Танго с призраком - 4. Танго Нуэво

Может. Тогда на трон сядет внук монарха-долгожителя.

А если успеет?

Если власть сваливается на тебя, как... как птичье дерьмо!?

И что с ней делать?

И на кой демон она нужна?

Отцу, понятно, было нужно. Хотелось, рвалось, чесалось, как ни обзови, это было — ЕГО! Даже в семьдесят с хвостиком Аурелио Августин был отличным правителем. Жестоким, умным, расчетливым, хладнокровным...

А вот Хоселиус Аурелио...

Не чувствовал он в себе такого.

Он был рядом с отцом, он учился, он честно выполнял все протокольные мероприятия, он...

Он — пытался.

Попытка — не пытка?

Это еще как посмотреть! Когда на тебя все смотрят, когда ждут от тебя решений, управления, да хоть чего-то... хоть бы и рявканья во весь королевский голос!

А ты ничего сделать не можешь.

Или можешь, но понимаешь, что это не то, не так, что отец поступил бы иначе, и это было бы лучше... что на тебя смотрят с осуждением, что сравнивают с отцом, что за спиной раздаются шепотки...

Хоселиус Аурелио кожей их чувствовал.

И слова, и взгляды, и осуждение, и...

Как тут быть?

Что делать?

Отказываться от наследства? Передавать все сыну? А справится ли Бернардо? И не вызовет ли это волнений?

И... а вдруг Хоселиус справится лучше сына?

Да, бывает такое, он хуже отца, но лучше своего ребенка способен управлять государством.

Или нет?

Хоселиус едва не застонал, глядя в зеркало. Так и слышался голос отца: 'Ну что ты за балбес? Неужели не ясно, как твое решение отразится на внешней политике?'. Что делать?!

Что делать, как делать, зачем!? И нужно ли что-то делать? Самому — или кому-то поручить, а если да, то кому именно?

Хоть кричи, хоть стони, а результат... есть ли результат?

Будет ли?

Скоро похороны, потом коронация, и все. Ни отказаться, ни уйти, ни...

— Дорогой?

— Я просил не беспокоить, — сверкнул глазами его величество.

— Даже мне? — Алехандра Патрисия Роблес вошла медленно, показывая и свою фигуру, и свою грацию, обычно это помогало отвлечь его высочество от проблем... не в этот раз.

— Даже тебе.

— Дорогой мой... — Алехандра преотлично поняла, что начни она возмущаться — вылетит вперед своего визга. И захлопала ресничками.

— Я так страдаю, когда вижу твое горе... так тяжело терять родителей...

Хоселиус мог бы сказать, что тяжело не терять родителей, а расхлебывать последствия потери. Но промолчал.

А зачем говорить?

Любовница уже уселась ему на колени, поерзала круглой попкой в нужном месте, так, что мужчина ощутил отклик организма на едва прикрытые коротеньким домашним платьицем прелести. Да, и под платьем ничего нет.

Не решу проблемы, так хоть отвлекусь от них. И мужчина поудобнее пристроил даму к столу.

Алехандра привычно изобразила восторг, прикидывая, что попросить у любовника в этот раз. И может... чем она не королева?

Если раньше папаша запрещал бедненькому Хосе жениться, то теперь дорога открыта! Надо, надо пробовать!

Ах, дорогой, ты просто тигр!

* * *

Как известно, ищи кому выгодно.

Так что первым делом Амадо решил наведаться к матери Джинни. Так, ради интереса. Посмотреть, что там за чудо такое, о котором с ужасом говорил сам Серхои Вальдес. Он демона-то не побоялся! А тут что?

Синьора Арандо, Наталия Марина Арандо, жила на калле Мендес. М-да... есть такие улицы в Римате.

Вот калле Виарте, которая идет перпендикулярно — чистая улица. Там и дома шикарные, и освещение, и мостовая. А калле Мендес — скорее, закоулок. Вроде и рядом с чистым кварталом, даже внутри него, но... это как в хорошем доме. Есть помещения для господ — есть для слуг. Вот, калле Виарте было для господ, калле Мендес для слуг. И этим все сказано.

И освещения нет, и домишки откровенно паршивые, и даже запахи... вот как так получается?

На калле Виарте пахнет фиалками и морской свежестью.

А войдешь на калле Мендес — и там воняет жареной на прогорклом масле рыбой и постиранными шмотками. Нет, не вещами, а вот именно, что дешевым шмотьем. Да вон оно, и висит на заборе.

Неудивительно, что Джинни рвалась дружить с дочкой Серхио, странно, что он это позволил.

Или?

Домик синьоры Арандо выбивался из общего ряда. Чистенький, побеленный, аккуратный... и где, кстати, у нас синьор Арандо?

Амадо коснулся колокольчика.

— Не подаю! — донесся из дома рявк.

Амадо позвонил еще раз. И еще. И дождался, наконец, чудного видения. Синьоры Арандо с метлой в руках. Выскочила из дома, аки фурия, сверкая глазами, увидела у калитки прилично одетого мужчину, но ничуточки не смягчилась.

— Вы кто такой!? Что нужно!?

— Здравствуйте, синьора Арандо, — вежливо отозвался Амадо. И достал свой медальон. — Следователь Управления полиции Риалон. Вы можете уделить мне четверть часа для серьезного разговора?

Синьора аж зашипела.

— Не шумите на всю улицу! Эти с-соседи...

— Синьора, может, мы тогда поговорим приватно? У вас дома? Или в Управлении?

Второе предложение вообще энтузиазма не вызвало.

— Да, проходите, конечно. Калитка открыта.

Амадо чуть склонил голову и воспользовался приглашением.

Ухоженный дворик, даже слишком ухоженный. Цветы чуть ли не по линеечке рассажены, сорняки пинцетом выщипаны, ни малейшего беспорядка.

Садоводом Амадо не был ни разу, но... не бывает так, что-то и где-то да останется! Скол на облицовочном кирпичике, пятно на краске, забытая лейка...

А тут — совершенство.

Цветы какие-то странные, не особенно красивые. Но это уж кому что нравится.

Дом тоже вылизан до блеска. Так прикрывают нищету? О, нет. О нищете тут речи не идет. Кому другому расскажите, не Амадо. Вот тебе и бокалы из дорогого хрусталя, вот и пушистая шаль, аккуратно сложенная на диване. Амадо сам за такую платил... считай, дней пять работы — шали под... нитку!

Дорогие они, как сволочи.

Нет, тут дело не в бедности. Но Серхио вроде как говорил что-то такое... ну-ка?

— Синьора Арандо, вы в курсе происшествия? Этой ночью, с Вальдесами?

— В курсе.

Интересно. И до сих пор не с внуками, не обивает пороги, пытаясь узнать, что с ее дочерью, не... просто сидит дома — и все. Это как? От большой любви?

— Как вы понимаете, я обязан провести допрос всех, кто хоть как-то относится к этому делу. Я понимаю, что вы ни в чем не виноваты, — и добавить обаятельную улыбку, которую унаследовал от матери. — Но обстоятельства таковы, что я должен, и умоляю вас проявить ко мне снисхождение.

Синьора смягчилась буквально на глазах.

— Работа, да... хотите кофе, синьор...?

Амадо ухмыльнулся про себя. Ну да, действует безукоризненно. Сначала сказать клиенту о его невиновности, потом посетовать на судьбу, а потом начать спрашивать о сущих, казалось бы, пустяках. И клиент постепенно выложит много чего интересного. Проверено и не раз.

Не на всех действует, но в данном случае — сойдет.

— Риалон. А для вас можно просто Амадо. Мы с вами почти ровесники, синьора, вы, должно быть, родили дочь совсем молодой...

Кофе он попросил не просто так.

Тоже — проверка.

И действительно, очень быстро по комнате разнесся запах одного из лучших сортов кофе. 'Золотого марея'. А стОит он, весьма и весьма дорого. Амадо не по карману, Альбе его тесть преподносит раз в месяц. Интересно, откуда деньги — у синьоры?

Надо бы порасспросить... попробовать. Одета она, кстати, не лучше других. Так, наряд явно не от изящных портных. Или сама шила, или купила готовое платье... это видно. Амадо — точно видно, Альба научила разбираться. Иногда и такое умение кстати оказывается.

И еще...

Синьора очень красива. И в юности была великолепна. Это сразу видно. И волосы, и глаза, и стать... она и сейчас демонски хороша собой.

Но — Амадо видел разницу между синьорой Арандо и той же Альбой.

Альба не такая красивая, но она ухоженная.

Она холеная, лощеная, от кончиков ноготков до кончиков волос, она и парикмахеров посещает, и за кожей следит... а тут красота есть, но она запущенная.

Сад вылизать, дом вычистить, а себя запустить?

Странно это как-то. Непонятно.

— Синьора, вы не расскажете мне, какой девушкой была Вирджиния? Каким ребенком? Может, что-то было в ее жизни... вы понимаете... — Амадо повертел пальцами в воздухе, как бы предоставляя синьоре полную свободу действий. И та не подвела.

Уселась напротив, положила в рот дорогущую конфету, печально вздохнула.

— Моя дочь... я даже не сомневалась, что она закончит именно так. Глупая, бездарная, легкомысленная пустышка, для которой не было ничего важнее ее собственных желаний.

— Примите мои соболезнования, синьора. Наверное, вам было очень тяжело...

Синьора кивнула.

— Да. Вирджиния всегда была ленивой, лживой, хитрой...

Синьора распиналась. Амадо смотрел, и думал, что это, как минимум, интересно. Своему начальнику он доверял чуточку побольше.

Ладно — лень.

Это логично, это понятно, это бывает. Это и при аморфности, и при избытке хитрости. Но остальное? Судя по словам синьоры, в ее доме росло исчадие Ада. Лично Ла Муэрте, прибыв в гости под этот кров, должна была прослезиться и сказать: растет достойная смена. Не иначе.

И такая Вирджиния, и сякая, и никого она в медяк не ставила, и мать она не слушала никогда, и замуж вышла без ее благословения...

— А почему? Вроде бы синьор Вальдес — не худшая партия?

Синьора выглядела так, словно о чем-то проговорилась. Но... о чем?

— У меня... был лучший вариант на примете, — выдавила она из себя.

А, это дело житейское. И такое бывает. Постепенно Амадо вытаскивал из синьоры все новые и новые подробности.

Нет, с дочерью она была не в близких отношениях.

Да, дочь у нее единственный ребенок, увы. Внуки? Да, она рассчитывает, что внуки получатся более удачными! К примеру, у младшего есть все шансы стать приличным человеком. Но дочь и тут все портила, не давая бабушке с ними общаться.

Не зять. Не свекор или свекровь.

Дочь. Корень зла.

Вот если бы Амадо сам не видел крест в зрачке Вирджинии, он бы даже поверил. А сейчас возникал вопрос — зачем? Зачем матери нужно так оболгать свою дочь, чтобы та попала за решетку? А то и на плаху за убийство мужа?

Проверим...

Завещание? Опекунство над внуками?

Нет-нет, синьора ни на что не рассчитывает. Ей ничего не достанется, да и свекор со свекровью те еще твари склизкие. И все равно!

Так детям будет лучше! И точка!

Амадо только кивал.

Конечно-конечно, вы все правильно говорите, синьора. Как есть — лучше.

Из домика он вышел с таким ощущением, словно слизняков наелся. Вот ведь мерзотная тетка, иначе и не скажешь! Отвратительная!

Куда бы пойти, чтобы это перебить?

Впрочем, решить, в кабак он хочет или на работу, Амадо не успел. От изгороди ему замахала рукой сухонькая старушка.

— Эй, сыщик, иди сюда.

Амадо тут же откликнулся на приглашение, и не пожалел.

— Ты от Маринки идешь?

— Да.

— Знаю, с ее дочерью беда.

Амадо кивнул. И тут же был вознагражден приглашением зайти и выпить чашечку кофе.

* * *

Этот кофе был на порядок дешевле. И поданы к нему были не сладости из лучшей кондитерской Римата, а обычные пирожки с ягодами. Но насколько ж здесь было теплее и вкуснее!

Просто потрясающе!

Амадо расслабился под воркотню синьоры Хуаны Сессилии Варгос. И слушал ее, словно песню.

Вот ее слова больше сходились с тем, что говорил Серхио. Нет, нельзя сказать, что она рассказывала о Вирджинии, как об образце прелести и трудолюбия, отнюдь. Но это и понятно!

Какой девушке нравится полоть огород или вышивать? Удрать бы к подругам или мальчику глазки построить... а Наталия Марина Арандо держала дочь в ежовых рукавицах.

Практически ни с кем не позволяла общаться, ругалась, не пускала на гулянки... стоит ли удивляться, что девочка стала искать свои выходы?

Прогуливала школу, сбегала из дома через окно... однажды неудачно распорола юбку и не знала, как идти обратно. Так ее и увидела синьора Хуана.

Напоила, накормила, помогла со штопкой... и неожиданно для себя очутилась в доверенных лицах у маленькой Джинни. Хотя какой — маленькой?

Четырнадцать лет, иные в этом возрасте и детей заводят.

Как и многие на калле Мендес, синьора Хуана недолюбливала синьору Наталию.

— А ее мужа? — уточнил Амадо.

— А вот мужа у нее нет. И никогда не было. Были деньги, явилась она, дом купила, и все. Спрашивали, она сказала, что муж был капитаном дальнего плавания, просто утонул во время шторма. А ей страховая компания выплатила достаточную компенсацию.

— Понятно...

Надо проверить. Синьора Арандо, капитана...

С помощью синьоры Хуаны, Джинни научилась дурить мать. И кстати, до сих пор поддерживала с синьорой Хуаной нежнейшие отношения, заезжая хотя бы раз в пять дней.

— А мать?

— Джинни выбирала время, когда мать была в храме. Или на море. Она туда регулярно ходит, цветы в воду бросает.

— Понятно...

— Каждые три дня, как по расписанию. Уходит в шесть утра, приходит в десять. Вот, Джинни и выбирала это время.

А сколько надо времени, чтобы добраться до моря и бросить туда цветы? Амадо подозревал, что не четыре часа. Это же Римат... разве что синьора уходила куда-то подальше?

Могло быть и такое. Тоже надо проверить.

Со слов Джинни, мать форменным образом свихнулась и на покойном отце, и на самой Джинни. Растила ее, словно породистую лошадь, очень тщательно следила за распорядком дня, за рационом, за осанкой, манерами, одеждой... а девочка росла.

И влюбилась по уши.

Да, и такое бывает. Влюбилась, потеряла голову, в чем честно и призналась синьоре Хуане. Это и с самыми меланхоличными натурами случается. Синьора Хуана подумала, да и дала девочке совет. Тот самый, который привел ее в постель Серхио.

Коли уж на то пошло... тут все сложилось один к одному.

Девочку было жалко, ее мамаше хотелось насолить, ну и — посоветовала. А дальше Вирджиния многое сделала и сама. И замуж вышла по совету любовника — тоже сама.

Нельзя сказать, что она сожалела или печалилась. Получив желаемое, она перегорела, и уже спокойно подошла к выбору дальнейшей своей судьбы. Мужа особенно не любила, но в постели им было хорошо, детей они любили оба, а измены...

Бордель — изменой не считается. Это как нужду под кустиком справить, когда приспичило. Так считала синьора Хуана, так, с ее подачи, считала и Джинни. Она мужу не изменяла, просто не хотелось.

Не ревновала, не злилась, не страдала. Так тоже случается, ничего странного в этом нет.

Все ее время занимали дети. Старшая дочка любила рисовать, средний мальчик пока особых талантов не проявлял, зато обожал свою мамочку, и она его тоже. Дочка такой ласковой не была. Младший... что там усмотришь, в пять-то лет? Но он уже любил читать и пытался рисовать. И Вирджиния с удовольствием возилась с младшими, приглядывала за старшей, там уж возраст такой, что скоро начнется... сама она в этом возрасте и пошла к любимому, и чувствовала себя счастливой.