвенел звонок, и дверь открыл молодой человек с каменным лицом, который глянул на Келли, а потом молча отступил в сторону.
Когда мы вошли в гостиную, из спальни вышел, протягивая руку, улыбавшийся Джентайл. Он выглядел старше, и я подумал, что впечатляющая атмосфера уверенности, которую он создал в тот день в Сити-Холле, была не столь уж и сильна. Но все же он производил впечатление. Я подумал про себя, что если бы Голливуду понадобился человек на роль государственного секретаря, они могли бы предложить роль этому красивому человеку в великолепном вечернем костюме с седыми вьющимися волосами, который выглядел так сдержанно и представительно.
— Я знаю, что нам предстоит вместе позировать для фотографии, конгрессмен, — произнес он. Потом он повернулся к молодому человеку. — Фотографы вызваны, Харольд?
— Они идут сюда.
— Это Харольд Нокс, один из моих советников, — с улыбкой представил его Джентайл. — Он считает, что я не должен фотографироваться с вами.
— А это один из моих советников, Финн Маккул. Он считает, что я не должен фотографироваться с вами, — ответил Келли.
— Может, мы забудем на сегодня политику? — предложил Джентайл.
Зазвенел звонок, и комнату заполнили фотографы. Как, без сомнения, поступали все фотографы со времен Дагера, они критиковали освещение, бесцеремонно отдавали распоряжения Келли и Джентайлу встать то так, то эдак, сделали фантастическое количество снимков, которое они никогда не используют, приняли выпивку, а уйдя, оставили бесчисленные следы своего короткого визита: сигареты, использованные лампы-вспышки, сдвинутую мебель.
— Харольд, вы не сообщите епископу, что фотографии сделаны? — попросил Джентайл, своего помощника. Тот кивнул и, бросив на нас горький взгляд, вышел.
— В нашем распоряжении примерно полчаса, — заметил Джентайл. — Хотите что-нибудь выпить?
Келли взял шотландское виски с водой, я хлебнул водку с водой и льдом, а Джентайл виски со льдом.
— Полагаю, мы увидим всех, — сказал Джентайл. — Вы догадывались, что я разделю с вами трибуну?
— Нет. Честно говоря, я думал, это будет кто-нибудь из Вашингтона.
— Подождите, вот будет шум, когда мы войдем, — со смехом заметил Джентайл. — Уж поверьте, епископ умеет устраивать интересные вечера.
— Это мой первый обед здесь, — сказал Келли, — но я слышал об этом.
— А у меня второй, — сообщил Джентайл. — Первый был почти восемь лет назад, когда я впервые баллотировался в мэры. Я рад, что оставил Сити-Холл, хотя избирательная компания не шутка.
Он поднял бокал и поверх его края стал изучать Келли.
— Вы намерены баллотироваться, конгрессмен?
— Мне всегда говорили, что в политике является плохим тоном говорить о чем-либо иначе, чем на пресс-конференции, или перед аудиторией не менее десяти тысяч человек, — с улыбкой ответил Келли.
— Я вижу, у вас прекрасные советники, — со смехом произнес Джентайл. Потом сказал почти небрежно: — Между прочим, комитет делает хорошую работу...
Я задержал дыхание и бросил на Келли предостерегающий взгляд: "Держитесь подальше от мелей".
— Мне жаль, что все это ударило так близко к вам, — сказал Келли. — Вы спрашивали Сондерса об этих обвинениях?
Я мог только закрыть глаза и надеяться на лучшее.
— В тот день, когда ваш свидетель... толстый, маленький человечек...
— Бенни Джелло?
— Да, он. Когда он заявил, что проводил эти дела с Чаком, я позвонил Чаку. Он божился — потом он делал это много раз — что не знал Джелло, никогда с ним не встречался, а Ремингтона знал лишь как юриста, у которого были проблемы с алкоголем.
Его голос стал сдавленным, было очевидно, что напряжение внутри него растет. Когда он поднял бокал, его рука слегка дрожала.
— Вы давно знаете Сондерса?
— Мы жили в одной комнате в школе Фэррингтон, потом в Иельском университете. Вместе пошли в армию, вместе отправились за океан, оба служили на азиатском театре военных действий. Через год после того, как я стал работать в госдепе, он приехал в Вашингтон и работал со мной в китайском отделе. Мы несколько лет жили в одной квартире, пока, как вы знаете, я не женился на его сестре. Не думаю, что есть человек более близкий мне, чем Чак Сондерс.
И он пожал плечами.
— Что я могу сказать? Я вручил бы ему свою жизнь, не задавая никаких вопросов. Даже сегодня.
"Кого ты обманываешь?" — мысленно говорил я, крепко сжимая зубы, чтобы удержать вопрос. "Как насчет Нины, Сюзи и Чинга? И как быть с визитом к министру юстиции с просьбой снизить залог за Чинга?"
— Вы долго были в Вашингтоне, мистер Джентайл? — спросил я.
— Несколько лет. Кажется, вы были там в это же время, в комитете сенатора Шеннона, не так ли?
— Я был в нескольких комитетах: по военному имуществу, безопасности дорог, потребительских товаров, зверствах во Вьетнаме, пекинской пропаганде, ну и в комитете Шеннона. Я работал с сенатором несколько лет. Странно, что мы не встречались...
— Думаю, мы могли бы встретиться, если бы сенатор продолжал свое расследование в госдепартаменте, — произнес Джентайл почти мягко.
— Возможно, — ответил я, и наши глаза встретились.
— Вам там нравилось? — спросил Келли.
— Работа мне очень нравилась, а вот город — нет. Иногда мне казалось, что это город каких-то снайперов, а не законодателей. А иногда я жалею, что покинул госдепартамент, — сообщил Джентайл. — Я всегда чувствовал, что делаю там нечто стоящее.
Слова выскочили раньше, чем я смог их остановить. Я знал, что они звучат резко и слегка презрительно.
— Так зачем же вы оттуда ушли?
— Партия считала, что я могу победить, если буду баллотироваться в мэры, — безмятежно ответил он.
— А если бы вам вновь пришлось решать? — спросил Келли.
— Я бы никогда не оставил госдепартамент, — последовал быстрый ответ. — Здесь могут хорошо принимать, но в Сити-Холле вы, как слон, и здесь ничего не забывают.
Он сказал это с такой грустью, с такой искренностью, что Келли засмеялся, и честно говоря, даже я улыбнулся.
Мысленно я вновь обратился к Джошу, пиля самого себя. Как мог этот улыбающийся, выдающийся американец предавать свою страну, заключая сделки с пекинским агентом? В этом же нет никакой логики! Потом я неожиданно вспомнил, что говорил много лет назад один старый мудрый государственный деятель: "Не грязные, грубые и малообразованные люди являются злодеями в нашей истории, но милые, наделенные блестящим образованием, воспитанием и богатством люди, которые предают свою страну по мотивам, очень часто шокирующим общество..."
Как Джентайл. Захватят ли его тиски скандала, или его ждет блестящее будущее?
Келли и Джентайл с оживлением обменивались воспоминаниями о Вашингтоне и некоторых личностях, когда я, наконец, поставил на стол бокал, как если бы ставил точку.
— Похоже, нам пора идти, — сказал Келли, вставая. — Было очень приятно познакомиться с вами.
— Я уверен, мы еще часто будем встречаться или, по крайней мере, слышать друг о друге до ноября, — ответил Джентайл, и они пожали друг другу руки.
— Возможно, — произнес Келли. — Да, насчет трибуны...
Втроем мы вошли в лифт, доставивший нас в маленькое фойе у бального зала, где нас приветствовал епископ, который устроил грандиозное шоу, проковыляв к нам неверной походкой и взяв Келли и Джентайла под руки. Конечно, присутствующие там же фотографы нащелкали новые снимки. Фойе было заполнено влиятельными политиками, и по их взглядам и перешептыванию, я понял, что весь город будет болтать об этих новостях еще до окончания обеда.
