Но только перелететь десятидневный перелет через море эти вестовые птицы не могли.
И вот тогда, когда войска, готовые на любые приказы, но отрезанные от наиболее высоких уровней стратегического командования, эти приказы и отдающие — хаотичная и дифференцированная природа торговцев показала себя во всей красе.
Отрезанные от своих чудо птиц и командиров, высокотренированные и вооруженные, но шаблонные и неповоротливые отряды солдат становились легкой добычей для засад полу-наемных, но почти полностью независимых от штаба банд республиканцев. Заскрипевший неожиданно из-за длительно доставляющихся приказов от штаба механизм получал удары от почти разбойничьих отрядов, лишить командования которые было невозможно по причине отсутствия оного. А лишенные возможности системной зачистки врага воины оказались уязвимы перед партизанской тактикой солдат противника.
Четыре месяца неудачной войны стоили жизней тысячам солдат, упущенной прибыли сотням торговцев но, что главное — они стоили народу веры в непобедимость военной машины Империи, ее величайшей гордости и главного достижения Императора-Солнце.
А значит — они стоили веры народа в непобедимость Тирана-Чудотворца.
Конечно, это ни было моментальным сломом, событием, что враз опрокинуло бы невероятную репрессионную машину Империи или дало из ниоткуда ресурсы остаткам настоящей аристократии империи, приверженцам старой веры, рабам и просто протестующим для того, чтобы свергнуть, пожалуй, самого значительного монарха Сшанджи в ее истории, но падение идолов начинается с развенчивания легенд. И Александр не мог сказать, было ли это плохо и хорошо.
С одной стороны — когда-то он клялся на верность монарху, восхищенно смотрел на список его достижений, нервно переминался с ноги на ногу перед его маленьким кабинетом, подготавливая в уме произносимые отчетные фразы. С другой стороны — не то, чтобы Александр был сильно против свержения тирана, запомнившегося вырезанием своих противников вплоть до грудных младенцев, предательством сторонников и привлечением на свою сторону людей подкупом, разрешением на проведение бесчинств, а поговаривали, иногда и собственным телом.
Как бы то ни было, сейчас имперская армия перестраивалась на нужный лад, училась воевать совсем не так, как ее учили с самого ее основания, но поскольку эту война она вела на поле противника, где опыт и многолетняя практика пока перевешивали превосходство дисциплины и обмундирования, шла война со скрипом, медленно и кровопролитно для обоих сторон. Солдаты Сшанджи убивали по нескольку наемников за раз, но потеря даже одного солдата могла серьезно сказаться на морали и силе отряда, для которых понятие боевого братства, сработанности и длительного обучения были не пустым звуком. В конце концов, для Сшанджи армия была профессиональной, так что обучение даже одного новобранца занимала шесть месяцев, время, достаточное для обучения шести солдат республики.
Конечно, вопроса о том, кто победит в этой войне не стояло, как бы отчаянно не сопротивлялись и упорно не наносили обидные поражения торговцы, но война обещала продлиться еще немало времени, как минимум еще четыре месяца, полгода в худшем случае. И такая победа могла оказаться слишком дорогой по итогу — затратив невероятный людской ресурс, деньги, материалы для экипировки и утратив немалое доверие народа все, что получал в итоге Винсент — полуразрушенную истощенную войной землю и остатки былых богатств, потраченных на войну. Но и отступать было нельзя — тогда не смотря на все невероятные достижения Императора, недовольные шепотки пойдут по Империи — и смогут дойти до нужных ушей. Так что все, что оставалось сейчас у Сшанджи — это переть напролом, готовясь получить от войны ничтожные трофеи за огромную цену. Но после этого — что-то должно будет вернуть народу веру в Непобедимого Императора.
Александр перенес взгляд на лежащую перед собой карту, после чего нашел интересующий его участок, располагавшийся фактически напротив Империи за морем.
Быть может, полгода потребуется им на то, чтобы окончательно разобраться с Торговыми Республиками, затем некоторое время потребуется на то, чтобы нормализовать обстановку в Сшанджи, пошатнувшуюся после неудачной военной компании, организовать новую экспедицию с учетом всех предыдущих ошибок, собрать силы достаточные для того, чтобы избежать провала быстрой компании, но быть может через год, плюс-минус пара месяцев — вариантов больше не было.
Нова должна пасть.
И если уж эта компания окажется неудачной — что ж, возможно, старые аристократы и сторонники вырезанных подручных напомнят о том, что Император уничтожил все же не всех своих врагов.
Интерлюдия 30: "Люция"
Люция отставила от себя кружку чая, после чего улыбнулась сестре.
-Конечно, внедрение системы прошло не без эксцессов,— на этом моменте старшая из сестер позволила себе немного нахмуриться,— Но вполне удовлетворительно. Нам удалось получить как минимум значительный приток денежных средств, а также создать достойную базу как для финансирования необходимых производств, так и для организации дальнейшего сотрудничества с остальными торговыми домами, и, что не менее важно — используя подобные пути мы сможем оказать поддержку сопротивляющимся республикам. Почти идеальное исполнение.
-Почти,— одного слова Синистры, сделала она это специально или нет, оказалось достаточно, чтобы у Люции непроизвольно дернулась щека,— Кем бы ни была юная королева, но стоит признать ее ход дорого обошелся нам — и нашему проекту.
-Не невосстановимо дорого, впрочем,— Люция потерла переносицу,— Но отрицать тот факт, что она смогла если не срежиссировать нужную и обширную постановку, то как минимум разыграть правильно все карты на руках — нельзя. К тому же ее решение, введение массового последовательного производства — удивительно, что она смогла организовать то, что мы обсуждали лишь на теоретическом уровне.
-Девчонка умна и опасна,— Синистра пожала плечами,— Даже если не сама, то как минимум ее идеологическое значение и способности как ширмы переоценить трудно. Если даже легитимный монарх поддерживает происходящее — кто мы такие, чтобы сомневаться в ее решении?
-Подозреваешь кого-то конкретного?— Люция подняла одну бровь немного.
-Елена, Джулиана, Истинная Королева,— начала перечислять младшая Астурия,— Либо...
-Точно не последний вариант,— Люция тем не менее сразу же отбросила все догадки родственницы,— Его никогда не интересовала политика — и предпосылок к изменению статус-кво пока не наблюдалось.
-Тогда для нас существует лишь три варианта,— Синистра вздохнула,— Все зависит от того, к кому сводятся убийства.
Люция вздохнула,— Ничего конкретного, как обычно.
О да, Резня стала не то, чтобы новостью для Люции — нет, она действительно ожидала итоговых волнений, быть может даже бунтов — хотя, безусловно и не в таких масштабах — так что итог привлечения огромного количества разношерстного люда в Столицу не стал для нее неожиданным. Не стало неожиданным и то, как обитатели Столицы воспользовались на полную возможностями, дарованными хаосом внутри города — и как быстро начались изменения внутри единственного полностью неподконтрольного никому владения короны.
Но неожиданным стало то, что после медленного полуторамесячного отхождения от Резни, после того, как люди уже начали привыкать к новой расстановке сил — беда вернулась вновь.
Убийство — разве это было необычным для мира, где они жили? Нет, убийства, пусть и целой семьи сразу — были пусть и не очень нормальны, но все же весьма обыдены для людей.
Но там, где прошла Резня целая семья, жестоко распотрошенная внутри собственного дома, стены которого оказались исписаны как минимум мистическими символами и знаками, а маленький ребенок оказался похищен — о, для страдающего от развившейся после Резни паранойи города это было подобно взрыву.
Затем еще одно, через неделю. Через неделю еще одно. Каждый раз — бессмысленная жестокость, излишняя театральность, мистицизм и двоякие предвещания — Столица была напугана, доведена до предела. Народ зашугано прятался по собственным домам — в то время как при массовой поддержке отряды Стражи расползались по Столице, получали новые и новые права, неугодные и подозрительные арестовывались по первому обвинению...
Последнее убийство, состоявшееся три дня назад оставалось на данный момент оставалось наиболее будоражащим умы обывателей.
'Демонов поведет Черная Дочь' — написанные кровью на стене, в доме, полном выпотрошенных людей, символы вторгались в умы запуганных граждан, и те, в ужасе и бессилии просили Элоди защитить их, прекратить жуткую практику и предотвратить вторую Резню. И та радостно вводила новых стражников, снижала оплату труда, увеличивала полномочия и продляла рабочий день под радостные крики 'спасаемых'.
Люция видела, к чему двигалась Столица — создав мистическое чучело, неважно, реальное или нет — сперва Элоди получит абсолютный контроль над Столицей, если уже не получила, после чего 'Черная Дочь' обнаружится в другом герцогстве, которое тут же начнут спасать доблестные солдаты подконтрольной Элоди армии... Под аккомпанемент дрожащих от страха людей Элоди использует невидимую и непобедимую организацию убийц, чтобы заставить бунтующий народ жить впроголодь, но с радостной мыслью о защищенности от демонопоклонников.
Люция потерла переносицу еще раз, после чего все же вернулась к разговору с сестрой из своих мыслей.
-Кто бы не выступал организатором, действует он если не в интересах, то как минимум на пользу молодой принцессе,— вздохнула Люция.
-Королева?— задала утчоняющий вопрос Синистра, но Люция лишь отмахнулась от этой мысли.
-Хотя с ней никогда нельзя сказать конкретно, вряд ли это она,— Люция вздохнула еще раз,— Если только она не решилась неожиданно сломать весь шаблон собственной игры только ради неявных перспектив сотрудничества с принцессой.
-Кто-то из столицы тогда,— Синистра наморщила свой лоб, после чего медленно отхлебнула из чашки,— И вновь все сводится к некой фигуре внутри Столицы. Покушение, Резня, производства, а теперь еще и это... Не удивлюсь, если к этому сведутся и предположения о противнике Анны...
-Кому то действительно надо, чтобы Шарлотта оставалась в Столице,— Люция вздохнула. Любовь Анны к своей дочери — глупая, собственническая и чрезмерная, но все же любовь — не была малоизвестным фактом. На самом деле любой заинтересованный мог бы определить этот факт после одного дня знакомства с Гейнтретт. Та, быть может, и была ветреной особой, но любила свою дочь. И оставлять ее в замке с несколькими беспринципными власть имущими, имеющими как желание, так и возможность воспользоваться ее положением? О, Анна ответила на приказ согласием — но первым же ее действием, стоило ей только покинуть Столицу стала попытка вытащить Шарлотту из дворца. И — это не получилось.
Никаких писем, никаких гонцов, никакого ответа ни от самой Шарлотты, ни от гонцов Анны. Можно было подумать, что дочь держали в заложниках... Если бы не радостные записки матери, полные девичьего восторга, медленно сменяющегося на восхищение принцессой, а так же донесения от доверенных людей. Принцессе — или тому, кто использовал ее в качестве ширмы — была нужна Шарлотта в королевском дворце. Очень нужна.
Даже после Резни Шарлотта оставалась во дворце — четвертый месяц без контакта с матерью. Анна была готова убивать — но новая столичная стража просто не давала ей этой возможности, в то время, как Шарлотта, не осведомленная о своей участи политической заложницы, лишь радостно проводила дни со своей 'подругой'. Анна была поставлена в патовую ситуацию — она не могла вечно держать Шарлотту во дворце, но не могла и вызволить ее, не спровоцировав Элоди или тому, кому была нужна Шарлотта во дворце. Напряжение росло и ожидание отнюдь не успокаивало Великую Герцогиню. Месяц, пара — и Гейнтретт придет к Люции за помощью, это было безусловно. Вопрос был лишь в том, не измениться ли ситуация через месяц?
-Слишком много интриг в последнее время крутятся вокруг,— Синистра вздохнула так устало, что Люция почти поверила ей,— Чем дольше мы живем — тем непонятней мир вокруг.
-Безусловно, сестра,— Люция почти хмыкнула на это заявление,— Безусловно.
Люция лишь тихо хмыкнула себе под нос, после чего отхлебнула чай из чашечки.
Герцогиня, чей смысл жизни был — уничтожить Люцию? Что посвятила десятки лет выстраиванию самых запутанный сетей и прочных связей внутри всего общества, ее окружавшего? Чей смысл жизни был обманом, ложью и предательством? Говорит о том, что в мире развелось слишком много интриг?
При всех ее недостатках,— отметила старшая Астурия,— Синистра всегда обладала хорошим чувством юмора
Глава 26: "Осень"
Желтый, сухой лист описал еще один круг за окном, провожаемый моим взглядом — после чего тихо приземлился на землю, присоединяясь к подобным себе собратьям, засыпавшим землю сада, бесчисленным количеством своим знаменуя окончание лета. Осень.
Четыре месяца здесь, четыре месяца в этой бесконечной гонке со смертью и с моими множественными противниками, гонки с препятствиями — за возможность продолжать гонку дальше. Я пережил покушение, несколько нервных срывов, психоз, попытку самоубийства, несколько инсультов — ради чего?
Три месяца я жив в моем текущем качестве. Три месяца после моей незапланированной встречи с 'Элоди' или магией — три месяца я трачу на сон четыре часа в сутки. Слишком мало времени на то, чтобы тратить его на сон — планирования, организация, встречи, анализ. Слишком мало времени, чтобы тратить его на приемы пищи — все происходит в рабочем кабинете, не отрываясь от письма. Слишком мало времени на ванную, слишком мало времени на Шарлотту, слишком мало времени даже на секс. С каждым днем темп все ускоряется и ускоряется — часы времен пробуждаются от дремы, механизм истории смазывается кровью народа — времени остается все меньше и меньше, дель все больше и больше. Что-то неподъемное, огромное, злое, наваливается на меня — и с каждым днем просыпаться все труднее. Просыпаюсь только с мыслью о том, что иначе завтра я уже не проснусь.
Я не прошу отдыха. Я не прошу передышки. Я не прошу на неделю их всех остановить свои ужасающие планы и дать мне выдохнуть спокойно, отцепить от себя клубок этих интриг, расслабленно выспаться и лениво позавтракать в столовой, вместо того, чтобы засыпать держа перо в руке, не дописав половину слова — и просыпаться держа перо в руке, чтобы дописать это слово и продолжить указ дальше, будто бы ничего и не случилось. Я не прошу невозможного.
Я прошу дать мне шанс. Шанс, что однажды это все закончиться. Шанс на то, что я совершу задуманное. Шанс на то, что в финале этой пьесе я не сойду тихо с трона перед победившей Люцией, что я не буду взят в наложницы Императора, что я не стану публичным лицом Церкви, что я не стану марионеточным королем Джулианы. Дайте мне шанс — и я буду стремиться к нему.
Три месяца жизни так, будто я умер — и попал в ад. Три месяца сизифовых трудов и лишений. И я едва удерживаюсь на самом краю сознания, на самом краю продолжения борьбы и на самом краю проигрышной черты.
