Я действовал на Шарлотту, сперва как на ребенка — играми, непринужденными беседами, становился равным с ней, но постепенно, по мере того, как ее ссора с матерью все сильнее подтачивала мировосприятие наивной взрослеющей девочки, так жаждущей идти наперекор родителям и уподобляться авторитетам — я правильными воздействиями доводил ее до нужной кондиции, прививал ей правильные чувства и нужный образ мыслей, прежде чем все выстрелило — и в одночасье всего одно предложение уставшей принцессе повернуло трамвай под нужный откос.
Я злорадно ухмыльнулся, осмотрев нечто вроде своего трофея, сейчас закутанного в одеяло, прежде чем продолжил расчесывать огромную копну своих розовых волос.
С самого начала у Анны было не так много возможностей что-либо сделать в отношении своей ненаглядной дочери, уже отбившейся от рук.
Запретить дочери? Удачи вам в попытке запретить что-либо подростку, который даже не живет с вами, в ужасающей ссоре с вами, равняется на полностью противоречащий вам авторитет, выполняет по его мнению благородную миссию — и помимо всего это был предварительно тонко и не очень обработан.
Воззвать к ней и попытаться объяснить ситуацию? Исключено — даже если это удастся, что далеко не факт — это лишь подставит и ее под удар. Собственноручное убийство своей дорогой дочери — вот как можно расценивать подобное поведение.
Потянуть за нити, обратиться к союзникам, надавить на посла? Можно. Но вы ограничены двумя-тремя днями, прежде чем ваша дочь не просто окажется в опасности — а, вполне вероятно, просто умрет, став жертвой политических игр.
Правильный подбор условий — отсутствие времени, неясные для Анны итоги предварительной обработки девчонки и угроза любимой дочери — толкнули женщину на единственный шаг, который она могла провернуть. Признать собственное поражение.
И даже так, своей цели она добилась, даже не уповая на мое честное слово в контексте заключенной незримой сделки — совершив самоубийство Анна не только свела к себе все сводимые нити — покушение на меня, организацию Резни, подстрекательство в войне с Иксионом, но и формально предотвратила ситуацию, что убила бы ее прекрасную дочь. Если точнее — то соль ситуации заключалась в том, что Шарлотта не должна была покинуть пределы дворца вместе с делегацией герцогини и посла — поскольку через несколько дней, если не часов оказалась бы мертва. Но даже прямой запрет — любая неофициальная причина просто была бы проигнорирована Шарлоттой. Так что же делать? Конечно же обратиться к официальным причинам не пустить ее в поездку.
И, как можно подумать, таковая причина все же нашлась — официально, согласно своду законов, что мне однажды придется реформировать для того, чтобы им можно было пользоваться, герцогиня обязана вступить в наследство прежде чем покинет Королевство. Если наследная герцогиня, коей и является Шарлотта — что и составляет ее основную ценность для меня — после гибели собственной матери, не вступив в наследство покинет территорию Королевства — это создаст любопытный прецедент нарушения законов — которые монарх может переписать, но после этого обязан заверить у ныне живых Великих герцогов. Проще говоря — это даст повод — не сильный, но весьма неприятный для возможных — реальных и нет — моих противников устроить скандал и еще накренить мой и без того неустойчивый трон. И, конечно же, не стоит скидывать со счетов и сам факт того, что в качестве политической заложницы будет послана самая настоящая Великая герцогиня.
Таким образом, пусть и не сильно со стороны фактической, но Анна все же смогла сделать хотя-бы что-то своей смертью для обеспечения безопасности ее дочери, не только надеясь на мое честное слово. Впрочем, я все равно бы не убил Шарлотту. Слишком много сил в нее вложено, времени и планов — так что если бы мне не хватило совсем чуть-чуть, если бы Анна не была спровоцирована фактором незнания текущей реальной обстановки, если бы письмо не было выслано в последний момент, если бы Шарлотта не попала в столь щекотливую ситуацию, если бы что-нибудь было хотя-бы слегка по-другому — возможно, план с Шарлоттой не выгорел бы и мне пришлось бы перейти на новый виток манипуляций. Но история не имеет сослагательного наклонения.
Шарлотта была наивной девочкой, которая просто не знала, как жить по-настоящему, в ее жизни существовало всего пара столпов, поддерживающих ее стиль жизни и мировосприятие — ее мать и я. И вчера, в тот прекрасный для меня день, когда она получила официальное извещение о смерти Анны — один из этих столпов рухнул. Не просто упал срубленный — а грохнул с треском, Анна ушла из жизни с признанием, с финальным ударом по рассудку моей дорогой кузины — ушла, раскрыв ей всю неприглядную правду, что та наверняка знала до того, спасибо моего дружескому слову, но не хотела признавать. Шарлотта осталась жить без матери, не не просто — она осталась осознав, каким же отвратительным чудовищем была ее любимая матушка, как же близко была сама наследница к потере своей дражайшей сестренки, и как же жесток и опасен к сестренке весь мир вокруг. Один столп ее мировосприятия развалился в труху и все, что ей оставалось делать — в судорожном припадке уцепиться за второй.
Вчера, стоило ей только прочесть о том, что ее прекрасная матушка покинула этот мир — Шарлотта бегом кинулась ко мне. Ко мне, столь тщательно влиявшему на ее личность, на ее мировосприятие — и так легко сперва ставшего другом, затем братом — или сестрой, в зависимости от точки зрения — а теперь — намного больше. Разговоры, правильные мысли, нужные посылы — в нужный момент я предложил ей алкоголь. Ничего особенного, вино — но молодой девчонке хватило и этого. Пара правильных намеков — и вот уже отчаянно цепляющаяся за меня девчонка несмело попыталась клюнуть меня в губы — 'по-взрослому', 'по-серьезному'. Дальше — мне был предоставлен карт-бланш.
Я оглядел свое отражение в зеркале — Алиса и Мелл всегда завивали мне волосы, создавая за спиной огромную гриву — но увы, поскольку моих способностей в этом плане было не очень много — после моего вмешательства в естественный уклад жизни — и волос — теперь прямые и ровные розовые волосы свисали мне чуть ниже коленей. Да, за ними сложно ухаживать — но красоту моего текущего образа это ничуть не умаляет.
Я в последний раз оглянулся на Шарлотту, нахмуренно водящую рукой по постели во сне, пытаясь нащупать меня — физическое отображение ее остатков рассудка, на расстеленную постель, что мне пришлось готовить в прошлом самому, когда счастливая и пьяная кузина заснула на моих руках, на диван, что стоял в этом кабинете все это время — но я умудрялся его не замечать за работой, после чего с отдохнувшим разумом сделал шаг к двери.
-Мелл, — стоило мне только открыть ее, произнес я, — Ты чего-то хотела?
Когда-то невообразимо жуткое существо, ныне преобразованное в шрамированную, но все же относительно нормальную девушку — говоря, конечно, только о ее внешности — слегка наклонила голову, но не произнесла ответа мгновенно. Удивленно я приподнял бровь.
-Мелл? — никогда в прошлом Мелл не медлила с ответом — даже когда я спросил ее, как мне лучше всего будет поступить с ней, если она меня предаст. 'Убить' — ответ был бесстрастным и незамедлительным, хотя, казалось бы, она и была против вводных условий — предательства. Тем удивительные было увидеть медлительность в ответе от девушки мне.
-Госпожа Элоди, — Мелл качнула головой неясно, — Почему вы занялись сексом с Шарлоттой?
-Способ моего отдыха, — я пожал плечами, прикрыв за собой дверь, — Развлечения, удовольствия, дополнительный рычаг воздействия, планомерный результат общения, этап отношений, награда за выполненные возложенные на нее обязательства.
-От Алисы я поняла, что секс — проявление любви, — если бы на месте скрытом повязкой у Мелл находились бы глаза, я бы сказал, что в данный момент Мелл моргнула и уставилась на меня немигающим взором, — Это распространенный взгляд на природу секса. Все же, до этого момента я считала, что между вами и Шарлоттой нет любви. Я оказалась неправа в своих суждениях — или все остальные неправильно рассматривают природу секса? Пару раз я удивленно моргнул, прежде чем привычная улыбка заняла место на моих устах.
-Ах, это чудесное, светлое чувство... — я сделал шаг к Мелл, — Ревности. Зависти. Гнева.
Я протянул руку и медленно провел ей по щеке Мелл, приблизившись к ее лицу, для чего мне пришлось встать на цыпочки, притянуть ее голову к себе — и все равно расстояния между нами составило добрых сантиметров двадцать.
-Мелл, я не хотел бы убивать Шарлотту, — я улыбнулся девушке, — Не только потому, что столько вложил в нее и мог бы извлечь из нее столько выгоды. Я не хотел бы прерывать жизнь этой наивной, милой девчонки. Я не хотел бы убивать кого-то, так долго служившего мне анти-стрессом, кого-то столь милого в этом отвратительном мире политики. Но любовь?
Я еще пару раз нежно провел рукой по щеке девушки, после чего отстранился от нее.
-Я не умею любить, Мелл, — я улыбнулся ей, — И никогда не умел. И никогда не смогу.
В прошлом, тогда, казалось бы в прошлой жизни, в детстве я рос ребенком, что тревожил своих родителей. Про таких говорят — злой, жестокий, грубый. Но я не был зол или груб — я просто поступал как умел. Я не наслаждался тем, что отпихивал детей в очередях или отбирал у них вещи, я не понимал, почему так сильно ругались родители и воспитатели. Почему я не должен поступать так, если я могу?
Мои родители не были приверженцами новомодных методик и тренингов — они не пытались обратиться в чистенькие центры детских психологов и подобного отребья. Когда они видели, как я отбирал конфеты или бил тех, кто был слабее — они сперва объясняли мне, после чего лупили ремнем. Очень быстро я понял, как поступать нельзя. Я так и не понял — почему, но очень хорошо научился всматриваться в неписанные правила общества — и пронес через всю жизнь с собой это умение. Умение изображать человека. Я настолько искусно отточил его в прошлом, что маска почти приросла к моему лицу. Только попадание в этот мир смогло сорвать ее с меня вновь, заставив вспомнить — что мои эмоции не совсем таковы, как у остальных людей.
Я рос правильным мальчиком — обнять маму на прощанье в школу, найти компанию друзей на пьянке, пригласить девчонку в кино. Я жил как все, тщательно копируя паттерны поведения других людей, одна из тех вещей, которым я научился в детстве. Иногда я задаюсь вопросом, что случилось бы, если бы в детстве мои родители чуть внимательнее отнеслись ко мне — возможно, моя жизнь не окончилась бы так печально. Возможно, я бы даже знал, что такое любовь. Я задаюсь этим вопросом — и возвращаюсь к недописанным документам спустя секунду.
Если вы думаете, что окончание моей жизни было не таким уж и печальным — пусть я и умер в прошлом мире, вероятнее всего, я остался жив в этом, я возражу вам — это не окончание моей жизни. Это лишь поставило точку в затянувшемся эпилоге. Моя жизнь окончилась намного раньше, чем я умер.
-Я не могу воспринимать секс как часть любви, — я пожал плечами, — Я не знаю, что такое любовь.
-Тогда, — после этих слов Мелл словно воспрянула духом, — Могла бы я...
-Нет, — прервал я поток ее мыслей, — Ты — нет.
-Почему? — в ее голосе, к моему некоторому извращенному удовольствию, послышалось огорчение.
Мгновение я обдумывал мысль о том, чтобы сказать ей правду. Сказать о том, что та уже фактически полу-марионетка Елены. Что стоит мне только оказаться с ней в столь деликатной ситуации и потерять контроль хотя бы на мгновение, как мои дни будут сочтены. Рассказать о ее роли в моих планах и том, почему же на самом деле она была так важна для меня — и как она связана с моими родственниками по королевской — и нет — линии.
-Потому, что ты недостаточно красива, — я наклонил голову, заметив, как слегка изменилась ее осанка и напряглись мускулы, — Твоя внешность не удовлетворяет меня — поэтому нет.
-Я...— девушка сглотнула, что было странно, но отвратительным образом приятно мне, — Уродлива?
-Не настолько, — я легко отмахнулся от этой мысли, — Но недостаточно красива.
-Что мне необходимо исправить? — если бы Мелл имела глаза, я бы сказал, что она уставилась на меня новым немигающим взглядом, — Чтобы стать красивой для вас.
-Лицо, — я поднял руку и начал загибать пальцы, — Волосы, кожа, шрамы — и ногти. Исправить ногти.
Мелл молча выслушала несколько пунктов, прежде чем решилась задать вопрос.
-Как именно я должна выглядеть? — девушка перевела взгляд куда-то в сторону от меня, в стену. Но я, впрочем, знал, куда именно она повернула голову, — Как она?
-Если я захочу Шарлотту — я вызову Шарлотту, — я потер переносицу, — Касательно же моих вкусов... Считай это проверкой на твое знание моих предпочтений — и твоего умения прогнозировать результат.
Несколько секунд молча Мелл осмысливала сказанное, после чего кивнула.
-К более важным вещам, — я легко отмахнулся от этой темы, удовлетворенный не точечным уколом, но мощнейшим ударом, нанесенным по самооценке — и, частично, психике Мелл, — Как продвигается 'Оранжерея'?
-Елена дала свое согласие, — без запинки Мелл перешла к другой теме, — Но потребуется время.
-Оно требуется всегда, это не новость, — я лишь отмахнулся от указаний, — Главный ключ образования для участников?
-Верность Короне, верность церкви, верность государству, — Мелл произнесла без запинки, подобно лозунгу революции, — Верность, вера, воля.
Я улыбнулся подобному заученному оттарабаниванию скороговоркой.
-Настоящий ключ обучения? — я без интереса поинтересовался для проформы.
-Верность Элоди, верность Элоди, верность Элоди, — Мелл, казалось, даже не заметила произнесенных слов, проговорив их как нечто обычное — вроде приветствия или междометия.
Я повернулся спиной к Мелл и двинулся вперед, ощутив, как мягкой походкой девушка сделал шаг вслед за мной.
-Отвечаешь ли ты этому ключу, Мелл? — я сделал шаг вперед еще раз, приблизившись на шаг к немало надоевшей мне — но, вынужден признать, весьма затягивающей рутине.
-Да, — я не успел обозначить даже вопроса своим голосом, как ответ был дан.
-О, в таком случае — ты удивишься в конце, — я хмыкнул себе под нос, но задал иной вопрос громче, — Тогда... Всегда ли ты будешь повиноваться мне?
-Да, — незамедлительный ответ.
-И выполнишь любой мой приказ? — я с удовольствием продолжил погружаться в глубины этого бессмысленного разговора, — Все, что я скажу тебе?
-Да, — Мелл произнесла без заминки слово так, будто готова была повторить его миллион раз подряд.
-Твоя верность — настоящая верность? — я ухмыльнулся.
-Да, — Мелл двигалась вслед за мной, соблюдая идеальную дистанцию ровно в два шага, словно бы двигалась с линейкой.
-На чем же тогда основана твоя 'настоящая' верность? — я повернулся к ней вполоборота, продолжив медленно двигаться вперед.
-Моя жизнь — ваша жизнь, — Мелл отвечала так, будто эти слова были наиболее очевидным фактом на свете, — Вы дали мне жизнь — значит эта жизнь — ваша.
