Впрочем, я забежал вперед и не поведал о землях, кои предполагалось колонизовать. Совсем недавно о них было почти ничего не известно. Академик Делиль, готовя морские карты для Беринга, тщательнейшим образом изучил сведения о путешествиях в этой части света и вынужден был довольствоваться более чем скудной добычей. К югу от мыса Мендосино приметные места на побережье оказались поименованы и отмечены; зато к северу на огромном пространстве сиротливо ютились мыс Бланко-де-сан-Себастьян, устье безымянной большой реки под сорок пятым градусом широты, да сомнительный пролив под сорок восьмым, якобы найденный полтораста лет назад венецианским греком, состоявшим в колониальном флоте Испании. Мне ли не знать венецианских греков?! Иностранцу, готовому их слушать (и угощать при этом), они таких басен наплетут, что за целую жизнь не разобраться, где правда, а где ложь. К сожалению, ни Беринг, ни Чириков до проливов и рек не добрались. Там, куда добрались — ничего примечательного не увидели. Горы, острова, туман... При попытке высадиться люди пропадали бесследно: то ли от злых туземцев, то ли от разбивающих шлюпки приливных течений.
Неаполитанец Альфонсо Морелли, капитан 'Святого Иоанна', должен был по прибытии в Авачинскую гавань дать команде положенный отдых, а затем выйти в море и двигаться строго на восток. Уточнив по пути местоположение и размеры отмеченных предшественниками островов, добраться до пункта, где пропали чириковские шлюпки. Если позволит погода, медленно пройти в виду берега, стреляя из пушек и наблюдая, не появится ли в ответ огонь или дым. Будет сигнал — стараться выручить подавших его, действуя по обстоятельствам; не будет — отнюдь не высаживаться в гиблом месте, а двигаться вдоль побережья на юг в поисках безопасной и удобной бухты. Изначально к сему путешествию определены были два корабля, хотя, на случай неблагоприятный, допускалось и одиночное плавание.
Однако в сорок четвертом году в Лондоне вышла книга ирландского эсквайра и члена парламента Артура Доббса (я получил ее лишь после того, как мои 'евангелисты' отплыли в Камчатку). Почтенный джентльмен, чрезвычайно увлеченный поисками северного пути между Атлантическим и Пацифическим океанами, опубликовал ряд новых, ранее не известных материалов; среди них — датированный тысяча шестьсот сороковым годом рассказ о путешествии испанского вице-адмирала Бартоломео де Фонте и подчиненных ему капитанов. Сей флотоводец будто бы обнаружил на западном побережье Америки устье могучей реки, изливающейся в море около пятьдесят третьего градуса северной широты. Поток был столь мощным, что море на двадцать лиг вокруг сделалось пресным, как при впадении Амазонки. Соответственно, и русло оказалось достаточно глубоким даже для морских кораблей. Огромные озера, подобные имеющимся в американских владениях Франции, только еще более грандиозные; минеральные богатства и плодородные земли; туземные города, населенные дружелюбными и честными индейцами... Слишком красиво, чтобы принять за чистую монету: главным образом, непонятно, почему испанцы за прошедшие сто лет не наложили на всю эту благодать свои загребущие руки, — но во многих мелких деталях рассказ выглядел убедительным. Сам Артур Доббс заявил, что он 'пропитан воздухом правды'. Были очевидные несуразности — однако не большие, чем можно встретить в заведомо реальных отчетах. Учитывая, что описание похода публиковалось в вольном переложении на английский, сии огрехи могли быть внесены переводчиком, а открытия — оказаться хотя и сильно приукрашенными, но действительно имевшими место. С первым снегом помчались по Сибирскому тракту почтовые тройки, спеша доставить новые распоряжения для Альфонсо. Теперь первоочередной его задачей стали поиски Рио де лос Рейес, как именовалась эта великая река, и расположенного в устье оной архипелага святого Лазаря. Выходило, что Алексей Чириков повернул обратно, лишь самую малость не достигнув сих заманчивых мест.
Отчет Морелли до меня дошел, как и следовало ожидать, летом сорок седьмого года. Плавание окончилось удачно — в том смысле, что корабль вернулся целым, невредимым и со вполне умеренной убылью в людях. Что же до испанских находок — великая река обернулась великой мистификацией. Кто мог надуть фальшивку 'воздухом правды'? Есть у меня одно предположение. Соседом Доббса по земельным владениям и старым его приятелем оказался создатель 'Гулливера' Джонатан Свифт: он-то, всего скорее, и подшутил над энтузиастом географических открытий. Теперь, к сожалению, сочинителя уже не спросишь. Покойники не отвечают живым, как бы ни старался доказать обратное открыватель 'небесных тайн' Эммануил Сведенборг. Может, и не Свифт. Но кто-то весьма талантливый, бесспорно.
В Италии говорят: 'se non è vero, è ben trovato'. Неправда, но хорошо выдумано. А в России: 'нет худа без добра'. В нашем случае оба изречения подтвердились. Каждый крупный фьорд (местность там весьма напоминает Норвегию) проверяли с особым тщанием: не устье ли это Рио де лос Рейес? Мелкими пренебрегали. Сказано же, река проходима для морских судов. Если бы не доббсова книга, мой капитан ни за что бы не сунулся в запутанный лабиринт каналов между гористыми островами, начинающийся на половине пятьдесят первого градуса. Вдруг испанцы с широтой обманулись, а то и намеренно внесли искажения? С них станется! Русло шириною в три или четыре версты уходило далеко в глубь суши, движение воды переменялось вместе с луною, и совершенно не было ясно, река ли это, или просто морской пролив. Мощные течения и великое множество подводных скал представляли немалую опасность. 'Святой Иоанн' буквально крался, чуть не обдирая бока, команда на шлюпках внимательно проверяла фарватер перед каждым следующим шагом. Найти впереди место, где можно встать на якорь; дождаться часов затишья между приливами; перейти под парусами либо перетащить корабль шлюпками; на другой день снова отправляться на разведку. Из команды утонувшего 'Святого Матфея' Альфонсо взял пару дюжин матросов сверх штата, а в Петропавловской гавани — два лишних лонгбота на палубу. Запасливость оказалась к месту. Даже с таким усилением, полтораста верст шли целый месяц! Не сдержав чувств, капитан прямо написал: за все сокровища мира не согласился бы он повторить сей поход!
Туземцы в своих долбленых лодках-однодеревках наблюдали все мучения бледнолицых. Вначале обе стороны сильно опасались друг друга: местные взирали издалека, не смея подплыть к изрыгающему небесные громы гиганту; наши отдалялись от корабля не менее, чем тремя шлюпками разом. Все матросы с фузеями, а каждый лонгбот нес малую пушку, заряженную картечью. Постепенно, не видя враждебности, стали приближаться, не подходя, однако, на бросок копья. Наконец, где-то в середине длинного канала, хватило смелости сойтись борт о борт. Подарки в виде ножей, иголок и рыболовных крючков быстро развеяли недоверие американских жителей. Началась торговля: дикари моментально смекнули, что чужаков интересуют меха... Камчадалы, взятые толмачами, не понимали ни единого слова — но язык жестов оказался достаточно внятным. Капитан-то из Неаполя! И еще несколько его земляков нашлось в команде. А про неаполитанцев не зря говорят, что со связанными руками они не могли бы разговаривать. У них каждая фраза подкрепляется выразительным жестом, очень часто понятным без перевода. Скоро местные начали подсказывать, как лучше пройти пройти водою то или иное опасное место, за очень скромную мзду исполняя лоцманскую службу. Опасались, не приведут ли они корабль на скалы, чтобы потом завладеть небывалыми в их глазах сокровищами — но столь коварная мысль, по-видимому, оказалась чужда их не затронутым цивилизацией умам. Сочинитель выдуманного путешествия хотя бы в одном не соврал: индейцы впрямь оказались честными и дружелюбными!
Позже путешественники узнали, что не все здешние жители таковы. Средь них нашлись головорезы столь кровожадные, что кавказским горцам дадут фору. Но сие открытие пока еще оставалось впереди. Теперь же берега раздвинулись, и 'Святой Иоанн' вышел в просторную морскую губу, шириной не уступающую Авачинской бухте. А длиной — десятикратно более протяженную. Как птица, расправившая крылья, истосковавшийся по воле корабль помчался вперед с попутным ветром, за пару дней пролетев полсотни лиг. Если рассыпанные на столе кучки земли, показывающие острова, и налитая между ними для изображения моря вода служили верною картой, то дальше поворот к весту обещал привести в пролив гораздо более удобный, нежели пройденный ими rectum, и ведущий обратно в бескрайние океанские просторы. Туземцы вполне ясно сие показали.
Еще несколько дней осторожного лавирования между островами, стоверстный переход в крутой бейдевинд по широкому, чистому от скал каналу... Но величайший в мире океан, похоже, захотел опровергнуть свое имя, означающее 'тихий' или 'мирный'. Чудовищная буря встретила мореплавателей. Чем ближе к выходу, тем сильнее крутые волны били в скулу стонущего всем корпусом 'Иоанна'. Капитан решил вернуться и переждать, найдя на время ненастья спокойную бухту. Через неделю повторил попытку — все то же самое. В поисках Рио де лос Рейес он потерял много времени и дождался осенних штормов. Собственно, спешить навстречу буре было незачем: хотя план экспедиции предусматривал уход на зиму в область более мягкого климата, вплоть до испанской Калифорнии, в него входили также поиски пролива Аниан, якобы найденного Хуаном де Фука (иначе — Иоанном Фокасом, тем самым венецианским греком. По-русски он звался бы Иван Фокин). Теперь ясно становилось, что сведения, переданные им английскому консулу Локку — не просто моряцкие байки, а имеют под собой некое основание. Кроме географической широты (определенной с ошибкою около градуса, что для позапрошлого столетия не удивительно), совпал еще один указанный греком признак. Скала на берегу, в устье пролива, напоминающая гигантский столб. Не на северной стороне, как он сообщил англичанину, а на южной — но именно такая по форме. Имея снисхождение к старческой памяти, сие можно принять за верное доказательство, что до этого пункта его корабль дошел. Дальше... Черт его знает! По рассказу Фокаса, за проливом море расширялось, и плавание там продолжалось двадцать дней; на основании его слов некоторые картографы рисуют водное пространство, почти достигающее владений Гудзон-бэйской компании. Но перед нами два отдельных утверждения! Объединять их нет оснований. Пройдя широкую часть, можно залезть в такие узости, что какие там, к бесу, двадцать дней — совсем никогда не выберешься! Альфонсо испытал это на себе. Он рассудил, что безопаснее выйдет перезимовать в спокойных водах залива, прикрытого от океанских бурь гористым островом, а если погода возблагоприятствует, то изучить и нанести на карту его берега.
Так и сделали. Удобных якорных стоянок нашлось довольно, как у островов, так и близ матерой земли. Множество племен населяло страну; не все из них были дружелюбны, но стычек удавалось избежать. Обыкновенно хватало холостых выстрелов из пушек, чтобы заставить их лодки держаться поодаль. Зима не отличалась суровостью. Холоднее, пожалуй, чем в Неаполе, но гораздо теплее, чем в Азове или Анненхафене. Снег выпадал, но быстро таял; льда не видали ни в море, ни на впадающих в него реках. Лишь горные вершины сияли великолепными белыми шапками. Провианта хватало. Хлеб пекли прямо на корабле, угощая при случае дружественных туземцев. Рыба ловилась в изобилии. Лесную дичь и ягоды приносили местные, охотно меняя на железо: лосиный окорок за пару гвоздей. Когда обстановка выглядела безопасной, получалось и по берегу погулять. Так что ни желудочных лихорадок, ни цинги никто из команды не изведал. За всю зимовку потеряли только двоих: один матрос умер от простуды, другой неудачно с салинга упал.
В свободное от вахты время мужики рассуждали, какая тут приятная и угожая местность. Особенно хороши были деревья. Могучие неохватные стволы прямо-таки просили о превращении в мачты или части корабельного набора. Земля тоже выглядела плодородной. Туземцы ее не возделывали, только ведь на плохой почве и лес был бы тощим да малорослым. На одном из островов матросы, высаженные для заготовки дров и для моциона, нашли участки настоящей степи. Даже расчищать под пашни и пастбища не надо, приходи и пользуйся. Ковырнули: на пол-аршина чернозем, не хуже, чем в Азовской губернии. Подлинно, дикари здесь живут! Не зная плуга и сохи, цены сему богатству не ведают, да оно им просто и не нужно...
Нашли то, что искали, таково было общее мнение. Может, конечно, дальше к югу обнаружатся еще лучшие места, подобно Земле Обетованной кипящие млеком и медом... Но уже и эти хороши. Отвечают всем условиям, которые предписал граф Читтанов. Правда, с картографической съемкой вышли затруднения. Зима в тех краях дождлива, дней с хорошей видимостью — единицы. А оставаться на теплое время не могли. И так задержались сверх меры, рискуя опоздать к установленному сроку возвращения. Чтобы прикупить перед отплытием вяленого мяса, Морелли направил 'Иоанна' к индейскому селению, с жителями которого установилось наибольшая симпатия: их вождю хватало ума торговать с пришельцами не своим только товаром, а еще и посредничать в отношении иных племен. У него всегда имелись запасы.
Однако в этот раз шустрые челны не встречали корабль заблаговременно, и на берегу не видать было любопытных. Костры, вроде, дымились — однако, подойдя ближе, увидели, что это догорают останки хижин. Трупы валялись, начиная от самой воды. Большею частью — без голов, ценимых у дикарей, как трофеи.
При нападении на его собственных подчиненных капитан бы, конечно, не медлил; но стоит ли вмешиваться в столкновения американцев между собою? На сей вопрос однозначного ответа не было. Можно выиграть, приобретя союзников; можно много потерять, ежели враждебное племя обладает большим влиянием в здешних краях. Пока думали, пока совещались — из лесу стали выбираться уцелевшие. Штурман Игнатов, отправленный для переговоров, при помощи пантомимы и малого числа выученных в прошлые встречи слов узнал, что враги были на лодках, пришли издалека, забрали все ценное и насильно увезли с собою тех, кто не успел спрятаться в зарослях. Оставшиеся умоляли о помощи: слишком выразительно выглядели телодвижения несчастных, чтобы сего не понять. Взвесив открывшиеся обстоятельства, Альфонсо счел вмешательство уместным. Дружба племени, владеющего одной из удобнейших позиций в заливе, стоила дороже, нежели обида их противников, обитающих неведомо где. Предполагаемое направление погони позволяло двигаться в галфвинд. Приняв на борт полдюжины местных, пустились следом за разбойниками.
Через пару часов туземец, допущенный на грота-марс, замахал руками, показывая на что-то впереди. Глянули через зрительную трубу — идут прочь несколько больших лодок, подобных вест-индским каноесам. Погнались. Но неприятели, с трудом различимые на фоне берега, исчезли: вероятно, укрылись в лабиринте узких проток и мелких островов, коих там множество. Тем временем, наступил вечер, и пришлось становиться на якорь. В самое глухое предрассветное время у борта что-то стукнуло и плеснуло. Вахтенные подняли тревогу. Из установленной на шканцах мортирки пальнули брандскугелем: сей осветительный заряд выхватил из темноты жуткие звероголовые фигуры, лезущие через планширь. Несколько таких было уже на палубе. Ружейные выстрелы уложили самых смелых и вызвали замешательство у остальных, однако лишь на короткое время. Увидев, что обнаружены, дикари подняли ужасающий крик и удвоили свои усилия. Спас команду лишь высокий борт, да отсутствие у врагов абордажных приспособлений: чтобы забраться с лодок на корабль, они подсаживали друг друга руками. Тяжелые доспехи из лосиных шкур и деревянные шлемы с искусно вырезанными звериными пастями делали их неповоротливыми. Матросы успели выскочить в превосходном числе, с фузеями и саблями, и очистить палубу от туземцев.
