Небо и земля

— Тебе могли бы привезти еще мешок угля, — сказал Айрамир. — Попроси своих разукрашенных козлов, они не откажут.

— Они не мои. А уголь нужно заслужить. Например, переводить тексты до поздней ночи, — парировала Айями. — У тебя полно свободного времени, так что давай, помогай. Глядишь, заработаем на мешок аффаита*. На пару месяцев хватит.

— За кого меня принимаешь? — оскорбился парень. — Не собираюсь прогибаться под гадов. А уголь раздобуду, — пообещал в запальчивости.

— Не вздумай отбирать у других! И на даганнов нападать не вздумай! И вообще, не выходи на улицу. Из-за твоей беспечности нас арестуют! — распалилась Айями.

— Пойдем, милая, сегодня мы славно потрудились, — соседка потянула её за руку и попрощалась с Айрамиром: — Спокойной ночи. Смотри, чтобы уголек из печки не выскочил.

— Ну, почему он такой легкомысленный? — не унималась Айями, когда женщины вернулись домой. — Неужели ему плевать на нас? Вобьет дурацкую идею в голову и мотает нервы. Я поседела от переживаний.

— Тише, Айя, успокойся. Дочку разбудишь.

Люнечка сладко посапывала, подоткнутая одеялом. Айями осторожно разжала пальчики, сжимавшие деревянную лошадку, и поцеловала кроху в щёку.

— Иди сюда. Чаю попьешь, заодно успокоишься. — Эммалиэ налила из термоса кипяток в кружку. — Не сердись. Айрамир — мальчишка ещё. Несдержанный и вспыльчивый. И не выздоровел от войны. Но на нас ему не наплевать. Переживает, я же вижу. Ляпнет, не подумав, а потом мается. Знаешь, он чем-то моего сына напоминает, когда тот в его возрасте был. И на твоего брата, наверное, похож.

— Да, похож, — согласилась Айями, прихлебывая травяной чай. — Наверное, все мальчишки — упертые и непримиримые. Когда же они начинают взрослеть? В двадцать лет пора бы осознавать ответственность. Иногда так и хочется дать ему хорошего подзатыльника.

— Мужчины — большие дети вне зависимости от возраста. А в Айрамире я не сомневаюсь. Он умный мальчик, хотя и с заблуждениями. Но ему простительно. Он повидал столько, что впору мечтать о потере памяти. Удариться бы головой посильнее и начать жизнь с чистого листа, чтобы кошмары не снились.

— Мне не понравилось, как он рассказывал об издевательствах, — сказала Айями тихо. — И он не раскаивается.

— Бахвальство, — ответила Эммалиэ со вздохом. — Когда-нибудь он признает, что насилие невозможно остановить насилием.

— Значит, он не сочинял, говоря о... пытках? — голос Айями дрогнул.

— На фронте не расшаркиваются. Правило любой войны: "Убивай и наступай". Но есть жестокость иного рода — бесчеловечная и извращенная. Я уверена, что ни даганны, ни амидарейцы по доброй воле не издевались над пленными.

— Что значит, "по доброй воле"? Разве их заставляли?

— Как знать, как знать, — пробормотала Эммалиэ задумчиво и перевела разговор в иное русло: — Как дела на работе? В последнее время ты какая-то дерганная. Вздрагиваешь из-за резких звуков.

Что ей ответить? Что А'Веч, вернувшийся из длительной командировки, ведет себя так, словно потерял близкого человека. Айями было подумала, что на севере в стычке с партизанами погиб хороший друг господина подполковника. Или в семье приключилось горе. Хотя нет, тогда бы А'Веч бросил все дела и уехал на родину.

Но если нормальные люди предаются скорби, то господин подполковник, наоборот, словно с цепи сорвался, внеся в жизнь гарнизона сумятицу. Точнее, упорядоченность. Он разве что с хлыстом не расхаживал, лупя провинившихся налево и направо. Грозный и мрачный. Земное воплощение Хикаяси, не иначе. Правда, в мужском обличье.

Застращал уборщиц и прачек. И посудомоек с переводчицами. Одним своим видом вызывал парализацию нервной и двигательной системы. Молчал, зато как молчал! Угрожающе. Тревожно. И глядел так ... Волки и то добрее смотрят, прежде чем задрать.

— Может, его скоро наградят или повысят? Вот и старается, — предположила Риарили.

— А куда денется господин О'Лигх? — спросила Мариаль.

— Ну-у... будет генералом, — выдвинула версию Айями.

— Наверное, господин А'Веч затевает новую облаву, — сказала простодушно Риарили, а Айями чуть в обморок не грохнулась, услышав.

— Нет, не затевает. До конца месяца уж точно, — заверила Мариаль и почему-то смутилась.

Переводчицы с опаской посматривали из окна. На площади как на плацу выстроились военные, а подполковник расхаживал вдоль шеренги. В какой-то момент он со свирепым видом оглянулся на ратушу, и амидарейки прыснули от окна врассыпную.

Скорей бы Имар приехал. Он защитит. С ним надежно. Достаточно было Имару надолго уехать, и Айями тут же ощутила его отсутствие. Но следует ли Эммалиэ знать об этом?

— Я переживаю не из-за работы, а из-за нашего квартиранта, — сказала Айями. — Устала бояться и думать о том, что с нами станет, если его схватят.

— Если беспрестанно дрожать от страха, сойдешь с ума. Айя, мы выдюжили. И Хикаяси отвадили от парня. Глаза боялись, а руки делали. Нужно надеяться и верить в удачу, но и самим не плошать.

Хорошо бы. Может, Айями и правда преувеличила риск?

Но когда на следующий день помощник господина А'Веча велел подняться на третий этаж, у Айями захолонуло сердце. Неспроста! — озарило страшное подозрение.

И отправилась Айями наверх как на эшафот.

________________________

Хельба* или пажитник — специя с горьковатым вкусом

Мехрем* — содержанка, проститутка

Деза* (жарг.) — дезинформация, ложная новость

Echir, эчир* — покровитель

Аффаит* — особый сорт угля, обладающий высокой теплотворной способностью.

30

Предупреждение!!! В главе присутствует "горячительное")) Особо чувствительным и ранимым рекомендую пропустить

"Как упрек на щеке слезинка.

— И умираю.

Нежат лаской опаловы очи.

— И воскресаю.

Я — твой верный оруженосец".

Популярный амидарейский поэт и признанный мастер нерифмованных пятистиший Лекисель писал о великой любви и о своей милой, ставшей ему музой. И о ранней седине из-за потакания бесконечным капризам ненаглядной.

Айями тоже умирала и воскресала, но от страха. Как на качелях: вверх — вниз, вверх — вниз. Язык стал неловким, слова — невнятными. Взгляд метался по сторонам, избегая господина подполковника, и застывал в одной точке. На выщерблинке у края столешницы.

Пугала непредсказуемость. И тяжелый взгляд А'Веча.

Айями ощущала себя мышкой, загнанной котом в угол, хотя господин заместитель не гонял жертву по помещению, а сидел за столом, поигрывая пальцами, сцепленными в замок. Угрюмость хозяина кабинета давила, заставляя втягивать голову в плечи. Айями давно бы распласталась на полу, если бы не стул, на котором она устроилась. И лихорадочно вспоминала, в чем могла провиниться.

— Хочешь что-нибудь сказать? — спросил господин А'Веч грозно.

Кто? Айями?! Нет-нет, и для пущей убедительности помотает головой. Разве не видно, что меньше всего она жаждет болтать по душам? Тем более, душа сейчас находится где-то в районе пяток.

— Я знаю твой секрет, — произнес А'Веч. — О тебе и... о нём, — добавил, помедлив.

Сказал и впился взглядом, следя за реакцией.

На что он намекает? И на кого? Конечно же, на Айрамира! Господин подполковник узнал, что Айями укрывает паренька!

Что делать, что делать? Падать в ноги к А'Вечу и умолять. Плакать, хватаясь за брючину. Стану вашей рабой... Сделаю что угодно, лишь бы не разлучали с дочкой...

— П-простите, так получилось, — выдавила Айями через силу. — Это моя вина.

Видимо, её щеки стали белее снега, потому что мужчина успокоил с кривой усмешкой:

— Не бойся, не трону тебя.

Наверное, она ослышалась. Её прощают?!

— Спасибо, — пробормотала Айями неверяще и промямлила дрожащим голосом: — А... что будет с ним?

Господин А'Веч смотрел с мрачной ухмылкой и молчал. Как он узнал о парнишке? Проще простого. Потому что кто-то донес. А глупая, наивная Айями верила в своих соотечественников. Верила, что солидарность не угасла в сердцах амидарейцев.

Значит, просчиталась. Как и Эммалиэ. Старая и молодая — две самоуверенные дурочки, потерявшие чувство страха.

— И его... не трону, — ответил господин подполковник после паузы, показавшейся вечностью.

Вспотевшие ладони сжали платье в складки. А сердце отказывалось верить услышанному, выскакивая из грудной клетки.

Наверное, господин А'Веч принял донос к сведению и дал указание навести справки. И понял, что амидареец, скрывающийся у переводчицы, — самоуверенный и хвастливый мальчишка, неспособный на разбой и зверское убийство.

— Премного вам признательна, — в глазах Айями выступили слезы, дыхание сперло от обуревавших чувств. — Спасибо... спасибо...

Нужно поставить свечку в храме за благородство А'Веча. Сегодня же вечером. Ради такого случая грешно жмотиться.

Айями прижала руки к груди.

— Чем я могу вас отблагодарить? Только скажите — всё сделаю.

— И этого довольно. Ступай, — махнул он рукой... устало? разочарованно?

Айями летела на второй этаж как на крыльях.

— Случилось что-то хорошее? — улыбнулась Мариаль, заразившись веселостью Айями.

Та схватила девушку за руки и закружила по комнате.

— Случилось, случилось!

Теперь Айрамиру не нужно прятаться. Он может открыто ходить по улицам, не боясь патрулей. Волшебные слова: "По велению господина А'Веча" станут пропуском для паренька и защитой для Айями.

Поистине чудесный день! Айями торопилась домой, вызывая счастливой улыбкой недоумение прохожих, но вдруг вспомнила: кто-то из них — предатель. Тот, кому хватило совести сдать беглеца оккупантам. За жратву или за иные посулы. Или из страха. А победители в лице господина подполковника оказались порядочными и пошли навстречу беглецу, живущему на нелегальном положении.

И ни на миг не заподозрила Айями, что разговор с господином заместителем велся о разных людях. Едва за амодарской переводчицей закрылась дверь кабинета, как А'Веч зарылся пальцами в волосы. А спустя мгновение папки полетели долой со стола и усеяли пол. А стул, ударившись, о стену, рассыпался обломками. Сиденье отлетело к порогу, спинка — к окну.

Не сразу дыхание пришло в норму. И кулаки не сразу разжались, оставив на ладонях красные полукружия.

Никакой трусости. Не она помешала называть вещи и лица своими именами. Просто сказанное вслух прозвучало бы унизительно и выставило бы посмешищем. Он не прыщавый пацан, обуреваемый эмоциями, а уверенный в себе мужик со здравым цинизмом. На деле получилось обычное собеседование. Пусть радуется, что не допрос с пристрастием. Хотя следовало построже с ней, посолиднее.

Какая к бесам солидность?

Носок ботинка с яростью поддел сиденье, и оно, оставив зарубку на стене, рикошетом отправилось к окну.

— Навести порядок, — сказал Веч холодно, выйдя в приемную, и Аррас кивнул. Будет исполнено.

— Ну, как? — поинтересовался Крам. — Удостоверился?

— Удостоверился, — ответил Веч, помешивая ложкой масурдал*.

Крам не обманулся показным спокойствием товарища. Он молча следил, как Веч высыпал в тарелку жгучий перец из баночки и постучал по донышку, вытряхивая остатки, а затем, не мелочась, бухнул в суп четыре ложки тамариндового* соуса и, размешав, принялся есть.

— Недоразумение разрешил?

— Разрешил, — кивнул Веч, уткнувшись в тарелку. — Эй! Неси калган*! — крикнул повару.

"Худо дело" — подумал Крам, наблюдая, как друг накладывает горкой свежую стружку приправы.

Завтра утром, сдав патрульную вахту другому звену, возвратится в гарнизон лейтенант А'Некс. И Веч его убьет, нарушив негласное правило: чужая женщина — табу.

Тьфу. Все беды от баб. Без них жилось куда бы легче.

Гарнизон давно гудит — неслышно, как высоковольтные провода — но напряжение ощутимо вибрирует в воздухе. А Веч добавил недовольства, разогнав дом встреч и клуб.

Неправильная политика.

Доугэнцам скучно. Порвали рты, зевая. Служба не в счет. Подъем, завтрак, караул, обед, физнагрузки, ужин, отбой. Почесать бы кулаками, да не об кого. Силушка рвется наружу, а приложить её некуда. Тренировки не считаются, потому как принудительные, без азарта и без огонька. Того гляди, пламя выйдет из-под контроля и захлестнет городок и жителей.

Сородич возвращается завтра. И Веч пойдет под военный трибунал из-за мелкой бабёнки. Ни рожи у неё, ни кожи, а гляди ж ты — не дает покоя бедняге. Может, бесовка забралась в человеческое обличье?

Нужно спустить пар и как можно скорее.

* * *

— Ты уверена? — спросила Эммалиэ озадаченно.

— Абсолютно. Представляете, Айрамир получит даганский пропуск, и нас не арестуют.

В отличие от Эммалиэ, выслушавшей подробности разговора со скептическим видом, Айями искрилась радостью.

— Мда, — потерла лоб соседка. — Вы точно говорили об одном и том же человеке?

— Конечно! О ком же еще?

— Странно. И господин А'Веч не потребовал ничего взамен? Не послал патруль с обыском и не велел явиться с повинной? Получается, отпустил парня на все четыре стороны.

— Это называется доверием. Проверкой на честность и ответственность. Теперь Айрамир не сбежит, а придет к даганнам добровольно. Пойду-ка, спрошу у него, когда он собирается в ратушу.

— Постой, — Эммалиэ ухватила за руку. — На твоем месте я бы не торопилась. Мне кажется, вы с господином начальником недопоняли друг друга

— Наоборот, прекрасно поняли. Я видела, это решение далось ему нелегко, и поэтому вдвойне, даже втройне благодарна. Господин А'Веч мог бы не вызывать меня на разговор. Отдал бы приказ, и мы сидели бы сейчас не на кухне, а в тюрьме.

Соседка покачала головой.

— Слушаю тебя и не могу уразуметь мотивы даганнов. На их месте я бы первым делом арестовала парня и допросила.

— Им спокойнее, когда бывшие солдаты находятся на виду. Согласитесь, из двух зол лучше зарегистрированный законопослушный амидареец, чем неучтенный партизан в тылу.

— Кто их разберет, этих даганнов? Вдруг они объявили амнистию беглецам? — отозвалась задумчиво Эммалиэ. — Было бы чудесно. Прежде чем сообщить парню хорошую новость, запишись повторно на прием к господину А'Вечу и разузнай, как получить пропуск. Я подтвержу, что Айрамир — мой племянник.

— И мой кузен. Замечательно! — обрадовалась Айями. — Вот так сюрприз для него!

Но Эммалиэ не заразилась восторгом.

— Узнать бы, кто настучал даганнам.

— Соседи, кто же еще?

— Не обязательно. Сосед рассказал по секрету приятелю, тот — знакомому, знакомый — другу, и в результате выяснится, что информатор живет на другом конце города. Хотела бы я посмотреть этому человеку в глаза.

— Вот видите! Айрамир ненавидит даганнов, а они вовсе не звери, — воскликнула с жаром Айями. — Я попробую расспросить господина А'Веча о доносчике. Вдруг проговорится?

— Будь осторожнее. Как правило, информаторы хорошо законспирированы. Лучше не злить господина А'Веча излишним любопытством.

Дочка бросила игрушки, разложенные на диване, и вскарабкалась на колени к Айями. За раздувшейся щекой Люнечки прятался последний сахарный кубик из подарка Имара.