Джедаи в Хогвартсе

— А по сценарию мне вообще двадцать пять. Зато глянь мы красавцы какие, — Кеноби рассматривал свое творение с гордостью. — Красота — это кассовые сборы.

— И почему боевой магистр должен быть красавцем? — Энакин не хотел расставаться со здравым смыслом. — У него же нос весь покореженный был. И на левой щеке был шрам. А зачем вы в озеро с губными гармошками лезете?

— Это карманный акваланг, — Кеноби приподнялся на локте. — Ассио пивка!

— Тогда еще прищепку на нос пририсовать не забудь, — посоветовал Энакин. — А это что, Татуин? Какого ситха я всем до пояса? Мне ж десять лет, а не шесть.

— А это чтобы ваша с Падме любовь с первого взгляда выглядела реалистичнее, — Кеноби явно издевался.

— С такого взгляда? Я на нее смотрю словно в Плейбое ее видел. С ростом очень удачно сочетается. — Энакин вдруг заржал. — Дядь Обик, почему Уотто похож на Березовского?

— Потому что я негуманоидных рисовать не умею, — признался Оби-Ван. — Слушай, помоги с диалогами. Увидишь, это станет блокбастером.

Утро застало джедаев в окружении пустых пивных бутылок за написанием второго эпизода. Оби-Ван рисовал, Энакин мучался с диалогами.

— Дядь Обик, получается так, как будто мы с тобой полные идиоты, — пожаловался он.

— Соберись, Энька, — велел Кеноби. — Даю установку — в Ордене целибат. Без дураков. Очень строгий.

— И совместное обучение, — тут же ввернул Энакин.

— Я тоже очень строгий, — продолжал Кеноби. — Преданный Кодексу до фанатизма. Почти без человеческих чувств.

— Квай-Гона что, в голову ранили, когда он тебя мне в учителя назначал?

— Неважно. Вот на этой картинке мы идем к сенатору Амидале. Цветов у тебя нет, вина у меня тоже. Что я тебе говорю?

— "Что, Энакин, не терпится?" — тут же вспомнил Энакин с улыбкой.

— Строгий учитель, не знающий слов любви, не мог сказать такую пошлость.

— Ну ты же это действительно сказал. Я тебе еще букетом по башке врезал. А, слу-уушай: давай потом ты добавишь: "Ты вспотел. Расслабься и дыши глубже."

Кеноби от смеха поперхнулся пивом и закашлялся.

— Энька, мы с тобой рейтинг R заработаем, — предупредил он, вытирая бороду, но в Энакина уже вселился бес сценариста. — А напишешь слэш — вообще убью.

— Да погоди... каждый понимает в меру своей распущенности... когда мы возвращаемся, я тебя спрашиваю: "Ты думаешь, она думает, я сексуален?" Падаван в очень строгом Ордене такие слова знать может?

Кеноби подтвердил мысль Энакина одобрительным ржанием.

— Потом мы с Падме побежали купаться... — вспоминал Энакин через два часа, лежа на диване и правя первые тридцать минут мега-сценария.

Кеноби представил, что было бы, если бы Гермиона, заславшая их злючими совами, увидела бы сейчас Энькину довольную морду.

— Не, такого в нашем фильме не бывает, — возразил он.

— Да у нас с тобой все бывает, — отмахнулся Энакин, правя реплики учителя со злорадной ухмылкой.

— В Ордене очень строгий целибат. И я очень строгий, — в сотый раз напомнил Кеноби. — Не думай, что в каноне я тебе во время обучения позволял все, что позволял.

— Я бы такого учителя убил, — признался Энакин.

— Это в третьем эпизоде, — пообещал Кеноби. — Или в четвертом.

— Ну хорошо, — сдался Энакин. — Какого черта мы с Падме могли приехать в Варыкино и не побежать купаться?

— Придумай что-нибудь, — Кеноби жевал карандаш и скептически смотрел в свой альбом. — Я вообще занят ногами Йоды.

Энакин некоторое время пытался представить себя верным воспитанником монашеского Ордена и правильного до боли учителя. Потом его осенило.

— Давай я ей скажу: "Я не люблю песок. Он жесткий, грубый, проникает повсюду. А ты такая мягкая."

Кеноби порвал лист карандашом и сквозь смех выдавил "Репаро!"

— На моей памяти это самое мощное признание в любви особе королевской крови, — признал он. — Я бы не додумался. А где по сценарию будут твои руки, я вообще знать не хочу. Рейтинг R нам обеспечен.

— Дядь Обик, в Ордене очень строгий целибат, — в свою очередь напомнил Энакин.

Батальные сцены Энакин и Оби-Ван писали через три дня, когда Энакин уже огреб от Гермионы за полуторасуточное отсутствие и в очередной раз убедился в верности своей догадки о том, что древний джедай, написавший в Кодексе "джедаю не следует жениться" был наверняка женат, и не раз.

— Какого ситха я должен куда-то падать, если я Молу уже один клинок обрубил? — возмутился Оби-Ван. — Он же только двусторонним мечом хорошо фехтовал.

— Для драматичности, дядь Обик, — ответил Энакин. — И вообще, я здесь сценарист. Я же не возражал, когда тебе захотелось нарисовать армию гунганов и каких-то подводных динозавров в мелких набуинских озерах. А ведь я там купался.

— Я тебе эту шахту еще припомню, — пообещал Кеноби. — Одни шахты на уме. Тут у магглов был такой Зигмунд Фрейд...

Злопамятности у Оби-Вана хватило как раз до дуэли с Дуку.

— А светлый до бесчеловечности учитель тебе бы прыгать вслед за Падме не разрешил, — заявил он со злорадством. — Мы же должны выполнить свой священный светлый долг, то есть убить ситха.

— Так бы я тебя и послушал, — проворчал Энакин.

— А вот послушал бы, — Кеноби явно решил испохабить образ ученика, раз уж ученик переправил ему в начале эпизода все диалоги до маразма. — Иначе ООС, АУ, анафема и не канон.

— Ну ладно, — согласился Энакин. — А почему тогда два лучших бойца Ордена не нарезали Дуку на ленточки?

Оби-Ван ненадолго задумался.

— Скажем, ты мог броситься на него очертя голову и получить молнией, — предложил он.

— Я что, с выключенным мечом бросился? — не понял Энакин.

— Почему, с включенным, — Оби-Ван подумал, что с выключенным все-таки слишком даже для стебных мемуаров.

— Ну и где был меч, когда он молнией ударил?

Оби-Ван и Энакин переглянулись, судорожно пытаясь понять, куда можно деть в атаке меч, а потом начали погорать.

— Внизу где-нибудь, — выдохнул Оби-Ван, — я сейчас шарж нарисую.

Третью серию Оби-Ван и Энакин писали через месяц у Энакина на кухне.

— Я не могу поверить, чтобы кто-то мог решиться снимать эту чепуху, — сказала Гермиона, перелистывая беловой вариант второго эпизода. — Быстро признавайтесь, кто из вас взял под Империо всю киностудию.

— Никто, — ответил Энакин, — в этом-то и весь ужас. Слезь с меня, я должен писать любовную линию.

— Да ладно, Энакина из второго эпизода я ревновать не буду, — пообещала Гермиона. — Я вообще радуюсь, что мне такой не достался.

— Ну хорошо, — Энакин задумался и посмотрел на учителя. — Дядь Обик, я точно должен в конце перейти на Темную Сторону?

— Ага, — Оби-Ван рисовал что-то невообразимое с четырьмя руками и мордой Вольдеморта, для памяти подписав внизу листа "генерал Гривус". — Иначе не будет интриги.

— Тогда изложи мою мотивацию.

— Это вы с Гермионкой сценаристы, а я художник по костюмам, — отмазался Оби-Ван. — Хотя... ну давай тебе опять будут сниться страшные сны. И ты с расстройства начнешь совершать немотивированные поступки.

— Это в двадцать три года? На четвертый год войны? Я этот бред писать не буду!

— Сны — это романтично, — поддержала Оби-Вана Гермиона. — Я на третьем году ходила на прорицания, ты не поверишь, сколько дурочек клюют на вещие сны.

Энакин махнул рукой и сдался. Оби-Ван тут же нарисовал эскиз страшного сна и Энакина, хватающего себя за голову железным протезом.

Оби-Ван остался на ночь у Энакина и Гермионы в гостиной. В Силе штормило — похоже, Гермионка все-таки ревновала, а Энакин этим пользовался. Оби-Ван выругал обоих ситховыми детьми и кое-как уснул.

К полудню Оби-Ван вернулся с ящиком вина, за которым пошел со скуки, отчаявшись ждать, когда Энакин и Гермиона проснутся. На кухне уже кипел творческий процесс.

— Да не буду я душить жену! — отбивался Энакин. — Я ж говорил, что ты ревнуешь.

— Ты перешел на Темную Сторону, — настаивала Гермиона. — И захотел убить всех людей.

— Кого он там захотел убить? — спросил Кеноби, ставя ящик вина и заглядывая в сценарий. — Ну ничего себе мы вчера ночью набредили!

В день выхода второй серии в Хогвартсе отменили занятия и повесили в Большом Зале огромный экран, потому что на премьеру первой серии за год до этого все студенты сбежали с уроков.

— До начала сеанса я хотел бы сказать несколько слов, — провозгласил Дамблдор, улыбаясь в бороду. — Во-первых, Энакин попросил меня сообщить, что почти все, что вы увидите в картине с рабочим названием "Как не надо бороться с силами зла или Всем аврорам на смех" — выдумка и неправда. Хотя монашеское воспитание в джедайском Ордене несколько лет назад могло бы избавить меня от многих нравственных потрясений. Во-вторых, — Дамблдор строго посмотрел на блиставшую орденами и аврорскими нашивками Армию Дамблдора с Энакином и Оби-Ваном в центре, — я очень надеюсь, что мемуаров про Хогвартс не будет.

Глава 12. Эпилог Љ 2. Энакин Скайуокер и Мемуары Дамблдора

Аврор Поттер всегда был юношей строгих понятий и не отбивал девушек у боевых товарищей, даже если боевые товарищи погибли во цвете лет. Поэтому всю войну Гарри настолько рьяно боролся со своими симпатиями к одной брюнеточке из Армии Дамблдора, что даже Йода, глядя на него, прослезился бы. Мудрый учитель Кеноби только качал головой, на примере своего бывшего ученика зная, чем грозит всем окружающим долгое воздержание падавана. Гарри не изменил своим принципам, даже когда до него дошли слухи об омеле и неуставном поступке, намекающие на то, что его зазноба совсем не в трауре. Только когда война кончилась, а со смерти Седрика минул год, Гарри послал Чоу Ченг корзину роз и сломанную палочку Петтигрю. Посылать вместе с палочкой набитую Дамблдором голову врага Оби-Ван его отговорил.

Спустя несколько часов сова прилетела обратно и принесла две перевязанные черной ленточкой гвоздики и насмешливую записку, в которой Гарри предлагалось не превосходить в серьезности свой новый памятник на Диагон-Аллее. Спустя два дня один из старых сотрудников аврората стукнул главе аврората Скримджеру, что в Армии Дамблдора опять неуставные отношения. Спустя два месяца вернувшийся в родную школу герой войны научился отгадывать равенкловские загадки, не выпрашивая в Силе подсказок у Гермионы, а также запомнил, как отключать сигнализацию в женской спальне без чуткого руководства Энакина. Спустя полгода на стол Дамблдора легла слезная жалоба Филча. Филч доносил до сведения директора, что несколько раз за последний месяц из закрытой намертво двери чулана на третьем этаже утром на него выпадал растрепанный Поттер, а когда Филч сам взялся за ручку, он оказался в неизвестной спальне, где на него накинули одеяло с гербом рода Блэков и применили на нем несколько приемов восточных единоборств.

Чоу и Гарри понравился гостеприимный дом дяди Сириуса, а дяде Сириусу понравились постояльцы, потому что, увидев Чоу в халате с драконами и с маггловским пылесосом в руках, расистский портрет в гостиной лишился дара речи на несколько часов, а после душеспаситильной беседы с учеником Кеноби дар речи покинул портрет совсем. Только спустя год дядя Сириус понял, что у постояльцев есть друзья, а у друзей есть еще друзья, и это может быть не так уж весело.

Последнее время древнейший и благороднейший дом Блэков терроризировал вольный джедай Энакин, который во время отпуска подработал в Голливуде консультантом по акробатике для культового боевика. Вернувшись из Голливуда, Энакин полюбил выражение "нет никакой ложки" и, используя свои недюжинные способности Избранного, завязал узлом все столовое серебро в домах своих знакомых. Правда, Гермиона обычно заставляла его развязать все обратно, но Энакин был неистощим: на прошлой неделе он доказал Сириусу Блэку, что нет никаких тарелок и нет никакой мебели, а когда Сириус с трудом поднялся пола после падения со взбесившегося стула и в сердцах схватился за палочку, Энакин виновато заверил его, что нет никакого Энакина, и растворился в воздухе.

Дня рождения Гарри Сириус ждал как стихийного бедствия и иногда думал, что лучше бы уж было продолжать спасать крестника от Вольдеморта, чем спасать фамильное гнездо от развеселившихся джедаев и их учеников. Впрочем, Оби-Ван зашел помочь с подготовкой к празднику и уверял Сириуса, что все будет нормально, но Сириус ему не особо верил — во время отпуска Оби-Ван ездил в Голливуд вместе со своим бывшим учеником и даже пробовался на главную роль в культовом боевике, но не получил роль из-за излишней реалистичности игры, от которой "агент Смит" категорично заявил, что на одной площадке с этим убийцей будет появляться только его дублер.

— Взгляни на это философски, Сириус, — предложил Оби-Ван, взмахами рук украшая главную залу трепещущими снитчами и лавровыми венками и пряча с ухмылкой за одну из картин от души заколдованный бладжер. — Энька правильно говорит: ложки нет. И особняка нет. И смерти нет. Восточная философия, понимаешь ли, — ничего нет. Коньяка, кстати, тоже нет.

— Как нет? — удивился Сириус. — Я ж только вчера вынул из подвала новую бутылку.

— А вот так нет, — ответил Оби-Ван с восточным спокойствием и облизнулся.

Энакин и Гермиона появились в особняке на площади Гриммо со стопкой книг. Гарри даже не успел подумать о том, что Гермиона неисправима, когда Энакин преподнес ему четырехтомник, на котором Гарри увидел написанную подражателем обкуренному Пикассо картину "Гарри Каренина и Хогвартс-Экспресс".

— Эти маггловские книги, — торжественно сказал Энакин, — ты прочтешь с большим интересом и узнаешь о себе много нового. Что, как говорит дядя Обик, верный признак джедайского прогресса.

С первыми двумя главами первой книги Гарри ознакомился довольно быстро, и улыбочка у него на лице напомнила окружающим, кто читал ему зелья.

— Чует мое сердце, не доживу я до конца первого тома, — язвительно заметил Гарри. — Навалять Вольдеморту всяко потяжелей, чем отлупить жирного кузена.

— Мы с Гермионкой только половину прочитали, — признался Энакин. — Но в конец третьего тома подглядывали. Жить будешь. Но зря.

— Меня тоже травят не по-детски, — сказала Гермиона. — Энька знает автора, но не говорит.

— О, замечательно, — поделился Гарри, отрываясь от подаренной книги, — удав-полиглот. Даже может на змееязе "Бразилия" выговорить. Змееустов, вообще-то, называют Повелителями Змей, потому что змеи только их понимают. Саму-то змею понять немудрено.

— А что он на самом деле тебе сказал? — поинтересовался Кеноби, читающий у Гарри через плечо.

— Если правильно помню, он сказал: "Братан, давай схарчим жирного", — ответил Гарри. — А я ему рассказал, что Дадли редко моется и тем самым спас засранца. Змеи очень брезгливы.

Пока Гарри читал, начали прибывать гости, и книга вскоре пошла по кругу.

— А мне нравится сцена появления Гермионы, — сказал Фред, отбирая книгу у Джорджа. — Сразу видно матерую малолетнюю уголовницу: подбивает к нарушению закона об использовании магии несовершеннолетними и хвастается своим уголовным делом.

— Ага, — поддержал брата Джордж, — сначала Хагридов дракон, потом Слизеринов медальон. Кто-то в аврорате ее крышует, я всегда говорил.