Острова. Шаанджита

Еще Алекс рассказал, чем занимаются витологи, механики и техновитологи, а также те, которые изучают воздействие живых организмов и излучений на человека.

Признаться, голова моя, расслабленная в последние дни разговорами о мужчинах, сексе и шмотках, пошла кругом.

— Подожди, то есть, ты хочешь сказать, что механики и витологи — две крайности развития общества в этом мире?

— Нет. Что те, что другие занимаются лишь развитием науки. Витологи изучают Остров, природу, способы ее контакта с человеком, то есть, симбиотов, а еще яды и многое, многое другое. Механики, собственно, тем и занимаются — создают и применяют разные... механизмы. А вот то, что ты называешь крайностями — это механисты и витоисты, приверженцы разных путей развития. Одни твердят о том, что доверять можно лишь предметам не живым, созданным тобой, и всячески ратуют за избавление общества от симбиотов, как от существ, опасных для здоровья. Другие утверждают, что все и так хорошо, и стремятся к единению человека и природы.

— А что в этом плохого? Я вот тоже хожу с симбиотом, и ничего, вполне нормально уживаемся. Хоть и не могу назвать процесс приживления его приятным.

Для подтверждения своих слов я оттянула вниз узкое горло платья, позволяя Алексу увидеть скромную шишечку на моей шее, на два пальца левее яремной впадины. Он наклонился вперед, после и вовсе бесцеремонно развернул меня к окну, разглядывая с интересом не мужчины, но ученого.

— Клещ-ядовик, — совсем не вопросительно произнес он, — сюда обычно их сажают. Давно он у вас?

— Ммм... — я задумалась, пытаясь вспомнить.

Пять дней я в Валоре, до того четыре дня добиралась, четыре — жила у Марии и Ибрагима и три — блуждала по лесу.

— Чуть больше двух недель.

— И как ощущения?

— Ну... не знаю, нормальные. Иногда чувствую нечто чужое во мне, но чаще попросту не замечаю. После того, как прижился, лишь раза три начинал колоться.

Мужчина кивнул.

— Это он работает так. А в последнее время?

Я пожала плечами.

— А вы знаете, Кристин, что в городе возможностей нарваться на ядовитый цветок или ягоду гораздо меньше? Если на вас, конечно, никто не будет охотиться — а такое, я думаю, невозможно, ибо не могу представить, как можно обидеть столь прекрасную девушку. Потому в городе он вам практически не нужен.

— Но он-то есть, — с легким раздражением произнесла я.

— Именно! — воскликнул он и наклонился еще ближе, разглядывая мою шею. Чуть не носом в нее ткнулся.

Теплое и щекотное дыхание я почувствовала кожей и стала как-то дальше от науки. Чуточку, но все-таки дальше. Заметив, как я занервничала, Александр отстранился и взглянул в глаза.

— Когда клещ-ядовик не получает пищи, его нужно подкармливать. Иначе...

— Что? — выдохнула я.

Он развел руками.

— Что угодно. Перестанет потом воспринимать яды или начнет есть вас, умрет или убьет носителя... что угодно.

— Веселенькое дельце. Это что же, я подобную гадость в себе ношу? И могу умереть в любой момент?

Я старалась говорить ровно, и все же голос мой стал глуше. Александр успокаивающе сжал мою ладонь, но тут же, опомнившись, отпустил.

— Кристин, не волнуйтесь вы! Все не так плохо, как представляется. Просто вам нужно, пока вы не потребляете ядовитые вещества случайным образом, потреблять их специально. Например... есть что-нибудь не очень полезное.

— А если это "не очень полезное" окажется вовсе не ядом, и у меня будет попросту... расстройство желудка или еще чего?

— Ну... вы можете выпить это!

Он, ненадолго отлучившись, принес мне в мерной колбочке на полпальца рубиновой жидкости. Я с сомнением глядела то на жидкость, то на мужчину.

— Что это?

— Яд жабы рараку, вызывает моментальное отключение зрения, паралич двигательной системы, спазм органов дыхания. К счастью, это не надолго. К счастью, у вас, в отличие от жертв рараку, есть клещ.

— Ага, — без энтузиазма подтвердила я. — Есть. И мне это пить?

— Пить.

— Хех.

Мужчина почти что моей мечты, красивый, умный, обходительный, пусть и слегка ненормальный... или даже не слегка, а прилично... на первом свидании предлагает мне выпить яду. Ррромантика!

— Давайте эту вашу раку.

— Рараку.

— Да какая теперь на хрен разница...

Я взяла колбочку, вдохнула, выдохнула и... опустила руку.

— Смотрите, Алекс, я вам доверяю. Не обманите моего доверия.

И опрокинула емкость в рот. На вкус жидкость оказалась мерзкой, меня скривило не на шутку, я забормотала нечто невразумительное, ища выпученными глазами что-нибудь на "запить". Мужчина подал стакан воды, и я выхлебала его залпом.

— Ну и гадость же вы мне подсунули.

Он вздохнул сочувственно, но особой искренности я в этом не углядела.

— Зато мы проверили — с вашим симбиотом все в порядке. Кстати, других у вас нет?

— Нет. И слава Богу. Каждый раз проводить над собой экзекуции — нет, спасибо покорно. Знала бы я, когда приживляли этого клеща...

— А как это было, не расскажете?

Понимая, что движет им интерес не ко мне как к личности, а исключительно профессиональный, я ответила резче, чем планировала:

— А так! Скрутили четверо, повалили на землю, порезали шею и выпустили клеща! Все. Вот и верь после этого вам, витологам.

— Я не витолог, а техновитолог...

— Не важно, — буркнула я и отвернулась.

Некоторое время прошло в напряженном молчании. Чего я ждала — не понятно, но злость, возникшая внезапно, и не думала уходить.

— Кристин, поверьте, я не хотел вас расстраивать, — начал Алекс, осторожно дотрагиваясь до моей руки.

Я передернула плечами, понимая в глубине души, что он-то как раз не виноват, это я нервной стала. Еще пришла жестокая мысль, что права, наверное, мамаша Адель, и мне попросту нужен мужик. Чтобы любил и все такое. Ага.

Вздохнув, я обернулась, улыбаясь как можно более очаровательно.

— Пустое, забудем. Знаете, Александр, у меня от замкнутого помещения разболелась голова...

— Вам нужно лечь, — с готовностью предложил мужчина.

Я быстро ответила:

— Н-нет, спасибо. Я думаю, лучше прогуляться. Вы ведь составите мне компанию?

А что ему еще оставалось делать?

Прогнозы его сбылись: погода стремительно портилась, поднялся ветер, город накрыли плотные низкие тучи. Нам пришлось взять два плаща: длинный, почти до пят, для меня и короткий для Алекса. Мы шли и болтали — обо всем на свете. О том, что здание Валорской Канцелярии построили лет десять назад, а оно уже дало трещину по фасаду, а Театр Высоких Искусств стоит лет сто неизменный. О том, что за тем углом продают вкусные булочки, кстати, в первой булочной Валора, пусть и перестроенной трижды, а туфельки покупать стоит у Бенджамина, лучшего сапожника не только в городе, но и вообще на Акульем. И опять слышалась гордость человека за свой край, место, где он живет и которое готов делать лучше. Все это столь непривычно было для моего слуха.

Наука осталась в кабинете, а здесь пришло время жизни. Мы шли под руку, потому что на каблуках ходить так удобнее. Это я объясняла себе: мне приятно идти плечом к плечу не именно с этим мужчиной, а со спутником вообще, высоким, красивым, сильным, таким надежным, таким...

Злясь на себя за подобные мысли, я обрывала их и вновь возвращалась к разговору.

Через час прогулки хлынул дождь, будто разверзлась бездна, и мы, смеясь, поспешили под укрытие широкого балкона какого-то правительственного здания. Мне, мокрой и разгоряченной бегом, отчаянно хотелось целоваться. Касаться его лица и волос пальцами, задыхаться в объятиях, прятать холодный нос в складках одежды. Все это было так странно, что даже пугало, но я раз за разом косилась на его губы и тут же отводила взгляд. Стоять так близко к Алексу и робеть при мысли дотронуться до него казалось занятием глупым, но... мы стояли, глядя на косую стену воды. Рядом, но все же — не вместе.

А потом удалось поймать экипаж, который домчал до моего "дома", и я, выбравшись на мостовую, неожиданно предложила мужчине зайти. А он... сказал что-то вроде того, что я устала, говорю это из вежливости, и вряд ли его присутствие будет уместным.

Что-то еще он говорил, будто бы извиняясь, но я не слушала уже. Наскоро попрощавшись, взлетела на лестницу и закрыла дверь, неожиданно ставшую очень тяжелой. В холле было пусто, даже Рональд, охранник, куда-то исчез, лишь из зеленой гостиной доносился смех Долорес или Луизы и чей-то густой бас. Я начала стаскивать с себя одежду прямо тут, у порога. Сначала на вешалку полетела шляпка, следом перчатки, в угол отправились туфли, потом я, изгибаясь и вполголоса матерясь, расстегнула платье, оно кучкой ткани осталось лежать на полу. Сверху упали трусики и лифчик, и уже на голое тело я накинула легкий халатик, брошенный здесь одной из девочек мамаши Адель. Тонкая ткань пахла духами и чужим телом, а еще чем-то более тонким и едва уловимым. Сексом.

Сгребла свою одежду в охапку и, прижимая ее к груди, проскользнула мимо гостиной на второй этаж, а после еще выше — на свой чердак. Здесь, кинув все к зеркалу, я распахнула окно, позволяя влетать в комнату ветру и брызгам дождя, а сама юркнула под одеяло. Голая, я лежала так, смотрела на подоконник, на хмурое небо, сжимала в руках чужой халат, пахнущий продажной любовью, и думала, что могла бы быть здесь и сейчас с Алексом, интересуй я его.

"Похоже, от того, что все здесь постоянно трахаются, у меня уже крыша едет", — подумала я.

Встала, закрыла окно и легла спать.

Новый день вместе с Адель застали меня делающей зарядку. Тело, физической нагрузки помимо ходьбы получавшее мало, двигалось неохотно, но в голове сегодня не мутилось, я чувствовала себя на редкость хорошо, потому, потянувшись немного, перешла к аэробной разминке.

— Кристин, я, конечно, все понимаю, ты спать рано легла, но мы-то нет! Что ж ты прыгаешь, как коза?!

Я остановилась и в смущении взглянула на госпожу Формари, пеньюар которой едва прикрывал сердито вздымающуюся грудь.

— Простите меня, Адель, — потупившись, как хорошая девочка, произнесла я.

— Ладно, — смягчилась дама. — Если хочется прыгать, прыгай в гостиной, все равно по утрам там никого нет.

— Конечно, Адель.

Я была сама кроткость, и женщина, хмыкнув, развернулась уходить. В дверях замерла и, прищурившись, спросила у меня:

— Сегодня снова встречаетесь? И не делай такое лицо, будто не понимаешь меня. Ты знаешь, о ком я. Александр Невилл.

— А-а, не знаю, — как можно безразличнее проговорила я. — Мы ни о чем не договаривались.

— Не договаривались они. И он что, думает, будто тебя можно вызывать по щелчку пальцев? Когда захочет? Нет уж. Мужчины должны с трепетом ждать встречи, жаждать ее.

— Ты так говоришь, будто я себе жениха подыскиваю, — фыркнула я.

— А разве не так?

— Нет, конечно. Александр милый очень, интересный, но мне он нужен, как источник информации об этом мире...

— Ну да, я тебе верю, как же. И он тебя не интересует?

— Интересует, я сказала уже...

— Как мужчина не интересует, — настойчиво перебила госпожа Формари.

— Это я его не интересую! Как женщина! — выпалила я и отвернулась.

Моя собеседница подошла ближе и обняла за плечи. Руки у нее оказались большими, теплыми и удивительно сильными. От нее прямо веяло спокойствием.

— Ну же, девочка моя, не расстраивайся ты так. Не всякий мужчина способен сразу разглядеть, какое сокровище находится перед ним. Хотя, на мой взгляд, такой мужчина просто дурак... но мы ведь живем рядом с ними. И терпим их, а они — нас. И друг без друга долго не можем.

— Можем, — бросила я, пытаясь стряхнуть ее руки. Какой там!

— Глупая ты, маленькая, — проговорила женщина, и я подумала, что она улыбается — мягко и по-доброму. — Ты как дочка моя, все хочешь отринуть великую силу притяжения между существами, созданными друг для друга.

— А где она? — спросила тихо, боясь, что спрашивать этого не надо.

Так и вышло. Адель убрала руки, отступила, создавая дистанцию. Голос ее прозвучал глухо:

— В монастыре местном. Она, видите ли, чиста перед ликом Великой Матери. И с той, что дала ей жизнь, общаться не хочет.

Замолчав, женщина быстро вышла из комнаты. Я осталась стоять у окна, глядя в пустой дверной проем. У каждой из нас, оказывается, есть тайны, о которых больно вспоминать.

Вздохнув, я принялась одеваться. Штаны, рубашка поприличнее, жакет со множеством пуговиц и воротником-стойкой, удобные ботинки. Никаких платьев и каблуков на сегодня. Никаких мужчин, которые нравятся мне больше, чем я им.

Я собралась навестить Витора.

Парнишка на удивление быстро поправился. Я, к счастью, тогда не задела ножом ничего важного, лишь царапнула, и сейчас хмурый и долговязый юноша шел рядом со мной, готовый "выписываться".

— И куда я теперь? — спросил он, первым нарушив долгое молчание.

Я пожала плечами.

— Мне откуда знать? Ты же хотел в город. Вот, пожалуйста. Валор ничем не хуже других, а в чем-то даже получше будет.

Мальчишка нахохлился, а я продолжила:

— Ряжку оставлю здесь, за ней неплохо ухаживают, да и в городе ни тебе, ни мне она не нужна. Продать ее по нормальной цене все равно не получится, стара слишком, и лучше уж в таком случае живая лошадь, чем копейки в кармане. Нужна станет — заберешь. Но я бы пока не советовала.

— Я не нуждаюсь в ваших советах, с-сьерра.

— Меня Кристин зовут, если ты не забыл. А советы... как знаешь, милый. Твое дело — слушать или нет. Но я все же выскажусь. Определить тебя можно к господину Петрусу, ему как раз помощник по хозяйству нужен. Так и крыша над головой будет, и денежка в кармане, да и руки при делах. Освоишься, может, еще что найдешь. Все. А это на первое время.

Попыталась вложить в ладонь три монеты, ярко-голубые, далеко не самые мелкие в этом мире, но парнишка отдернул руку, будто обжегшись.

— Почему? — едва не кричал он. — Почему ты мне помогаешь?! Я же убить тебя хотел, и даже сделал бы это. Тогда почему?

Монашки во дворе и заезжий господин, беседующий с ними, обернулись на нас. Первые — с укором и сквозящей сквозь него тревогой, второй — с интересом. Я поспешила успокоить их улыбкой. Глянула юноше в глаза и горько усмехнулась. Бедный мальчик. Он не может понять, как это так — простить и что-то делать для человека, который желал тебе зла. Нет, я не претендую на добродетель и святость, но просто не могу иначе.

— Считай, что я добрая слишком, аж до глупости, — сказала, увлекая парнишку дальше от чужих ушей, за ворота. — И верю в то, что заблудшим душам нужно помогать исправляться.

Собеседник скривился, я едва не скривилась за ним — до того пафосными и патетичными вышли слова.

— Тебе бы в монашки с такими взглядами... Кристин.

— Не-не-не, ну нафиг! Монашка из меня никудышная. Ни грамма смирения и множество лишних мыслей. Деньги возьмешь? — переменила я тему без предисловий.

Он промолчал, отводя взгляд, но монетки перекочевали в его ладонь. Я вдруг подумала, что зря с ним так резко. Мальчишка хочет изменить свою жизнь. Но тут вспомнились его пальцы на шее, то чувство страха и беспомощности, и я сразу посуровела. Каждый получает то, что заслуживает. Я даже слишком мила с ним.