Истребитель орков. Orcslayer. (Перевод)

Нарин за спиной Скетти подмигнул Феликсу, остальные же вздохнули с облегчением.

Феликс кивнул в знак благодарности и подавил усмешку. Молодец, Нарин. Не столь окостеневший, как другие.

Незадолго до полудня, компания вышла из соснового леса на вершине неглубокого оврага, чтобы найти пик, выглядывающий из Караг Хирна, возвышаясь над ними, длинный пушистый шарф сдуваемого снега спускающегося прочь со скалистого пика через синее небо. Остальная часть горы была черной и спокойной, как судья. Торгиг и Кагрин и старый Матрак смотрел вверх на это с благоговением.

— Думать что в залах владения нашего рождения бегают гроби, — Торгиг сплюнул. — Думать, что они оскверняют наши священные места своим присутствием. Мы отомстим за тебя, Караз. Мы очистим тебя от их погани.

Остальные зашептали повторяя клятвы.

На западной стороне горы, было видно сверкающие горные изгибы дороги, а над ней, почти скрытыми скалами от обнаружения, находились обычные уровни массивных гномьих укреплений.

— Это передние ворота — ворота Рога, сказал старый Матрак, указывая. — Где мы... — он подавился словами. — Где мы бежали от молчаливых гроби. Хамнир и другие идут туда, чтобы дождаться нас. Мы... он взмахнул рукой вправо. — Мы идем туда. На уступ Жуфгрима.

Взгляд Феликса последовал за пальцем инженера к восточной стороне горы, у ее подножья, где росли деревья, был разлом, словно какой то гномий бог разрубил гигантский плацдарм своим топором. Вертикальная стена поднималась из разлома более чем на половину к заснеженной короне и выглядела, по меньшей мере оттуда, где стоял Феликс, гладкой и плоской, как лист пергамента. Тонкая линия серебра сверкала посередине всего этого.

— В основании Каулдрона, — сказал Торгиг, шагая рядом со старым инженером. — Глубокое озеро, которое питает водопад, что струится со скалы. Это наша дорога.

Феликс сглотнул. — До обрыва? У вас есть крылья в сумках?

Скетти фыркнул. — Ничего такого, для гномов.

— ТСС, — сказал Друрик. — Орки.

Остальные мгновенно притихли и повернулась туда, куда он посмотрел. Небольшая компания орков прорывалась через с густой подлесок из ягодных кустарников, которые ниже покрывали половину оврага. Гномы отошли от края и присели на корточки, чтобы они могли только смотреть через выступ.

— Их двадцать, — сказал Торгиг.

— А нас только восемь, — сказала Скетти.

— Девять, — сказал Друрик, — с человеком.

— Как я уже сказал, восемь, — сказал Скетти. — Мы все-таки справимся.

Готрек фыркнул на это.

— Я в одиночку управлюсь! — сказал Кожанобородый, словно защищаясь.

— Извините, что лезу не в свое дело, — сказал Феликс, — но разве цель нашей миссии, не добраться до потайной двери, не будучи замеченными?

— Если они все будут мертвы, — проворчал Нарин, — дергая обугленную щепку в бороде, — как они могут сказать, что они увидели?

— Если другие найдут их порубленными на куски, — сказал Феликс, — они будут знать, что мы были здесь. И если мы хотим открыть ворота Рога во время, чтобы Хамнир вошел внутрь, можем ли мы тратить время для драки?

Гномы замялись, ощутимо злясь на Феликса за его попытки использовать логику. Они были напряжены, как волки, глядящие на ничего не подозревающих овец. Каждый мускул в их приземистых, мощных телах хотел броситься в овраг и разделать зеленокожих.

Наконец Готрек вздохнул. — Человеческий отпрыск прав. Не время для драки.

Остальные в раздражении заворчали.

— Сколько времени это будет продолжаться? — спросил Кожанобородый.

— У нас будет много боев во владении, — сказал Готрек, — достаточно, для того чтобы нас убили. Или всех остальных кроме тебя, во всяком случае.

— Я поклялся следовать за тобой, — натянуто сказал Торгиг, — но мне больно отпускать живым даже одного орка.

— Это не путь гнома, — сказал Скетти.

— Это мой путь — сказал Готрек. — Теперь ждите, пока они пройдут.

Гномы поворчали, но сделали так, как он приказал, скрытно наблюдая, как орки прошли под ними.

Зеленокожие шли в в две шеренги, с их лидером во главе, проверяющим местность. Они не разговаривали или спорили между собой, как орки обычно делают. Не толкались или дрались, не пили или ели, или со скуки крушили подлесок своим оружием. Они выполняли свою задачу с грустной тупостью, что выглядела почти комично на их отвратительных рожах. Лишь изредка это вялость прерывалась, когда один из них покачивал головой и вскидывался, ревя словно бык которого ужалила оса, и его глаза начинали сверкать привычной орочьей яростью. Затем, также скоро как и началось, этот всплеск заканчивался, и орк впадал в ступор.

— Что с ними? — спросил Торгиг.

Кагрин покачал головой, сбитый с толку.

— Какие орки не грызуться? — проворчал Нарин, нервничая.

— Это выглядит почти так, как будто они спят, — сказал Скетти, хмурясь.

— Тогда они убивают во сне, — сказал старый Матрак, дрожа, — Именно такими они и пришли, когда Карак пал, молчаливыми, но кровожадными. Мы не слышали их, пока они не появились среди нас. Мы не... — он замолчал, его глаза широко раскрылись и он уставился вдаль.

Остальные гномы отвернулись от него, чувствуя себя некомфортно. — Без сомнения, работа эльфа, сказал Скетти. — Белая магия. — Нарин взвесил эти слова. — По силам ли колдуну диктовать свою волю целому владению полному орков?

— Один может, — кивнул Скетти с умным видом. — Теклис из Ултуана.

— Он мог бы — сказал Готрек, задумчиво поглаживая бороду.

— Вы видите? — сказал Скетти. — Истребитель согласен со мной.

— Истребитель думает, что у тебя одни эльфы на уме, — оскалившись сказала Готрек, и вернулся к наблюдению за оркоами.

Когда они скрылись из виду за поворотом оврага, гномы продолжили путь. Готрек хмурился, пока они шли он был в глубокой задумчивости. Казалось, что он наконец-то заинтересовался в решении задачи, которую Хамнир поставил перед ним.

Глава 7.

После двух часов карабканья на обрыв Карак Хирна, покрытого сбоку лесом, они достигли границы леса и вышли к темной, скале богатой кварцевыми жилами, местами покрываемой серо-зеленым лишайником. Путь стал труднее, склон круче и был заблокирован массивными булыжниками, и они должны были использовать свои руки так же часто, как и их ноги, чтобы подняться. Феликс оказался более измотанным, чем он ожидал. Воздух был разряжен и холодный ветер дул через его мокрую от пота одежду.

Через час, после того как плоская стена Утеса Жуфгрима, стала выше и шире над ними , они начали слышать низкий рев. Он становился громче и громче, пока они не достигли узкого прохода между двумя нависающими клыками скал. Они подошли к крутой границе горного озера, окруженного с трех сторон невысокими остроконечными пиками, а с четвертой был уступ, который вырастал прямо из пенящихся вод. Скалы о которых Феликс знал лишь приблизительно, теперь были ближе. Они были все такими же плоскими, как стена крепости. Единственный пролом был месте водопада, который сбрасывал в его центр несущийся белый поток, разделяя его надвое. Шум потока врезающегося в озеро был оглушительным. Он превратил воду в бурливое кипение, которое заставляло танцевать поверхность целого озера, освещающую солнечными лучами их лица от тысяч и тысяч отражений света. Края озера были покрыты неровной коркой льда. Снег дрейфовал вниз от снежных шапок, высоко над ними.

Феликс заслонил глаза и посмотрел вверх. Этот уступ был даже более пугающим, если глядеть на него под таким углом, чем это было, когда старый Матрак первый раз указал на него. Он почувствовал у себя ледяной пот. — Это... это невозможно.

Нарин фыркнул. — Легко, как падать с кровати.

Феликс сглотнул. — Падать всегда легко.

— Ешьте, до того как мы пойдем вверх, — сказал Готрек — и приготовьте свои вещи.

Карлики разошлись, садясь на черные валуны, чтобы съесть соленое мясо и овсяные лепешки, и промочить горло пивом, наливая его из маленьких деревянных бочонков, которые они привязывали к своим сумкам. Кагрин как обычно достал свой кинжал и свои инструменты и приступил к работе, игнорируя всех остальных. Феликс с трудом мог оторвать взгляд. Одна ошибка, одно неточное движение инструмента, и кинжал будет испорчен, но Кагрин никогда не ошибался. Его руки были тверды и уверенны.

Нарин, жевавший свои галеты, вздохнул, словно на него взвалили большой вес. — Это жизнь, — сказал он. — Гримнир и Грунгни, но я скучаю по этому.

— Жизнь, он говорит? — сказал Скетти, подняв бровь. — Может быть смерть хороша, а может быть и нет.

— Тогда я возьму смерть, — сказал он с чувством, — И охотно.

Кожанобородый посмотрел на это. — Ты не носишь гребень истребителя. Зачем ты ищешь смерти?

Нарин ему ухмыльнулся. — Вы не встречались с моей женой.

Торгиг повернулся. — Твоя жена? Разве ты ранее не говорил, что вчера ухаживал за какой то служанкой из Карак Дразга, когда остальные из нас были на совете?

— Как я и говорил, — Продолжил Нарин, — ты не встречался с моей женой.

Большинство остальных хмыкнули на это, но Торгиг и Друрик выглядели оскорбленными.

Нарин решил этого не замечать. Он вздохнул, бессознательно играя с обгорелой деревянной палкой привязанной к бороде. — У меня была страсть к путешествиям, когда я был короткобородым. Я прошелся своим топором от Кислева до Тилеа как наемник и авантюрист в течение пятидесяти лет, и наслаждался каждой минутой. Увидел больше стран мира, за эти полвека, чем большинство гномов за пять. Он замолчал, его глаза смотрели вдаль, и на его бородатом лице появилась слабая улыбка. Затем он нехотя встряхнулся. — Теперь все это исчезло, после смерти моего старшего брата.

— Позвали назад во владение, не так ли? — спросил Друрик.

— Да, грустно сказал Нарин. — Второй сын Тана подходил для этого лучше и никакой ошибки — просто спроси принца Хамнира — золото и возможность, и не больше ответственности, чем у кошки. Только сейчас, я первый сын. Старый барсук по крайней мере проживет, наверное, еще век, но я все-таки должен вернуться домой и узнать дела владения, запомнить наши книги обид от корки до корки, и сделать благоприятный брак, и... — он поежился. — Производить сыновей с моей... женой.

— Каждый гном должен выполнить свой долг, сказал Кожанобородый, сквозь свою маску. — Мы сокращающаяся раса. Мы должны зачинать сыновей и дочерей.

— Я знаю, я знаю, — сказала Нарин, — но я предпочел бы твой долг. Убийство чудовищ это более приятная задача, чем постельное белье, и чудовища говорят не так много.

— Конечно, она не может быть так плоха, — сказал Торгиг.

Нарин устремил на него острый взгляд, синих глаз. — Парень, мы все бы хотели умереть на этой маленькой прогулке, разве нет? Принц Хамнир сказал, что эта миссия — самоубийство.

— Да, я полагаю, — сказал Торгиг.

— Ну, позвольте мне выразиться, об этом. Я буду разочарован, если этого не произойдет.

— А я буду разочарован, если это произойдет, — сказал Друрик.

— Ты боишься смерти? — резко спросил Торгиг.

— Нисколько, — сказал Друрик. Он перевел свой холодный взгляд в сторону Готрека, который уплетал свою еду и предавался отдыху не обращая на них ни малейшего внимания, — но если истребитель Гурниссон умрет, обида "Торговцев Камня" останется нерешенной. Пока я знаю, что он будет жить, я не хочу умирать.

Готрек насмешливо фыркнул, но не потрудился ответить.

После еды, настало время рытья в сумках и повторной намотки веревок. Каждый из гномов вешал патронташ кольчатых стальных шипов на одном плече и приматывал шипы к своим сапогам. К счастью, хоть гномы и люди были очень разными по размеру и пропорциям, из-за чего они редко могли обмениваться одеждой, у гномов были большие ноги, так что для Феликса была найдена пара сапог с шипами. Старый Матрак отстегнул свой деревянный протез и заменил его на тот, который был с длинным, черным железным шипом.

Когда все ремни были затянуты, гномы обстучал трубки и встали, вскинув сумки на плечи. Кагрин был последним, подготовившимся, нехотя спрятав свои инструменты и оббитый золотом кинжал подальше.

— Пойдем, парень, — сказал Нарин. — Будем работать над тем, чтобы покончить с этим прилипчивым эльфом.

Гномы обошли по скользким крутым берегам Каулдрона, по битому льду и рыхлому грунту. Пока они шли по скале, справа гремел водопад, полностью обрызгивая их и замораживая туманом.

Прямо перед ними, скала была не совсем гладкой и ровной, как казалось ранее, но это было все еще непросто — длинная, почти вертикальная прослойка серого гранита, с несколькими трещинами или выступами. Гномы даже не замедлились. Они шагнули к стене, подтянулись, чтобы схватиться за опоры, которые Феликс не мог видеть, вбили свои шипы на ногах в скалу и потянули себя вверх без веревки и крючьев, так же легко, как если бы они поднимались по лестнице.

Лишь наблюдая за тем, куда Готрек ставит свои руки и ноги, позволило Феликсу следовать за ним, но это была тяжелая, пальце хватательная работа, и он был далеко не так устойчив, как гномы. Даже старый Матрак делал это лучше, чем он. Его железная нога рывком накрепко вгрызалась в гранит.

Феликс был поражен, что гномы со своими короткими, толстыми телами, были столь успешны в лазании по горам. Кто-нибудь мог бы подумать, что скалолаз с длинными, паучьими конечностями и худым телом — к примеру, эльф — лучше подходит для этой работы, но хотя с гномами изредка случались проблемы с не дотягивающейся рукой или ногой до опоры, они компенсировали недостаток охвата, невероятной силой хватки и их сверхъестественной способностью чувствовать скалы. Они, казалось, находят, больше инстинктом, чем зрением или касанием, выступы и трещины, чтобы просунуть в них свои крепкие пальцы так, что Феликс не смог бы их найти, даже если бы он смотрел прямо на них.

К несчастью, этот навык, и их бульдожья хватка, дали гномам возможность использовать в качестве опор для рук, крошечные неровности на поверхности скалы, которые Феликс совершенно не мог использовать. Следовательно, когда гномы были на полпути к вершине скалы, Феликс был намного ниже их, его предплечья горели огнем и их скручивало судорогой и пот тек в глаза. Он больше не мог слышать остальных, потому что шум водопада ревел всего в тридцати футах правее него.

Он остановился на мгновение, чтобы размять свои руки и стряхнуть боль со своих конечностей, и сделал ошибку, посмотрев вниз между своих ног. Он замер. Он был так высоко. Одна ошибка, один неверный шаг и... Вдруг, он понял, что не уверен, может ли он держаться и дальше. Безумное желание просто отпустить и снять напряжение, ради падения к своей смерти, почти победили его.

Он с трудом победил это чувство, но он все еще не мог двигаться. Он застонал, когда понял, что ему придется обратиться за помощью. Гномы ненавидят слабость и некомпетентность. У них нет уважения к тому, кто не может постоять за себя. Даже когда они остались одни, Феликс всегда чувствовал себя дураком, когда обращался к Готреку за помощью. Было куда хуже, с компанией других гномов, глазеющих на них. Он будет осмеян. С другой стороны, лучше жить и быть осмеянным, чем буквально умереть со стыда, не так ли?