Надо отдать боссу должное, он дал мне докурить спокойно, не компостируя при этом мозги. И так, млять, крыша едет, не спеша, тихо шифером шурша. Конечно, никто из нас не вечен, все живые люди, и старик Волний даже при всём своём богатырском для его лет здоровье не мог тянуть свою лямку до бесконечности. Тоже ведь абсолютно не из тех, кому грызня пауков в банке по кайфу, и столь вредная работа ну никак не способствовала долголетию, и удивительно ещё, как он только продержался на ней столько, сколько иные и на спокойной не живут. И ведь не просто продержался, а так, что покажите мне такого, кто управлял бы кланом лучше. Но млять, до чего же не вовремя! Нет бы старику прожить и продержаться ещё хотя бы пару-тройку лет! Ведь без него — жопа! Не в том плане, что с преемником беда — и смена достойная, и сработались мы с означенной сменой прекрасно, но млять, ведь все же планы смерть Волния-старого перекочевряжила сикось-накось! Всё было так хорошо продумано — тоже не идеально, но более-менее оптимально для нашего кадрового затыка, а теперь придётся импровизировать на ходу в жёстком цейтноте. Даже если я сумею отбрыкаться от этого премьерства, а если не сумею — тогда вообще звиздец всему. Млять, надо суметь, позарез надо...
— Фабриций, мы с тобой сейчас не в Оссонобе и можем позволить себе называть вещи своими именами, — я решил зайти издалека, — По сути у нас два царя — бутафорский и настоящий. А значит, и две царских династии — Миликониды, которые только царствуют, и Тарквинии, которые реально владеют и правят царством. И если настоящий царь правит не сам лично, а через своего наместника, то значит, для нас именно этот наместник и есть наш реальный царь по факту. И это, собственно, хоть и не демонстрируется открыто, но и ни для кого не секрет. И если этот наместник-царь называется у нас главой правительства, то разве не должен он быть членом правящей семьи?
— Ну так а ты у нас кто? Ты — зять семьи и уже в силу этого не чужой в ней.
— Фабриций, я же не просто так заговорил о династии. В неё я не вхожу, а вы с отцом предлагаете мне занять должность, положенную только Тарквиниям. Это опасный прецедент, и не следовало бы его создавать.
— Да какой там прецедент! В Карфагене так делается сплошь и рядом.
— Но ведь мы же не в Карфагене. В Испании, да ещё при живых представителях династии, это неправильно и беспрецедентно.
— А Баркиды? Гасдрубал, зять Гамилькара, разве не правил вполне официально при живом молодом Ганнибале?
— Так ведь Баркиды — это тоже Карфаген, не очень-то считавшийся с обычаями подвластных турдетан, а у нас — турдетанское государство. У турдетанской знати такое не в обычае, и зачем же нам смущать умы?
— Ты ТОЛЬКО из-за этого отказываешься?
— Конечно нет. Это только одна из нескольких причин, самая важная для вас, но не самая важная для меня. Для меня гораздо важнее три других. Во-первых — у меня моя промышленность. Кто будет руководить ей и развивать её, если я увязну по самые уши в управлении государством? На управляющих всего не переложишь — то и дело возникают вопросы, которых им без меня не решить. Вот не было меня несколько месяцев, так опять наверняка целая куча накопилась. И когда мне её разгребать, если ты нагрузишь на меня всё правительство? Мне и с коллегами-то вопросов хватает за глаза.
— Но ведь мы же предлагаем тебе увеличить твою долю в наших общих доходах. Разве это не покроет тебе упущенной прибыли в твоих собственных делах?
— Так не в одной же только прибыли дело. Промышленность — это оружие, это машины, это транспорт и инструмент. Это сельскохозяйственный инвентарь наконец.
— Млять! Тут ты прав — с этими нашими неурожаями! И это только во-первых?
— Да, это только во-первых. Во-вторых, нам надо разрабатывать, испытывать, а потом и производить во множестве технические новинки, а для этого и промышленность переоснащать. Там много такого, чего римлянам показывать нельзя, а значит, в Нетонис надо всё это переносить и заниматься там. Как я это сделаю, если я намертво застряну в Оссонобе? Те же переговорные машины, например, или более совершенные корабли...
— Проклятие! И тут ты прав! Я ведь ещё не сказал тебе? Акобал ещё не вернулся сюда, но добрался уже до Нетониса. Почтовый голубь оттуда принёс известие о том, что он потерял один из своих кораблей.
— Млять! Конечно, всякое бывает, и когда-то это должно было случиться...
— Да, нам долго везло. Ты как-то говорил, с переговорными машинами какую-то часть потерпевших крушение можно было бы и спасти?
— Если передадут сигнал и свои координаты, чтобы спасатели могли их найти.
— Ясно. А что в-третьих?
— Наш молодняк, Фабриций. Мы ведь отчего разрываемся вдребезги напополам между кучей дел и не успеваем толком ни хрена? Оттого, что всё сами! У нас нет хорошо образованных помощников. И не будет, пока мы не выучим как следует молодняк.
— Но ведь первый поток уже получил образование?
— Школьное. Ты думаешь, этого достаточно? Хрен ты угадал. Это только самые основы, а настоящее образование у них ещё только впереди. И там тоже будет до хренища всякого, чего нельзя показывать римлянам. Мы хотели учить их дальше в Нетонисе, но я уже вижу, млять, что ни в какой Нетонис мы в этом году не поплывём.
— Ну, раз сам видишь, так зачем тогда упираешься? Принимай правительство, а там мы что-нибудь придумаем. Согласен?
— Хорошая попытка, Фабриций! Но только и опять хрен ты угадал — ни на что я ещё пока-что не согласен. И тебя я тоже понимаю, и во многом ты тоже прав, но млять, ты же меня без ножа режешь! Все планы, млять, козе под хвост! Дай мне подумать. С семьёй встречусь, проблемы накопившиеся хотя бы уж самые срочные поразгребаю, с нашими об этой хрени поговорю — и извещу тебя.
— Максим, так не пойдёт. Окончательный ответ ты дашь мне здесь, и без него я никуда тебя не отпущу. Откажешься наотрез — значит, откажешься, хоть и очень этого не хочется. Я же тебя тоже услыхал и твои резоны тоже понимаю — винить тебя не буду. Но проклятие, помоги тогда хотя бы уж придумать подходящее решение!
— Млять, ну тебя на хрен! Ну чего я тебе вот прямо сей секунд придумаю?
— Да не прямо сейчас, Максим, я же всё понимаю. Отдохни, подумай на свежую голову — день, два, три — хоть неделю, если понадобится. Время же есть, хвала богам.
— Млять! Время у него есть! Я до дому ещё не добрался, семьи ещё ни хрена не видел, а у него тут время есть! Вот знаешь, Фабриций, хоть и не в моих это принципах на других своё хреновое настроение срывать, но сейчас, млять, так и хочется кого-нибудь на хрен вздрючить во все дыхательные и пихательные!
— Ну, это-то я тебе запросто организую хоть сейчас, — и ухмыляется, гад.
— Рассчитываешь, что я сейчас выпущу пар с какой-нибудь из твоих рабынь и успокоюсь? Успокоюсь, конечно, но только это хреновая замена встрече с семьёй.
— Да ты ведь ещё не видел, КОГО я специально для тебя приготовил, — и ржёт, — Ладно, сейчас тебя проводят в твою комнату, и сам увидишь...
Чем дольше живу, тем труднее меня чем-то удивить, но уж на сей раз боссу это, надо признать, удалось. Млять, вот чего уж точно не ожидал, так это вот такого фортеля! То, что комната будет роскошной — в этом сомнений не было. Это в общем и целом Гадес представляет из себя ещё тот клоповник в сравнении, допустим, с Карфагеном, а теперь уже и с нашей Оссонобой, что обусловлено теснотой Острова. Но его элитная часть, хоть и мала по сравнению с карфагенской Мегарой, едва ли хуже. В смысле, особняков здесь меньше, но сами они в среднем такие же, и уж особняк покойного Волния-старшего был в городе далеко не из последних. И это старик ещё скромничал, предпочитая показушной роскоши хороший вкус, а если бы задался целью, так мог бы позволить себе куда большее. Не удивила бы меня в комнате смазливая рабыня на ложе, но он ведь это понимает, а судя по его насквозь загадочному виду, явно поразить меня чем-то вознамерился. Так что тут с него станется, и не следует очень уж удивляться ни греческой гетере — причём, настоящей, а не косящей под таковую самозванке или шлюхе из местных гречанок, ни пускай даже и жрице Астарты. Тарквинии не скупятся, когда хотят поощрить, и Фабриций в этом плане весь в отца и деда. После двух рабынь, стащивших с меня всё, едва я только переступил порог — ага, прямо из порта, да двух других, затащивших меня в ванну, дабы привести в надлежащий порядок перед явкой на доклад, да только так и не давших мне ни "заодно ещё и помыться", ни просто помыться самостоятельно, ожидать можно чего угодно. Иду я, значится, вслед за провожатым, да гадаю, что именно он решил отчебучить под занавес. Провожатый указывает мне дверь, я вхожу — и выпадаю в осадок от преподнесённого мне таки боссом сюрприза :
— Велия?!
— Наконец-то! — супружница кинулась ко мне на шею, — Второй день уже тебя здесь дожидаюсь! За детьми приглядывает Софониба, так что мы здесь одни...
Ну, одни — это, конечно, весьма относительно, учитывая далеко не безлюдный здоровенный особняк и ещё более многолюдный город за его окнами, но в античном мире умеют выносить окружающую обстановку за скобки, а я в нём, хвала богам, не первый уж десяток лет обитаю. Нам, конечно, сразу же нашлось чем заняться поважнее и посрочнее, чем все мировые проблемы и проблемы клана Тарквиниев, вместе взятые, не говоря уже о проблемах помельче. Конечно, хотелось увидеть и детей, но раз с ними всё нормально — остальное подождёт. Самого Фабриция — и того послал бы на хрен, если бы вздумал вдруг побеспокоить нас раньше времени, но он-то ведь, ясный хрен, уж всяко не для того этот сюрприз мне устроил, чтобы самому же портить произведённый эффект. Понятно, что это устроено не просто так, понятно и то, чего он хочет, но — тем не менее...
Потом Велия долго рассказывала мне подробности событий. Я ведь раньше не упоминал, что Ремд, племянник Волния, курировавший производство драгоценной чёрной бронзы в Кордубе, а затем и у нас, последние два года тоже обитал в Гадесе, помогая дяде вести дела? Ну, значит, не пришлось к слову. Он-то и послал с голубиной почтой весть о смерти главы клана в Карфаген и Оссонобу. Арунтий, конечно, к похоронам отца прибыть не успел, а прибыл только к поминкам, но Фабриций, Велия и Велтур со старшими детьми присутствовали на кремации по этрусскому обычаю. Старик не дожил буквально какой-то месяц с небольшим до нашего возвращения — мы на тот момент были в пути с Сан-Томе на Горгады, ещё в Гвинейском заливе, но уже миновав будущий Золотой Берег. Тесть же не дождался нас и вовсе недели полторы — дела в Карфагене не позволяли отсутствовать долго, и как раз перед его отъездом они и устроили семейный совет, на котором решали, кем затыкать дыру в Гадесе, а кем — образовавшуюся в результате. Всё могло бы обойтись меньшим напрягом, будь Ремд стрессоустойчивее. В конце концов, кто сказал, что сидеть в Гадесе должен непременно глава клана? Так сложилось исторически, когда размах дел у Тарквиниев был ещё далеко не столь велик, как теперь, а жизнь с тех пор изменилась, так что приходилось приспосабливаться к ней. Клан теперь возглавляет Арунтий, и управляет он им из Карфагена, который ему не на кого оставить. Ремд был первым, чья кандидатура рассматривалась в качестве представителя Тарквиниев в Гадесе, но он отказался наотрез — даже за короткий срок замещения дяди в гадесском Совете Пятидесяти он чётко осознал, что это — не его стихия, и долго ему этой грызни не выдержать. Куда угодно, он согласен на любую самую муторную работу, только не этот гадюшник! Это-то и создало проблему.
Из-за отказа Ремда кроме Фабриция принять Гадес оказалось некому, но кому тогда возглавлять наше правительство в Оссонобе? Кандидатуру Велтура рассматривали, но решили, что он катастрофически не готов и едва ли потянет, а я, хоть и тоже, конечно, не готов, но как член правительства, имею опыт и должен справиться. Моей супружнице не нужно было гадать, как я отнесусь к подобной великой чести. Чтобы прожить со мной столько лет, практически вырастить детей, но так и не научиться понимать мои резоны — это было бы невозможно по определению, потому как настолько патологическую дуру я уж точно в жёны не выбрал бы. Но понимать — одно, а разжевать другим и убедить их — совсем другое. То ли не восприняли всерьёз мнение бабы, то ли в натуре другого выхода не увидели, но отмазать меня Велии не удалось...
— Сама-то дней десять только, как домой отсюда вернулась, так недели дома не прошло, как опять срочный вызов от Фабриция и только день на сборы.
— За тобой он тоже бирему прислал?
— Самую быстроходную из всех.
— Десятая часть всей гадесской эскадры! — я впечатлился, — Не будучи при этом ни суффетом города, ни навархом флотилии — это надо немалое влияние в Совете иметь!
— Больше — седьмая часть. Ещё одна отстала и прибыла немного позже. В гавани Осонобы тебя караулит на случай, если бы посланная за тобой вас проворонила. Я только и успела, что поручить дом и малышей Софонибе, а старших мальчишек Велтуру, чтобы в военный лагерь их собрал...
— А это кто приказал?
— Фабриций решил, что раз уж дальнейшее образование детей будет военным, а их отправка в Нетонис отменяется, то и пускай начинают учиться военному делу в лагере. Может и глупо, но там за ними и Хренио пока присмотрит, а без вас ничего лучшего и не придумалось второпях...
— Да нет, это-то как раз Фабриций удачно придумал, молодец. В Нетонисе их бы тоже ждал первым делом загородный палаточный лагерь и примерно такая же муштра, а наши тоже подключатся — втроём-то проще, да и подопечных всего ничего.
— Юля с Наташей считают, что это и к лучшему — страшновато было и школу на совсем молоденьких девчонок оставлять. Конечно, там и Аглея с Хитией, и их мужья, но всё равно хорошего мало.
— Тоже резонно, — этого не признать было нельзя, — Вот только программу учёбы для юнкеров придётся перекраивать, а этого мне очень не хотелось, — по нашему замыслу на первом курсе юнкера должны были в числе прочего осваивать кремнёвый огнестрел, а это уже, если и службу с ними полноценно тащить с закреплением за каждым юнкером его личного табельного оружия, так с учётом аналогичных винтовкам пистолей, добрых полсотни стволов выходит, которые хрен скроешь от посторонних глаз и ушей.
— Ну а насчёт правительства? Ты ведь догадываешься, зачем Фабриций и меня к себе вызвал? Он сказал тебе о согласии папы удвоить твою долю в торговых доходах?
— Считай, первым делом. Потом добавил, что и это не предел, если мне мало.
— Даже так? Этого он мне не сказал, — супружница улыбнулась, — Хочет, чтобы я пилила тебя ради этой удвоенной доли, не помышляя о большей? — мы с ней рассмеялись.
— Или приберегает на случай, если я тебя убежу, и ты меня не допилишь. Но мне интересно, что ты сама об этом думаешь?
— Даже не знаю, если честно. С одной стороны, мы же и так одна из богатейших семей в Оссонобе. И тебе на все твои замыслы хватает, и я каждый денарий не считаю, и детей мы с тобой в строгости воспитываем уж точно не от бедности. Хочется обеспечить их будущее получше, но ведь и твои мануфактуры тоже с каждым годом всё доходнее, и это, мне кажется, надёжнее. Папа торгует тем, что покупают только очень богатые, а ты — тем, что покупают все. Чтобы иметь на этом больше, надо больше производить, и значит, нужно и расширять предприятия, и совершенствовать их, и мудро управлять ими. А для этого нужны знания, и я думаю, что дети будут обеспечены гораздо лучше и надёжнее с мануфактурами и знаниями, чем с долей от торговли мало кому доступной роскошью. Но, с другой стороны, жалко ведь и Фабриция. Тяжело ему, и надо как-то помочь. Наверное, не совсем так, как он это представляет, а я даже не знаю, как, но что-то надо придумать...
