— У Кроноса хватит сил на это! В конце концов, мы контролируем все ресурсы мира! Демоны и "Молния" вместе взятые не имеют и половины нашего могущества. Гораздо неразумнее оставлять в тылу опасного врага! Этот человек теперь страшнее любых демонов!

— Достаточно, — поднял руку Арханфер, и все мгновенно замолчали. — План Шина в общих чертах принимаем. С некоторыми поправками. Первое. Насчёт наследия Макишимы. Баркас, передай через все ретрансляторы — Кронос согласен на прекращение боевых действий и амнистию всем членам организации, если в течение недели они вернут нам Хеккаринга. В противном случае будут уничтожены все найденные филиалы, где бы они не находились и вне зависимости от возможных потерь. Второе. Через несколько дней будет готов искусственный гайвер-блок. Шин, Эдвард, возьмёте на себя его охрану. Мирабилис, я хочу, чтобы ты активировал его, как только он будет завершён.

— Я?! Господин мой, но это же...

— Ты. И не возражай, — Верховный Зоалорд отправил своему слуге какой-то образ по закрытому каналу, после чего тот сразу успокоился.

— Мой лорд, — уточнил Каэрлеон, — а что же насчёт карманного измерения под Онигасимой? Я собирался взять его штурмом сразу после выздоровления... Я не отрицаю важность гайвер-юнита, но его охраной может заняться любой зоалорд...

— Это гнездо полукровок никуда не убежит. Я выбираю именно вас двоих и это не обсуждается. Третье и последнее. Экспедиции к другим ледникам пусть готовят те зоалорды, в регионах которых они находятся. Но рейд в Гималаи возглавлю я лично.

Шоггот медленно текла по канализации, меланхолично разлагая и поглощая всё, что встречалось ей на пути. Мусор, промышленные и бытовые отходы, насекомые, грызуны, даже продукты человеческой жизнедеятельности — ничто из этого не могло вызвать брезгливость у существа, воспринимающего реальность на молекулярном уровне. Среди её субличностей не было химиков, она не обладала биопроцессорами, способными растолковать в понятных образах суть явлений, происходящих в её теле и вокруг. Поэтому она скорее просто любовалась этими загадочными, ни на что не похожими превращениями веществ, чем понимала их. Усилием воли она могла изменить эти процессы, ускорить реакцию или замедлить её, но это приводило лишь к тому, что одни непонятные чувства сменялись другими, такими же непонятными. Пять глаз на верхушке тела следили, чтобы случайно не переварить что-нибудь крупное — кошку, или, не дай бог, человека. Она не была уверена, что отличит их на вкус.

"Кто мы такие? Что мы такое? Не человек, не демон... девилмен? Но у девилменов есть биокарман и человеческий мозг, а у нас нет... Просто большая капля белкового раствора, удерживаемая небывало сильным АТ-полем, и плавающие в ней комки демонических квазимозгов... Акира Фудо зовёт нас мамой, но есть ли у нас право отзываться на это имя? У других съеденных людей тоже были друзья и родственники... мы помним их..."

Несколько раз она пыталась что-то создавать — руки, глаза, лица... и у неё даже получалось, но только до тех пор, пока она держала форму усилием воли. Стоило расслабиться, потерять концентрацию — и новообретённый орган расплывался в обычное перламутровое мерцание.

— Ваше тело, милочка, вырабатывает просто неприличные количества А-регулина, — объяснял Хеккаринг неделю назад. — Вы с одного прикосновения вызовете у зоаноида неконтролируемую смену режима... или превратите его в кучку слизи, если схватите чуть покрепче. А человеку одно поглаживание вашего щупальца практически гарантирует рак кожи. Странно, почему ваши дольки мозга до сих пор не растворились. Видимо, они окружены какой-то специфичной формой гематоэнцефалического барьера... или же являются неклеточными структурами. Я возьму из них пункцию, очень уж интересное явление.

— Берите, — Шоггот тогда равнодушно подняла один из комочков, подставляя его под шприц.

И вот она... нет, нельзя сказать, что одна. Для роевого разума одиночество — недоступная роскошь. Наедине с собой — это, пожалуй, вернее.

Некоторое время она всерьёз подумывала утечь по канализации к руководству Кроноса и рассказать всё, чего зоалорды не хотели знать. Удержало только слово, данное сгоряча тому, кто называл её матерью. Она обещала, что никогда больше его не оставит. А разделиться на две части она не могла, хоть и была амёбой с несколькими мозгами. Между отдельными участками её разума установились некие невидимые связи, при попытке развести их слишком далеко Шоггот ощущала боль. Это, кстати, была единственная боль, доступная ей теперь. Остальная протоплазма не знала таких ощущений. Вкус чувствовала, запах — тоже, хотя это были совсем иной вкус и иной запах, не те, что воспринимают люди. А вот боли не знала — хоть жги её, хоть кислотой плавь. Что уж говорить о механических повреждениях, которых Шоггот просто не замечала. То, что в неё воткнули нож, она могла определить только по вкусу металла.

"Да уж, странное мы существо... непонятно, как Хеккаринг нас вообще отпустил... Из тех, кем мы были раньше, треть бы уничтожила ЭТО на месте, если бы встретила. А остальные бы заперли куда подальше, в герметичный кислотоустойчивый бункер... Может быть в Альфредо просто говорит видовая солидарность? Он сам был такой бесформенной материей какое-то время... когда уже перестал быть Аптомом, но ещё был АптОмом... Конечно, личность там сейчас уже другая... но его плоть помнит эти дни... Как наше тело помнит все убийства Джинмена..."

"Кстати, — вмешалась другая часть коллективного разума, — помнит не все..."

Почти все члены роя могли припомнить свою смерть, так сказать, с двух сторон, объёмно. Память пожираемой заживо жертвы — и память хищника, который наслаждался её вкусом, её криками, её судорогами... Но с пятью — в том числе с матерью Акиры Фудо — было не так.

"Мы помним, как умирали... о да, очень хорошо помним... но нет воспоминаний, как убивали... почему?"

Мичико Фудо висела в воздухе, крича от невыносимой боли. Словно ребёнок игрушку, её медленно раздирали невидимые лапы. А Джинмен... Джинмена в тот страшный день десять лет назад... рядом не было? Да! Он с радостью наблюдал за страданиями человека, облизывался, и как только разорванное тело рухнуло на лёд, поглотил его с потрохами. Но Джинмен НЕ УБИВАЛ ни одного участника экспедиции!

"Нельзя убивать, — насмешливо прошелестела память. — Джинмен не убийца. Джинмен добрый демон. Есть — да, есть нужно, чтобы жить. Но не убивать..."

"Но тогда... кто убил нас? Меня? И почему он не поглотил жертву, ведь по законам демонов я была его законной добычей?"

"Кто девушку танцует, тот её и ужинает", — снова всплыла насмешливая ассоциация. Шоггот поспешно закрыла неприятные воспоминания.

"Не слишком разумно... ведь ответ остаётся там, в его молекулярной памяти... Джинмен несомненно знал нашего убийцу..."

"Насмешек демона мы и так наслушалась, пока была украшениями на его спине. Не хватало ещё выслушивать то же самое от мертвеца".

"Этот мертвец может легко воскреснуть, если мы ослабим бдительность хоть на секунду..."

"Нет... Мы не обычный девилмен. Мы не можем ослабить защиту НАСТОЛЬКО. При всём желании не смогли бы. В два-три раза — да, но даже так она будет сильнее, чем у человека. Хеккаринг безумен, если он создал такое, как мы. Даже если мы все одновременно уснём, что невозможно, все равно наши сны будут достаточно сильны, чтобы убивать Джинмена снова и снова... Но если достаточно большая часть нашей плоти будет отрезана..."

"Как в той страшной сказке из русской книги... грызут мертвецы мертвеца..."

"Он заслужил это. Он заслужил в тысячу раз больше. Для него даже Ад слишком хорош. Жаль только, что память не может испытывать боли и страха..."

"Тогда мы опоздали... он уже там, — хмыкнул какой-то более подкованный в эзотерике элемент. — Можно только надеяться, что ему там достаточно плохо..."

Прозрачная плоть взволновалась, пошла радужными волнами. Через доли секунды это знание стало общим.

Вопреки предрассудкам, человек может умереть дважды. Первый раз — когда разрушается его биологический мозг, и второй — когда уничтожается энергетический слепок — "душа". Но Врата Ада откроются для него лишь один раз — в тот момент, когда лопнет "пузырь" АТ-поля и информационная требуха личности посыплется наружу, готовая рассыпаться под напором мировой энтропии. И то лишь если он достоин называться настоящим Грешником.

Для демонов такого чёткого критерия окончательной смерти, увы, нет. Поэтому Врата (другие, не те, через которые втягивает людей) срабатывают каждый раз, как только разрушается их мозг. А учитывая, что копия памяти хранится во внеклеточном матриксе, который мозг регулярно восстанавливает, дай ему только шанс... Правильно! Многие демоны умудряются умирать десять, двадцать и даже сто раз подряд!

Но это всё мелочи, не стоящие внимания. Ад велик, племя чертей невелико (по меркам людей двадцатого века). Даже если бы в нём оказалось по сотне копий каждого чёрта, особых неудобств это бы Планете не доставило. Особенно если учесть, что умирают они так же редко, как и рождаются — раз в десять тысяч лет или около того. Ад успевает "переварить" предыдущую порцию.

Но с появлением первых девилменов всё пошло наперекосяк (как в общем и бывает, когда в дело вмешиваются человеки). Если АТ-поле носителя нестабильно, то усиливается, то ослабевает из-за всяких психических травм, тогда демон внутри него может умирать и возрождаться по несколько раз в год! А если учесть, что девилмены не стареют... несколько тысяч, к примеру, Амонов — даже преисподняя вряд ли выдержит!

К счастью для Мира, демоны сами нашли выход из ситуации, соответствующий их традициям. Как только две копии одного и того же Грешника оказывались в одном секторе Ада, они немедленно спешили друг другу навстречу, и вступали в драку. Победитель поглощал и ассимилировал побеждённого. Он становился сильнее и получал шанс на продление своего как-бы-существования, а Планета получала один файл вместо двух, с информацией из обоих. Удобно.

"В таком случае нельзя позволять Джинмену восстанавливаться из нас... Каждая его смерть будет усиливать его в Аду..."

"Это нетрудно — не позволять. Если не считать ехидных комментариев по ассоциативным цепям, даже глубокое погружение в его память для нас не опасно".

"Он пытается свести нас с ума?"

"Это обычный рефлекс демона, запертого в человеке. Но в нашем случае это глупо. Никто не знает, как работают наши мозги. Нет никакой уверенности, что в безумии наше АТ-поле ослабнет — может быть наоборот, ещё больше усилится".

"С точки зрения демонов, все люди безумны... куда уж дальше..."

"В сторону разтридцатерения личности!" — хихикнул один из подмозгов. Настроение роя улучшилось, и амёба поползла вперёд чуть быстрее, вырастив глаз на передней ложноножке. Она по-прежнему не знала, куда именно движется, но сам процесс физической активности доставлял некоторое удовольствие.

На выходе из боковой трубы в большой коллектор она остановилась.

Впереди что-то было. Что-то большое и высокое. Почти бесформенная чёрная фигура размером с саму Шоггот загораживала свет лампочек, но при этом каким-то образом не отбрасывала тени. Глаз во тьме не было видно, но тварь смотрела прямо на незваную гостью. Нехорошо так смотрела. Демонически.

Амёба зажгла сотню люминесцентных огней, чтобы рассмотреть странного визави поближе. Страха она не испытывала, агрессии тоже. Только спокойное любопытство. Из полумрака проступила белая маска и очертания мохнатой фигуры, похожей на огромного хомяка.

— Ты меня видишь? — проскрежетало странное существо. — Значит, в твоём теле ещё осталось достаточно адских частиц после гибели Джинмена. Хотя какое оно твоё... Хорошо, очень хорошо... Я боялся, что ты так и не почувствуешь, как я начну тебя убивать... так же гораздо веселее, когда еда дёргается...

— Кто ты такой? — прошелестела Шоггот. — Почему твоё лицо... точнее твоя маска... кажется нам знакомой?

— О, мы знакомы аж два раза... Один раз мы встречались, когда я убивал тебя в первый раз... правда, тогда ты меня видеть не могла, глупая человечка... но я хорошо запомнил вкус твоей души. И второй раз ты могла меня видеть в памяти Джинмена... бедного Джинмена... моего лучшего друга! Я всегда говорил ему, что он был слишком добр и непрактичен для этого жестокого мира...

— Имя, убийца. Назови своё имя.

— Ой, я его уже не помню... я сожрал столько душ, что от первоначального человека во мне почти ничего не осталось... Как и ты — я сплав чужих воспоминаний, только для меня это нормально, девочка. А вот существование такой амальгамы в мире живых — явное извращение, ты не находишь? Ты можешь называть меня Великим Удильщиком, мне будет лестно. Так меня прозвали синигами...

Договорить монстр не успел, потому что к нему из протоплазмы потянулось множество рук, чтобы схватить и растерзать, расплющить, растворить...

— Очень, очень медленно, — прокомментировал Пустой. — Даже медленнее человека, хотя я думал, что это невозможно. Я мог бы десять раз уклониться или поотрывать эти жалкие соломинки, которые ты именуешь конечностями. Но я не буду делать ни того, ни другого. Давай, хватай.

Руки вцепились в длинную зеленоватую шерсть... и прошли её насквозь без сопротивления. Вернее, что-то там было... что-то вроде холодного тумана, мокрого и немного колючего. Это нечто слегка сопротивлялось движению руки, но слишком слабо, чтобы его можно было ухватить.

Она нанесла несколько ударов кулаками. С таким же успехом можно пытаться ударить дым. И судя по скрежещущему смеху Удильщика, боли он не испытывал.

— Позволь тебе объяснить, — сказал убийца, отсмеявшись. — Мы, Пустые, очень редко выходим за пределы духовно насыщенных земель. Здесь, в Токио, нам крайне сложно манипулировать твёрдыми предметами. Не то, чтобы это было совсем невозможно, но требует слишком больших усилий. Особенно когда мы голодны. Но видишь ли, это действует в обе стороны. Обитатели духовной пустыни тоже не могут причинить нам никакого вреда.

Он нырнул в стену и "всплыл" уже позади Шоггот, которая едва успела развернуть в его сторону щупальца с глазами.

— Видишь? Этот мир для меня просто не существует. Как и я для него. Я здесь почти в том же положении, что и Плюсы в Камакуре. Меня почти нет. Но это очень важное "почти", девочка. Кое-что я всё-таки могу сделать. А ты мне — совсем ничего. В тебе достаточно адских частиц, чтобы видеть и чувствовать меня, но слишком мало, чтобы на меня по-настоящему воздействовать.

Монстр стремительно прыгнул вперёд, заткнув своей тушей весь проход. Навстречу ему выстрелили десятки щупалец-жгутов, но Удильщик, приложив небольшое усилие, просто прошёл сквозь них. Его лапы погрузились по локоть в жижу, которая заменяла Шоггот тело. Маска впилась в протоплазму зубами.

Боли не было. Был только холод и растущее чувство беспомощности.