Зверь лютый. Книга 8. Догонялки

Надо с чего-то попроще начинать.

Вот она вся — насквозь мокрая. Да и мы с Суханом — сырые. Опять придётся моему зомбяке сопельки вытирать...

Я как-то чётко ощутил, что единственная сухая тряпка на мне — моя бандана. Шапку-то я снял, войдя в церковь.

— Раздевайся.

— Нет! Нет! Не надо! Не бейте меня!

Мда... У моих современниц эта команда вызывает несколько иные представления о продолжении. А здесь чётко по старине. Как там, в Домострое:

"соимя рубашка плеткою вежливенко побить за руки держа по вине смотря".

Интересно: а по какой такой "вине смотря"? — Неважно: она сама знает — в чём ей вина. И мне расскажет.

Я присел и взял глупо торчащие над головой её руки. Похоже, платье из подрясника перешито — рукав узкий, со шнуровкой на запястье. Развязать эти узелки на намокшей от дождя верёвочке... Стоило мне вытянуть засапожник, как девка затряслась ещё сильнее, громкость её непрерывного воя и причитания подскочила на несколько децибел.

Она чего, сдурела?! Ждёт вот по тому стиху: "И вырежешь знак у меня на спине"?!

Пришлось слегка пристукнуть по затылку рукояткой ножика.

— Замолчь, дура. Выть будешь, когда я дозволю.

Вой стих и перешёл в негромкое, но непрерывное, всхлипывание. Тут и так сыро, а ещё и эта... слезьми обливается. Мало ей дождя с лужами.

Всякое моё движение, которая она видит, её пугает. Пришлось снимать с головы мою косыночку, сворачивать в жгутик и, ухватив девку за волосы, чуть приподняв ей голову, подсунуть под её лицо, куда-то туда, где должны находиться её глаза.

Едва я отпустил косу, как она снова воткнулась лбом в деревянный пол с характерным стуком и ойканьем. Но это было уже не существенно: поле деятельности — доступно, производственная площадка — освобождена, доступ к телу — продолжается.

Затягивая на её затылке хвосты моей банданы, я как-то очень остро вспомнил вчерашнюю ночь. Ощущение безвыходности, безнадёжности, распластанности от тяжести неподъемной туши её отца на своей спине, от разнообразной боли и подкатывающейся тошноты, от его слов, от звучащего в них торжества, от его издевательских действий. И острый момент безумной надежды в тот момент, когда я накинул вот эту тряпочку на "яйцо гранитного страуса"...

Не прошло и суток, как я завязываю этой же тряпкой глаза его покорной дочери.

По Чингисхану:

"Самая большая радость для мужчины это побеждать врагов, гнать их перед собой, отнимать у них имущество, видеть, как плачут их близкие, ездить на их лошадях, сжимать в своих объятиях их дочерей и жен".

Древняя монгольская мудрость.

Придётся быть мужчиной — "отнимать", "сжимать", "видеть как плачут"... И этому — радоваться.

Уже без помех я разрезал завязки на рукавах её "верхнего платья", которая, на самом деле — "нижняя одежда".

Подрясник потому так и называется, что под рясу одевается. У рясы-то рукава широкие, а вот чтобы в них попасть — рукава нижней одежды должны быть узкие. Кальсоны расклёшенными не бывают.

Позвал Сухана. Он ухватил девчонку за кисти рук, поднял, под усилившийся вой, вверх, и вот в таком, висящем, состоянии с неё оказалось возможным спокойно снять всё мокрое тряпьё. Ухватил за подол и вздёрнул. Тряпьё — комом в сторону, девку — поставить.

Она не пыталась сопротивляться или вырываться, или стащить с глаз мою повязку. Только тихонько выла. Чуть усиливаясь при каждом нашем движении и тут же затихая. Надо бы обтереть её и переодеть в сухое. А то стоит такое...

Стоящая посреди тёмного церковного зала Трифена, скорчившаяся, сжавшаяся, ссутулившаяся, пытающаяся прикрыть ручонками наготу свою, на полусогнутых, плотно сжатых ножках, тощая и по жизни, и от смуглости своей кожи и окружающего полумрака, с выступающими на сгорбленной спине позвонками, тихонько и непрерывно подвывающая, переступая с ноги на ногу...

Только развернувшаяся во всю длину чуть ли не до колен, в руку толщиной коса, уже чуть освободившихся, но ещё не рассыпавшихся на отдельные пряди, темно-каштановых волос, несколько выбивалась из вполне гармонического образа — "голый ребёнок на морозе".

Я осторожно взял её косу в руку, провёл вверх до затылка, сжал в кулаке и медленно придавил. Девушка напряжённо замерла, чуть слышно охнула, ещё сильнее наклонила голову и покорно пошла, чуть поскуливая и зажимаясь на каждом шагу, когда я потянул в сторону.

Четвероногая скотинка почему-то очень не любит, когда её приносят в жертву. Жертвенное животное приходится связывать или крепко держать. А у хомосапиенсов есть душа. Она держит лучше пеньковых верёвок и волосяных арканов, крепче здоровенных священнослужителей разных культов.

Достаточно просто правильно воспитать души человеческие, и будет как в анекдоте: "А верёвки мы и сами принесём".

— На колени.

Я прикинул месторасположение предметов в церкви, выбрал сухое место в центре зала и, развернув Трифену лицом к иконе, перед которой она только что молилась, приказал встать на колени. Она послушно рухнула, стукнув коленками об пол, и замерла в той же скукоженной, искривлённой позе.

Полная покорность, страх, незаметность. Страстное стремление занимать как можно меньшее пространство, привлекать как можно меньше внимания.

"Я такая плохонькая, такая некрасивая, ни на что не годная и вам всем без надобности...".

Это — одна из основ стереотипов поведения женщин во многих традиционных обществах в течение тысячелетий. В разные эпохи её развитием являлись и русские терема, из которых женщина не должна была выходить, и мусульманская паранджа, которую женщина должна была носить при посторонних.

Средства индивидуальной защиты. Средства предохранения. Не от беременности — от насилия.

Незаметность, "невидимость" как стратегия выживания. Унаследована ещё от мартышек.

"Чего не знаешь — того и не пожелаешь" — одна из базовых разновидностей философской категории "свобода", называется: "свобода хотеть".

Увы, деточка, тебе не повезло — я тебя вижу. Ты — попала. Ты попала "в лапы к Зверю Лютому". Я, честно говоря, не сильно "в курсАх", какие именно формы мордобоя, насилия, издевательств и оскорблений здесь общеприняты и наиболее распространёны. К чему лично ты привыкла и чего сейчас от меня ждёшь в своём состоянии "жертва двуногая, приготовленная". Но "если женщина просит"... Надо соответствовать. А то они потом такие слухи распускают...

* * *

При всей здешней повсеместности и повседневности всевозможных наказаний, казней и мордобоя, "Святая Русь", всё-таки — окраина цивилизованного мира. Жителям которой, в массе своей, свойственны некоторая провинциальность, местечковость и отсутствие широты кругозора.

Иголки под ногти загонять, к примеру, здесь ещё не знают. А вот я-то...! А у меня-то...! Нет, сам-то я тоже кондовый провинциал. Но сокровища мировой культуры оставили неизгладимые следы в моей памяти. И не только сокровища.

"Что-то с памятью моей стало.

Всё, что было не со мной — помню".

Пришлось мне как-то профессионально прорабатывать "Договор о неразглашении" из "50 оттенков серого". Понятно, что в описанной в первоисточнике форме документ — юридической силы не имеет. Хотя, при минимальной доработке и использовании соответствующего обрамления, вполне свободно превращается в нормальное трудовое соглашение. Правда, заключать его с членом профсоюза я бы не советовал.

Ну-с, "мученица Трифена", не будем мы тебя злобным быком забадывать, как твою тёзку, а поиграем в BDSM. "Связывание и воспитание, дисциплина и подчинение, садизм и мазохизм". Ролевые игры в "Господство и подчинение".

Только здесь, в "Святой Руси" это самое "Господство и подчинение" — не игры, это просто жизнь. Весь русский народ в это непрерывно играет. С утра до вечера, от рождения до смерти. Без всяких стоп-слов, без всяких "принципов безопасности, разумности и добровольности". О каких это вы принципах?! Ой, не смешите мои седые... копыта!

Может быть, только отшельники в диких лесах да в глубоких пещерах выпадают из этого игрового процесса. И вообще, все эти понятия — далёкое будущее. Даже просто слова для обозначения смыслов, самые первые термины в этом поле — садизм, мазохизм... только с 18 века. Когда прорезались толпой всякие гумнонисты, общечеловеки и либерасты. Не наше это, не исконно-посконное. "Тлетворное влияние загнивающего Запада". По обычаю надо жить, по старине, как до всяких "европеоидных" Петров и Катерин Великих было.

А до того, до вольтерьянцев и энциклопедистов, все эти "садо-мазо" — просто нормальные эпизоды из нормального состояния человеческого общества. Ни "Русская правда", ни "Церковный Устав" Ярослава Мудрого эти вопросы не рассматривают. До осторожных рекомендаций "Домостроя" — четыреста лет.

Ты молодая женщина без мужа, без отца, просто — без хозяина. Поэтому каждый прохожий имеет право тебя прямо вот по той аббревиатуре "воспитывать", приучать к "дисциплине и подчинению". А тебе, чтобы не сойти с ума, чтобы не утопиться и не повеситься, что есть тяжелейший грех перед лицом господа, остаётся либо отупеть до состояния забитой скотинки, до вполне нашего, русско-сказочного: "что воля, что неволя — всё равно", до возможности "всхрапнуть под клиентом". Либо возлюбить всё это, научиться получать от этого удовольствие — "мазохизм".

Сказал же Иисус: "Блажени плачущии, яко тии утешатся".

Так подставляй же "другую щёку", или спину, или ещё что. Чтобы ощутить сильнее боль, обиду, страх. Чтобы плакать сильнее. Ибо сильнее будет и твоё грядущее "блаженство". Когда ты "утешишься". Потом, после твоей смерти.

* * *

Глава 159

Честно говоря, я как-то в этих играх... Да никак! Смысла никогда не видел. Там же цель — "повышение уровня сексуального возбуждения". Ещё "повышать"?! А жить когда? Ну, там, думать чего-то, делать... да просто — есть и спать когда?!

Опять же, и в самом процессе — мешает, отвлекает. Зеркало какое-нибудь на потолок прилепят... Потом вздрагиваешь и оглядываешься — а что это за мужик сверху подглядывает? И с этими сценариями... текст забудешь, из роли выйдешь... Опять же — реквизит...

* * *

— Дорогой, давай ты меня поцелуешь.

Поцеловал.

— А теперь ущипни.

Ущипнул

— А теперь укуси.

Встал, пошёл.

— Ты куда?!

— В ванную. За зубными протезами.

* * *

Глупо это как-то.

Но тут... Жертвенность, ожидание, "народ к разврату готов". Обманутые ожидания — очень нехорошо. Да как же это всё делается-то?!

Вроде, нужны хлысты и плети, наручники и ошейники, какие-то зажимы и шарики. Куда-то...

Реквизита — нет, костюмов — нет, реплики — не расписаны, мизансцены — не построены, свет — не поставлен... И никакого суфлёра. Средневековье, одно слово.

Ничего нет. Всё сам, всё сам. Сплошная самодеятельность. Импровиз с подручными средствами.

Бить-то её чем? Рукой шлёпать? — Я не хочу. Да и вообще — меня с детства учили, что девочек можно прутиком щёлкнуть, а вот ладонью шлёпать нельзя. Хлыст бы мне, как у того Кристиана Грея...

Покрутил в руке свой родименький дрючок. Тяжеловат, твердоват... Но я три месяца почти непрерывно кручу его в руках. Вроде бы освоился, привык. Может, сойдёт? В рамках этой... сельской самодеятельности? Попробуем.

Кончик посоха опустился на темя Трифены. Потом легонько щёлкнул. Девушка ойкнула и ещё ниже пригнулась.

Мда... Как интересно устроена жизнь — всего сутки назад её отец очень похоже лупил своим посохом по моему темечку. Только значительно сильнее. Тоже пытался доминировать, дисциплинировать, подчинять, воспитывать... Сволочь. Отомстить дочери за её отца-подлеца? — Не, не интересно, не греет.

Кстати, она же замёрзла, вон как её колотит.

Пришлось переставить подсвечники поближе к девушке. Они с крышками-отражателями — тепло идёт ощутимо. Она снова безысходно заскулила, услышав мою команду Сухану заложить входные двери — просто во избежание неожиданностей, и самому раздеться — сейчас одежонку нашу развесим по стенам, хоть чуть просохнет.

Девушка напряжённо вслушивалась в наши шаги, в шорох снимаемой одежды, вздрагивала от каждого резкого звука, но не сделала даже попытки снять повязку с глаз, как-то сдвинуться, сменить позу. И охнула от неожиданности, когда мой дрын берёзовый упёрся ей в спину между лопаток.

— Выпрямись.

Немножко нытья в акустике, мелкие шевеления в моторике. И — всё. И кто это выдумал, что человек, готовый подчиняться, способен выполнить приказ? Сначала он должен элементарно уметь делать требуемое действие.

Как-то не задумывался, что "воспитание" в этих играх нужно начинать с улучшения осанки. Или я чего-то путаю? С балетом, например? Тоже вполне "садо-мазо"...

Перебрасываю своей палкой сырую тяжёлую косу девушке на грудь, и снова упираю дрын в выемку в основании черепа. Начинаю медленно вести вниз по позвоночнику. Медленно, чуть царапая кожу краешком торца палки. Чуть-чуть.

Вечная проблема — соразмерность воздействия. Она должна чувствовать, но ровно настолько, насколько я хочу. А рецепторы у людей разные. Она должна чувствовать угрозу боли, предчувствие боли. Но бить-то я её всерьёз не собираюсь. Что я предок какой, который и Домостроя не читал?

"...ни под сердце кулаком ни пинком ни посохом не колоть никаким железным или деревяным...".

— Ай!

Это дрючок дошёл до точки между лопатками. И чуть толкнул её. Толчок не сильный, короткий, "хлёсткий". Но — чувствительный. Вот так и будем работать: короткое, резкое, но не проникающее — поверхностное воздействие. Так, чтобы ничего не повредить, но оставить на коже впечатление. Не — ссадины, синяки, раны, а только лёгкое жжение, напоминание о возможных, но не случившихся несчастьях.

"Урок".

Она выпрямила спину, но так и осталась сидеть внаклонку.

Факеншит! Я тут что — балетмейстером нанялся?! "Ванька-попадун — учитель танцев"?! Экзотических... Что, мне ей и правильную постановку всех частей тела отрабатывать?!

— Ой!

Довольно резкий щелчок дрючком по ягодице вызывает взвизгивание и, наконец-то, выпрямление. Переход в нормальное вертикальное положение. Хотя... кто это сказал, что прямая осанка на "Святой Руси" — нормально?

В этом мире с прямой спиной ходят только неизлечимые остеохондропаты. Все остальные непрерывно кланяются. Вышестоящим, вятшим, церковникам, иконам, отцу с матушкой...

А вот при выпрямлении тонкого девичьего стана становится видно: ягодички-то у неё... очень даже.

Как говаривал барон Пампа благородному дону Румате в ходе их турне по кабакам Арканара:

— Где вы здесь видите приличный зад? У той — висит, у этой — вообще нет зада. Вот у баронессы...

У тамошней баронессы — не знаю. А вот у этой "мученицы" — очень даже неплох. Две таких кругленьких, крепеньких, смугленьких половиночки яблока.

Вполне по нашему фолку: "У ей попка как орех — так и просится на грех".

Очень хорошо смотрится. И так же — "просится". Что "хорошо" — уже и по мне видно. Отвлёкся.

— Ладони положи на бёдра.