Испанцы, их противники, тоже могут претендовать на лавровый венок, хотя изрядно выщипанный. Это они приобрели те самые итальянские герцогства, для испомещения младших детей Изабеллы Фарнезе. Но главный приз, Милан, упустили. Венский двор стоял на краю бездны в начале войны, потом с каждым годом наращивал свои военные силы; Мадридский — наоборот. Его самым славным часом осталось сокрушение британской армады, приплывшей осаждать Картахену.
Британцы не получили ничего. Французы — тоже. Разочарование сих народов, если проявляется по-разному, то исключительно вследствие природных различий национального темперамента. Ну, а подлинный триумфатор — король прусский, практически удвоивший свои владения. Пруссакам определенно повезло с монархом. Молодой наглец, лишенный каких-либо нравственных помех, прекрасно образованный, умный, циничный... Все качества, необходимые политику для успеха! За одну войну дважды предавал союзников, заключая сепаратный мир. У парижан теперь новая поговорка: 'travailler pour le Roi de Prusse', 'трудиться на короля Прусского', то бишь тратить задарма время и силы. Полагаю, воевать 'pour le Roi de Prusse' Франция больше не станет. А ведь Мария Терезия с утратой своего добра не смирилась и при удобном случае непременно попытается оное вернуть. Фридриху это известно. Обе стороны будут строить альянсы. Собственно, у цесарцев алиаты есть: с ними Британия и Россия. Правда, трактат наш с Венским двором оборонительный: за Силезию мы драться не обязаны, а вот если король возжелает Богемию или атакует Ригу, то наступает casus foederis. То же самое — в случае нападения турок, здесь уже превалирует наш интерес. Англичане при такой оказии не вмешиваются.
Что станет делать дипломатия враждующих немецких государств? Все очевидно. Вена постарается придать имеющемуся пакту наступательный характер, Берлин — поссорить и разобщить его участников. Выстроить что-то свое? А с кем? Разве что с Портой Оттоманской, потому как среди христианских государей навряд ли кто согласится промышлять в одной шайке с Фридрихом. Он умеет делить добычу так, чтобы весь хабар забрать себе, а синяки да шишки оставить товарищам по разбою. Кстати, король уже делал определенные шаги, чтобы подружиться с султаном Махмудом. Не он первый: французы и шведы имеют обширный опыт сотрудничества с врагами христианской цивилизации. Значительных выгод из этого предательства они не извлекли. Турки совершенно не склонны таскать каштаны из огня для кого-то другого. А подстроиться под них мешают, во-первых, спесь и самомнение, во-вторых, чрезвычайно неповоротливая система принятия решений. После убийства майора Синклера шведской партии 'шляп' понадобилось более двух лет, чтобы раздуть обиду и довести дело до нападения на Россию. Благоприятный момент был упущен, а время потрачено зря: армия и флот оказались совершенно не готовы. Впрочем, как раз у Фридриха все иначе. К войне он готов всегда, и никакой риксдаг не мешает ему отдавать приказы, которые исполняются мгновенно. Пожалуй, в случае нового столкновения с Портой и нам, и цесарцам придется половину армии держать в резерве и сражаться, оглядываясь на Пруссию.
Лучше бы, конечно, сего избежать: нам не нужны покамест новые приобретения на юге. Для заселения имеющихся владений людей не хватает. С пруссаками тоже нечего делить. Рига? Вздор, это всего лишь приманка, коей они возбуждают шведов, дабы привлечь на свою сторону. Влияние в Речи Посполитой? Что-то я плохо себе представляю щедрые денежные раздачи, производимые прусским послом, а скупому нечего и мечтать о составлении партии среди магнатов. Захват Данцига и прилежащих провинций? Взять и попросту откромсать от Польши нужный кусок значило бы вооружить против себя всю Европу. Осуществимо лишь под прикрытием всеобщей войны, или же в союзе с Россией. Курляндия? Вот, разве что, единственный пункт, вокруг которого возможна интрига. Действующий герцог курляндский пребывает, вместе с семейством, в ссылке: занимает прекрасный особняк в Ярославле, на высоком берегу Волги, получает содержание в два с половиной генеральских жалованья и не перестает изводить бесконечными капризами местные власти. А вокруг герцогства так и вьются претенденты. Ежели Бирона формально низложат и станут выбирать ему преемника, Фридрих непременно постарается подсунуть на это место какого-либо родственного принца. Но поляки хотят совсем иного: разделить Курляндию на воеводства и сравнять в правах с коронными землями, герцога же вовсе устранить. Без решения сейма ничего из упомянутого сделать нельзя — по крайней мере, пока жив Бирон. Дай ему, Господь, долгих лет и сохрани дурацкий принцип liberum veto!
Король прусский умеет распространять свою власть не только путем завоеваний. Княжество Остфрисланд он получил по наследству, после пресечения старой династии. Злые языки утверждали, что князь Карл Эдзард был отравлен: двадцати семи лет отроду, ничем серьезным не болевши, он выпил стакан пахты, почувствовал себя плохо и через десять дней скончался. Хотя возможна и естественная смерть, как-то очень уж кстати все случилось. Новое владение располагалось у моря, возле самой границы с Голландией. Жители промышляли торговлей и рыбою, и если уступали соседям в искусстве навигации, то совсем немного. После окончания войны амстердамский купец Генри Стюарт (имя которого вопиет о его подлинном происхождении) испросил у монарха привилегию посылать корабли из Эмдена в Кантон под прусским флагом. Вскоре была основана Королевская Прусская Азиатская компания. У меня стало на одного соперника больше. Ну, и черт бы с ним, — да только это событие до крайности взбудоражило англичан. Парламент взял, да и запретил подданным короля Георга участие в иностранных акционерных обществах. Ясно, почему: 'прусская' компания была творением тех из них, которые то ли капиталом, то ли рылом не вышли для вступления в настоящие, британские, ост-индцы. Но Заандамское кредитное общество, через посредство которого я владел всеми активами в Англии и Уэльсе, тоже имело несчастье попасть под новый закон. Пришлось в срочном порядке делить имущество с выходящими из дела компаньонами: разумеется, не обошлось без убытка. К тому же, после их бегства Уилбуртаун, где у меня находились главные запасы вальцованного железа, должен был оказаться в единоличном владении иностранного подданного, — а сего не дозволялось. Продать нельзя, ибо без этих магазинов доход от Тайбольского завода уполовинится.
Решение нашлось благодаря тому, что некоторые из моих приказчиков, для пользы дела и с хозяйского дозволения, давно в сем королевстве натурализовались. На них, по недолгом размышлении, и перевел собственность, под соответствующие долговые обязательства и с правом выкупа. Пусть работают вместе со мной, но на себя — тем более, что у многих есть в Англии какие-то собственные коммерческие заведения; люди в этой стране прижились и возвращаться в Россию не хотят. Ну, и ладно: будет русская община в южном Уэльсе — точнее, уже есть, и весьма успешная, забравшая под себя изрядную часть здешней металлургии. Нам с Демидовыми эти ребята не соперники, потому что хорошее железо из коксового чугуна не сделать, а сам чугун возить в такую даль невыгодно. Кстати, пока я воевал с турками, Акинфий умер. Из-за наследства вышла безобразная распря между сыновьями. Покойник оставил все заводы младшему из трех; обойденные братья пожаловались государыне. Она разделила собственность на четыре части: железные заводы наследникам поровну, медные и серебряные — себе, то бишь Кабинету Ее Императорского Величества. С надлежащей компенсацией, конечно. Положа руку на сердце, скажу: лучше бы оставила по завещанию. Беседовал я со всеми братьями, заключал соглашения о поставках; кроме младшего, Никиты, никто душою о деле не болеет. Прокофий с Григорием больше ботаникой интересуются, да изящными искусствами. Вообще, все они образованностью хоть и далеко батюшку своего превзошли, а только нет в них того могучего стихийного напора, который отличал отца и деда. Дети, рожденные в сытости, среди изобилия и избытков, не очень-то склонны напрягаться. У них все уже есть. А давно ли семья из кузнецов вышла? Кстати, в семействе Кроули, у английских 'железных королей' — то же самое. Три поколения, и сила выдохлась. Это, наверно, такой закон природы.
Много раз говорил, и не устану повторять снова: чтобы высшие сословия отвечали своему назначению, им нужен постоянный приток свежей крови. К величайшей моей печали, среди русской знати все больше усиливается стремление заградить путь наверх деятельным и талантливым простолюдинам. Румянцев-младший больше всех огорчил. Недавно мне рассказали, как он хвастался, вспоминая в кругу друзей производство и награждение офицеров по итогам Дунайской кампании: ни одного, мол, из подлой породы в рапорт по Воронежскому полку не вписал! А вроде, не глуп и не бездарен... Просто следует общему течению, охватившему ныне молодое дворянство. И об этом юноше говорят, что он, дескать, бастард Петра Великого? Врут. Или ошибаются, один черт. Впрочем, и подлинная дочь первого императора во многом не оправдывает надежды, коими сопровождалось восшествие ее на престол. Известно, что королями правит свита; но надо же иногда и 'нет' сказать на лукавый совет учинить беззаконие или несправедливость! Вот, назначили ревизию плательщикам податей: дело нужное. Регламент утверждали без меня (на юге был, при армии). До сих пор не могу дознаться, какой сукин сын присоветовал государыне всех вольнонаемных служителей писать в крепость за теми, кому служат. Хоть и немного таких нашлось, вред и нарушение права очевидны. Пытался вступиться за огульно обращенных в холопы, просил исправить ошибку — отказала Лизавета Петровна. Мол, дело сделано, обратного хода нету.
Еще одна сомнительная резолюция, по интригам приближенных к трону лиц, принята была касательно Малороссии. После смерти гетмана Данилы Апостола, императрица Анна не велела избирать нового, а учредила 'правление гетманского уряда', пополам из малороссиян и великороссиян, подчинив оное Сенату. Теперь же объявлено было о возврате к прежним обыкновениям, включая выборы гетмана и передачу сей области, как встарь, под попечение Иностранной коллегии. Приватный интерес канцлера Бестужева и семьи Разумовских нагло и явно выпирал из-под императорского указа. Опять все сделали без совета со мною, хотя негоже учинять какие-либо перемены в ближнем тылу армии, не спросив мнения возглавляющего ее генерала.
Правило 'с глаз долой — из сердца вон' действует не только между любовниками. Государыня постепенно меня забывала, привыкая слушать тех, кто близко. Союз с Шуваловыми тоже пошатнулся — вследствие рискованных трюков с казною Камчатской компании, коей они были акционерами. Чем более упрочивался мир с турками, тем меньше я был нужен императрице и ее окружению. Власть утекала, как вода сквозь пальцы.
ВОЗВРАЩЕНИЕ КО ДВОРУ
Азовская губерния весьма обширна. Она охватывает все течение Дона и Донца, с многочисленными притоками, а на юге — обширные владения, отвоеванные у крымцев и осман. Девять провинций: Тамбовская, Шацкая, Воронежская, Елецкая, Бахмутская, Богородицкая, Таванская, Очаковская, Кафинская, две казачьих области: Дон и Слобожанщина, и земли ландмилицких полков, имеющие особый статус. Лет двести назад, при царе Иоанне Васильевиче, большая часть этой территории прилежала к татарским улусам и называлась Диким Полем, и только северный краешек ее осторожно, с большою опаской, начинали осваивать русские. Сейчас те уезды заселены более-менее плотно, прочие же являют нам различные ступени земледельческой колонизации. Здесь большая доля вольного народа: однодворцев и иных служилых людей старых служб. Царь Петр их вольности урезал, но с крепостными все же не сравнял. Города не слишком богаты. Они строились, как крепости на оборонительных линиях; ремесло и торговля лишь в недавнее время переросли тесные рамки войскового хозяйства. Пространство губернии не измерено точно. Если сравнивать с европейскими государствами, примерно с половину Франции будет.
Должность генерал-губернаторская обязывает править всем этом краем, одновременно начальствуя над расквартированными в губернии войсками. Признаюсь честно, поначалу гражданская часть была у меня в небрежении, по крайней малочисленности в губернском правлении опытных чиновников. Воспитанникам Харьковского коллегиума требовалось изрядное время, чтобы в совершенстве освоить службу, а из Санкт-Петербурга слали, большею частью, проштрафившихся. Лишь после неоднократных настойчивых просьб императрица вняла и назначила вице-губернатором толкового человека: статского советника Алексея Михайловича Пушкина, бывшего посла в Копенгагене. Вот, с его приездом стало полегче.
Чем дольше я оставался на юге, тем яснее раскрывалась интрига Бестужева с дарованными мне полномочиями. Занять соперника местными делами, оттеснив от общеимперских, — а тем временем добиться фактической монополии на доклады государыне по важным политическим вопросам. Канцлер постиг нрав Елизаветы: слушать доверенных сановников она готова, зато письма читает неохотно и не придает им большой важности. К тому же, руководя всеми почтами Российской империи, Алексей Петрович всегда может прочесть депешу раньше адресата, подготовить свои возражения, при нужде оную задержать или вовсе потерять по дороге. Словом, удаление от двора оборачивается потерей влияния. Это правило действует всегда и везде, в любой стране и при любом государе, но вопрос в степени. Простительные слабости женской души бездушный интриган ловко обратил в свою пользу.
В то же время, отказаться было нельзя. То есть, при большом желании можно, — только с ущербом чести, достоинству и уважению к себе. Скажу без ложной скромности: никто иной не справился бы с должностью пугала, торчащего перед носом у султана. Получив весть о гибели Надир-шаха (следственно, исчезновении угрозы с востока), решились бы турки на реванш. Долгая и разорительная война ввергла бы государство российское в пучину бедствий. Да и хозяйственные мои распоряжения, смею думать, намного превзошли обыкновенный уровень провинциальных наших администраторов. Будь народ в России вольный, хлынул бы тысячными толпами на промыслы, и старая Европа изумилась бы, сколь быстро дикие и пустынные края превращаются в средоточие богатства и государственной силы.
Но чего нет — того нет. Вместо могучего потока людского, пришлось довольствоваться жалкими ручейками, просочившимися через дырявую запруду. По утишении бурь, я начал тяготиться рутиной. В части военной, подручными у меня ходили три Петра: Измайлов, Салтыков и Бредаль, — и с текущими делами неплохо справлялись. За долгую жизнь приобретаешь умение перекладывать труды на подчиненных, оставляя себе лишь общее водительство, да принципиальные стратегические решения. Пока грозящие опасности сменялись одна другою, пока события требовали немедленного, а лучше — опережающего ответа, на что-то иное попросту внимания не хватало. Когда же одолел неприятельские и союзнические козни — глянул окрест, оценил обстановку при дворе, и увидел, что все переменилось.
