Острова. Шаанджита

— Я теперь в борделе живу, — сообщила ему, и карие глаза стали еще круглее, чем были.

За него не беспокоилась — что-что, а выхаживать больных при этом монастыре умели не хуже, чем в коллегии частных врачей. Об этом мне тоже сообщили новые знакомые.

Как-то случайно познакомившись с господином Оккамом, я стремительно обрастала связями. А не встреть я его? Что бы тогда было?

Мозг, продолжая аналогии, прихотливо продолжил: а не заблудись ты в поисках деревни? А не сбеги от Хелен или не будь спасена ею? А не попади сюда? Не заболей? Не заболей...

Да. Все было бы иначе.

Жизнь моя изменилась. Темп ускорился, и мне это весьма нравилось. Я стала считать дни, радоваться каждому, беспокоиться тоже, но радоваться — больше. Почуяла вкус к жизни. Наверное, так всегда бывает, когда смерть перестает быть чем-то далеким и размытым, а приходит и болтается за спиной.

Беседы с мамашей Адель стали одним из любимейших моих занятий. Она рассказывала много, обо всем на свете и, как я надеялась, — честно. Конечно, я не все понимала, но старались мы обе: она рассказывать, я — понимать и даже записывать. Местный алфавит — латиницу с некоторыми изменениями — учить не пришлось, и грамматика тут оказалась на диво простой. Как слышу, так и пишу. Куда уж проще?

Словом, разговоры эти обеим нравились. Как-то спросила мамашу Адель, верит ли она, что я из другого мира, и если верит, то почему делает это так легко. На что получила странный ответ, который заставил вцепиться в женщину будто клещами.

Она рассказала историю, больше похожую на легенду, о посланцах из других миров, что пришли давным-давно на Острова. Они были как один похожи на местных — внешне — но отличались иным: речью, манерами, одеянием. Видимо, они что-то знали, большее, нежели островитяне, хотя по рассказу не удалось понять, превосходили ли они местных научно. А вот неведомую заразу принести ухитрились — ближайшие десятилетия после прихода мир перетряхивало, словно кости в стакане. Даже Острова лихорадило, а люди так вовсе дохли пачками от невиданного по размаху мора. А когда все устаканилось, оставшимся в живых стало не до выяснения отношений. Мир стал другим.

— Любопытненько, — пробормотала я, растирая в задумчивости пальцы левой руки. Гоняла тем самым кровь, которая в конечности поступала слабо, оставляя их вечно холодными, как у лягушки.

Конечно, легенды-легендами, за давностью лет и не так история искажается, а уж две тысячи и вовсе не шутка, но во всякой сказке есть доля истины. А эта и не сказка даже. Значит, имеет право на жизнь. И острова эти не так просты. И вовсе — не просты.

Еще странным показался факт, что истории мира до "прихода", как я окрестила пришествие иномирян, будто бы не было. Нет, тут жили люди... или не совсем люди, но кто-то жил, но фиксировать факты, хоть документально, хоть устно, начали уже после. Оправились и приступили. Только, как мне показалось, не слишком успешно — сведения рознились (опять же, по словам мамаши Адель, но я склонна ей верить), с летоисчислением тоже случились неурядицы. На Акульем многие считали года от Устоя — времени основания некоего монастыря, другие закольцовывали историю в "солнечные круги" длиной поболее трех сотен лет, а некоторые и вовсе года не считали.

Размышляя таким образом, я думала с досадой, что не пообщалась с Хелен ни о Хранителях, ни о клеще, ни о других странностях и причудах мира. Да что уж теперь жалеть.

— Мамаша Адель, вы ведь многих тут знаете...

Я подсела к женщине ближе, с мольбой заглядывая в глаза. Очень уж хотелось встретиться с витологом или вообще с ученым каким. Желательно, со ступенью повыше.

Госпожа Формари загадочно улыбнулась. Много ли мужчин в городе, которые не слышали про нее, я не ведаю. Но она действительно знает многих.

Шел пятый день моей жизни в Валоре, на удивление тихой и спокойной. Адель со своими девочками, преодолевая сопротивление, вновь упаковывали меня в красивую "обертку", будто подарок.

— Вот признавайтесь, вы меня продать решили, да? — допытывалась я. Шутки шутками, а подозрения в голову закрадывались. — Он кто? Богатый тюфяк с любовью к маленьким девочкам? Нет, на маленькую я не тяну. Извращенец? Старик? Импотент? Жеребец итальянский? Ээээ... чевалвиро итальяно?

Дамы хихикали, примеряя на меня все новые шляпки и в раздражении их откидывая.

— Что за глупости ты говоришь? — не выдержала мамаша Адель, когда я разошлась не на шутку. — Некро-что?

— Некропедозоофил, — радостно доложила я, не моргнув даже глазом, и зависла, думая, как перевести "любителя мертвых маленьких зверюшек". После неуверенно выдала, — аманто морте малгранда бесто.

— Фу, какая гадость! — сказали девочки едва ли не хором.

— Ага.

— Кристин, ну что ты сочиняешь? Стой, не вертись! А то уколю иголкой в задницу... чего орешь, сама виновата. Нет, Александр — очень милый мальчик, никакой не извращенец... хотя в этом-то я не уверена, не проверяла. Но ты не бойся. Он просто скромный очень и прийти к нам ну никак не может. Может, и девственник, не проверяла, говорю. К тому же, разговаривать об этой вашей техновитологии будет лучше в его кабинете. Все, готово.

Я повернулась. Из зеркала на меня глянула элегантная незнакомка. Стиль выдержан "от" и "до". Синее платье закрывает тело от горла и до колен, оставляя руки открытыми. Белые перчатки, короткие, чуть выше запястья. Черная с белой лентой шляпка, черные же туфли на невысоком и устойчивом каблуке.

— Адель, ты чудо!

Я привстала на цыпочки и чмокнула женщину в щеку. Та довольно улыбнулась.

— Только... это не я... я вообще платьев не носила.

— А зря. Кристин, ты что, хочешь сказать, что перед всеми будешь представать именно собой? И кому это надо, кроме тебя? Вот скажи, во что превратится роскошная Долорес, умой я ее и надень домотканую рубаху вместо корсета? Правильно, в деревенскую простушку Доську, рыжеволосую и веснушчатую.

Долорес фыркнула, а я поспешила сказать:

— Она красивая — хоть так, хоть так.

— Да, — легко согласилась Адель. — И ты тоже — красивая. Но знаешь, есть такое слово — "шикарная". Вот для шикарной женщины сделают все. А просто красивых много.

И с этим я не могла не согласиться. Перед уходом уже госпожа Формари впихнула мне в ладонь небольшой мешочек, в котором перекатывалось нечто, похожее на ощупь на витаминки. На мой молчаливый вопрос, она ответила, подмигивая:

— Новое средство. Очень хорошее.

— Ааа...

— Тебе же не нужно ни болезней лишних, ни детей... по крайней мере, сейчас...

— Ты что? Да я... не собираюсь даже! — краснея, возмутилась я и попыталась отдать мешочек обратно.

Адель стиснула мою ладонь в кулак, сжала крепко.

— Что ты не собираешься? Получать удовольствий от жизни? Кристин, ты молодая и красивая. Живая. Одинокие вечера и ночи — слишком глупая трата времени. Особенно для тебя.

Я промолчала, не желая соглашаться, но и не имея доводов, чтобы ее переубедить.

— К тому же, не сегодня — так завтра, — провозгласила женщина и выпихнула меня за порог.

Я посмотрела на темное дерево двери, все в красных завитушках, потом на мешочек в ладони, вздохнула и кинула "новое средство" в сумочку.

На улице ждала двуколка. Придерживая одной рукой платье, а другой хватая прямоугольник сумочки, я принялась штурмовать высокие ступеньки. Хорошо хоть кучер догадался помочь. Наконец, одолев преграду и разом оказавшись выше всех, я плюхнулась на мягкий диван. Ручка в белой перчатке откинула прядь волос.

"Уф, до чего же сложно это", — подумала я, вспоминая девочек из института, которые всегда — всегда — ходили на высоченных шпильках и в кукольных платьицах. С сочувствием оглянулась на окна дома терпимости и приказала мужчине ехать в Центр Технической Витологии и Механизации.

Кучер покосился с сомнением. Ну да, девушкам из борделя можно ездить еще в дома богатых купцов, сановников, мелких или не очень, но никак не туда, где лаборатории, непонятные вещества и существа и ученые, почти что безумные в своей гениальности.

— Вы не ошиблись, — холодно подтвердила я указание. — Побыстрее, пожалуйста.

День еще и не думал угасать, солнце светило ярко, слепя глаза. Весна, поздняя уже, проявляла себя во всем: в красках и запахах, в улыбках прохожих, будто оттаявших и телом, и душой, в самом воздухе, свежем и обновленном. Хоть зимы здесь и не лютые, редко со снегом, больше с дождем, но лета ждут все. И весна предвестница его.

Когда добрались до места, я еще раз мысленно поблагодарила Адель. Пожалей я денег на транспорт, и пришлось бы идти пешком часа два — ученые разместили свой центр на другом конце города, ближе к району, который сама я назвала бы промышленным.

Трехэтажное здание отдаленно напоминало институт. Похоже, меня тут ждали: как только двуколка остановилась перед широкой лестницей, по ступенькам навстречу сбежал мужчина.

"Александр Невилл, — вспомнила я слова госпожи Формари, — двадцать шесть лет, холост, умен, хорош собой, помешан на науке, девушками интересуется мало... вот и посмотрим, насколько он "не интересуется". Ведь согласился же зачем-то встретиться со мной".

— Здравствуйте, Кристин, — произнес он, помогая выбраться из коляски.

— Здравствуйте, Александр, — сказала я.

И улыбнулась в ответ.

Хорош собой... о, да! Высок, статен, темноволос, глаза голубые и горят огнем легкого безумия. Человек увлеченный, люблю таких.

— Пройдемте внутрь, погода портится, — предложил он.

Я покосилась на небо — чистое, и все же кивнула. Простучала каблуками вслед за Алексом, держа его под локоток. Из большого холла — расписной потолок где-то под крышей здания, две лестницы с мраморными ступенями, портреты по стенам — мы свернули в длинный коридор. По одну сторону его тянулись высокие арочные окна на площадь, а по другую — редкие двери. Звук наших шагов убегал вперед и возвращался эхом. Я передернула плечами. Красиво, да, но очень уж пустынно и не слишком уютно.

За спиной скрипнуло, хлопнула дверь, я вздрогнула, сбиваясь с шага, и обернулась. Никого. Александр терпеливо ждал, весь из себя вежливый и участливый. Я спросила:

— Что вы знаете о Хранителях?

— О, так сразу... — Александр, кажется, даже чуть-чуть растерялся. — Хватка у вас есть, Кристин.

— У меня не так много времени, чтобы рассиживаться, — резковато ответила я, тоже смущаясь своего напора. Совсем не то хотела спросить, и вот — вырвалось. В привычной обстановке было бы проще, но не мне привередничать.

— Прошу.

Мы, наконец, пришли, и мужчина распахнул передо мной дверь. Комната оказалась большой: кабинет, совмещенный с мини-лабораторией. Я склонилась над столом, на котором плавало в стеклянной колбе нечто коричневое размером с детскую голову и медленно пульсировало, словно дышало.

— Осторожнее, — предупредил хозяин кабинета. — Вы хотели узнать о Хранителях?

По правде говоря, я теперь едва ли не больше хотела узнать о том, чем занимаются техновитологи, о чем не преминула сообщить.

— Например, это. Для чего? Оно живое, — не спросила, а скорее уведомила я.

— Конечно. Это... впрочем, зачем вам названия? Смотрите...

Александр принялся что-то доставать из шкафа, готовя эксперимент, я с любопытством за ним наблюдала.

Два тонких стержня, по виду металлических, опустились в колбу через специальные дырочки в крышке и, не касаясь друг друга, были воткнуты в коричневое и дышащее. Сверху мужчина приготовился установить шар вроде тех, которыми освещают улицы, держа его подобием щипцов. Руки он защитил плотными перчатками, а на рубашку с жилетом набросил фартук.

— Отойдите подальше, Кристин. Не волнуйтесь, это на всякий случай. А теперь — смотрите!

И он насадил шар на стержни.

Первые мгновения мне казалось, что ничего не происходит, а потом светильник начал разгораться все ярче, ярче, пока не засиял изумрудом. От света этого больно было глазам, я зажмурилась, но это помогло мало — он проникал даже сквозь веки.

— Вы когда-нибудь видели подобную интенсивность?! — с восторгом в голосе спросил экспериментатор. — Это подобно чуду! Его можно...

— Да... Алекс, поверьте, я никогда раньше такого не видела, но если вы не прекратите, очень сомневаюсь, что увижу... что-либо вообще!

— Ох, простите.

Свет померк не сразу, он угасал быстро, но все же не мгновенно. Когда я открыла глаза, на ресницах висели слезы. Все вокруг казалось приглушенным, серо-черным, а посередине стояло зеленое пятно. Пытаясь сделать пару шагов в сторону, я наткнулась на стол. Загремели стеклянные колбы, я едва не упала. Александр поспешил подхватить меня под руку и отвести к дивану, приютившемуся в уголке комнаты.

— Прости, — повторился он. — Наверное, я просто привык, и не подумал, что вы...

— Пустяки, — отмахнулась я, вновь обретая способность нормально видеть. — Глаза чувствительные. Что вы там говорили о возможностях? Продолжайте, прошу вас.

И он рассказал, что свойства данных мхов — и люминесцентный "светильник", и коричневая "батарейка", способная накапливать энергию, оказались именно мхами, — что свойства их можно использовать для освещения шпилей домов, в прибрежных деревнях для устройства маяков...

— Или на сигнальных вышках, — вдохновенно подхватила я. — А что? Поставить вышки на определенном расстоянии, туда эти штуки, да помощнее, и передавать азбукой Морзе сигналы. А если еще окажется, что они "дальнобойные", уж не помню, от чего это зависит — то ли от длины волны, то ли от дальности видимости, то ли от кривизны земли, — но если они "дальнобойные"... можно будет связываться с другими островами! С этим у вас проблемы... так понимаю...

Я сконфуженно замолкла, заметив удивленный взгляд Александра. Он смотрел на меня как-то совсем по-другому, не так, как в начале знакомства. Кажется, половину фразы я выдала все же на русском.

— Простите, я вас перебила.

— Нет-нет, я вас внимательно слушаю. Вы рассказываете интересные вещи.

— Да что тут рассказывать? Вы и сами к этому бы пришли.

Еще мне подумалось, что ученый из меня фиговый: биологию с физикой позабывала напрочь, а то, чему отдала пять лет жизни в институте, в этом мире вряд ли понадобится. Ну вот кому, скажите на милость, нужна бухгалтерия в мире, который не знает двойной записи? Она и там-то мне не особо нравилась, а уж здесь я со своими "умениями" оказалась не у дел. Можно, конечно, устроиться к какому-либо купцу управляющим, но тратить остаток жизни на развитие новой системы или поддержание старой мне что-то не очень хотелось.

Я, собирая все знание сперато в кучу, произнесла:

— Александр, я очень рада, что вы согласились встретиться со мной. Я обязательно расскажу и о себе, и о чем-нибудь еще, для вас интересном. Но — после. А сейчас буду слушателем, весьма благодарным. Если вы позволите, конечно.

Я улыбнулась, и он улыбнулся в ответ. И заговорил.

Так я узнала, что островов сорок пять и что общую их карту составить невозможно, потому как они постоянно перемещаются, одни быстрее, другие медленнее, но все на первый взгляд хаотично. Что каждый остров устроен примерно одинаково: вытянут от головы к хвосту, вдоль идет хребет, приморские берега большей частью плоские. Различен только размер и общая форма. Что есть множество наследий древности, такие как Белые Камни, изначально использовавшиеся для связи, Хранители, через которые, по слухам, возможно перемещение в пространстве, и Башни, в которые не может войти ни один человек. Что-то из всего этого я слышала раньше от госпожи Формари и девочек, но кое-что показалось новым. В уме я делала пометки для дальнейших расспросов.