Тема была закрыта и мы больше никогда не касались ее, но полученные знания я иногда использовал.
Додумать мне помешала звонко щелкнувшая по носу капля. Расфыркавшись от неожиданности, я укоризненно покосился на бессовестно смеющихся аякаси, а затем, неожиданно даже для самого себя заразившись их хорошим настроением, предложил:
— Давайте наперегонки! — и бросился вперед.
За спиной ахнули, и вскоре мимо меня проскользнула золотая молния. Солнечный лев гулко рыкнул, без труда обгоняя, вырвался вперед и помчался далее, оставляя за собою отчетливую цепочку светящихся отпечатков лап, за ним мелькнул гибкий силуэт принявшей звериный облик кицунэ, насмешливо сверкнул бирюзой глаз, сидевшая на ее спине белая кошка иронично помахала мне лапкой:
— Пока-пока.
— Так нечестно, — возмутился я останавливаясь. Покачал головой, усмехнулся: — Хотите значит посоперничать со мной? Бесполезно!
Скользнув в боевое обличье, я повел плечами, привыкая к иному телу, и растянул пряжу времени, одним мгновенным броском оказываясь рядом с Тамой. Хлопнул кицунэ по боку, и побежал рядом, не уступая ни на сантиметр, но и не обгоняя. Вытоптанная тропинка стелилась под ногами, сытой змеей извивалась между деревьев, вела нас все выше и выше в горы. Мы бежали по ней под веселый смех, обгоняя ветер и дождь. Призрачные лесные огоньки весело танцевали в полутьме чащи, освещая наш путь, скрипучие лесные духи неодобрительно шептались нам вслед, шурша кронами и скрипя стволами, задорные феи кружили в воздухе приветствуя приближающуюся грозу. Вдалеке мелькнуло и сразу пропало озеро и водопад, из-за верхушек крон на миг показалась остроконечная вершина Виноградной скалы. Мы обогнули по краю безмятежно-темную гладь заиленного озера, пробежали мимо скалившихся холодными гранями темного камня, древних руин на холме, созданных не людьми и не для людей, и оказались в лесу на пологом склоне горы, как раз в тот миг, когда небеса расчертила ломанная зарница грозы.
Остановившись на опушке, я обернулся, глядя как в небесах накатывает вал чернильного цунами дождя. Скосил глаз на вставшую рядом лису.
— Надо искать укрытие. И как можно скорее.
Тама согласно фыркнула, стряхивая со спины недовольно заворчавшую Химари, приняла человеческий облик, и замерла, подзывая к себе окрестных духов. Взяв на руки требовательно подошедшую нэко, я прислушался к бестелесному шепоту, услышал их ответ прежде самой Тамы, кивнул в глубину леса:
— Там есть укрытие. Небольшая пещера, облюбованная медведем.
Пологий холмик подозрительно правильной, округлой формы напоминал домик какого-то заблудшего хоббита, нашедшего подходящее место для своей норки чем жилище дикого зверя. О том, что это все-таки дом медведя говорил лишь устойчивый запах дикого зверя. Прислушавшись я услышал мерное дыхание зверя, и кивнул Сураи. Лев одним прыжком очутился в норе, внутри взревело, донеслись звуки борьбы, теплый солнечный свет хлынул из зева хода и все стихло.
Проморгавшись я первым вошел в нору, с сожалением оглядел распростершуюся тушу мишки.
— Жалко...
— Смотри на это выше, — подбодрила меня Тама. — Он все равно не отдал бы нам свой дом без боя, а так у нас есть убежище и мясо.
Поразмыслив и вспомнив найденные пять минут назад в перегное останки оуни* я согласно кивнул уже без всякого сожаления смотря на тушу. Он все равно не отдал бы нам пещеру, а договариваться со зверем охотящимся на разумных, мне было противно. Отдав заботы по разделки туши в руки кицунэ, священнодействовавшей под пристальными взглядами нэко и льва, я прошелся вдоль пещеры рассматривая наше убежище. Пещера была довольно большой, неправильной куполообразной формы. Пол был засыпан толстым слоем песка, и что находилось под ним было не разглядеть, однако стены выглядели неестественно гладкими, желтоватыми словно... старая кость.
Проведя по гладкой поверхности когтем, я растер пальцами тонкую линию стружки и почувствовал как по спине пробежал легкий морозец. Если он проснется, будет плохо.
— Тама, не разводи огонь!
— Почему? — собиравшаяся устроить хороший костер кицунэ недоуменно подняла голову, сощурившись посмотрела на меня, и, внезапно поняв в чем дело медленно кивнула, гася горевший на ладони огонек пламени. — Поняла.
— Но почему? — возмутилась Химари. Сураи поддержал ее возмущенным мявком. — Нас же никто не увидит.
— А ты присмотрись к стенам.
Пока нэко осматривалась, пытаясь сообразить в чем же дело, я размышлял стоит ли доставать Изумрудный Огонь, пришел к выводам что Пламя Хаоса Гашодокуро не учует и, сдернув с шеи Сердце, метнул его в центр пещеры с одним простым приказом: "Гори!"
Изумрудное пламя затанцевало на песке, расцветив пещеру всеми оттенками зелени, а заодно придав нам вид уже несвежих, — в случае медведя, еще и погрызенных, — зомби. Однако оно дарило тепло, было неощутимо для екаев и не могла обжечь нас — а значит с побочными эффектами в виде неприглядного внешнего вида можно было смириться.
— Не учует, — успокоил я вопросительно вздернувшую бровь Таму, сел возле костра, прислонившись к горячему боку Сураи. Снаружи стояла непроглядная тьма, бушевал ветер, сгибая верхушки деревьев, а тут было тепло, сухо и тихо, к тому-же, были те кому можно было безоговорочно доверять. Чудное место.
Усмехнувшись я погладил забравшуюся на колени Химари и принялся ожидать пока приготовится мясо.
* — горный екай в виде волосатой старухи. Разновидность ямаубе, но, в отличие от той, благосклонна к людям.
Глава 53. Божество затерянной души
Утром, когда дождь прошел и омытый мир засиял под розоватыми лучами рассветной зари чистыми красками наступающей осени, мы двинулись в путь, оставив Гашодокуро и далее дремать в объятьях земли. Мы шли сквозь густой лес, и склоны гор становились все более обрывистыми, вокруг оставалось все меньше деревьев и больше камней, в ковре трав и цветов все чаще попадались каменистые проплешины, а на крупных серых валунах выдавшихся из земли словно спины спящих земных духов — обильные пятна мха и лишайника. Постепенно стало холоднее, почти исчезли многочисленные птицы, мелкие животные и духи природы — уступившие место духам гор, ветров и снегов. Они витали вокруг, что-то тихо шепча, спали среди камней, на вид неотличимые от окружающих валунов, бродили по долинам внизу, играли в ветрах и купались в холодных звонких ручьях, берущих начало из ледников на вершинах гор. Возле одного из них — разлившегося ниже по склону озерцом в отпечатке гигантской ступни — устроил свое логово адзуки-арай. Сам хозяин, сидя на бережку, занимался своим излюбленным делом — промывал в решете бобы, под аккомпанемент шелеста зерен напевая нехитрую фразу: "Должен ли я мыть эту фасоль или мне утащить и съесть человека?". Несмотря на угрожающие слова, выглядел екай безобидно, да и сам оказался изрядно труслив — убежав при одном нашем появлении, бросив и решето, и горку уже намытых бобов.
Воспользовавшись его переправой мы миновали ручей, — вскоре выйдя на старую тропу. Проложенная меж скал и деревьев, она плавно поднималась ввысь, прихотливо изгибаясь на особо крутых участках, пока не свернула в сторону, огибая невысокую скалу, и пошла по краю крутой пропасти, укрытой на дне вуалью непроглядного, густого словно вспененное молоко тумана. Над белесой завесой едва заметно выдавались верхушки деревьев, мелькали размытые тени летающих екаев, смутно виднелись далекие огни.
Мое внимание привлекло особо крупное скопление огней, выделявшееся в тумане ярким заревом. Я указал на него Тамамо, и кицунэ, балансируя на краю пропасти, прищурилась, вглядываясь в даль.
— Лагерь какой-то... — неуверенно предположила она. — Сходим посмотрим?
Я уверенно кивнул.
Крутая тропинка ведущая вниз, нашлась только благодаря подсказке старого идзю*. Обезьяноподобный екай с умными золотыми глазами, куривший трубку на краю пропасти, за небольшую щепотку соли и кусок медвежатины, не только указал путь, но и предложил помочь перенести наши вещи. От предложения мы вежливо отказались, воспользовались тропой, и вскоре очутились на уступе над огнями, — на поверку оказавшимися лагерем ёкаев.
Свесившись через край уступа, я пристально осмотрел стоянку, представлявшую собою скопление примитивных шалашей зажатых между стеной ущелья на которой находились мы и рекой. В центре было просторное место отведенное под импровизированную арену. Рядом с ней пылал большой костер на котором жарилась туша громадного четырехрогого быка, запекаемого прямиком со шкурой и копытами.
— Интересно, кто это?
— Сикомэ, — ответила Тама, глядя вниз с омерзением.
— Так вот они какие... — задумчиво протянул я, пристально рассматривая обитателей лагеря. Про сикомэ, — японских гоблинов — я слышал неоднократно, но вживую еще ни разу не видел, — теперь убедившись что слухи, описывавшие их как жестоких кровожадных существ, были верны. Высокие — ростом примерно в два метра — чрезвычайно мускулистые ёкаи, все как один несли на себе печать въевшейся в суть жестокости, внешне более напоминая демонов, чем разумных существ. — И что будем с ними делать?
— Уничтожим! — в один голос ответили аякаси.
Я мельком посмотрел на них, удивленным подобным единодушием и вновь свесился за край, наблюдая как на арене идет битва между добрым десятком ёкаев. Сражались сикомэ искусно, но слишком грубо, слишком кроваво и слишком не эстетично, — словно дикие звери стремящиеся любой ценой впиться в глотку врагу. Никакого сравнения с отточенными техниками используемыми Химари, или любого из учеников Ханэро...
Теоретически — поскольку мы отклонились от маршрута и теперь находились вне моих земель — я спокойно мог пройти мимо, предоставив ёкаев Кругу, и ни Тама, ни Химари, не сказали бы мне и слова против, но практически я не мог этого сделать. Всего в десятке километров отсюда, было небольшое поселение дружественных ёкаев торговавших с Куо, а еще чуть дальше — деревенька людей. Оставь я сикомэ в покое, и рано или поздно, они нападут на поселения, — просто не смогут поступить иначе в силу своей природы. А убивать, несмотря на всю легкость подобного решения мне не хотелось.
...В лагере двести тридцать одна душа, зажатая на небольшом пятачке пространства. Крохотная затрата сил, мельчайшее локальное изменение константы одного из законов мироздания, простейшее масштабное заклинание — и две с лишним сотни жизней пересекут Сандзу. Вот только... совершив подобное, я перестану уважать сам себя, ибо уничтожение врагов, пусть и заслуживающих смерти, но совершенно ничего не способных противопоставить мне — совершенно не то достижение которым можно гордиться.
Но и отпускать их было нельзя...
Обдумывая возникшую дилемму, я вспомнил методы Эйрин, которыми она заставляла своих под... помощников сделать что-то, что делать они совершенно не хотели, и понял что решение проблемы куда проще чем кажется. Радостно щелкнув пальцами, я привлек к себе внимания что-то обсуждавших аякаси:
— Мы поступим иным образом. Мне понадобится пара трав, лишайник, немного мха и один вонючий козел... Тама, раздобудь козла.
— Ты это серьезно? — в надежде что ослышалась, недоверчиво спросила кицунэ.
— Абсолютно.
Она глубоко вздохнула, приложив ладонь к лицу, что-то прошептала себе под нос, — я расслышал только "Боги" и "почему", еще раз вздохнула и убрала ладонь.
— Где я тебе его достану?
— Не мои проблемы, — отмахнулся я доставая малый алхимический набор и демонстрируя Химари изображения нужных трав. — Купи, слови, укради — мне без разницы, главное чтоб был.
Взгляд которым меня наградили, был весьма красноречив, на какой-то миг мне даже показалось что кицунэ, отбросив в сторону все условности сделает со мной что-то не очень хорошее... но вместо этого она, улыбнувшись подозрительно ехидной улыбкой, телепортировалась прочь. Незаметно вытерев со лба испарину, я принялся толочь в ступке мухомор.
Рецепт созданный Эйрин, незамысловато назывался "Зельем добрых дел" — под стать эффекту что он вызывал. Несложный в изготовлении, но очень коварный в действии, состав вызывал у подопытных удовольствие сродни наркотическому от выполнения действий определенного толка, заложенных создателем заранее. Эффект был настолько силен, что мог изменить слабую личность за один вдох, и именно из-за него я запретил Эйрин готовить это зелье — хоть и сам сейчас делаю. На самом деле мерзкая дрянь, но лучше она чем побоище. Пусть сикомэ сажают цветочки вместо войны.
Смешав несколько видов галлюциногенных и ядовитых грибов, я залил смесь очищенной водой и, подождав пока на дне колбы не появиться осадок, аккуратно слил жидкость на моментально покрывшиеся мхом камни. Осадок смешал с предварительно измельченными травами что вскоре принесла Химари, затем вновь залил водой, и поставил на огонь.
— Что это будет? — полюбопытствовала Химари, садясь рядом и пристально наблюдая за моими действиями.
— Одно зелье с крайне интересным эффектом, — промурлыкал я, сосредоточенно добавляя капельку огненной смолы и тщательно помешивая зелье. Стремительно темнеющая жижа побулькивала, источала аромат ирисок и постепенно густела.
— И что же оно делает?
Решив что достаточно, я щелчком погасил пламя, качнув мгновенно остывшую колбу, наблюдая как нефтяная жидкость внутри облизывает стенки, не оставляя следов на стекле, довольно улыбнулся. В классической низшей алхимии, работающей с травами, минералами и ингредиентами животного происхождения, я не столь хорош как Эйрин или Хо, но на такую мелочь моих умений хватило с лихвой. Зелье получилось высшего качества.
— Пока секрет, — еще раз качнув колбу я перевел взгляд на надувшуюся нэко. — Потерпи чуть-чуть. Придет Тама, и ты все увидишь.
— К слову о Таме... Это не она идет?
Я проследил взглядом за рукой нэко и почувствовал как моя нижняя челюсть, повинуясь законам неумолимой гравитации устремилась к земле. Кицунэ шла, беззаботно крутя на плече зонтик, а рядом с ней, в воздушной сфере, спресованный на манер шарика плыл...
— И это по твоему козел?!
— Рога есть, борода тоже, блеять умеет, — по всем параметрам козел, — отмахнулась лиса, жестом подвешивая кирина над нами. — И не забудь, с тебя одно желание.
Я почувствовал нестерпимую жажду прислониться лицом к ладони, дабы хоть чуть-чуть отстраниться от этого жестокого мира, но вовремя вспомнил что у меня в руке до сих пор зелье.
— Ну ты и...
— Любимый, исполнительный, добропорядочный фамильяр, — закончила она. — Я это и так знаю, но за напоминание спасибо.
Перебороть желание сказать какую-то гадость оказалось куда сложнее. Потерев переносицу, я все-таки решил что оно того не стоит, и выплеснув содержимое колбы на "козла" — одновременно подавая знак Таме. Массивное тело раздраконенного чудовища с грохотом приземлилось прямо в центр костра, расшвыряв головешки и части запекаемой туши в стороны. Кирин громко взревел, окончательно привлекая к себе внимание сикомэ, поднялся на лапы — оказавшись добрых трех метров в холке и примерно семи в длину — и бросился в бой, буквально растоптав попавшихся под лапы гоблинов. Однако те, невзирая на потери, повели себя совсем не так как полагалось себя вести кровожадным, существующим лишь для войны ёкаям... Откровенно говоря, их поведение пристало бы оголодавшим суккубам, заметившим рядом беспомощного человека.
