Через десять минут Джош вновь позвонил в дом шефа полиции. На этот раз будто бы звонили из вашингтонского бюро ЮПИ. Теперь можно было протянуть руку и ощутить страх этого человека.
— Нет. Нет. Я уже говорил другому парню. Мне нечего сказать.
Еще два звонка. В одном Джош представился репортером из газеты в Олбани, в следующий раз из большой ежедневной нью-йоркской газеты.
— Теперь он дозрел, — заявил Джош после очередного звонка. — Давай сорвем его.
Мы подъехали к дому шефа: красивый, построенный на разных уровнях, с аккуратно подстриженной лужайкой, посыпанными гравием дорожками, кустами и плавательным бассейном позади дома. Дорогая машина последней марки была припаркована у обочины.
— А он не только прячет деньги в коробке, он еще и тратит, — прокомментировал Джош.
Внутри Джош выложил шефу полиции следующее решение: дать правдивые показания и получить покровительство комитета или получить заслуженное вместе с другими коррумпированными чиновниками.
— Вы думаете, власти начнут расследование против меня? — спросил Эдвардс. — Мне звонили из Вашингтона какие-то репортеры и говорили, что слышали, будто...
— Будут не только расследовать твою деятельность, но и обвинят тебя, — грубо ответил Джош. — Агенты из Бюро налогов, может, уже сейчас изучают твои доходы. В течении недели они будут давать показания перед федеральным большим жюри, в то время, как какой-нибудь бойкий помощник прокурора получит каждую строку твоих свидетельских показаний в комитете.
Он наклонился вперед и мягко добавил:
— Они тебя искрошат, шеф, а все друзья будут разбегаться, лишь только ты попробуешь поздороваться с ними. Поверь, нет ничего более уязвимого, чем коп, попавшийся с руками в денежной кассе. Каждый сукин сын в общине захочет вскочить и закричать "ура", и каждая скотина, которая когда-либо получала повестку в суд или сидела в тюрьме, распустит слух, что всегда знала, что он распродал золотые зубы собственного отца.
Шеф полиции облизывал губы и кивал, а его жена, маленькая, бледная женщина сцепила пальцы на коленях, как будто для молитвы.
Джош тяжело посмотрел на женщину.
— Мы можем дать ему перерыв, если он ответит на вопросы комитета — но это ему решать, принять предложение или нет.
Потом Джош обратился к шефу:
— Если решишь, что хочешь сотрудничать, шеф, позвони нам в мотель, до начала утренних слушаний. Можешь спросить меня или мистера Маккула.
Он посмотрел на женщину с симпатией и сказал негромким, мягким голосом, что ему очень жаль.
Это была блестящая инсценировка.
— Держу пари, она будет теребить его весь день, — вполголоса сказал Джош, когда мы шли по дорожке. — И на всякий случай, давай посидим в машине несколько минут.
Только мы уселись, как передняя дверь открылась, и шеф полиции поспешил к нам по тропинке. Джош открыл окно.
— Вы, парни, не зайдете на несколько минут в дом? — нервно спросил он. — Мы тут поговорили с женой...
Позднее Джош провернул то же самое с местным политиком. Тот не был столь же наивен, как шеф полиции. Он сказал, что его адвокат порекомендовал говорить — по пунктам, что он и сделает.
— И о чем же? — холодно спросил Джош.
— Вы, ребята, не подслушивали? — спросил с понимающей улыбкой политик, невысокий, сытый и самодовольный.
Мы молча распахнули свои пиджаки, он цепко взглянул на нас, потом кивнул.
— Я дам показания, что звонил Барни Маллади, — он улыбнулся, — чтобы использовать его влияние на законодателей для получения фондов по борьбе с бедностью, чтоб мы могли начать здесь свою программу.
— К черту, — сказал Джош, вставая. — Нам не нужно твое сотрудничество. Мы распнем тебя. Мы поймали тебя на взятках от строительных компаний и на выплатах Барни. Кого, по-твоему, ты пытаешься обмануть?
Мы были уже в дверях его апартаментов, когда он остановил нас.
— Минуточку, парни, — умоляюще произнес он. — Может, выпьем?
— Можешь сам пить, — резко ответил Джош. — Будешь говорить или нет?
Мужчина с минуту изучал Джоша.
— Позвольте мне вызвать своего адвоката.
— Давай, вызывай поскорее, — распорядился Джош, бросая пиджак в кресло. — Мы не намерены торчать тут всю ночь.
В три часа утра мы ушли, получив другого свидетеля, готового к сотрудничеству, внесенного в расписание слушаний на следующий день.
Первым свидетелем был шеф полиции. Он дал показания, что звонил Барни и просил помощи в выяснении, не подслушивает ли его телефон полиция штата. А через неделю, говорил он, он получил загадочный звонок, советующий не пользоваться телефоном — частный номер, не внесенный в телефонную книгу. Он также признал, что звонил Барни и просил его использовать свое влияние, чтобы предотвратить рейды полиции штата по игорным заведением Лоуренса. Барни, как он говорил, пообещал, что прекратит рейды за неделю. Потом Келли представил документы, показывающие, как прекратились рейды полиции штата вскоре после того, как шеф полиции Лоуренса сделал звонок. Шеф давал показания около часа, расписывая картину коррупции, которая вызывала почти физическую тошноту.
Следующим был местный политический лидер. Он был до того напуган, что его еле было слышно за первым рядом зрителей. Он свидетельствовал, что звонил Барни и получил обещание "раскрыть" федеральные фонды для городских проектов строительства дешевых домов и на программу по борьбе с бедностью, которую поддерживает Вашингтон. Через три недели после его звонка позвонил Барни с известием, что фонды вскоре станут доступными. Подслушивание осуществленное Вилли, обеспечило основу для следующей серии бомб, которые действительно потрясли зал слушаний. Лидер, потирая лицо и ерзая на стуле, признал, что три компании, которые впоследствии получили заказы в 20000000 долларов по проектам, принадлежали ему самому, Барни Маллади и нескольким городским комиссарам и политикам. Он сказал, что 300000 долларов в качестве "гонорара за консультацию" было выплачено Барни через его нью-йоркскую строительную компанию.
После этих показаний мы ощутили, что по городу распространилась паника. Постоянно звонили адвокаты, предлагая своих клиентов в качестве "сотрудничающих" свидетелей. Казалось, нет такого секрета, как бы глубоко его не запрятали, который комитет не откопал бы.
— Подарки от сумасшедшего, — устало пробормотал Джош во время короткого перерыва. — Теперь ты понимаешь, до чего ценен был Вилли?
Потом он нетерпеливо добавил:
— Знаю, знаю. Ты хочешь спросить, стоило ли это того. Да, черт возьми, думаю, стоило. Полагаю, то, что здесь происходит, поможет уравновесить весы.
Показания других свидетелей описывали, как снимались "сливки" с верхушки рэкета и доставлялись в подвал Сити-Холла, смежный с полицейской штаб-квартирой, и бесстыдно делились. Как сказал один свидетель, всегда имелась "сумка для Барни", которую потом забирал Абернети в первую неделю каждого месяца.
Секретарша с лицом, напоминающим топор, поклялась, что шофер Барни забирал портфель, который она из осторожности помещала в сейф в конторе, но настаивала, что она не знала, что в нем содержится. Почему же она оставляла портфель в сейфе? Просто ей не нравится, когда вещи валяются на полу, чопорно отвечала она.
Шофер, который мудро бросил возить Барни, поклялся, что он брал портфель и отвозил его к Маллади.
Сладкие шоколадки Барни и правда хорошо платили ему. Но теперь я не думаю, что в его коробке оставался хотя бы десяток.
Думаю, именно это и было в голове у Барни, когда он пригласил меня в отель, где остановился. Я сообщил об этом Джошу и Келли, и они ответили: "Неприменно. Надо выяснить, что у него на уме".
Я нашел Барни в номере одного. Это был не лучший отель, и комнаты не напоминали "Уолдорф-Асторию", что, конечно, не улучшало его настроение. Он лежал на кровати, рубашка расстегнута, в руке банка с пивом.
— Самое меньшее, что вы бы могли сделать, это провести в городе свои чертовы слушания, — сказал он, кивая мне на кресло. — Хочешь пиво?
Пиво казалось прохладным и привлекательным, так что я принял предложение. Он вышел в спальню и вернулся с банкой.
— Я наполнил ее льдом и держу там, — объяснил он. Барни плюхнулся на кровать и хмуро посмотрел на меня.
— Вы знаете, что взяли меня за горло?
— Мы и рассчитывали на это.
— Я хочу заключить сделку. Не волнуйся... здесь не подслушивают. Я не такой, как вы, мошенники. Чего хочет ваш парень? Делегатов? Помощи в кампании? Ты можешь сказать.
— А в ответ?
— Перерыв в слушаниях. Никаких свидетельств.
— Барни, ты уже в супе. Бюро налогов потребовало от нас передать твои банковские счета. Каждый окружной прокурор штата возьмется за тебя.
Маллади хитро взглянул на меня.
— Позволь мне самому позаботиться об этом. Это моя головная боль. Но я не хочу никаких новых проблем.
Я поставил банку.
— Я передам твое послание.
— И ты замолвишь за меня словечко, старина?
Я посмотрел на его бледное, взволнованное лицо и вспомнил, как толпа переливалась через полицейскую машину, упавшего сержанта, рвущихся собак, вонючий подъезд, когда я впервые приехал в Лоуренс, разыскивая Келли и Лейси. Его хриплый голос метал в меня озадаченные вопросы, пока они не заглохли за дверью. Дайте ему хоть тысячу лет, Барни никогда не поймет.
В мотеле у Келли была лишь одна инструкция:
— Постарайтесь, чтобы завтра утром он вернулся на свое место свидетеля, — вот и все, что он сказал.
Утром Барни вернулся, но на этот раз он был совсем иным, не таким, каким я видел его в отеле. Заносчивость и атмосфера уверенности вернулись к нему, он улыбался каждому, проходя по запруженному коридору к залу заседаний.
— Я хочу сообщить тебе наш ответ, Барни, — сказал я. — Мы...
Он махнул рукой.
— Позволь сказать, сегодня мы уже не нуждаемся в этом, — заявил он. — Возможно, нам следует повторить слова великого американца Джорджа Вашингтона: "Пусть сегодня на страже стоят только американцы".
Честно говоря, он так и оставил меня стоять с открытым ртом.
Вскоре мы узнали причину уверенности Барни. Когда он занял место с широченной улыбкой, как у Чеширского кота, поднялся его адвокат и объявил, что его клиент хочет зачитать важное заявление. Получив на это разрешение, Барни рассчитано театральным жестом вытащил из папки длинное отпечатанное заявление и начал читать.
После первой же минуты чтения я ощутил холод. Когда я взгляну на Джоша, он выглядел пораженным.
Медленно и отчетливо Барни зачитывал выдержки из досье на Джентайла, которое, как он сказал, будет сердцем вашингтонской колонки Така Ларсена и его телепередачи. У Келли не дрогнул ни один мускул, но Джоунс подкручивал свой слуховой аппарат, бросая на Келли озадаченные взгляды, и наклонился, чтобы что-то ему шепнуть.
Закончив читать выдержки из досье, Барни принялся описывать, как Келли умышленно скрыл досье и намекнул на политическую сделку. Дальше больше. Ларсен обвинил комитет в том, что ему была дана информация об Эве Шмидт и о том, что она использовалась нью-йоркскими политиками для заключения сделок, но информация была скрыта, потому что "в связи с этим делом следователи комитета раскрыли имена высокопоставленных деятелей из Вашингтона".
Детективы из нью-йоркского отдела убийств, продолжал Барни, рассказали ему, что, без сомнения, есть какая-то связь между убийствами Эвы Шмидт, молодой немецкой иммигрантки, найденной в квартире Эвы на Сентрал-Парк-Вест, и подруги Джелло Молли Шапиро, которая была убита в мотеле в Вестчестере.
Так дальше и тянулось, и Барни постарался, чтобы каждое слово было занесено в протокол. Как и Ларсен, он вернулся к досье на Джентайла, сообщая о самых серьезных обвинениях.
Лучшее Барни приберегал напоследок. Ларсен сказал ему только сегодня утром, что большую часть информации он получил от Вилли в заказном письме через несколько дней после "бойни на Фили-Сквер", как называли случившееся газеты. Он приложил копии отчетов, которые сделал для Джоша Майклза и комитета вместе с детальным финансовым заявлением, которое подписал. Барни согласился, что письмо Вилли Ларсену было бессвязным и невразумительным, но штат Ларсена подтвердил самостоятельно большинства фактов. Они, в конце концов, нашли Сюзи Форест и ее мужа в Гонконге, где они делали телевизионный фильм. Муж Сюзи, как ее представитель, подтвердил всю историю о связи Джентайла с его невесткой, ее последующее самоубийство и помощь Джентайла в снижении залога за Чинга...
Я чуть не застонал во весь голос, когда вспомнил, как отчитал этого мерзкого молодого хвастуна в аэропорту. Как и предупреждал Джош, единственное, что ему оставалось продать, так это историю жены и то, как мы ее купили.
Когда Барни закончил чтение, он осторожно, почти методично, положил бумаги обратно в папку, в то время как бюллетени разлетались из зала заседаний. Я закрыл глаза, и перед моим мысленным взором вспыхнули заголовки газет:
"ОБВИНЕНИЕ ШЕННОНА В СОКРЫТИИ ДОСЬЕ НА ДЖЕНТАЙЛА И ПЕКИНСКОГО АГЕНТА" или какую-нибудь другую подобную чепуху.
Когда я открыл глаза, Барни разыгрывал первоклассный спектакль по подавлению своего праведного гнева. Как старый профессионал, он хорошо понимал, что дымовая завеса, которую он сейчас установил, затемнит, по крайней мере временно, шокирующие данные о его собственной преступной деятельности.
— Я должен заявить этому комитету, что я верю, что конгрессмен Шеннон по чисто личным причинам и в политических целях намеренно скрыл документ, имеющий жизненно важное значение для всей нашей программы безопасности.
Хриплый голос скрежетал дальше.
— Далее, джентльмены, я возлагаю на него ответственность за то, что в то время, когда мы втянуты в ужасающую дипломатическую борьбу с Пекином, он...
Келли не закричал, не стукнул в гневе по столу. Я полагаю, именно его тихий, спокойный голос заставил Барни заткнуться.
— Вы, сэр, вор, мошенник и позор американской политики. Завтра вы вернетесь сюда. До этого времени комитет объявляет перерыв.
Келли поднялся, вышел из-за стола и направился к выходу, пройдя мимо своры кричащих, тянувшихся с микрофонами репортеров, которых он игнорировал, и вышел из здания.
— Пошли, перехватим его, — сказал Джош, и мы побежали прочь.
Мы догнали его у машины. Репортеры выкрикивали вопросы, протягивали микрофоны прямо к его лицу, дергали его за руку, махали копиями бумаг и сердито требовали ответа. Когда мы подошли, Келли качал головой и спокойно отвечал.
— Никаких комментариев.
— Соберемся все в мотеле около шести, — тихим голосом сказал он нам. — Увидимся там.
Потом он медленно отъехал от обочины.
Когда Келли уехал, гнев репортеров обратился на Джоша и меня, они требовательно ждали ответа. Были ли эти обвинения правдивы? Где было это досье? Кто был пекинским агентом? Как насчет проституток с Сентрал-Парк-Вест?
Джош, обладающий быстротой реакции, дал им быстрое заявление, полное двусмысленности, которое напоминало каждому, что Барни был выявлен как вор, который, видимо, вскоре будет обвинен в уголовном преступлении. Джош пытался создать новости, но сегодня прессу было нелегко купить. Репортеры хотели получить ответы на обвинения Барни. В конце концов, Джош пообещал им сделать заявление позднее, но это мало удовлетворяло их. Но тут появился Барни, раздувшийся как голубь. Репортеры быстро бросили нас, в то время как Барни приветствовал их с распростертыми объятиями.
