Сквозь пелену снега, взявшегося из ниоткуда, я услышала знакомый голос.
-Ты звала меня?
Повернувшись, я столкнулась нос к носу со своим демоном.
"В одной рубашке. И как ему не холодно?" — тут же подумала я.
-Это же твой сон, — легко улыбнулся он.
-Ты мне таким просто больше всего нравился, — зачем-то ответила я.
-Значит мне не холодно, — ответил он.
-Это точно сон? — уточнила я.
-Да, — печально улыбнулся он.
-Тогда обними меня. Мне холодно, — протянула я к нему руку.
Мгновение и я уже нежусь в его объятиях.
-Мне плохо, — пожаловалась я.
-Я знаю, — ответил он. — Возвращайся.
-Не могу, — всхлипнула я. — Будет еще хуже.
-Я скучаю.
-Я тоже, но мне все еще больно.
-Прости меня.
-Я не могу. Хочу и... не могу.
-Что мне сделать, что бы ты вернулась?
-Я не знаю, — и, помолчав, спросила, — зачем ты это сделал?
-Я и не делал, мне внушили, что я хочу именно этого, а я поддался так, как и раньше. Дважды на одни и те же грабли.
Я посмотрела на его лицо. Печаль, вина и сожаление, приправленные болью.
-Но ты же знал, кто это.
-Знал.
Молчание.
-Хотел что-то доказать?
-Нет.
-Тогда зачем?
-Не знаю.
-Ты любишь ее?
-Нет.
Руки обхватывают чуть сильнее, причиняя боль.
-Но все еще веришь ей.
-Нет, — более тихое и неуверенное.
-Ты жалеешь ее.
-Да, — боль и сожаление.
-Почему?
-Я это сделал с ней. Она заслуживает лучшего.
-А я?
-А я не заслуживаю тебя. "Меня оставить вправе ты, мой друг, А у меня для счастья нет заслуг."
-Шекспир.
-И он тоже оказался прав, — печаль.
-Не надо, больше не будем об этом, — сжимаю пальцами его рубашку. — Мне сейчас просто хорошо. Поцелуй меня, пока я не проснулась.
Мягкое прикосновение, как перышко, к векам, одному, а потом второму, и я закрываю блаженно глаза. Лоб, щеки, шея, левое ушко, скулы, губы. Привычно вжимаюсь в его тело, обхватывая за шею. Нежность влечет за собой неуемное желание. Это же сон. Здесь все легко и просто.
-Я хочу тебя, только тебя, и всегда хотел только тебя, — горячее дыхание на моей шее и груди. — Вернись...
-Нет. Не сейчас. Больно, — я уже вздрагиваю от электрических импульсов сотрясающих меня, плавясь под его ласками.
-Тогда зачем ты позвала меня? — взгляд выворачивает душу.
-Потому что это сон и во сне мне хочется быть с тобой.
Тянусь к нему, но он уворачивается от моих губ.
-А в жизни нет?
-А в жизни — не знаю. В жизни мне проще быть с Гошей.
-Гошей? — как эхо.
-Он дарит мне спокойствие, хотя никогда не будет целовать, так как ты, но я буду по-своему счастлива. Он не обидит меня. Никогда. Я знаю...
-Ты хочешь разорвать связь? — тихий, яростный голос.
-Да.
-С его помощью?
-Да.
-А я?
-А ты найдешь еще свое счастье!
Холод. Он стоит в нескольких метрах от меня, сжимая чугунную решетку ограды реки, так что побелели суставы. Я вздрагиваю от озноба. Этого в моих желаниях и мечтах не было.
-Это... не... сон?
-Почти, — выдавливает он. — Для тебя это сон, для меня — реальность. Холодная и жестокая.
Злость в его глазах накрывает меня одеялом из тысячи игл.
-Уходи! — сквозь зубы выдыхаю я.
-Нет, — решимость в его голосе на мгновение подчиняет меня его воле. Еще миг и он сжимает меня в объятиях.
-Пожалуйста, — снова боль. — Не делай этого.
Я как художник держу в своих руках палитру с тысячей оттенков боли. От легкого обжигающего касания до всепоглощающего крика израненной души. Вся моя реальность окрашена в эти цвета, теперь даже по ту ее сторону, где правит властитель сна Гипнос.
-Уходи...
-Нет!
Он хватает меня за предплечья и встряхивает, вынуждая закинуть голову и посмотреть ему в глаза. Злость и боль пополам с печалью.
-Дай мне еще время.
-Зачем? — слезы струятся по щекам, замерзая на холодном ветру.
-Пожалуйста, — хватка ослабевает. — Не... надо... так... разрывать...
-Ты тоже знал о том, что я могу это сделать! — понимание горькой волной заползает в сердце и душит меня как удавка. Я начинаю задыхаться.
-Пожалуйста, — повторяет он. — Я... я не смогу это... исправить.
-Это будет уже мой выбор.
-Пожалуйста, — еле слышно выдыхает он.
-Уходи..., — отзываюсь я.
Он легонько, как бабочка крылом, проводит кончиками пальцев у меня по лицу, напоследок касаясь губ и прикрыв глаза, резко разворачивается и уходит. Стена снега в мгновение ока скрывает его силуэт. Я сжимаюсь в комочек, и даю волю слезам. Холод поглощает меня, разливаясь от сердца по венам, по всем самым потаенным уголкам тела и души, мешая дышать полной грудью. Мешая жить. Я отворачиваюсь от дороги, от его дома, вглядываясь в темную, холодную гладь канала. Она как бездна манит меня.
-Омичка, родная, проснись. Омичка... Омичка...
Меня как слепого котенка выдергивают за шиворот в реальность. Холодно. Я обхватываю себя руками и, тут же покачнувшись, чуть не падаю с подоконника. В полумраке прямо напротив меня чуть бледнее обычного я вижу лицо бабули. Она мертвой хваткой держит меня за левое запястье, одновременно придерживая рукой у плеча. Мне потребовалась целая минута, чтобы окончательно осознать, что я по-прежнему нахожусь у себя дома, и что все увиденное мною во сне, не более чем игра моего воображения. Или все же это был не просто сон?!
-Что случилось? — хрипло произнесла я.
-Ты плакала во сне, — прикоснулась она к моей щеке, нежно проведя пальцами по коже. Я повторила ее жест и с удивлением поняла, что моя ладонь вся мокрая от слез.
-Я... все нормально, — всхлипнула я. — Нормально.
-Омичка, возвращайся, — провела она рукой у меня по волосам. — Здесь ты себя совсем изведешь. И его издергаешь.
-Кого его? — сделала я каменное лицо.
-Родная, негоже по любому поводу на изнанку шастать, особенно когда ты там еще так плохо ориентируешься. Я не смогу все время тебя оттуда выдергивать. Тоже мне нашла убежище! Пойми это опасно, бывали случаи, когда оттуда не возвращались, и зачастую происходило это по собственной глупости.
-Изнанку? — нахмурилась я. — Я думала это сон.
-Это и был сон, что впрочем не отменяет того факта, что снилась тебе изнанка, что в общем-то по сути одно и тоже.
-Не понимаю, — нахмурилась я, и вытерла тыльной стороной ладони подсыхающие глаза.
-Сон — это удивительное состояние, когда любой человек способен прикоснуться к нашему миру, когда два мира сливаются, прикасаясь друг к другу. Для нас же состояние сна практически тоже самое, что обычный уход на изнанку, порой правда не осознанный. Изнанка это не только поле судьбы. Это место где любой человек получает то, что хочет и теряет то, чем не дорожит. Изнанка — это сам наш мир, то место где живут все наши мысли, чувства, сны, страхи. Где живут наши души. Где живет каждый из нас, где есть ответы на все вопросы, где живет надежда и боль, любовь и ненависть, вера и отчаяние. Это как огромная пещера в чреве земли с множеством боковых ответвлений тоннелей и целыми залами. Хранители просто имеют ключи от нескольких, заметь всего лишь нескольких ее закрытых залов, не более того. Сам же этот мир доступен каждому и, не имея головы на плечах, в этом мире тоже можно пропасть. Прости, что говорю так туманно и путано, но я не могу объяснить тебе это иначе. Боюсь, чтобы осознать все это, тебе придется пройти по пути познания всего нашего мира самой. Просто знай, что не все в этом мире поддается исправлению и что мир людей и хранителей есть суть одно и тоже.
-Бабуль, — сосредоточенно слушая ее объяснение, я в итоге поняла только одно — что я не поняла ничего. — Ты меня совсем запутала, если честно.
Она тихо рассмеялась.
-На то и расчет. Зато заинтересовала, — подмигнула она мне. — Может это заставит тебя вернуться. Уверена, Влад расскажет тебе об этом намного лучше и красочнее меня.
При звуке его имени я тут же вспомнила свой сон и отвернулась к окну.
-Зачем он так со мной?! — вырвалось у меня. — Даже сейчас мог бы сразу сказать, что это не сон. Нет, вновь игра. Вновь обман.
-Родная, ты не оставляешь ему никаких шансов, так тоже нельзя. У каждого человека, когда он совершает промах, должна быть возможность поправить все или что-то что поможет ему перешагнуть и пойти дальше. Ты же одновременно не отпускаешь его и отталкиваешь.
-Я его не держу, — сердито выдала я, на что бабушка отрицательно покачала головой.
-Ты сама связала себя с ним, так пройди же этот путь до конца. Я не говорю, что это будет легко, особенно учитывая ваши характеры, но вам двоим выпал отличный шанс прожить всю жизнь бок о бок с кем-то, кто будет лишен шлейфа болезненных разочарований прошлого и ошибок, навязанных другими. Не упускай его.
-Я не связывала, — привычно буркнула я. — Это был его выбор. Случайность.
Бабуля закатила глаза.
-Какая ж ты упрямая. Ну, да. Он провел весь ритуал связи, причем, судя по всему, не до конца отдавая себе отчет в том, что он получит в конечном итоге. Но, Омичка, ритуал связи на то и существует, чтоб в нем участвовали двое. Или ты и, правда, думаешь, что он прошел бы настолько успешно, не желай ты этого сама?!
-Что? — потрясенно спросила я. — Я? Я?! Я этого не хотела! Я вообще не нужна эта... связь. Мне и так было неплохо.
Бабуля нахмурилась.
-Подожди, — медленно произнесла она. — Ты хочешь сказать, что убеждена в том, что связь установилась только потому, что этого хотел Влад, и потому что ты переспала с ним?
-Бабуль, — приложив руки к щекам, я ощутила, как те горят от смущения. — А можно без подробностей?! Но в общем да.
-Боже мой, ребенок, — рассмеялась она. — Большей глупости от тебя, пожалуй, и ожидать было нельзя.
-Опять ребенок, — буркнула я.
-Родная, — в неверном свете уличного фонаря ее глаза поблескивали, как два оникса и она практически по слогам произнесла, — связь никогда не установится, если ОБА участника ритуала не желают этого. Выражаясь простым человеческим языком — хоть упейся кровью по самое не могу, но без взаимной любви отдать часть своей души взамен на ту же часть партнера, не удастся никогда. Обмен попросту не состоится и все.
Видимо вот так и чувствуют себя рыбы, вытащенные из воды. Судорожно вздохнув, я поняла, что сейчас начну задыхаться. Воздух входил и выходил в легкие, но вот жаждущий кислорода мозг чувствовал себя безнадежно обманутым. Вся моя вера в случайность, в мгновение ока разлетелась в прах и осыпавшись к моим ногам мелкими частицами, подобно пеплу от сгоревшей книги с историей моей жизни, и лишила возможности адекватно ответить на вопрос, ответ на который я как мне казалось нашла совсем недавно: "И что дальше?"
-Омичка, ты что так до сих пор и не поняла что любишь его? — мягко произнесла бабушка и я почувствовала, что снова плачу.
-Я... я не знаю. Я несколько раз пыталась произнести эти слова вслух, но меня все время что-то сдерживало. Я решила, что раз не могу, значит — сомневаюсь, а значит — это неправда. Точнее это не истинно, а потому и неважно.
-Согласна, ужасно сложно сказать вслух три простые в сущности слова, тем паче глядя в глаза тому, кто так жаждет их услышать, но неужели само твое сердце не шепнуло тебе об этом много дней назад? — прикоснулась она к моей щеке, стирая слезинку.
Я прикрыла глаза, пытаясь припомнить, что я чувствовала каждый раз, когда я видела его. Припомнить каждое его прикосновение, его взгляд, его улыбку, его запах. Сердце тут же начало отбивать учащенный ритм, и я поняла...
-Какая я глупая, — всхлипнула я.
-Родная, то как ты чувствовала себя, как вела себя рядом с ним, все это говорило о том, что ты влюблена в него и я, честно говоря, думала, что ты просто искала подходящего случая, чтобы сказать ему об этом, но никак не то, что ты сама не подозревала об этом чувстве.
-Но почему тогда, когда мы встретились впервые, ты так яростно набросилась на него из-за связи? Если ты знала, все это, почему ты обвинила во всем его, его одного?
-Прости меня, Омичка, но постарайся понять, — слабо улыбнулась она. — Я, как могла, оберегала тебя от всего этого, думая, что обычный мир подарит тебе спокойствие и избавит от необходимости принимать на себя груз чужих ошибок. Я не хотела такой судьбы для тебя, потому в первый момент, когда я осознала, что ты не только узнала о существовании хранителей, но и по сути прочно связала себя с одним из них, мягко скажем, расстроило меня. И я невольно выместила все, что чувствовала в тот момент на Владе, увидев в нем первопричину всех своих недочетов и душевной боли. Кроме того первой моей мыслью было то, что он понял кто ты есть на самом деле, потому и захотел связать тебя с собою. Но после я увидела по характеру связи, что он любит, но сомневается в тебе и в силу старой привычки ударила по самому болезненному — его неуверенности. Ты же слишком дорога мне, — мягко провела она ладонью у меня по щеке, — но именно в тот момент я осознала, что потеряла тебя безвозвратно. Не смотря на все свои потери прошлого, я все еще умудряюсь переживать каждую последующую, так же остро и болезненно, как будто это происходит со мною впервые.
-Но ведь я же здесь и никуда не собираюсь, — произнесла я в ответ.
-О, нет, родная. Отпускать любимых тоже надо уметь, потому как мое вмешательство в твою жизнь отныне будет сродни якорю для отплывающего корабля. Я видела в тебе себя в молодости и невольно жила через тебя. Очень самонадеянно с моей стороны, но как бы то ни было, именно ты возродила во мне жажду жизни. С момента смерти Вацлава, лишь с твоим рождением я поняла, что жизнь еще имеет смысл.
-А папа? — удивилась я.
-Ну, Миша..., — бабушка отвела взгляд, — Миша слишком напоминает мне своего отца, чтобы я могла спокойно, без замирания сердца смотреть ему в глаза, не думая о прошлом и двигаться вперед.
-Бабуль, расскажи мне о... моем дедушке, — обхватила я руками колени.
-Они очень похожи с твоим отцом, — глядя перед собой произнесла она. — Оба идеалисты и неисправимые оптимисты. Мы познакомились с Вацлавом случайно, когда я уже была помолвлена, на каком-то очередном светском рауте устраиваемом родителями моего будущего мужа. Вацлав только-только приехал к нам в страну и еще плохо говорил по-русски. Я как дочь поляков, хоть и осевших в России уже пару поколений как, все же неплохо знала польский и вызвалась быть ему переводчиком на первое время, пока он не освоится как следует. Алекс, мой жених, воспринял все это как очень добросердечный жест с моей стороны, но реальность была намного мрачнее и, в тоже время, гораздо более захватывающа и привлекательна, моего показного радушия. Я влюбилась, с первого взгляда, едва он заговорил. Это было как наваждение. Мне было двадцать, как тебе сейчас и я всю жизнь, до того момента считала себя чрезвычайно разумной и можно сказать даже расчетливой юной леди. Мой жених относился к одной из самых древних и родовитых фамилий среди хранителей и его родители, уже тогда были близки к самым верхним постам в иерархии нашего ордена. Он был красив, обаятелен и на тот момент мне даже казалось, что он действительно любит меня. В общем, передо мною открывались блестящие перспективы, даже учитывая тот факт, что по большому счету это был брак по расчету. Не смотря на бедность и некоторые темные пятна в биографии моей фамилии, я была потомственный Эрго, а родителям Алекса уж больно хотелось заполучить к себе в род, хоть одного потомка с подобным набором генов. Их не останавливало даже осознание того факта, что без полноценной связи, ребенок от нашего союза мог и вовсе не унаследовать ни одного из генов родителей и попросту стать обычным человеком.
