-А ложку?
-А сама? — ухмылялся он, помахав ею в воздухе над своей головой.
-Ах, так! Издеваться над бедным, больным ребенком? — заныла я, а Гошка лишь шире улыбнулся и повторил свой недавний жест. — Ладно. Сам напросился.
Я, прикусив внутреннюю сторону щек, оперлась на стол и встала. Сделав пару шагов, я уже почти уверилась в своем могуществе и том, что я снова могу владеть и управлять безраздельно своим телом, когда мои ноги решили внезапно отказать мне в своей поддержке. Вожделенная мною ложка тут же полетала на пол, а руки, держащие ее, мгновение спустя уже прижимали меня к себе. Подняв взгляд, я утонула в темных глубинах карих озер и нервно сглотнула.
-Я сморю тебе лучше, — раздался от двери голос моей бабушки, и я тут же непроизвольно отшатнулась от Гошки, вырываясь из его рук.
-Не... немного, — выдавила я и села обратно за стол. Бабушка ухмыльнулась и села напротив меня. Гошка выглядел не лучше и, судя по тому, что он еще как минимум дважды чуть не выронил многострадальную ложку, поднимая ее с пола, его собственное состояние от спокойного было далеко. Наконец, ему удалось справиться со столовым прибором и он, ополоснув его под краном, протянул мне. Неуклюже протянув руку, я кончиками пальцев коснулась его ладони и получила в ответ заряд чистой электрической энергии. Гошка вздрогнул.
-Я, пожалуй, пойду, — глухо произнес он. Я предпочла не поднимать глаз от тарелки.
-Может чаю? — невинно поинтересовалась бабушка. — Или еще лучше налей и себе супа. Поди с утра маковой росинки во рту не было.
Я усердно делала вид, что до последней клетки своего мозга поглощена процессом поглощения еды. Это удавалось настолько удачно, что и мгновения не прошло, как я подавилась. Гошка тяжко вздохнул и начал хлопать меня по спине.
-Садись, Гошенька. Я тебе сама налью, — произнесла бабушка, вставая, и направилась к шкафу.
Гошка аккуратно присел рядом со мной, стараясь не встречаться со мной взглядом.
Поставив перед ним тарелку, бабушка подошла ко мне, потрогала мой лоб и в ответ на мой вопрошающий взгляд, произнесла:
-Жить будешь. Доедай бульон и марш обратно в постель.
-Но...
-Тамара, я не шучу, — уже более серьезно произнесла она. — В твоем положении я бы не стала упорствовать и послушала меня.
-Каком положении? — насторожилась я.
-Не знай, я, что все будет в порядке, я б твоего драгоценного муженька на тот свет уже давно отправила. От него слишком много проблем.
Гошка подавился и сильно закашлялся. Настала моя очередь хлопать его по спине. Я во все глаза смотрела на свою бабушку и не узнавала ее. Столько мощи в простом взгляде, я не видела еще ни у одного знакомого мне человека. Да что там знакомого. Казалось, она будет первой, кому удастся убить не вербально. И я невольно порадовалась, что Влад был далеко отсюда. В противном случае, его родственникам точно пришлось бы заказывать по нему панихиду.
-Мальчишка! — сердилась она. — Я же его предупреждала! Так нет, все равно все сделал по-своему. Ладно, ему еще достанется "на орехи". А сейчас — марш в кровать!
Видя ее в таком состоянии, я предпочла подчиниться и бочком, вдоль стеночки, на всякий случай, страхуя себя руками, уползла обратно в комнату. Подложив подушки под спину, я села в кровати, с наслаждением вытянув ноги. Через несколько минут ко мне присоединился Гошка. Он задумчиво уселся в кресло стоящее неподалеку от моего места дислокации, и я поняла, что именно в нем он проводил все-то время, что я была без сознания.
Через какое время к нам присоединилась моя бабушка.
-Итак, пока все кто мне нужен в сборе и частично в сознании, — прожгла она меня взглядом, — ответьте мне на один вопрос. Откуда у вас это?
Поверх одеяла легла знакомая мне потертая тетрадь в кожаном переплете. Дневник Генри Ризли из библиотеки Влада.
-Но ведь это же..., — начала я.
-Это книга, что-то вроде дневника нашего предка, которого звали...
-Генри Ризли? — вставила я.
-Нет, — медленно произнесла она, — но дневник Ризли действительно существует. Правда его пока никто не нашел, а если и нашел, то помалкивает. Я бы во всяком случае, точно так и поступила. Это дневник твоего предка по имени Аластас Минкевич.
-А откуда ты это знаешь? — тут же поинтересовалась я. — Там же ни слова не понятно.
-Так, судя по всему, как минимум в руках ты его держала, — ушла она от ответа. — Гоша, ты тоже?
-Нет, — недоуменно переводя взгляд с меня на мою бабушку, произнес он, а после с интересом уставился на книгу.
-Где ты его нашла? — напряженно поинтересовалась я.
-В твоей сумке, в пакете с мобильным телефоном.
"Машка!" — тут же подумала я. — "Больше не кому. А я и забыла совсем про нее, а ведь обещала сообщить, как доберусь."
Меня накрыло запоздалое чувство вины.
-Я ей позвонил, сказал, что ты заболела и не можешь сейчас с ней поговорить, — подал голос Гошка.
-Спасибо, — выдавила я.
А я уже терзала себя новыми вопросами. Зачем Влад отдал мне его? Ведь я же ясно дала понять, что хочу разорвать наши отношения. Прощальный подарок? Слишком велико по значимости такое подношение. И почему не отдал лично в руки? Тогда я б его выкинула. Нет, не выкинула бы, но однозначно постаралась бы вернуть. И все же зачем он всучил его мне? Да еще и Машуту впутал. Он столько над ним корпел и тут отдает мне. Я то и подавно ничего в нем не разберу. А может это предназначалось вовсе и не мне? Я подняла глаза от созерцания обложки дневника и тут же уперлась в темные усмехающиеся омуты своей бабули.
-Хитрец, — выдала она. — Видимо о том, что это дневник не Ризли он понял относительно недавно, в противном случае он бы заикнулся о нем еще с месяц назад, при одной из наших встреч.
-Ты уверена, что это именно он? Может это еще чей-то дневник. Судя по всему, ваш род любил изложить свои мысли на бумаге, — не удержалась я от сарказма.
-Ваш?! — усмехнулась бабушка. Гошка кашлянул.
-Черт, "наш", "ваш". Вы все когда-нибудь прекратите цепляться к словам. Где доказательство твоих слов?
Бабуля теперь откровенно усмехалась. Она взяла в руки тетрадь и, пролистав несколько страниц, открыла книгу на символе мира хранителей, развернув его ко мне. Гошка с явным интересом следил за всеми ее действиями и тоже во все глаза уставился на страницы истертого временем дневника.
-Это знак хранителей, — заметила я и на всякий случай уточнила, — ведь так?
-Да, — отозвалась она. — Но это знак именно Аластаса. Его личный, если можно так выразиться.
-Не понимаю, — нахмурилась я.
-Это сейчас, когда хранителей стало существенно больше, чем ранее и когда хранители Эрго уходят в небытие, Совет пошел на упрощение и лишил все семейства индивидуальности, за исключением совсем уж древних и именитых родов. А раньше хранители были в большинстве своем потомственные и обращение, санкционированное советом, конечно, производилось крайне редко. У всех родов из поколения в поколение передавался их особый знак, по которому можно было теоретически вычислить его владельца. Не знаю, рассказывал ли тебе Влад, но некоторое время после входа на поле Судьбы оно способно хранить на себе отпечаток изменения которому подверглось и как следствие след того, кто его произвел. Что-то вроде отпечатка пальцев. Это видно по знаку входящего на него. У твоего Влада он особый, так же как и у... тебя.
-Но... но зачем такие сложности?
-Это всего лишь привилегия, которая есть не у всех. У обращенных хранителей он свой. Правда один на всех. Таким образом Совет показывает их низкое происхождение, — она повернулась к Гоше и добавила, — извини Гошенька, но это так, как оно есть на самом деле. Чистота крови слишком много значила для них.
Гошка выдержал ее взгляд и легко кивнул.
-На первый не искушенный взгляд различия почти незаметны. Лишняя линия, завиток или напротив, отсутствие какого-то элемента. Основа неизменна, остальное все лишь прах.
Бабушка замолчала, я же наткнулась на задумчивый взгляд Гошки.
-Так с принадлежностью разобрались, кажется, — нахмурилась я. — Но какой нам от него прок? Там же нечегошеньки непонятно. Абракадабра сплошная. Нужен ключ.
-Ключ не нужен. Это не шифр. Это просто мертвый язык.
-О, это существенно облегчает нашу задачу, — скривилась я и попыталась скрестить руки на груди и тут же скривилась от боли. — Черт, бабуль, а можно вынуть у меня из руки эту штуку?
И вытянула вперед левую руку, показывая катетер.
-Сейчас, только спирт принесу, — отозвалась она и вышла из комнаты.
-Том, ты как ты себя чувствуешь? — тут же поинтересовался Гошка.
-Нормально, — отозвалась я. — А что?
-Назад поедешь?
-Зачем?
-Для начала просто учиться, — ответил он.
-А потом что?
-А тебе обязательно нужны все ответы сразу?!
-А у тебя они есть?! — скривилась я.
-Скептицизм вернулся, — заметил он, закатывая глаза. — Все в порядке.
-Так, давай сюда свою руку, — вернулась бабуля, скользнув взглядом по Гошке, отчего тот немедленно сжался и отвернулся к окну.
Бабуля аккуратно и ловко вынула катетер и согнула мою руку в локте. Краем глаза я заметила, как напрягся Гошка.
-Терпи, дальше будет хуже, — неожиданно произнесла бабушка.
-Вы о чем? — тут же влезла я.
-Ни о чем, — ответила бабушка. — На чем мы остановились?
-На мертвых языках, — отозвалась я, все еще с интересом переводя взгляд с Гошки на бабулю. — Да, у меня еще вопрос, пока не забыла. Почему я так долго была в отключке? И чем ты меня напоила?
-Снотворным, — как ни в чем не бывало, отозвалась она.
-Теперь все намного яснее, — скривилась я. — Зачем?
-Затем, что так было надо.
-Бабуль, — заныла я.
-Твое восстановление сил и энергии не сильно зависит от твоего желания или не желания пить чужую кровь. Эрго имеют способность восстанавливаться во сне, заимствуя часть энергии поля, порой неосознанно проходя на него за гранью своих снов. Это безусловно занимает больше времени, чем прямое заимствование чужой энергии крови, но как по мне гораздо более комфортно. Судя по всему, после того как тебя начисто лишили твоей собственной энергии, едва не отправив к праотцам к слову сказать, ты не имела возможности восстановиться, потому как и не спала толком.
-Что значит "не отправив к праотцам"? — не унималась я.
-А то и значит, что когда ты появилась тут две с лишним недели назад, я вообще не понимала, в чем дух держался. Видимо на чистом упрямстве.
-Я нормально себя чувствовала.
-Поедая себя поедом, — в голосе зазвучали нотки недовольства. — Мало мне было того, что тебя, грубо говоря, выпили как пустой сосуд, так еще и ты сама занималась самоуничтожением.
-Не правда! — воскликнула я.
-Я же тебе говорила, связь не разорвать. А ты все равно пыталась сделать это и как результат полное энергетическое истощение запасов. Влад тоже молодец, отпускать тебя одну в таком состоянии, и если бы не Гоша, неизвестно чтобы с тобой произошло в дороге.
В голосе бабули вновь зазвучали металлические нотки, я же при упоминании имена моего демона лишь вздрогнула и посильнее стиснула руки.
-Гоша? — тупо переспросила я и уперлась взглядом в его сгорбленную фигуру.
-Он стал твоей батарейкой и резервным генератором и, — она повернулась к нему всем корпусом, — я тебе безмерно благодарна за то, что помог моей внучке дожить до этого дня. Я не шучу и ничуть не преуменьшаю твоих заслуг.
-Я сделал это потому, что считал правильным.
-Гошенька, я сейчас скажу тебе одну вещь, которую ты, думаю, и так уже подозреваешь. Прости, но я вынуждена быть жестокой, потому что в силу своей профессии предпочитаю все же говорить людям правду, не скрывая ее за завесой лжи и самообмана. Последнее убивает все шансы на скорейшее выздоровление, — она присела на краешек кровати и заглянула ему в глаза. — Ты знаешь, как мы любим тебя и знай, что здесь, не смотря ни на что, ты всегда можешь рассчитывать на помощь и поддержку, но Тома... она не твоя судьба. У вас с ней разные пути. Я знаю, как это больно терять надежду, но поверь мне, чем раньше ты осознаешь это, тем проще тебе будет. Я до последнего надеялась, что она изменит свое мнение относительно тебя, но судьба капризная особа. А в отношении хранителей вдвойне. То, что она чувствует сейчас к тебе всего на всего зов крови. Его крови, текущей в твоих венах.
-Неправда, — внезапно, даже для себя самой выкрикнула я. Немедленно, откуда ни возьмись, появились слезы, и снова заныло что-то внутри. На лучшего друга было страшно смотреть. Его глаза стали еще темнее и глубже, чем обычно и своим холодом и отчаянием напомнили мне взгляд других глаз. Глаз, серых как море в шторм, смотревших на меня с немой надеждой и мольбой, когда я, не думая о последствиях, била на поражение.
-Омичка, — начала моя бабушка.
-Неправда, — уже тише повторила я. — Я его ненавижу. Он... он... неправда. Я люблю Гошу.
Взгляд лучшего друга стал еще глубже и печальнее.
-Как друга, брата, близкого родственника — не отрицаю, но...
-Нет, — слезы застилали глаза. — Все изменяемо. И я это докажу.
Злость, как и раньше, придала сил. Я прикрыла глаза и попыталась собраться с мыслями.
-Тома, не стоит этого делать сейчас. Ты еще слишком слаба для подобных экспериментов.
-Как ее разорвать? — сквозь стиснутые зубы произнесла я. — Ты знаешь?
-Я уже говорила..., — начала она.
-А в дневнике есть упоминание об этом? — внезапно вспомнила я о первоначальной цели нашего разговора.
Заминка в ответе бабушки тут же выдала все ее чувства.
-Я хочу знать! — твердо произнесла я. —
-Это путь ненависти и безразличия. Ты не заслуживаешь такой судьбы. Поверь мне.
-Я хочу знать, — четко по слогам произнесла я. — Что это за язык?
Бабушка замолчала на мгновение и, коротко глянув на Гошку, произнесла:
-Это полабский язык. Он был распространен на территории центральной Европы, до определенного времени, века так до восемнадцатого, пока его употребление не стало не угодно властям и всех носителей языка насильно не переучили на немецкий.
-Откуда ты его знаешь? — поинтересовалась я.
-Это язык предков Вацлава, он меня ему и научил. Мы с ним в свое время переписывались таким образом, в тайне ото всех, — грустно улыбнулась она.
-А дневник ты раньше видела?
-Конечно, — усмехнулась она. — Он и хранился в нашей семье, но, к сожалению, из-за неразберихи во время Блокады, я его потеряла.
-Блокады? — у меня отвисла челюсть. Я до сих пор не могла смириться с мыслью, что моя родная бабка видела воочию царя.
-Мы с Мишей жили тогда в Ленинграде, и в наш дом попала бомба. Я думала, что дневник сгорел вместе со всем остальным, но видимо я ошибалась, — задумчиво произнесла она. — Как он попал к Гардинерам?
-Не знаю, — автоматически отозвалась я. — Он сказал, что нашел его в библиотеке отца уже после смерти родителей.
-А он случайно не сказал, не было ли в нем вложенных писем или листков бумаги с заметками на полях? — надежда, проскользнувшая в ее голосе, была почти осязаема.
