— Что успело произойти, пока я... э-э, отсутствовал? — порывшись в сумке еще, я выудил каким-то чудом уцелевший фиал с целительным зельем.
Собственного изготовления, разумеется. Иначе его содержимое давно в меня влил бы тот же Белизариус.
— Ничего, — хмыкнул Бел, — ты свалился нам под ноги, прохрипел на данмерисе что-то такое, отчего Фарвил — единственный, кто понял все сказанное — потом полдня краснел и глупо хихикал, заблевал мальцу сапоги и потерял сознание. Целителей тоже привел он, так что, когда явится, будь с ним терпимее. Тем более, ты для него теперь герой.
— С чего вдруг? — хмыкнул я, засунув пустой фиал обратно в развороченную сумку. — Его потрясло мое знание данмерских ругательств? Так я уроков изящной словесности давать не намерен.
Кроме неё обнаружился кошель с золотом, при виде которого моя скорбно притихшая жадность издала громкий восторженный квак... и мятая рубашка с прорехой на спине — ни разу не надёванная, между прочим, что и спасло её от участи быть разодранной надвое, когда я, сидя под мостом, искал замену испорченным портянкам. Да приклеившийся к ней клок паучьего шёлка. Негусто. Но могло быть и хуже. Штаны, по всей видимости, остались в Обливионе. Как и лук. Ножны с "Северным Ветром" есть, а лука нет. Скамп с ними, со штанами — одежду я где угодно купить могу, за любую цену и в любом количестве — а вот лук жаль. Редкая вещь, вряд ли у Маро найдется еще что-нибудь подобное — он главным образом броней занимается, а оружие, хоть и скупает, сразу же перепродает редгардше Россан. А куда его девает она, я даже представить себе не могу. Но не продает точно, с этим вопросом я к ней уже подходил и не раз. А то, что она продает... такой лук я совершенно бесплатно могу взять в арсенале. А если подлизаться к Ферруму, то и лучше. Но что такое те луки в сравнении с моим эбонитовым... Хорошо еще, что большую часть найденных артефактов, с которыми душа не лежала расстаться, я оставил в Храме Повелителя Туч. Как там сказал Бел — хомячьи привычки? Ну и что — не распродавать же за смешную цену хорошие вещи? Самому пригодятся.
— Так вот, — проигнорировав мой выпад, продолжил имперец, — сначала Фарвил притащил эту бешеную данмерку... чудо, а не женщина, — он мечтательно зажмурился, — придворную магичку графа Андела. Если она такая огненная и в постели...
Священник кашлянул, укоризненно посмотрев на моего приятеля.
— Потом приволок Хила, — несколько торопливо вернулся к рассказу Белизариус, покосившись на альтмера. — Гордись, эти двое едва не передрались, решая, как тебя лечить. Улена Хлерву предлагала подселить к тебе какую-то дэйдрическую дрянь, чтобы та привела тебя в порядок, но достойный служитель Аркея заявил, что это варварство и такое "лечение" изрядно сократит тебе жизнь.
Я кивнул, подтверждая, и благодарно посмотрел на священника. О таком способе исцеления я слышал, как и о его последствиях. Способ очень древний и действительно варварский — срок жизни сокращался порой до каких-то ста лет. С другой стороны, в то время, когда он был придуман, до старости, настоящей старости, и так почти никто из данмеров не доживал. Кстати, насколько я знаю, наиболее... скажем так, приверженные традициям — а попросту закосневшие в своей ненависти ко всему чужеземному — эшлендеры моей родины до сих пор его применяют. Очень редко, но все же. Как бы то ни было, испытать такое, как справедливо заметил Хил Высокий, варварство на себе я не хотел и к тому же был совершенно не уверен, что в нем вообще была хоть какая-нибудь необходимость... кроме присущего большинству магов желания мутсэры Хлерву использовать подвернувшуюся возможность для проведения эксперимента. Так что госпожа магичка перебьётся. Пусть вон, на Фарвиле опыты ставит.
— Хил возился с тобой не меньше часа, но сказал, что к утру ты очнешься. Впрочем, половину этого времени он провел, пытаясь выдрать у тебя из руки Сигил. А ты почему-то упорно не желал с этой штукой расставаться.
Я хмыкнул. Еще бы — конкретно этот "орех" мне дорого обошелся. Вопрос в том, насколько дорого.
— И чем я отделался на этот раз? — полюбопытствовал я, обращаясь уже к священнику.
Зелье уже подействовало, так что чувствовал я себя не в пример лучше, чем при пробуждении. Впрочем, до полного выздоровления было еще очень далеко.
Хил усмехнулся и ответил:
— По сравнению с теми шрамами, что покрывают тебя с ног до головы, действительно отделался. Почти полностью зажившие ожоги от колен и ниже, — Бел явственно скрипнул зубами и смерил меня таким взглядом, что мне невольно захотелось по-детски забраться под одеяло с головой, — треснувшие кости на левой руке, ушибы и кровоподтеки по всему телу. И, — он помолчал, — должен признать — или ты невероятно везуч, или у тебя очень крепкая голова.
— Дурная у него голова, — проворчал все-таки проснувшийся от нашей болтовни Ролианд. — Но боги любят этого засранца, поэтому он все еще жив.
Высказавшись, северянин перевернулся на другой бок и снова захрапел. Я невольно позавидовал — самому мне уснуть было в такой ситуации сложно. Любопытство не позволило бы.
С верхнего этажа раздался стон. Священник торопливо вскочил и поднялся туда.
— Бремман? — спросил я у задумчивого Белизариуса.
— Угу, — кивнул он.
— Ты спать думаешь? — ночь все-таки.
— А сам?
— Рад бы, но, похоже, все равно не усну. Кстати, вы поговорили с графом?
— Ага. Рол и поговорил. По случаю благополучного возвращения сына граф пребывал в приподнятом настроении, так что подмогу Бруме обещался выслать. И еще он хочет пообщаться с тобой, когда ты оправишься.
— С чего это? — напрягся я.
— Ну, ты вроде как спаситель его единственного сына... — хитро прищурился имперец. — Так что, думаю, без Фарвила тут не обошлось. Мальчишка, кстати, до позднего вечера крутился возле тебя в надежде, что ты очнешься раньше, чем обещал Хил Высокий. Ну и, я полагаю, опасаясь показываться отцу на глаза — граф был настроен серьёзно с ним поговорить, когда тот вернётся.
Я непроизвольно передернул плечами и тут же поморщился от боли, прошившей меня в полудесятке самых неожиданных мест. Все-таки, помяли меня в той дэйдровой башне здорово. Сумку я порвал сам, зацепившись за один из шипов, удерживавших сферу с Сигилом — самый резвый из рогоносцев достал меня как раз в тот момент, когда мои пальцы сомкнулись вокруг теплых боков "ореха". Последнее, что я помню, это удар по голове, выбросивший меня с площадки, треск рвущейся кожи за спиной, и собственное, на грани отчаяния, стремление вытащить проклятый Сигил — даже не ради спасения, а просто назло врагам. Очень сильным и упорным врагам. Даже слишком сильным для меня, потому что последняя тройка дремора, встреченная мной на пути к Сигилу, оказалась элитой их войск. Валкиназами, если пользоваться названиями самих дремора.
После совместного похода в Мертвые Земли с капитаном Бурдом я озаботился поиском сведений о синекожем гиганте и о том, какое место в дреморской иерархии занимал длиннорогий командир поджидавшего нас отряда, мечтавший заполучить меня в качестве раба. Тем более, что он был не единственным в своем роде. Купленный в Корроле фолиант, хоть как-то ответивший на мои вопросы, был сочинением моего соотечественника, жреца-отступника Арани Дретана и носил название "Разновидности дэйдра". Книга была написана совсем недавно, после уничтожения Нереварином Дагот Ура, и оказалась более чем полезной. Кое-что, в ней указанное, я успел выяснить самостоятельно, но это ничуть не умаляло её ценности. Удивляло другое — как эта книга прошла мимо меня, пока я обретался в магазине Финтиаса в столице? Впрочем, это легко объясняется — тогда меня, главным образом, интересовали айлейды...
Так вот, тот длиннорогий оказался валкиназом. Арани Дретан назвал таких дремора "воин-герцог" — элитный боец из личной гвардии Мехруна Дагона. И если — при всей военизированности дреморского общества — те же маркиназы в первую очередь управленцы, вроде графов в Сиродииле, то валкиназы посвящают себя исключительно военному делу и почти неотлучно находятся при своем повелителе. Правда, с кем они воюют... воевали до вторжения на Нирн, я так и не понял, но суть и не в этом. А в том, что даже одному такому бойцу в открытом столкновении мне противопоставить меньше, чем нечего. Если против, скажем, кинрива — дремора, доказавшего, что у него есть не только сила, но и мозги, чтобы эту силу наиболее эффективно применить — у меня еще есть какие-то мизерные шансы выстоять, то против валкиназа — воина, ежедневно оттачивавшего свои навыки на протяжении сотен, если не тысяч, лет — их не существует. Совсем.
А именно такими бойцами в последние мои — наши — походы в Мертвые Земли были доукомплектованы гарнизоны Сигильских башен. Видимо, успехи тамриэльцев — тех, кто имел достаточно умений, сил и мужества, чтобы раз за разом шагать в зияющие порталы, ведущие в чуждый враждебный мир — на поприще уничтожения врат оказались достаточно значительны, чтобы Дагон бросил на усиление собственную гвардию. И я говорю не о нас троих — одних только наших усилий было бы недостаточно — а о людях вроде капитана Бурда, бойцах из одноименной гильдии или наемниках из компании "Чёрный Лес". Последняя, несмотря на разразившийся вокруг неё скандал, в противостоянии Обливиону показала себя очень даже неплохо, насколько я слышал. Хотя, как я сумел понять из противоречивых слухов, это единственное, в чем наемники "Черного Леса" проявили себя безупречно.
Так вот, сняв ключ от хранилища Сигила с пояса кинмаршера, командующего гарнизоном внутри самой башни — убитый мной перед входом дремора, по-видимому, командовал охраной ворот, которые я обошел в своем безумном забеге — я обнаружил, что последний рубеж охраны представлен собственно хозяином этого клочка суши посреди лавовых морей и тройкой валкиназов при нём. Или не при нём, но все равно втрое больше, чем когда-либо прежде. Пригодилось и зелье, повышающее скорость реакции, и колечко, доставшееся мне от кинмаршера, зачарованное, как я осторожно выяснил, маскировать того, кто его носит. Чары, наложенные на стеклянную кирасу Клода Марика, окончившую свое существование в тронном зале Неналаты, были мощнее, но я рад был и тому, что досталось, лишь мимолетно подивившись тому, что дремора почему-то носил его в кармашке пояса, а не на пальце.
Маркиназа я убил метким выстрелом из лука. А вот с троицей, мгновенно отреагировавшей на падение хозяина башни, пришлось какое-то время поиграть в пятнашки, то и дело прячась под невидимостью. Правда, толку с неё было немного — все трое владели заклинанием обнаружения, так что большую часть времени я носился по хранилищу Сигила, как угорелый, изо всех сил пытаясь не дать загнать себя в угол. Это было отнюдь не легко, поскольку помянутым заклинанием они не только владели, но и пользовались. И не только им. К тому же действовали они до отвращения слаженно, как будто привыкли действовать втроем... или же частенько развлекались охотой на людей.
Что, если подумать, не так уж невероятно. Несколько неудачников из Мифического Рассвета, неизвестно за какие прегрешения упрятанных в дреморские клетки — красноречивое тому подтверждение. Откуда я знаю, что это именно они? За одними из врат мне, чтобы попасть в Сигильскую башню, пришлось обежать несколько "малых", располагавшихся вокруг неё кольцом. В каждой второй находился узник в клетке. Некоторые были мертвы или полностью обезумели от истязаний, но кое-кто был жив и даже в относительно здравом рассудке, чтобы осознать мое присутствие и ответить на вопросы. Кроме причины их нахождения в клетке, разумеется — все вопросы на эту тему разбивались о стену молчания. Взамен они, все до единого, просили только одно — открыть клетку. Видимо, разбиться о площадку дреморского подъёмника для них было более предпочтительной участью, чем то, что готовили им рогоносцы... или кто там на самом деле их запер.
Все это я и рассказал Белизариусу и вскоре вернувшемуся Хилу.
В Чейдинхолле мы пробыли еще неделю — иначе говоря, пока я не перестал при ходьбе выписывать безумные зигзаги с пересчитыванием всех встречающихся острых углов и пытаться выблевать свой желудок, проехав десяток локтей верхом. Пугать окружающих раздутой и синюшной, как у несвежего покойника, физиономией я прекратил намного раньше — когда смог самостоятельно колдовать, чем и занялся, наплевав на молчаливое неодобрение Хила и, как оказалось, продлив этим себе срок выздоровления вдвое. После чего, убедившись в том, что священник был прав, а я своевольный дурак, покорно дожидался выздоровления, принимая лекарскую помощь альтмера пополам с морализаторскими высказываниями касательно данмеров вообще и персонально меня в частности.
Еще одной проблемой стал Фарвил Индарис, который теперь постоянно крутился возле меня. Не знаю, о чем он говорил с братьями, пока я бродил по коридорам Сигильской башни, и что они успели ему наплести, но на меня он смотрел, как... как я сам, наверное, смотрел бы на Вивека, вздумай он посетить поместье Веним в Альд'Руне-под-Скаром(4) лет этак десять назад. И доводил буквально до белого каления просьбами рассказать про "Дом истинных данмерских рыцарей" — это он так про Дом Редоран — и про мои "подвиги" в Кватче и других городах.
Врать я не хотел, поэтому рассказал, как есть, почти не приукрашивая, Единственное, о чем я умолчал, это о том, что из Дома меня изгнали, аккуратно обходя эту подробность своего жизнеописания стороной. Впрочем, я о многом умолчал — не хватало еще исповедоваться перед мальчишкой.
Фарвил, явно ожидавший услышать пафосный рассказ о свершениях в стиле рыцарских сказаний Хай Рока, был крайне разочарован, на что я, упросив Бела зайти в магазин Мак-На, вручил ему "Дух Дэйдра" открытый на странице, где коротко и ясно описывалось, как дремора — а писали её явно со слов одного из рогоносцев — воспринимают нас, смертных.
Открытие, что дремора рыцарское поведение противника, если он смертный, мягко говоря, до свечки, младшему Индарису не понравилось. А кому в здравом уме придется по душе заявление "Вы для нас — пища"? Зато, как я и рассчитывал, заставило задуматься. А книжку я ему подарил. Правда, потом мне же и пришлось разъяснять мальчишке то, чего он в книге не понял... и это при том, что сам я тоже не все в ней понимал.
Впрочем, если не считать этого, мне по большей части было наплевать на щенячье восхищение младшего Индариса. Единственное, чего мне хотелось, это чтобы меня оставили в покое. Но... с того момента, как я сбежал из дома в Балмору, мои желания никого не волновали. В общем, я с трудом смог скрыть свою радость, когда Фарвил отвязался, наконец, от меня и начал доставать моих друзей. Не говоря уже о том, какую радость доставила мне возможность лицезреть страдальческое выражение на физиономии Белизариуса, ощутившего все прелести пребывания в моей шкуре — именно на имперца обрушилась вся мощь фарвилова преклонения. Нечего было ржать в кулак, когда мальчишка ходил хвостом за мной.
Андел Индарис, не дождавшись, пока "спаситель его сына" оклемается и явится в замок, нанес визит сам. Каково было официальное объяснение визиту, я так и не узнал, но нам этак ненавязчиво дали понять, что граф просто "мимо проходил"... видимо, врата Обливиона проверял. И в резиденцию Колючки заявился, потому что она совершенно случайно оказалась по пути. А мы — я — тут как бы и ни при чём вовсе.