У меня еще около суток времени. И лезть на Пантеон точно не буду, поскорее бы убраться отсюда и посадить вызревшее Семя Древа Фэйри.
— Оллель, прости меня. За всеми этими перепитиями я был вынужден пренебрегать тобой, — в том облике, в каком мы впервые стретившись. Теперь такие мелочи, как тварная оболочка, не волновали меня.
— Да ладно, что я, не понимаю что ли? — тряхнув ночью волос.
— Нет, и себе не ври, — куснув мочку.
— У тебя здесь очень красиво! — ушел от темы полувековой с копейками. Попытался.
— Оллель. Не хочу на тебя ни давить, ни подавлять, ни склонять к чему бы то ни было. А ты запутался во мне, как в паутине. Своими силами противоречий не разрешишь, а спрашивать гордость не позволяет, так?
— Нет! — я прижался к его спине. — Почему ты оставил... Йомиэля?
— И?
— И обучал его.
— Почему так решил?
— Так ты еще тогда при соитии сделал то, для чего Йомиэлю потребовалось создавать свой напиток Дьяар.
— Его обучал Нордрассил.
— После того, как ты его бросил?
— Ты хочешь секса?
— Я мечтал о нем с тобой каждый день, со всеми партнерами...
— Асаэль и Йомиэль. Ты провел параллель и не мог не знать об официальной смерти, однако подсознательно верил в чудо. Хотел так, что желание прорвалось наружу, когда я оказался слишком близко. Ты наверняка молился на меня, привык настолько, что и не задумывался о том, услышу или нет. Верно предположу, что вас с отцом еще в том году в Ароте освободили, а потом вы потянулись к Нордрассилу. Там тебя едва не вышибли из-за Йомиэля. Кому ты рассказывал о том соитии?
— Настоятельнице...
— Она единственная не высмеяла тебя, все выслушала, и вы очень часто стали встречаться, строить воздушные замки гипотез, просиевая слухи и домыслы. Чего ты больше боишься: что я внебрачный сын эльфиского правителя легендарного Арездайна или...
— Что нечто большее из других легенд.
— Ты искренне согласился стать моим другом.
— Потому что давно уяснил — любовники меняются, друзья остаются.
— Не трясись ты так, друг божества! Не съем... — поставив засос на шее.
— Не могу...
— Вот и Йомиэль не смог, — накрыл ладонью его рот и зарываясь в волосы. — Оллель... Знак у меня на лбу означает, что пока ты не достигнешь уровня или чародея, или архимага, или омрахум, я не смогу перед тобой открыться больше, чем на отражение щелочки. Ты мотылек, а я пламя, жарче кузнечного или алхимического. Я поддался импульсу, пригласив к себе, но без вреда я не смогу уделять столько времени и внимания, сколько бы ты хотел. Ты сгораешь просто находясь здесь. Мне жаль.
— Показал мечту и теперь лишишь памяти?
— Нет. Хочу попросить жениться на той даме и вместе стать друзьями моих детей — целителей Древа Жизни. Родить им на радость множество своих — вы оба познали секс со мной и сможете ежегодно множить радость от рождения своих чад. Верховный жрец — это и есть друг божества, Оллель. Ты как никто другой справишься.
— Правда?
— Конечно! И не придеться ничего менять... Просто занимаясь сексом, старайся видеть светлое в партнере, каким бы он ни был или не была. Не нужно обрядов и риуталов, учи любить хотя бы по-плотски, и духовно в примере с супругой. Остальное придет.
— И мы с тобой будем общаться?
— Буду стараться отвечать на твои обращения ко мне. Твои, про паству не скажу — пусть ищут Бога в себе сами. И, Оллель, запомни, мы друзья, а не проситель и даватель, я не исповедник и не приемная жалоб. Время от времени поговорить за жизнь, посмеяться, разделить радость, в крайнем случае — посетовать на судьбу, посоветоваться...
— Я хочу тебя...
— Оллель, пролей свое семя на этот дураций алтарь Нордрассила, стань проводником для моих детей. И наслажденье получишь не меньшее, обещаю. Оллель, если ты сгоришь, я буду виновен смерти друга. Ты хочешь причинить мне боль?
— Нет! О Боже, нет!
— Ты сдюжишь, поверь в себя!
— Я согласен, Гаер... Я согласен стать жрецом божества любви.
— Тогда крепко зажмурься, — мы привстали на коленях, потом поднялись. — Начни мастурбацию, старайся направлять вниз, — повел руку по всему позвоночнику, довел до паха, проведя ладонью между ягодиц, обхватил мошенку. — Там ты будешь парить в воздухе, как сейчас. Когда постучиться оргазм, распахни глаза и найди ими настоятельницу, загляни в нее, поделись чувством с нею. Когда все прольется — выбегайте оттуда, у вас будет очень мало времени, чтобы отбежать на край площади и увидеть рождение моих детей. Ты уже близко, — перестал играться с яичками, — Телепорт, — обозначив для него момент...
...Этрас Йомиэль уже очень долго шел, не разбирая дороги, не видя почтительных поклонов или их полное отсутствие. Все вокруг суетились, что-то тащили, кого-то несли.
— Помогите...
— Излечите...
— Спасите...
Все мимо. Ни раненые, ни умирающие, ни окрики, ни попытавшийся растормошить офицер, осевший мумией. Ноги привели этрас в лабораторию к новой порции зелья.
— Йомик, как ты вовремя! Где ты был?! У меня уже все готово... — интонации менялись от ласковых до гневно-требовательных и просительных.
Ассистентка на взовде. Все падало в Бездну... Как заведенный, этрас Йомиэль позволил себя подвести, вложить в руки инструмент, подчинился недвусмысленному приказу сварить столько, чтобы... Зачем? Йомиэль видел лишь амброзию, расточающую свой аромат, на месте формул. Не было больше и считалочки ОСМО, он дважды уронил подаваемое, не видя, как раньше. Он попытался понять, где он, кто рядом, что от него требуют, но везде натыкался на цветущие верхушки. И лишь ненавистно черно-белые лица все так же сидели за партами, за столиками, стояли в коридорах, шушукаясь или смеясь...
— Это яд! Ты никчемен!!! Дутый мастерчик! Без дерева тряпка! Проклинаю тебя!..
Вокруг все вертелось слишком быстро, Йомиэль больше не успевал следить за происходящим, понимать и принимать адекватные решения. Его рука автоматически гладила тоскливо мяукающего Интеграла, тершегося о его ноги весь путь до... дома? Это дом? Его? Вся эта кричащая роскошь?
— Этрас, все покидают Древо Смерти, вы идете? — кланялся слуга, подавая бокал с зельем из личных запасов.
— А?..
— Идемте, все порталы у Криб.
— Нет! Не хочу туда... — голова еще не прояснилась, но стало гораздо лучше. Нечетко, но прежнее возвратилось. Память, но не способности — Лара он не чувствовал больше, тот глухо молчал, игноря.
— Мряа...
— Господин, уже все собрано, пройдемте хотя бы в миттарское аббатство.
— Думай, чего несешь! Подай еду, а потом проводишь меня в центральный лартреум, Алик. Рассказывай, с чего вся суета? Войска отошли? Что за Древо Смерти такое?
— Простите за кощунство, этрас!..
— Говори.
— Когда вы исчезли, появился Гаер Моара Крон-Ра. Он... он остановил время на три часа во всем Соуруфе, — начал торопливо изъясняться обрюзгший евнух. — Он Спел песню про Северный Цвет, всем понравилось, а... Нордрассил корчился, сиятельный обвинил Нордрассил в предательстве... Он назвал Гаера Ариэлем... А тот сказал, что его нет больше. И что он внял мольбам Итола и поможет всем, нашедшим здесь приют и дом.
— Так что же приют и дом покидают?!
— Сеймомент, господин. Сиятельный освободил от чар всех знакомых Итола, а заклинание продолжило освобождать всех по цепочке. Все тут же бросились обезглавливать воинов и магов коалиции, а Настоятельница объявила, что душа Нордрассила черна. А из Криб пришло однозначное подтверждение с доказательствами того, как он сеял семена отравы в исторгнутых! Он хотел всех-всех поглотить! Растворить в себе медленно, но неотрватимо! Господин, я...
— Не забывайся, Алик.
— Экхе, да, кхе, господин... Когда заклинание сиятельного прекратилось, этрас та-Вастин через часы и коммуникаторы объявил о запуске Скайгекса. Пол в павильоне Ламбады превратился в огромную детальную карту Угэрежа!..
— Кхм!
— Солдаты с Раженя собирают трофеи, прочие переселяются в Оак-Дюдьярд — теперь Ламбада, говорят, вновь может строить, а не поддерживать давние, порталы... в любую незащищенную точку Угэрежа, даже в Эжзасза, Ремпту или Горграп!..
— Кхм!
— Скайгекс — это шесть маленьких лун, висящих над материком. Мы... вместе смотрели, господин, как они устремляются в небо. В Соуруфе остаются встречающие, святые братья, и Настоятельница с добровольцами, вызвавшимися лечить никак не восстанавливающиеся после боев мэллорны и... Нордрассил. Все прочие спешат убраться, пока... Нордрассил бездействует.
— А как же Хранители?
— Они пошли за сиятельным Гаером.
— Предатели!.. — но не получилось вложить чувства. Он сам ощущал себя предателем, боролся без шанса на победу.
— Господин!.. В Кроне говорят, что вы готовы... готовы были отдать свою душу на алтарь...
— Чушь! Это было... недоразумение.
— Господин! Ламбада объявила, что завтра в полдень переместится в Оак-Дюдьярд.
— Мы. Остаемся.
— Как изволите, господин Йомиэль, — у него не было выбора.
Его лишили естества и симбионта, опозорли. И сломали волю. Почти. Надежда вспыхнула там, откуда не ждали. И оттого прозевали. Алик Конлапир, бывший сердцеед, давно даже отцу не показывался на глаза. С того раза: "Да ты должен был сам и сразу под благодетеля подстелиться!" Подстелился! Через девять лет... да не под того и не в тот момент. Сгибая спину, Алик радовался хотя бы тому, что его господин давно уже не эмпат.
Нор-Крона опустела. Величественные выращенные постройки стояли в спешке покинутыми. Раздольно гулял ветер, неся запах нестихающего пожара где-то на заподной оконечности гигантского города под небом, не освоенного и на десятую часть, а теперь и вовсе почти покинутого. Сады давали скудный урожай, снимаемый магами жизни. Система жизнеобеспечения работала с перебоями — то вода перестанет течь, то канализация перестанет работать, то лифт откажет или одно из Врат Кольца, ведущее на центральную площадь Соуруфграда или одного из мэллорнов, а все из-за так и стоящих столбами двух стволов на севере.
Коалиция больше не беспокоила Соуруф, лисы поприжали хвосты. Святые братья без устали жгли Пламень Араса(!!!), в общей могиле между сожженными остовами мэллорнов отдавая последнюю дань всем погибшим, без разбора свой-чужой. Встречающие теперь нередко применяли силу, отправляя исторженцев в Оак-Дюдьярд, совсем не пострадавший от боевых действий, попросту не участвуя в них. Лес блокировали, но внутрь не совались.
Йомиэль сам не понимал, почему вот уже четвертый раз приходит на полуденный молебен в лартреум, храм в центре площади, посвященный Лар`соуруф-дьяару. Чего он хотел? Вживить обратно гиперкуб? Возвращения померкшей силы? Памяти?
С того дня Йомиэль стал бояться засыпать, страшился кошмарного сна на яву средь жуткого бора, поглощаемого беспощадным сорняком. Он знал о кольце, заставляющем видеть все в истинном свете и помнить поход Леона, но дважды доходил до третьего отказа, в конечном итоге отказываясь снять. Этрас превратился в атна со слугой, чья преданность лежала в зачарованном контейнере.
Забытье. Во время молебна, когда все сидят на зеленых ковриках и возносятся в дальние дали, Йомиэль не видел обращеннык к нему жалостливых, сочувствующих улыбок, и не пытающихся подать краюху хлеба или сладкий плод — сам расти. Не обошлось и без злорадных ухмылок. Радующие глаз заискивающие убиты, растоптана тщеславная гордость, символ процветания и могущества обратился в знак скорби. Одна Настоятельница все продолжала на него смотреть без изменений. Все то же лицо и выражение глаз...
Йомиэль хотел, но не мог не верить в свалившуюся правду со всеми доказующими выкладками на примере Итола и его, Йомиэля, прочих он даже не знал. Все, буквально каждая мелочь, от воды до еды, тихим сапом изменяла тонкие миры поселенцев. Еще бы десять лет и он, Йомиэль, сам бы возлег на алтарь и растворился бы в Нордрассиле, загодя, лет за пять, начав пестовать идею грандиозного празднества с тысячью таких как он, исторгнутых при становлении Соуруфа, всей душою жаждущих воссоединиться с Нордрассилом.
Внезапно тихий гул сменился гробовой тишиной, разрываемой натужным дыханием и ритмичными шлепками. Все, пораскрывав рты от огорашивающего изумления, уставились в зависшего у алтаря Итола, совершенно голого и остервенело удовлетворяющего самого себя с божественным наслаждением на лице с закрытыми глазами. Напротив него, с другой стороны алтаря, вскочила коленнопреклонная Настоятельница, за спиной которой собралась вся небольшая община Нор-Крона из пары сотен эльфов и их смесков. По правую руку от нее вскочил Ольт со своей женой и двумя сонными детишками, сводными братьями Итола.
— Итол, — разнесся ровный голос Настоятельницы. Многие за ее спиной непроизвольно вжали головы в плечи. — Ох...
Не одна она издала вздох, когда осквернитель открыл глаза, лучашиейся божественной силой. Но лишь ей одной достался его взгляд, полный экстаза любви, соки которой обилно орашали алтарную плиту. И лишь она одна не поддалась сковавшему всех оцепенению, подскочила к оседающему в истоме Итолу, набрасывая накидку со своих плеч.
— Уходим... все... отсюда. Быстрее! — разнеслись жаркие слова как признание в любви после бурного секса.
— Повинуемся, — все тем же голосом.
Подхватив любовника на руки, она скорым шагом, не оглядываясь, вышла через ближаюшую дверь, ведущую прочь из лартреума. А Йомиэль застыл. Он знал, что на него так же смотрели, что его так же любили. Но кто, когда? Сердце ухнуло в пятки от догадки. А глаза запечатлевали, как сияющая сперма собралась в круглую лужицу в самом центре алтаря, как из нее начал вырастать огромный бутон, как три чашелистика треугольником облепили круглую алтарную плиту, теперь больше напоминающую столешницу. Как содрогнулся весь Соуруф, повалив Йомиэля на пол.
Раскроивший бровь опрометью бросился из рушащегося лартреума будучи последним, кто в нем оставался. Нетерпеливо переступающий недалеко от центрального входа Алик, увидев господина, опрометью бросился к нему, помогая поскорее убраться на край площади, где все собрались вокруг Настоятельницы с Итолом на руках, блаженно ее обнявшим и что-то шепчущим на ухо улыбающейся даме, впервые показывающей всем, что и она так умеет.
А сзади уже не существовало лартреума — гигантский светящийся изнутри божественным светом Бутон все рос и рос, площадь все тряслась и тряслась.
И вот самый верх приоткрылся, показав маленькую крылатую фигурку, напомнившую Итолу самого маленького фея, Эурта. Ростом с юного хоббита, с сияющими крыльями за спиной, переливающимися всеми цветами радуги, в царском облачении. Нет, в императорском! По сравнению с семнадцатью показавшимися следом за ним. На голову ниже, просто светящиеся, а не сияющие, крылья. Причем у одного они были огненными, как прическа второго и похожая, но глубокого синего цвета, у третьего. Еще один был полупрозрачен, еле заметные по искоркам крылья отличались от всех прочих. Был фей с мягкой гривой золотых перьев. А был и еще меньше их на голову, лицом в самого верхнего. Они стояли кольцом прямо на лучах от центра к Вратам Колец. Трое с необычными волосами треугольником с вершиной на юг, перед вершиной самый маленький, а двое с необычными, в сравнении с остальными и самым первым, крыльями как раз у северных врат.
