— Сей странный зверь, что телом так нелеп, в раздумиях своих себе построил склеп, — прокомментировал речь хомяка меч.
— Замолкни! — рявкнула на клинок воительница. — А ты, Ыхыр, быстро произноси своё пророчество!
— Меня зовут Зернопуз, — захныкал хомяк. — И предречь я могу только собственную смерть.
— Ну, пожалуйста. А я тебе за это семечек насыплю.
— Семечек? — хомяк задумался. — Эх, ладно. Предрекаю всем страшные муки при жизни, суровую гибель и разные прелести загробной жизни. Тра-ля-ля, бу-бу-бу, давай сюда семечки!
— Нет, Ыхыр, давай нормально, иначе никаких семечек!
— Я точно сдохну. Дай мне хотя бы самку, чтобы получить последнее наслаждение перед смертью.
— И страстью сердце было полным, хоть он простой хомяк безродный, — вновь завёл свою шарманку меч.
Пэтти с раскрытым ртом взирал на всю эту картину и не сразу заметил, что сзади к нему кто-то подошёл. Лишь когда над самым его ухом раздалось чавканье, Редькинс обернулся и уткнулся носом прямо в огромное пузо. Подняв голову, хоббит увидел и лицо обладателя живота, всё заплывшее жиром. Оно показалось Пэтти смутно знакомым.
— Захватывающее представление Вы тут устроили, коллега, — довольным голосом произнёс толстяк, отбросив в сторону обглоданную косточку. — А если Вас не затруднит, не могли бы Вы спустить мне вон ту птичку, — он ткнул пальцем в одного из зомби-петухов, продолжавших нарезать круги над поляной. — Больно уж он мне приглянулся.
Хоббит удивлённо захлопал глазами, но вертел всё-таки спустил. А потом и ещё один, для себя. Толстяк тут же вонзил зубы в бедро птицы, не переставая жевать, поднял руку вверх, как-то необычно сложил пальцы, и небольшая группка разбойников, пытавшихся тихонько скрыться в лесу, превратилась в несколько горсток пепла.
— Ух ты! — Пэтти был в полном восторге. — Вот это сила!
— Благодарю Вас, коллега, — скромно потупился толстый волшебник. — Однако смею Вас заверить, что Ваше выступление значительно превосходит то, что могу продемонстрировать я, как по изысканности, так и по произведённому на зрителей психологическому эффекту. Но вот что касается Вашей школы... Будь я на Вашем месте, то вообще не стал бы её публично демонстрировать.
— Ничего такого в моей школе нет, — пожал плечами хоббит и тут же указал пальцем на бушующую воительницу, ведущую безумный спор с мечом и хомяком. — А ты вместе с той дамой? Скажи, что это с ней творится?
— Да, я с ней, — ответил толстяк. — Можете не обращать внимания, у неё часто случаются всякие заскоки. Вот, к примеру, вчера она потребовала, чтобы мы, как истинные воины, ночевали на улице под ближайшей пальмой. Естественно, я и ещё один наш спутник отправили её с таким предложением куда подальше, за что она на нас сильно обиделась и решила ночевать под открытым небом в одиночестве. В итоге, утром нам пришлось вытаскивать нашу спутницу из-за решётки, потому что городская стража во время ночного обхода приняла её за бездомную и арестовала за бродяжничество. К тому же после сна на каменной мостовой практически без одежды наша "прекрасная воительница" простудилась и теперь постоянно чихает. Или вот ещё...
Последних слов хоббит уже не расслышал, потому что к его спине снова кто-то приблизился, и у этого кого-то был весьма зловещий голос.
— Хоббит-боббит, у тебя есть мясо? Хоббит-боббит, ты не хочешь меня покормить? — порычало нечто.
Пэтти обернулся и впервые за время похода почувствовал что-то, отдалённо напоминающее страх. Возле Редькинса стоял огромный конь незнакомой хоббиту масти "вороной в разводах" и злобно скалился.
— Хоббит-боббит, дай мне мясо! — снова сказал конь.
— А у меня его нет, — еле-еле выдавил из себя Пэтти, у которого от изумления отнялся язык. Говорящие лошади, в отличие от тех же говорящих хомяков, совершенно не вписывались в его мировоззрение.
— И-и-и-и-и! — заржал конь. — Тогда я съем тебя!
— Не бойтесь, коллега, не съест, — успокоил хоббита толстяк. — Он только может только угрожать, а на самом деле безобиднейшее создание, как и всё, что входит в комплект снаряжения нашей бедной "принцессы".
— А она в самом деле принцесса? — поинтересовался Пэтти.
— Да какое там, — тяжело вздохнул волшебник. — Дочка режиссёра какого-то провинциального театра, где работала актрисой. Вот начиталась всевозможных пьес про приключения отважных воительниц и настолько вошла в образ, что до сих пор из него не может выйти.
— А меч с конём откуда?
— Ее папаша, как мы поняли, был хреновым режиссёром, но зато талантливым магом, — вместо толстяка ответил неизвестно откуда появившийся смуглый парень в белом платке на голове.
Пэтти вспомнил, что в божественном замке именно этот тип угрожал Милфуджу.
— А поскольку на отвратные спектакли этого режиссёра-волшебника никто не ходил, — продолжал богоборец. — Он решил сделать свои постановки более популярными, придав им правдоподобности, и для этого заколдовал коня и меч. Первый должен был всяких чудищ на сцене изображать, ну, а на долю второго выпали стишки, романсы и прочая поэтическая ерунда для женского ублажения. Вот их-то вместе с театральным костюмом наша "принцессочка" с собой и прихватила, когда из отчего дома драпала.
— А хомяк?
— А на нём вроде бы эксперименты ставили, вот он в размерах и увеличился... Ох, неужели это огромное дерево настоящее? — герой вдруг с восхищением уставился на крону баобаба и осторожно погладил ствол. — Как оно называется?
— Понятия не имею! Слушайте, — в голову хоббита пришла одна интересная мысль. — А откуда вы всё про неё знаете? Она что, вот так всю правду и рассказала?
— Представь себе, рассказала, — ухмыльнулся богоборец, продолжавший обниматься со стволом.
— Да, это правда, мой дорогой хоббит, — кивнул толстый маг. — С утра я хотел отогреть нашу простуженную "принцессу" и дал ей глоток вина. А после выпитого она неожиданно разразилась подробной душещипательной речью о своей прежней нелёгкой жизни, в которой её никто не понимал и не ценил. Честно признаюсь, такой эффект от вина для меня оказался очень неожиданным. Правда, она довольно быстро протрезвела и теперь не пьёт ничего, кроме воды. Видимо, боится того, что спиртное развязывает ей язык... Кстати, это дерево называется баобаб, — обратился он уже к смуглому воителю. — И, прошу Вас, коллега, оставьте его, наконец, в покое!
Тем временем ругань "принцессы" с хомяком и мечом достигла апогея. "Воительница" в припадке ярости резко дернула за рукоять, чтобы высказать обнажённому клинку, так сказать, "в лицо" всё, что она о нём думает, но тут меч наконец-то отцепился от ветки, и буквально через секунду его хозяйке пришлось на собственной шкуре убедиться в действии силы планетарного притяжения.
— Ну вот, — печально произнёс маг. — Сейчас выяснится, что она сломала ногу, и наш поход задержится как минимум на неделю.
От огорчения он снял с пояса фляжку и надолго приложился к ней, залпом осушив её, наверное, наполовину. Воздух вокруг сразу наполнился запахом крепкого вина. Довольный маг утёр губы рукавом и, схватив ещё одного жареного петуха, продолжил процесс насыщения. Черноглазый герой вздохнул.
— В "Книге Пустыни" сказано, — медленно и вполголоса произнёс он. — Что вышли однажды из песков к людям три старца, немощные телом, но духом своим подобные стали. И выступил вперёд первый из них, чьё имя Ферсаим, и молвил он: "Да будет проклят тот, кто вкушает пищу более необходимого ему для сохранения жизни и не отдаёт излишки нуждающимся ближним своим". И люди, склонив головы, назвали чревоугодие грехом. И шагнул тогда вперёд второй старец, чьё имя Шабуфар, и молвил он: "Да будет проклято вино, чей хмель туманит разум. Да будет проклят тот, кто пьёт его, становясь на путь безрассудства, к гибели ведущий". И вновь опустили люди головы и признали пьянство страшным грехом. И вышел, наконец, третий старец, чье имя Зухтима, и молвил он: "Да будут прокляты распутницы, мужчин сбивающие с пути истинного. Да будет проклята та женщина, что показывает красу свою иным мужам, кроме супруга законного, отца собственного и братьев родных". И пали люди ниц и объявили блуд страшнейшим из грехов. И облачились женщины в длинные широкие одежды, скрывающие их прелести от глаз чужих, — богоборец вновь вздохнул. — Нет, ну где в этом мире справедливость? Почему я попал в одну команду с двумя такими отчаянными грешниками?
— А что, эти прегрешения у вас в пустыне правда считаются самыми страшными? — поинтересовался хоббит.
— Нет, есть ещё сотня более серьёзных, но это не значит, что тому чокнутому богу можно было отправлять меня в такую компашку!
— А мне, наоборот, со спутниками повезло! Кстати, меня зовут Пэтти, и я первый в мире хоббитский некромант! А ты кто?
— Хафейн. Ты — некромант, говоришь? Я уже девятерых некромантов убил, десятым будешь?
— Эй, зачем нас убивать?! Мы же пользу приносим!
— Ага, вижу я, какая от тебя польза. После твоего колдовства хозяевам таверн можно сразу слуг выгонять, потому что вся еда самостоятельно будет летать от кухни до столов. А некоторым посетителям, — Хафейн недовольно посмотрел на мага-обжору. — Ещё и в рот сама полезет.
Размышления пустынника на тему усовершенствования работы общепита прервала "воительница", наконец-то выбравшаяся из колючих зарослей. Из её растрепанных длинных волос и разных частей костюма торчали листья, ветки и куски коры, но все конечности были целы, а глаза пылали огнём.
— Свершилось! — завизжала "принцесса", подняв правую руку, которой за шкирку держала своего хомяка. — Ыхыр изрёк пророчество! Давай, провозгласи его этим жалким тварям, дабы познали они справедливость Небес!
— А никого нет. Все уходить, — флегматично произнёс Урлог.
— Как нет? — опешила "воительница" и огляделась вокруг.
Поляна была практически пуста. Из разбойников остались только мёртвые и оглушенные, а остальные решили не испытывать судьбу и под руководством атамана сбежали, побросав всё своё имущество и лошадей.
— Похоже, я сегодня опять не сдохну, — грустно проговорил хомяк.
* * *
На поляне вновь воцарился хаос, когда "божьи посланники" принялись изучать оставшуюся от разбойников добычу, а заодно организовали военный совет. Хафейн, назвавшийся командиром своего отряда, несмотря на вопли "воительницы" с непроизносимым именем, сразу заявил, что хочет присоединиться к Урлогу и Торлесу. Басс, у которого из-за этого предложения в очередной раз случился приступ паранойи, распсиховался, и всем присутствующим, включая "воительницу", пришлось его успокаивать.
Не успели угомонить гнома, как случился ещё один скандал, поскольку выяснилось, что Пэтти и толстый маг, представившийся Ефсием Пухлощёким, слопали всех петухов. Не то чтобы большинству присутствующих эти зомби были так нужны, но вот "принцесса" и Урлог птичками очень заинтересовались. Причём если варвар просто хотел сытно поесть, то "воительнице" требовалось продемонстрировать свои необыкновенные храбрость и мужество, позволяющие вонзить белоснежные зубы даже в ожившего мертвеца, и не важно, что при жизни тот был всего лишь петухом.
Пэтти, оправдываясь, пообещал, что поднимет специально для неё хоть целую сотню жареных петухов вместе с курами, утками, гусями и прочей живностью, но "воительница" всё равно очень расстроилась. Чуть позже её грусть переросла в истерику, когда Ефсий нечаянно обмолвился, что благородная воительница Мирабелла-Стефания на самом деле никакая не Мирабелла, а просто Ветка. И что имя такое она получила благодаря своеобразному чувству юмора своего папеньки, который решил отдать дань памяти ветке, тыкавшейся ему в задницу во время зачатия дочки.
Успокаивать разъярённую и рыдающую Ветку принялись Верениен и Арледа. Ефсий, пытаясь искупить вину, отдал для приведения своей спутницы в чувства остатки выпивки, которую в девушку влили практически насильно. Через несколько минут подобревшая Ветка уже начала глупо улыбаться, и тут снова возник конфликт. Лорд Абраз, вернувший свой меч (доспехи он стянул с убитых, у разбойников они были повыше качеством и вертелом не пробивались), вновь потребовал у дракона сатисфакции. Порядком уставшему от непрекращающейся ругани Урлогу пришлось уговорить Басса спеть. Одной песни оказалось достаточно для того, чтобы все претензии были моментально сняты, Ветка мигом протрезвела, а остальные приключенцы клятвенно пообещали замолчать и не вспоминать о личных проблемах, пока ни будет решена главная стратегическая задача похода.
— Так, коллеги, — взял слово Ефсий. — Для начала разъясню положение дел. Я специально, чтобы всё разведать, целый день гулял по городу и пил по тавернам, общаясь с народом. И вот что мне удалось узнать. Поскольку ближе всего к Кинтеласту находится страна эльфов, большинство охотников за осколками Сферы пошли именно туда. Около трети двинулись в Проклятый лес, ну, и несколько десятков команд разбрелись в поисках остальных целей. Вроде бы никто не захотел идти в Затерянные Земли, но, думаю, не стоит говорить о них, раз мы тоже решили отправиться к эльфам. В общем, в эльфийское государство ведут четыре дороги, и по ним сейчас движутся почти шесть сотен разнообразных существ, подавляющая часть которых не обременена моральными принципами. И поскольку все они, включая и нас с вами, коллеги, являются соперниками, неминуемы столкновения.
— Вот-вот, — хмыкнул Хафейн. — Целых три нападения за сутки!
— Да, — кивнул маг. — Вчера вечером нас пытались отравить в трактире, и спаслись мы только благодаря моему хорошему нюху. Сегодня с утра были обстреляны из кустов, а час назад угодили в ловушку, в которой нас чуть ни пришибло бревном.
— Печально, — пробормотал Торлес. — Но, честно говоря, я сомневаюсь, чтобы у кого-то из наших конкурентов нашлось лишнее время на организацию всего этого.
— Боюсь, это уже действительно не наши конкуренты. Не забывайте, что Милфудж рассказывал нам о своём враге — боге смерти Альбимее, которому совсем не выгодно усиление бога желаний. Мне кажется, что эти засады — дело рук его адептов.
— Это было бы замечательно, — злобно улыбнулся Хафейн. — Сразиться с богом смерти. Да моё имя потом на весь мир прогремит!
— Вообще-то не с богом смерти, а всего лишь с его приспешниками, — сказал Ефсий. — Незачем Альбимею самостоятельно сражаться, когда у него полно верных и довольно сильных слуг.
— Ничего-ничего, — богоборец погладил свою саблю. — Вот когда я перебью всех его слуг, тогда ему уже ничего не останется, как выйти на битву самому!
Толстый маг только снисходительно покачал головой в ответ.
— Послушайте, так вы хотите объединиться для того, чтобы совместно давать отпор сторонникам Альбимея? — вопросительно поднял бровь дракон.
Урлог упорно молчал, скрывая свое отношение к этой ситуации. Гном, как обычно, ворчал. Мнениями хоббита и представительниц прекрасного пола интересоваться никто и не думал, однако одну из девушек это явно не устроило.
— В одиночку я бы спокойно прорвалась сквозь любые заслоны, но поскольку мне приходится тащить с собой двух изнеженных мужчин, это становится довольно проблематичным, — с лёгким презрением в голосе начала "воительница".
