↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
АЛЕКСАНДР. ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОХОДА.
Часть четвертая.
ХРОНИКА ВОСТОКА.
На восход солнца.
Пролог:
Что собирался делать великий завоеватель после покорения западного Средиземноморья, достоверно не знает никто. Личный архив македонского царя безвозвратно канул в Лету и теперь можно только строить догадки о его сокровенных замыслах, обратившись к здравой логике и анализу поступков, совершенных великим полководцем за свою короткую, но очень бурную жизнь.
Можно предположить, что он довольствовался достигнутым успехом и к огромной радости своих соратников обратил бы свой взор к мирной жизни. Позволив им наконец-то в полной мере насладиться завоеванными благами. Однако, есть вероятность того, что повинуясь своей неуемной страсти завоевания всей Ойкумены, он вновь ринулся в поход для покорения земель, о существовании которых не знал даже его учитель и наставник Аристотель.
Единственной такой значимой целью для Александра к тому моменту были китайские царства, разбросанные между реками Янцзы и Хуанхэ. Изолированные от соседей высокими горами и жаркой пустыней, дикими кочевыми племенами, что часто нападали на приграничные земли Поднебесной с одной стороны и длинным и сложным морским путем с другой стороны, они являлся для западной цивилизации некой фата-морганой.
О существовании Китая знали от тех немногочисленных караванах, коим удавалось преодолеть безводную пустыню и, избежав встречи с мечами кочевников попасть в западный мир. Однако полученные сведения являлись многократными купеческими пересказами, которые видели то, что хотели видеть и при этом не всегда были объективными.
Сами же китайцы редко покидали пределы своей родины, и отсутствие достоверной информации о восточных царствах создавал сильно размытую картину. Одни считали их злыми колдунами обладающими тайными знаниями. Другие жадными и хитрыми людьми, обладающими несметными сокровищами. Одним все видели таинственную незнакомку в длинном плаще и маской на лице, о прелестях и достоинствах можно было только гадать.
Мог ли Александр пройти мимо подобной загадки? По мнению знаменитого историка Тойнби вряд ли. Снедаемый страстью к завоеванию, он наверняка отправился бы в поход, чтобы объединить под своим скипетром все основные центры древнего мира. Чтобы спаять их кровью и железом в одно единое, как это сделал потом с Германией Бисмарк.
Однако отправляясь в этот поход, македонский царь сильно рисковал потерять все ранее завоеванное, ибо к этому времени против него образовалась оппозиция в лице его старых товарищей, сильно уставших от непрерывных воин и походов.
Сумеет ли Александр собрать воедино всю цивилизованную Ойкумену под своим скипетром или, погнавшись за чужим добром, потеряет свое царство, неизвестно.
Итак, ранняя весна 316 года до н. э. Мараканд.
Глава I. Две соблазнительные цели.
Над цитаделью славного города Мараканда приятно веяло приятным теплым ветром. Могучие сыны Борея понемногу приносили живительное тепло с юга, подготавливая очередной приход весны в Согдиану.
В новом дворце правителя сатрапии Диофанта, выстроенного местными мастерами по желанию властителя в строгом греческом стиле, активно кипела жизнь. Правитель самой восточной сатрапии Великого царя, Покорителя Ойкумены и Потрясателя Вселенной спешно проверял работу своих слуг готовивших пир по случаю прибытия в город царя Александра Двурогого. Он привел в Мараканд свое легендарно и несокрушимое войско, чтобы выступить в поход и покорить таинственную страну, находившуюся далеко на востоке.
Следуя приказу Диофанта, слуги проворно уставляли столы различными изысканными блюдами и напитками. Музыканты старательно настраивали свои инструменты, чтобы усладить слух высокого гостя, а стройные танцовщицы разминали тела для демонстрации своего мастерства соблазнения.
Все были рады. Хозяин тем, что принимал у себя царя царей на зависть соседним сатрапиям. Гости тем, что получили возможность отдохнуть в условиях цивилизации после долгого походного перехода.
Рад был и сам Александр. Ему предстояло совершить великий поход, который по своей значимости и размаху до него не совершал никто. Даже его божественные братья Дионис и Геракл, и тем самым продемонстрировать всему миру свое превосходство над ними.
Внутренне он был готов выступить в поход немедленно, но вот его солдаты нуждались в отдыхе и царь был вынужден дать его им.
Оставшись наедине в покоях отведенных ему хозяином, сев в мягкое кресло перед высоким окном, он не любовался открывшимся ему видом, как это можно было подумать. Откинувшись на удобную спинку, залитый золотистыми лучами заходящего светила, он погрузился в думы, в сотый раз, проверяя, все ли он правильно сделал, перед отправкой в этот поход.
Вернувшись в Александрию из похода к столбам Геракла, Александр с головой ушел в мирное обустройство своей огромной империи. Выяснив, что за неудачным покушением на его жизнь стояли купцы с Родоса, он жестоко наказал своего бывшего союзника.
Нет, он не послал к его берегам свой огромный флот и своих лучших полководцев с приказом захватить остров и взять его одноименную столицу. Родосцы именно это шага ожидали от македонского владыки и заранее приготовились к встрече незваных гостей. Горожане спешно укрепляли и без того мощные стены города, готовили запасы продовольствия на случай длительной осады и были готовы сойтись с македонцами в решительной схватке, но ничего этого не произошло.
Дозорные Родоса напрасно смотрели в морские дали, ожидая появление врага у берегов острова, а быстроходные корабли курсировали вдоль побережья для перехвата царских триер с войсками. Александр ударил совсем в ином месте, блеснув талантом не воителя, а правителя. Он ударил по самому уязвимому месту для родосцев — торговли и как ударил.
Первым делом Александр предоставил находящемуся рядом с Родосом острову Делосу право свободной, беспошлинной торговли сроком на двадцать лет. В результате чего, Родос потерял статус главного торгового центра Восточного Средиземноморья, который он обрел после падения Тира.
Именно с этим городом был связан и второй шаг македонского царя, решившего восстановить разрушенный им Тир к несказанной радости финикийцев. Кроме этого по милости Александра они получили право на обустройство морского пути в Южную Индию — легендарную страну Пунт.
На средства царской казны им предстояло создать множество морских факторий вдоль побережья Красного моря и Персидского залива, для быстрого и безопасного плавания. Опытные и умелые торговцы они взяли под контроль не только морские пути в Страну Чудес, но и все караванные пути внутри Аравии, убедив местные племена, что им выгоднее торговать, чем воевать.
Третьим шагом царя направленного против Родоса было создание нового торгового союза под патронажем Александра. В сферу его влияния было отдано все Западное побережья Средиземного моря. Сицилия, Великая Греция, Италия, Массилия, Иберия и бывшие владения Карфагена объединялись в Утический союз с центром в городе Утика. Кроме готовности помочь кредитами союзу в создании новых городов и факторий в западной части Средиземноморья, Александр разрешил свободное плавание торговым кораблям по обеим сторонам столбов Геракла.
Для контроля и финансирования столь грандиозных мероприятий, царь поручил молодому секретарю своей канцелярии Аристонику, создать особую торговую палату. В неё, кроме положенных отчетов, должны были поступать все доклады о плаваниях кораблей, как в сторону запада и востока, так и севера с югом. У царя были на эти направления свои далеко идущие планы.
Кроме торговых войн, царь занялся и созидательной деятельностью, в которой, он умело сочетал как местные, так и греческие традиции.
Отдавая должную дань египтянам, новый фараон приказал начать строительство своей гробницы, чем ещё больше поднял свое божественное имя в их глазах. Теперь не было ни одного египтянина, который бы считал царя Александра пришлым чужаком, а не истинным фараоном, посланного стране большого Хапи бессмертными богами.
Вместе с этим, царь показал всем, что он остается воспитанником великого Аристотеля и приказал открыть в Александрии новую Академию, с Царской библиотекой и Мусейоном. Сделано это было не только ради прославления величия имени славного представителя дома Аргидов. С помощью Академии, Александр намеривался создать единую культурную целостность для всех подвластных ему народов.
Кроме этого, его ум давно не покидала мысль о создании новой религии, что смогла удачно соединить в себе религиозные основы Греции, Персии, Индии и Египта. Идеи фараона Эхнатона о едином божестве давно привлекали македонского царя своей новаторской свежесть и отчаянной смелостью.
Создание столь величественного сооружение он поручил греку Клеомену, оттеснив от денежной кормушки сатрапа Египта Нефтеха. Дав ему возможность в нужный для царя момент порулить сатрапией, Александр собирался постепенно отстранить египтянина от рычагов верховной власти.
Относительно самого египтянина Александр ничего не имел против. Он по-прежнему высоко ценил способности и таланты Нефтеха, нуждался в них и в ближайшие годы не собирался расставаться с ним. Просто Египет имел очень важное как политическое, так и торговое значение в империи Александра и он боялся надолго оставлять его в руках человека способного на многое.
Благодаря его деятельности Александрия бурно расширялась и строилась. За считанное время, превратившись из заштатного портового города в торговую и политическую столицу македонской державы. С каждым месяцем в ней увеличивалось количество домой и улиц, дворцов и площадей. Строились новые храмы и торговые центр, расширялись пристани, к которым причаливали все новые и новые корабли.
Город рос, бурлил, занимал все больше и большее значение и это сильно пугало Александра. Хорошо зная историю Египта, он отлично, что каким бы верным ему не был Нефтех, всегда существует угроза сепаратного мятежа.
Отдав строительство Академии в руки Клеомена, царь немедленно загрузил Нефтеха другой работой, не менее важной, но большее политически безопасной. Александр поручил Нефтеху организовать экспедицию в поисках истоков Нила.
Согласно египетским представлениям их божественная река брала начало на далеком-далеком юге, в огромной подземной пещере. Там бог реки Хапи изливал воду из двух сосудов жизни и смерти, давая этим начало Нилу.
Эта египетская легенда как нельзя лучше встраивалась в царские замыслы по расширению границ познания Ойкумены. Походом на юг он намеривался превзойти своего великого предшественника фараона Тутмоса, а также лишний раз подтвердить перед египтянами свое божественное начало, благодаря которому он мог совершить дело, непосильное для простых смертных.
Получив приказ монарха, Нефтех в тот же день занялся подготовкой похода. Десятки барж и кораблей были собраны в порту Александрии для перевозки вверх по Нилу царя, его свиту, солдат, слуг, рабов и ученых.
Стоит ли говорить, что Нефтех лучше всех ученых и советников, имел представление о тех землях, через которые следовало пройти полководцу и о тех, что ждали их впереди. Став правителем Египта он лично провел ревизию всех храмовых архивов страны, изъяв из них записи с описанием дальних походов и плаваний. Вместе с трофейными архивами из храма бога Ваала в Карфагене они представляли собой огромную библиотеку, находящуюся в пользовании одного человека.
Во время плавания по Нилу, Александр совершил только две остановки. Первая произошла в Ахетатоне, где царь царей удостоил своим вниманием развалины столицы фараона Эхнатона. Величественный город, построенный лучшими архитекторами и зодчими Египта того времени, был оставлен знатью сразу после смерти фараона реформатора.
Ступив на плиты легендарного города, Александр направился к храму бога Атона, точнее сказать к его развалинам. Нисколько не смущаясь запущенного состояния храма, он совершил в нем жертвоприношение единому богу Солнца и основателю Ахетатона, чем вызвал массу сплетен и кривотолков в своей свите.
Никто, даже Нефтех, не знал причин подобного поведения монарха, который ни с кем не делился своими мыслями о единой для всех вере. Сразу заговорили, что Александр хочет изменить своему отцу Зевсу-Амону, но дальнейшие действия царя полностью опровергли эти разговоры.
Вторую свою остановку царь сделал в Фивах, словно желая загладить перед своим божественным отцом допущенную оплошность. Здесь он отправился в Карнакский храм, где совершил жертвоприношение равноценное тому, что было совершено им в Ахетатоне.
Фиванское жречество толпами сбежалось, чтобы приветствовать приехавшего к ним монарха, но тот встретил их довольно холодно. После жертвоприношения, Александр вернулся к себе на корабль и там принял только одного правителя города с докладом о положении дел. Царь хорошо помнил тот прием, что оказал ему этот город, когда он приехал для совершения повторного обряда коронования короной Египта. У него была хорошая память на совершенное в отношении его персоны коварство, и он не был намерен забыть его.
Нефтех также не питал добрых чувств в отношении Фив и его обитателям. Поэтому он не предпринял никаких попыток, чтобы смягчить сердце своего повелителя умными разговорами, как это он неоднократно с успехом делал прежде.
На следующий день Александр посетил храмы Сети, Тутмоса и полуразрушенные землетрясением колоссы Мемнона, которые по утрам издавали звуки. По рассказам очевидцев иногда была слышна речь, которую они толковали как предсказание бога. Царя это очень заинтересовало но, к сожалению, для Александра и самого Мемнона ничего не произошло. Раздосадованный повелитель покинул храмовый комплекс, а затем и сами Фивы. За два дня стоянки в этом городе, корабли пополнили запас воды и провианта, заменили заболевших гребцов и на время царских визитов, команда получила увольнительную на берег.
Когда царский караван миновал первые пороги Нила, его вскоре окружило множество легких лодок, специально высланных правителем Нубии Гупта, для встречи монарха. Подобно рыбе лоцману, что вьются вокруг акулы, они сопровождали корабли Александра до самой Напаты, где его ждала торжественная встреча.
Как только высокий гость ступил на берег, был подан открытый паланкин, в котором он прибыл на главную площадь города. Там уже был сооружен высокий помост с царским троном на вершине, а у его подножия стоял правитель Напаты.
Едва только царь занял свое законное место, как по знаку Гупты мимо помоста длинной колонной потекли чернокожие подданные Александра. Все они несли в больших корзинах свои дары великому монарху, которые складывались у помоста многочисленными кучками.
В основном это были страусиные яйца, красиво инкрустированные золотом и полудрагоценными камнями, шкуры различных животных, всевозможные поделки из различных пород дорогого дерева, а также изделия местных мастеров.
Особенно ему понравилась большая нубийская корна сделанная из золота, железа и красного дерева. Её Гупта специально приказал изготовить перед приездом царя и умельцы Напаты не подвели. Сотворенное ими чудо прочно приковало к себе взгляд Александра. Он не сводил с неё глаз, пока правитель Напаты сначала поднес её к трону, а затем и возложил корону на голову монарха.
Рачительный хозяин был готов еще много дней не отпускать великого гостя из своей столицы, но Александр ограничился только двумя днями отдыха. Вновь пополнив запасы провизии и свежей воды, экспедиция продолжила свое плавание вверх по Нилу и вскоре, достигла второй столицы Нубии города Мероэ.
При его покорении Гупта очень жестоко обошелся со всеми, кто только посмел оказать ему сопротивление и следы этого противостояния были хорошо видны. Что впрочем, нисколько не помешало Александру ознакомиться с городом.
Царь с большим интересом осмотрел местные пирамиды, строители которых откровенно копировали своих северных соседей, однако на собственный манер. Менее широкие в основании и более высокие, чем их оригинал, нубийские пирамиды служили местом захоронения царей и владык Нубии, и Гупте стоило огромного труда удержать своих солдат от их разграбления во время взятия города.
Проявив жестокость при захвате Мероэ, получивший над ним власть грек Никанор умело поменял гнев на милость, оказывая поддержку всякому, кто признавал над собой власть македонского царя. Благодаря этому, наместник смог быстро найти общий язык с нубийцами. Видя радостные лица приветствовавших его людей, их общий вид, Александр выказал свое удовлетворение правлением ставленника Гупты и двинулся дальше.
Едва караван покинул пределы Нубии, как между географами, моментально разгорелся вполне ожидаемый спор о том, что должно ждать их в конце путешествия. Одни утверждали, что Нил вытекает из огромного озера, что находится в самом сердце таинственного континента, другие, и среди них был Нефтех, считали, что Нил вытекает из горной пещеры. На это, по их мнению, указывало огромное количество песка и красной глины, которое приносила река в Египет во время своего очередного разлива.
Пока умные люди выясняли чье предположение верней, царский караван медленно, но верно продвигался по реке до тех пор, пока не наткнулся на неожиданный сюрприз. Суть его заключалась в том, что вопреки ожиданиям спорщиков, река неожиданно разделилась на два самостоятельных русла и разошлась в диаметрально противоположные стороны.
Совершенное открытие только подлило масло в огонь, и утихшие было споры между географами, разгорелись вновь, но Александру они уже были не интересны. Быстро сориентировавшись, царь приказал ученым замолчать, а сам принялся отдавать приказы.
Сначала, полководец высадил на берег рабочих и солдат, приказав начать строительство новой Александрии на месте сияния двух водных потоков. Затем он создал два отряда разведчиков, которым была поставлена задача, отправиться по руслам вновь открытых рек, и по возможности дойти до их истоков.
Во главе отрядов он поставил Флегия и Тисандра. Опытные воины, они были хорошо известны царю как смелые и амбициозные люди. На этой слабости человеческой души Александр и сыграл, объявив, что первый из них кто привезет ему воду из истока Нила, получит золотой венок.
Сам же царь остался ждать их возвращения, справедливо полагая, что Александрия Нубийская будет нуждаться в защите от местных обитателей. Предчувствия не обманули великого полководца. Подарив пришельцам одну неделю спокойной жизни, чернокожие аборигены стали тревожить незваных пришельцев внезапными нападениями.
Воины Александра были полностью готовы к подобным действиям. Караульные зорко следили за темным недружелюбным лесом окружавший городок и каждый раз македонцы отбивали нападения противника, нанося ему тяжелые потери.
Посчитав, что все их неудачи связаны с отсутствием численного превосходства, местный царек собрал под свои знамена все мужское население со всей округи способное держать в руках оружие. Устроив смотр и убедившись в многочисленности своего воинства, он смело выступил в поход на белокожих пришельцев, чтобы раз и навсегда покончить с ними.
Мудро отказавшись воевать с противником в чащобе леса, Александр заставил противника выйти на открытое место, где познакомил его с превосходством фаланги над неорганизованной толпой. Ощетинившись подобно дикобразу, фаланга встретила противника грозной стеной щитов и копий и принялась громить его ряды, при поддержке лучников и пельтеков.
Находившийся в тылу своего войска царек никак не мог понять, почему его свирепые воины никак не могут свалить и растоптать своими дубинами и копьями столь малочисленного врага. Гневно потрясая тяжелой дубиной вырезанной из черного дерева усеянной острыми шипами, он собрался показать своим воинам, как надо сражаться.
Его появление в передних рядах вызвало радостные крики у негров. С удвоенной силой они стали атаковать ряды воинов Александра, но царьку так и не удалось блеснуть своей силой и боевым умением. Не успел он приблизиться к фаланге, как его поразил метательный снаряд, выпущенный с одного из царских кораблей.
Огромный деревянный кол, заостренный и обожженный на огне, он с легкость прошел насквозь грудную клетку царька и поразил идущего вслед за ним жреца. В его обязанности входило чтение молитв и потрясание всевозможными амулетами, что должны были уберечь владыку от дурного сглаза и вражеского оружия.
Одномоментная гибель двух самых главных людей племени потрясло и напугало негров. В мгновения ока их натиск на ряды гоплитов ослаб и те, пользуясь замешательством врага, сами перешли в наступление. Тесня негров своими щитами, они принялись разить врагов своими острыми мечами, безжалостно опустошая их нестройные ряды. Появление в руках солдат Александра неизвестного им оружия вызвало панический ужас в рядах противника и, не выдержав натиска гоплитов, африканцы бежали
Груды темных тел, которыми были усеяны подступы к Александрии Эсхаты (Дальней), надолго обеспечив пропитание местным аллигаторам. После столь сокрушительного разгрома противника, самим собой напрашивался поход вглубь лесов и уничтожения его деревень, но царь не стал этого делать. Впервые за многие годы войны, в борьбе с врагом Александр ограничился только одной обороной.
Не успели победители отпраздновать свою победу, как в Александрию вернулся отряд Флегия, по жребию получивший для исследования восточное русло реки. Двигаясь строго на юго-восток, отряд достиг большого озера, за которым начиналось предгорье. Именно откуда вытекал мощный поток мутной воды, чье течение было столь быстрым и неудержимым, что отряд не смог продвинуться по воде дальше, несмотря на все свои усилия.
Попытка Флегия провести пешую разведку и доставить царю, сосуд с водой истока Нила, ни к чему не привела. Местные племена отнесли к царским разведчикам очень враждебно. Не проходило дня, чтобы отряд не вступал с ними в стычки. Кроме этого почти весь отряд, включая самого командира, болели. Все это делало дальнейшее пребывание разведчиков в джунглях бессмысленным и Флегий, приказал плыть обратно.
Александр милостиво отнесся к вернувшимся ни с чем разведчикам. Вопреки всем ожиданиям их командир получил золотой венок, каждый из воинов по таланту золота и все они были отправлены в Мероэ к стратегу Никанору.
Никто из изумленных людей не знал, что этой царской щедростью они были обязаны в первую очередь Нефтеху. Не желая прозябать вдали от Александрии, правитель Египта составил маленький заговор, в который вовлек ученых географов, благо у него было чем заставить их войти в него.
Чуть ли не наследующий день после отплытия Флегия, позабыв про прежние стычки, географы дружной толпой явились на корабль Александра и сообщили ему интересную вещь. Оказалось, что исток Нила находится как раз в том месте, где они сейчас находятся.
— В мире есть несколько больших рек, которые берут свое начало от места слияния двух других рек. Привычный для всех нас Нил берет начало от слияния двух разных рек истоки, которых искать бессмысленно, ибо они в свою очередь могут распадаться и распадаться, не имея главного русла — торжественно объяснил государю грек Агасфен, чье мнение Александр всегда уважал.
— Верно, — обрадовался царь. — Нечто подобное мне говорили индусские жрецы в Магадхе, когда описывали мне устройство Ганга и его притока Брахмапутры. Значит, подлинный Нил начинается здесь?
— Здесь, здесь владыка — закивали головами географы. На радостях от свершенного открытия Александр щедро наградил ученых деньгами и приказал на месте слияния двух псевдо Нилов воздвигнуть жертвенник Зевсу и памятную стелу, подобно тем, что были установлены им в свое время в дельте Ганга и у Геракловых столбов.
Свершись это открытие сразу по прибытию экспедиции к месту слияния и все уже были бы дома, но теперь это не меняло положения дел. Упрямо не слушая совета Нефтеха оставить в крепости гарнизон с приказом дождаться возвращения Тисандра, а самим плыть домой, царь продолжал оставаться на месте, желая из первых рук узнать результаты проведенной разведки.
В ожидании возвращения Тисандра прошло более двух месяцев, но от разведчиков не было никаких вестей. Раздосадованный царь решил лично отправиться на их поиски, несмотря на бурные возражения свиты.
— Если я брошу своих солдат на произвол судьбы, то, как я буду смотреть в глаза остальным, когда мне понадобиться их помощь — величаво спрашивал монарх свою свиту, но стоявший по его правую руку Нефтех хорошо понимал, что Александром двигало банальное упрямство, а не забота о судьбах людей.
Оставив вместо себя в Дальней Александрии Аристоника, царь двинулся на юго-запад. С каждым днем движением на юг, становилось все жарче и душнее, от чего сильно страдали солдаты северяне, не привыкшие к подобному климату. Вместе с этим, среди гребцов царского каравана увеличилось число заболевших, но Александр неумолимо требовал продолжения плавания. Когда страдания людей достигли своего максимума, река, как и предсказывали географы, вновь разделилась на два рукава уходящих в разные направления.
Сопровождавший Александра Нефтех, вновь посоветовал царю вернуться и тот вновь ответил категорическим отказом. Единственное, на что он согласился — это сделать остановку, чтобы дать измученным людям отдых и осмотреться.
Вытащив на песчаный берег корабли, солдаты принялись вырубать близко расположенные к воде деревья, чтобы чернокожие обитатели леса не смогли внезапно напасть на пришельцев. Увидев людей с необычным цветом кожи, негры сначала выказали им свое полное почтение, но длительное общение македонцев с другими народами мира научили их не доверять льстивым словам и всегда быть начеку.
Больше всего Александра интересовало, куда могли отправиться разведчики на юг или на запад. После недолгого раздумья, Нефтех высказал предположение, что Тисандр направил свои корабли на запад. Русло уходящей в этом направлении реки было наиболее подходящим для дальнейшего плавания, тогда как воды южного потока откровенно напоминали болото
В отдыхе, лечение и подготовке к продолжению плавания ушло ещё две недели. Александр уже был готов отдать приказ плыть дальше, как их стоянка подверглась нападению местных аборигенов.
Решив, что белых пришельцев мало для защиты их многочисленных блестящих сокровищ, негры решили перебить незваных гостей, напав на них рано утром.
Все было сделано правильно. Рано утром многие из часовых клевали носом, но их разбудили сторожевые псы, почуявшие приближение врага. Обычай иметь в лагере специально обученных псов, царь позаимствовал у римлян, о чем потом много раз говорил с большим уважением.
Своим громким лаем, они не только разбудили караульных, но подняли на ноги весь лагерь. И вот тут, чернокожие узнали почем фунт лиха. Прежде чем они успели скрестить свое оружие с мечами македонцев, на них обрушился град стрел и дротиков. Стоявшие за спиной гоплитов стрелки метали и метали свое смертоносное оружие, пока те не обратились в бегство.
Неизвестно, повторили бы местные племена напасть на царский караван или нет, но через день появились долгожданные корабли Тисандра. Радости от встречи не было предела. Измученные люди обнимались, целовались, кричали от переполнявших их эмоций.
Были рады все, кроме начальника отряда, так как он не смог дойти до истоков Нила. Соблазнившись крупным руслом, он вскоре понял свою ошибку, ибо с каждым новым днем, пройденным на запад, река разбегалась на новые и новые притоки, и при этом предательски мелела.
Вскоре плыть дальше было невозможно и Тисандр, был вынужден остановиться, но уязвленная гордость не позволяла ему возвращаться с пустыми руками. Он на свой страх и риск решил продолжить поход пешим путем, благо местные племена были настроены к македонцам благожелательно.
Оставив у кораблей охрану и взяв у туземцев проводников, он пересек гористую равнину и обнаружил истоки новой многоводной реки. По словам проводников, она впадала в большое озеро, на берегу которого располагалась одна из столиц великого царства Ганы.
Как уверяли словоохотливые аборигены, она славилась обилием золота, которого в этом царстве было так много, что простые жители, изготавливали из него ошейники для своих домашних собак. Во главе этого государства стоял великий владыка Гохамба, имевший в своем подчинении огромную армию, наводившую ужас на соседей царства Ганы.
Кроме этого Тисандр узнал о существовании могучей реки, что пересекает владения Гохамбы с запада на восток, щедро даруя жизнь и пропитание всем людям царства. Дойдя до второй столицы царства Ганы, она совершает резкий поворот уходит на юг, где впадает в великий соленый дом.
Рассказ Тисандра потряс Александра и всю его свиту. Никто не подозревал о возможности существования такого огромного и могучего царства в этом богами забытом месте. Если бы не плачевное состояние своих людей царь, несомненно, отправился бы в страну золота, как моментально окрестили ее македонцы. Александр пылал от нетерпения увидеть Гану своими глазами, но прыгнуть выше пояса не мог даже сам сын Зевса и, скрипя сердцем, правитель отдал приказ поворачивать назад.
Едва достигнув берегов Нубии, он буквально засыпал Гупту своими наставлениями и приказами каждый из которых должен быть исполнен немедленно и безотлагательно. Самому южному сатрапу предстояло отправить в Дальнюю Александрию сильный гарнизон способный отбить у местных племен желание нападать на царскую крепость. О завоевании прилегающих к Александрии земель не шла, но такая возможность в связи с открытием царства Ганы не исключалась.
Вместе с этим, Гупте предстояло организовать новую разведывательную экспедицию, в задачи которой входило проведение разведки в страну царя Гохамба. При этом царь настойчиво рекомендовал избегать открытых военных столкновений с воинами Ганы.
Хорошо знавший нрав Александра, Нефтех не сомневался, что в скором времени царь царей начнет приготовления к походу на далекий юг, но этого не случилось.
Когда овеянный громкой славой открытия новых земель, монарх прибыл в Александрию, то там его ждал ошеломляющий подарок от согдийского правителя Диофанта.
Среди царских приближенных сатрап Диофант считался откровенным неудачником, получившим в управление самую дальнюю и бедную из азиатских провинций царя. Что хорошее можно извлечь от обладания безжизненными степями и пустынями, занимавшими основную часть земель этой сатрапии? Только поборы с местных купцов и постоянные хлопоты с дикими кочевыми племенами, обитавшими в бескрайних степях по-соседству.
Так считали многие, но только не сам Диофант. Прибыв в Мараканд, он первым делом отправил посольство в Хорезм, бывшее вассальное персам государство, находящееся при впадении реки Окс в Оксианское озеро. Во время борьбы Александра со Спитаменом, правитель Хорезма Фарасаман принял сторону македонского царя, признал себя его вассалом, а также предложил совместный поход в страну албанцев и колхов.
Тогда Александр отказался от этого предложения. Теперь же настала пора подкрепить слова вассальной верности делом, и царь царей хотел получить от правителя Хорезма воинов. Диофант лично отправился на переговоры к Фарасману и сумел договориться о численности и разновидности хорезмийского отряда поступающего в распоряжение македонского царя.
При общении с Фарасманом, Диофант говорил как равный с равным и делал ставку не на военную силу своего царя, а на выгоды от торговли, являвшейся главным источником доходов Хорезма.
Вместе с известием о благополучных переговорах с дальним вассалом, хитрый Диофант прибавил описание земель Хорезма, устья реки Окс и южного побережья Оксианского озера, чем очень обрадовал царя. Александр всегда хотел знать, как далеко простирается Ойкумена. Ради этого отправил специальную экспедицию во главе с навархом Патроклом в Гирканское море, который пришел к выводу, что море соединяется с Оксианским озером и вместе являются огромным океанским заливом.
Другим удачным делом было налаживание дружественных отношений с саками тиграхаудами, что занимали земли от Александрии Дальней до устья Яксарта, также впадавшего в Оксианское озеро. Действуя больше уговорами, чем силой, Диофант сумел навести относительный мир и порядок на границах македонской державы, за что получил новую благодарность от своего государя.
Обрадованный успехом, сатрап на свой страх и риск занялся изучением кочевых племен, которые часто тревожили стойбища массагетов своими набегами с северо-востока. В греческой квалификации звались они аримаспами, были узкоглазыми, жестокими и беспощадными к чужакам соседям.
Получив от Диофанта клятвенное заверение, что ни один македонский солдат не ступит на землю массагетов, тиграхауды выступили в поход против зловредных соседей. Удар их объединенного войска нанес сокрушительное поражение аримаспам. Понеся огромные людские потери в битве с массагетами, они откочевали далеко на север и в предгорных степях, наступил мир.
Как следствие этого похода появилось регулярное торговое сообщение со страной Синь. С таинственного востока потянулись караваны с дивной посудой и одеждой, которая стояла баснословных денег.
Желавший угодить царю в расширении его познаний в географии, Диофант проявил тепло и радушие в отношении купцов. Пригласив их во дворец, он засыпал их вопросами, на которые получил очень скудные ответы. Торговцы были обыкновенными перекупщиками, решившими на свой страх и риск пересечь огромную пустыню разделявшую страну Синь и державу Александра.
Неудача не заставила Диофанта опустить руки. Напротив он создал торговцам максимально комфортные услуги в надежде на то, что рано или поздно по проторенному пути прибудет больше сведущий в географии человек и не ошибся. С четвертым караваном в Мараканд прибыл выходец из страны Синь, да ещё какой.
Диофант определил его статус как странствующий философ и немедленно отправил дорогого восточного гостя в Александрию, к царю.
Выходец из страны Синь покорил Александра. В нем было все иное, все отличительное, от того с чем прежде сталкивался в своей жизни царь царей. И дело тут было не в разрезе глаз и цвете кожи пришельца. Иным было то, как он говорил, как двигался, как держался перед грозным владыкой, что одним кивком головы мог прервать его бренную жизнь.
Говорил он неторопливо и степенно, словно взвешивая каждое произнесенное слово. Глаза его во время разговора светились зоркостью, умом и проницательностью, тогда как лицо было полностью невозмутимым. Держался он не высокомерно, но с таким достоинством, которого Александр не видел даже у индийских философов, всегда четко соблюдавших кастовую принадлежность во время разговора.
Также царя поразили дары, которые странствующий философ преподнес ему. Маленькая чашка, сделанная умельцами страны Синь, тонко звенела от одного щелчка пальцем и при этом была удивительно тонка и легка. Дивным был и материал, из которого была сделана чашка, заворожив царя своей неповторимой белизной внутри и золотистым рисунком снаружи.
Однако больше всего Александра поразили рассказы гостя о стране Синь или Срединной стране, как называли её сами жители. Находилась она в двадцати тысячи стадиев к востоку от Мараканда, отделенная горами, степями, пустынями и лесами. В ней имелись города и дворцы, храмы из железа и бронзы, каналы и пруды, созданные руками простых людей. Ученые страны создали точный календарь, рассчитали высокие мосты, переброшенные через широкие реки и горные пропасти. Создали свою карту неба, разработали способ создания дивного материала и тонких чашек, открыли секрет доведения до зеркального блеска листа металла, и это малая часть их открытий и достижений.
Гость говорил обстоятельно и неторопливо и чем больше он говорил, тем больше он захватывал внимание царя, проникал в потаенные уголки его души, неудержимо распаляя её опасным соблазном. Ранее это был соблазны достижения края Ойкумены. Потом соблазн покорения всех её известных частей, а теперь перед царем возник соблазн покорения неизведанного.
Так возникли две высокие цели для нового похода македонского царя: полное золота царство Гана и страна Синь, с её знаниями и достижениями. Обе были достойны для того, чтобы потрясатель Вселенной двинул на их завоевание свою победоносную армию, но царь не торопился. Он уже не был тем молодым воителем, что полностью поверил рассуждениям Аристотеля об ограниченности пространства Ойкумены и без оглядки выступил в поход к её краю. Теперь царь намеривался все точно взвесить, оценить и только после этого принять окончательное решение. И помочь ему в этом деле был должен Нефтех.
Именно ему Александр приказал определить предположительный маршрут похода царского войска в Гану и Синь, используя для этого все имеющиеся в его распоряжении тайные сведения.
Царь милостиво не назначил срок исполнения своего приказа, но это не мешало ему каждую неделю спрашивать Нефтеха о том, как продвигаются его дела. Стоит ли говорить, что поручение царя было архи трудным и опасным, но бывший жрец храма бога Тота смог уложиться в четыре недели.
Его труд был подвергнут строгому и придирчивому экзамену, со стороны Александра и четырех стратегов: Птоломея и Лисимаха, Неарха и Эвмена. Все они входили в ближний круг царя, но привычного единения среди них не было. Если Неарх и Эвмен по-прежнему были идти за царем на край света, то Птоломей и Лисимах являлись ярыми сторонниками прекращения завоевательных походов.
Первым начали обсуждать план похода в царство Гану. На этом особенно настаивал Птоломей. Стратег видел в "золотом царстве" достойный приз перед переходом к мирной жизни. Несметные сокровища Гохамбы манили македонца, но Нефтех быстро опустил его с небес на землю.
— Не стоит строить излишних иллюзий в отношении царства Ганы. Наша экспедиция к истокам Нила позволила нам только услышать о его существовании, но никак не увидеть. Очень может быть, что никакого царства нет, а есть только одни рассказы чернокожих туземцев.
— Как это нет!? — негодующе возмутился Птоломей. — Тисандр очень подробно перечисли нам богатства царя Ганы, о которых ему рассказал не один человек. Я специально уточнял у него этот факт и у меня его сообщение не вызывает никакого сомнения.
— Действительно, отчет Тисандра очень точен и правдив — поддержал Птоломея Лисимах, который тоже был не прочь прибрать к рукам царство, где все сделано из золота.
— Особенно рассказ о золотых собачьих ошейниках — скептически уточнил Нефтех, точно попав в истинные побуждения стратега.
— Да и ошейники! — с вызовом молвил Лисимах. — К чему ты клонишь, египтянин? Чтобы мы позабыли о существования царства Ганы и её богатства достались кому-то другому!?
Стратег метнул в Нефтеха гневный взгляд, требуя немедленного ответа. Лисимах не любил излишне умного египтянина и всегда стремился показать его место среди царских друзей.
— К тому, что о существовании золотого царства Гана нет ни единого прямого упоминания как в египетских архивах, так и в архивах пунийцев. Его как будто нет, хотя по своим богатствам оно не должно уступать богатствам Персии, Индии, Аравии и Карфагена вместе взятым.
— Ну и что из этого?! Твои пунийцы и египтяне плавали по морям, а царство Ганы далеко на юге за Ливийской пустыней. Туда их корабли наверняка не могли дойти — ехидно бросил Лисимах и Птоломей поддержал его. — Разве только если бы они могли двигаться по песку.
Единокровный брат царя также не питал особой симпатии к Нефтеху, искренне считая, что такой важной провинцией как Египет должен управлять чистокровный македонец, а не худородная выскочка.
— Любое, пусть даже самое богатое царство, должно торговать, посылать посольство, заключать союзы и отстаивать свои интересы силой оружия. Так было, есть и так будет. Аравия тоже находилась за песками пустыни, однако мы узнали об её существовании благодаря торговле. А о царстве Гана мы знаем только с пересказов проводников и только. Как будто оно существует само по себе, скрытое от остальных каким-то непроницаемым занавесом.
Птоломей решительно вскинул голову, чтобы в пух и прах разнести аргументы Нефтеха, но царь властно поднял руку и стратег покорно застыл.
— Ты сказал в архивах нет прямых упоминаний о существовании Ганы, а непрямые упоминания, есть? — чуткое ухо Александра моментально уловило скрытый нюанс в словах Нефтеха. За годы знакомства с бритоголовым жрецом он хорошо изучил его манеру речи и не ошибся.
— В архиве семьи Магонов, я нашел несколько торговых отчетов об экспедициях на далекий юг от столбов Геракла. Торговые корабли пунов несколько раз совершали плавание в том направлении, и каждый раз привозили богатый груз, состоявший из золотых самородков и песка, слоновой кости и даже алмазов.
— Золотых самородков и алмазов! — изумленно воскликнул Птоломей. — И ты еще сомневаешься в существовании царства Гана!??
— Люди Магонов производившие обмен самородков и алмазов на свои товары, ничего не упоминали о существовании у местных туземцев государств. Вся власть на побережье принадлежит племенным вождям, живущим в небольших поселениях. Ничего о городе и правящем в нем царе в отчетах нет.
— И все равно царство Ганы есть! — решительно заявил Птоломей. — Даже если это простая красивая легенда — она не могла возникнуть на пустом месте. Очень может быть, что племена, которые обнаружили пунийцы, живут на окраине царства Гана.
— Очень может быть, — с легкостью согласился с ним Нефтех. — И чтобы отделить зерна истины от плевел невежественных слухов, нужно послать на юг большую морскую экспедицию. Она уж точно скажет, есть царство Гана или его нет.
Египтянин замолк, выразительно посмотрев в сторону Неарха. Наварх хотел высказать свое мнение, но Александр опередил его.
— Слова о морской экспедиции ты снял у меня с языка, Нефтех. Мы давно хотели вычистить все гнезда пунов на побережье, и теперь сами богини Мойры приказывают нам сделать это. И никто лучше тебя Неарх не сможет это сделать, друг.
— Тем более, что кроме царства Ганы, на побережье юга есть не менее интересная цель для твоих кораблей царь — страна Офир. И согласно храмовым летописям, она также богата золотом, как и Гана.
— Офир? — переспросил Александр. — Расскажи мне о ней.
— В архиве храма Птаха, я нашел описание плавания кораблей отправленных по приказу фараона Джефры на юг за Великую Дугу. Пройдя Красное море с его жарой и Дугу со штормами и бурями, они открыли богатые земли, двигаясь вдоль побережья. В них моряки обнаружили в изобилии слоновью кость, диковинных животных и растений. Выполняя волю фараона, несмотря на потерю от штормов двух кораблей мореходы двинулись дальше и спустя некоторое время достигли дельты большой реки. Там также жили чернокожие люди и, завязав с ними торговлю, корабельщики в обмен на ножи и яркие ткани, получили золотые самородки, которым туземцы не придавали большой ценности. Из расспросов, египтяне узнали, что выше по течению есть горы. В них приплывшие ранее белые люди добывали золото, называя это место — Офиром.
Они стали отправлять самородки морем, но из-за местного климата среди них начался сильный мор. Спасаясь от напасти, белые пришельцы уплыли из Офира и больше никогда не появлялись. Вместо них на прииск пришли негры, которые сами стали выкапывать золото пускать его на свои нужды. Обрадованные столь важным открытием египтяне отправились с радостными вестями домой, но Джефра к их возвращению умер, а новый фараон не пожелал продолжить дело своего приемника.
— И ты считаешь, что мои корабли, отправившись к югу от Столбов Геракла, смогут дойти до Офира?! — воскликнул Александр потрясенный рассказом Нефтеха.
— Финикийцы по приказу фараона Нехо за три года проплыли от Дуги до Столбов. Чем они лучше твоего наварха и его кораблей? — вопросом на вопрос ответил Нефтех.
— У тех финикийцев наверняка были хорошие лоции с картами, и они точно знали куда плывут? — Неарх откровенно не хотел пускаться в опасное плавание, но царь поспешил развеять его опасения.
— У тебя будут лучшие карты и лоции мой друг. Не так ли, Нефтех? — Александр требовательно поднял брови.
— Можешь не сомневаться, государь. Я лично займусь этим делом — заверил египтянин монарха.
— Отлично. С пунийцами и их золотом разобрались, а вот с царством Ганы, что находится на берегу озера, пусть разберется Гупта. Ему будет сподручнее это сделать — подвел итог разговора Александр, но египтянин с ним не согласился.
— Путь в Гану через Нубию слишком долог и труден, государь. По моему разумению к озеру есть другой путь, через Ливийскую пустыню.
— Не узнаю тебя Нефтех. Не ты ли был против перехода моих солдат через пески Гедросии и Аравии, говоря, что это смертельно опасно и теперь, предлагаешь отправить их в поход через пустыню. В чем дело, объясни? — потребовал от Нефтеха царь.
— Говоря о пустынях, ты слегка лукавишь, государь. Да, я был против похода по пескам Гедросии и Аравии, ибо видел в них смертельную ловушку для твоих воинов, но я смело шел через пустыню к оазису Амона и в страну гангаритов, твердо зная, что они проходимы.
— Откуда тебе известно, что ливийские пески проходимы для человека? Тоже из храмовых папирусов? — насмешливо спросил Птоломей.
— Совершенно верно, стратег. Пунийский дом Ганнонов вел активную торговлю с кочевниками, живущими к югу от Нумедии. Его торговые караваны смогли проникнуть глубоко в пустыню и достигли гор. Они тянулись высокой грядой через все пески с запада на восток, и по обе стороны была жизнь. По словам живших возле гор туземцев, за пустыней находилась широкая и длинная река с порогами и крокодилами, а также большое озеро. Обрадованные пунийцы стали готовить экспедицию, чтобы достичь реки, но она не состоялась. При подсчете расходов, главы дома посчитали, что ожидаемая выгода от неё не сможет быстро покрыть затраты на предполагаемую экспедицию и она была отложена до лучших времен.
— Значит, большое озеро на юге все же существует? — вступил в разговор Эвмен.
— Скорее всего, да, существует, но совсем не факт, что это, то самое озеро рядом с которым находится царство Гохамбы.
— Александр, позволь мне выяснить то это озеро или нет! — горячо попросил царя Лисимах. — Наше царство, конечно, сможет сделать то, что не смогли сделать эти скряги Ганноны.
— Есть ли карты тех мест, куда ты так упорно толкаешь нас направиться?
— Карт нет, государь, но есть хорошие кроки, по которым можно быстро и безопасно добраться до гор. Им более десяти лет, но вряд ли, что-то там кардинально изменилось.
— Думаю, ты прав — сказал Александр, вспомнив как, возвращаясь от Столбов Геракла, он посетил Нумедию, чьи земли были полны зелени и напоминали цветущие степи, а не песчаную пустыню.
— С их помощью можно без труда добраться до гор, а дальше идти при помощи проводников.
— Я найду проводников, государь, если ты доверишь это дело мне — заверил Александра Лисимах и тот не смог ему отказать.
— Хорошо, будь, по-твоему. Собирай войско для похода, друг. Моя казна выдержит траты для поиска царства Гохамбы — царь положил руку на плечо Лисимаха и тот радостно склонил голову от возможности первым поживиться золотом Ганы.
— Но я не желаю, чтобы Гупта прохлаждался в тени своего дворца в Мероэ. Пусть пошлет на поиски царства Ганы своих людей. Если все верно, то его люди обязательно должны будут встретиться с войском Лисимаха.
— Если это одно, и тоже озеро — немедленно уточнил Нефтех.
— Конечно, если это, одно, и тоже озеро — согласился с ним Александр. — Ну с царством Ганы покончено, поговорим о синах. Если верить сведениям, добытым Патроклом, то попасть в их страну можно по Восточному океану двигаясь вдоль побережья.
Царь и стратеги с интересом посмотрели на египтянина, ожидая, что тот сообщит о стране Синов что-то новое как и по Гане, но их ждало жестокое разочарование.
— У меня нет никаких достоверных сведений о стране Синь, а рассказывать сказки и легенды мне не позволяет доверие, которое выразил государь, пригласив сюда.
От этих слов, на лицах слушателей появились гримасы разочарования, но только не у Александра. Тот хорошо знал своего бритоголового советника.
— Хорошо, но мысли по этому поводу у тебя наверняка есть. Говори — потребовал царь.
— От тебя ничего нельзя скрыть, государь. Мысли у меня есть, но они тебе не понравятся — честно предупредил Нефтех.
— Излагай, а я сам решу, нравятся мне твои мысли или нет — отрезал Александр и египтянин стал покорно излагать.
— Я совершенно не уверен, что Оксианское озеро соединяется Гирканским морем, и оба они являются частью Восточного океана, как утверждает наварх Патрокл. Сведения, полученные мною в многочисленных беседах со скифами, заставляют сомневаться в этом. Можно послать новую экспедицию в Гирканское море и Оксианское озеро, но боюсь, они не откроет морской путь в земли синов, как ты того ожидаешь.
— Значит, остается сухопутный путь, по которому пришел наш желтолицый гость.
— Но он очень сложен и опасен. Караван с гостем прошел к нам через пески пустыни больше частью благодаря счастливому случаю. Мы знаем о нем только в общих чертах со слов гостя. Нельзя вести солдат в поход, имея столь расплывчатые ориентиры. Благодаря крокам пунов я твердо уверен в успехе похода стратега Лисимаха, но я не поставлю и медной лепты на жизнь того, кто решиться отправиться в поход на восход солнца.
Нефтех говорил твердо, уверенно и каждый из стратегов был полностью согласен с его словами. Так убедительно и доходчиво излагал свои мысли египтянин. Все они верили в опасность этого восточного похода. Все, кроме царя.
С непроницаемым лицом он выслушал доводы египтянина, ни разу не перебив его. Александр дал ему возможность выговориться до конца, а затем покровительственно улыбнулся. Наконец-то ему выпал случай доказать своему умному советнику его неправоту.
— А я бы поставил золотой статер и выиграл бы — торжественно произнес Александр и хитро обвел глазами стратегов.
— Выиграл бы? — переспросил египтянин. — Тогда поведай нам секрет, с помощью которого ты выиграл бы в столь неравноценном споре.
— Охотно. Ты грамотно и верно рассуждаешь Нефтех, но ты не стратег. У тебя есть к этому определенные задатки, но ты не стратег — с сожалением молвил царь. — А вот Диофант — настоящий стратег. Как только караван с востока пришел в Мараканд, он немедленно отправил несколько групп для разведки пути, и судьба улыбнулась ему, а заодно и всем нам. У нас есть кроки караванного пути через пустыню. Почитай нам вслух его донесение.
Монарх величаво бросил на стол свиток папируса и развернувший его Нефтех, погрузился в чтение, тщательно выговаривая каждое слово.
Согдийский сатрап сообщал Александру о своих действиях по поиску пути на восток. Двигаясь на восток вдоль горных массивов, разведчики Диофанта увидели степи, обильно покрытой травами пригодных для лошадей и множестве горных ручьев с чистой прозрачной водой. Затем, путь им преградила полноводная река несущая свои спокойные воды в большое озеро на берегу, которого было разбито стойбище одного из степных племен.
На расспросы о дороге на восток, кочевники указали македонцам неширокий проход в горах, через который и прошел караван, привезший царского гостя. Ободренные тем, что идут по верному следу, разведчики смело двинулись дальше, благо многие из них хорошо знали горы и неплохо ориентировались в них. Идя по следу купеческого каравана, они без особых трудностей миновали горный щит, и вышли к пустыне.
Огромные массы желтого песка в виде множества дюн и холмов преградила дорогу разведчикам Диофанта, не рискнувших идти дальше без большого запаса воды. Нестерпимый зной песков раскинувшихся до самого горизонта, вызывал у северян интуитивный страх смерти. Так бы и закончилась разведка неведомых земель, но бессмертные богини судьбы Мойры благоволили Александру.
Оставшись ночевать у кромки песков, наутро конники заметили купеческий караван, выдвигавшийся из желтых песков прямо на них. После энергичного расспроса главного караванщика македонцы узнали, что страшные на первый взгляд пески вполне проходимы для людей и животных. Существует строгая цепочка караванных колодцев, следуя которым можно свободно миновать непроходимую преграду и выйти сначала к озеру, а затем и широкой равнине, где обитают желтокожие люди.
Обрадованные этими известиями, взяв у караванщиков проводника, разведчики двинулись на восток, но не успели одолеть и первый переход, были вынуждены повернуть обратно. Причиной этого была сильная песчаная бурю, разыгравшаяся в пустыне.
Пять дней и пять ночей дула она непрерывно и только потом разведчики смогли возобновить свое движение вперед.
Нестерпимая жара, вид песчаной бури сильно охладило пыл людей Диофанта, и только настойчивость гоместа Аталла и обещание тройного жалования помогло им продолжить путь.
Проводник уверенно провел разведчиков через пустыню и по прошествию времени они оказались по ту сторону пустыни и увидели таинственную землю своими глазами. Посчитав свою задачу выполненной, Аталл решил вернуться в Мараканд и сообщить о своем открытии. Двигаясь в обратном направлении, гомест тщательным образом составлял кроки, отлично понимая, что вслед за ним через пустыню двинет царское войско.
На обратном пути, отряд разведчиков подвергся нападению мелкой группы кочевников, но с достоинством вышел из этого столкновения. Враг был обращен в бегство при минимальных потерях со стороны македонцев, которые благополучно пробились к проходу, названному в честь гоместа проходом Аталла.
Разведчики благополучно прибыли к Диофанту, который без малейшего промедления отправил радостную весть Александру. Его гонцы прибыли в Александрию незадолго до начала встречи монарха с Нефтехом и стратегом и о письме Диофанта не знала ни одна живая душа.
Когда Нефтех закончил читать донесения согдийского сатрапа, царь радостно воскликнул: — Теперь нам открыта дорога на восток в страну синов. В этот крайних уголок Ойкумены, куда сами боги указывают нам путь!
— Если ты позволишь, государь, я готов подобно Лиссимаху возглавить поход в страну синов — обратился к царю Эвмен. — Окажи мне свое доверие и милость.
Находившиеся в комнате стратеги были уверены, что царь согласиться с просьбой Эвмена. Он был лучшей кандидатурой для столь трудного и опасного похода, но Александр ответил ему отказом.
— Нет, Эвмен. Этой чести тебе я не могу оказать, равно как и всякому другому. Я сам возглавлю этот поход, ибо так предначертано мне судьбой — звенящим от волнения голосом произнес полководец.
— Почти десять лет назад отшельник в дельте реки Ганг предсказал мне встречу с тайным и могущественным народом, живущим далеко на востоке от Индии. Многочисленный, но разрозненный он соберется под властью одного властителя, и устремиться на заход солнца. Пройдет отделяющую его от нас пустыню и затопит всю Ойкумену своим числом. Единственное, что может спасти нас от этого нашествия — это разбить его, пока он разрознен, слаб и не предоставляют грозной силы. И это под силу только сыну бога.
Александр властным взором посмотрел на стратегов, и никто не посмел ему возражать, ибо никто из них не имел божественного начала.
— Кому же из нас ты оставишь верховную власть над царством на время своего похода — спросил Птоломей, быстро просчитав в уме варианты.
— Царство мое слишком огромно и обширно, чтобы им мог управлять один человек. Поэтому разумней будет разделить его на две части и отдать под управление двух верных моему трону человек — отчеканил царь, изумив стратегов своей продуманностью и логикой.
— Македония, Греция и все, что лежит к западу от Геллеспонта, будет находиться во власти хилиарха Запада. Им я назначаю тебя, Птоломей — Александр протянул стратегу правую руку и тот, приклонив колено, поцеловал его кольцо власти.
— Все то, что лежит к востоку от Геллеспонта переходит под управление хилиарха Востока, которым я вижу тебя, Эвмен — монарх повернулся к кардийцу и тот повторил ритуал присяги.
— Из бывших владений Карфагена я выделяю особую провинцию и отдаю её во власть стратега Лисимаха. Это поможет ему лучше организовать поход в царство Гану. Также в особую провинцию я выделяю Нубию, чей стратег Гупта будет искать пути в "золотое царство". Такова моя воля — царь поднял вверх руку и все стратеги в один голос произнесли, — да будет она исполнена.
— Выдели в особую провинцию Великую Фригию и прикажи её стратегу Антигону покорить Вифинию и Византий, государь — предложил новоиспеченный хилиарх Запада, но Александр только недовольно дернул щекой в ответ и Птоломей мгновенно обратился в камень.
— Ты Неарх отправишься к югу от Столбов Геракла, найдешь и уничтожишь фактории пунов и обратишь эти землю к моей власти. Если все будет хорошо, я разрешаю тебе идти на поиски страны Офир, если нет, возвращайся обратно окончательное решение за тобой.
— Спасибо, государь — как всегда сдержанно молвил критянин.
— Мы много говорили с тобой об экспедиции к северу от Столбов Геракла, и я не вижу причин откладывать её. Кому из твоих моряков можно будет доверить это дело?
— Пенфею. Это самый опытный из всех моих мореходов — не задумываясь, ответил Неарх.
— Решено. Он возглавит этот морской поход — Александр повернулся к Нефтеху. — Ну а ты мой хитроумный египтянин отправишься со мной. Без твоей помощи, нам будет трудно одолеть синов.
— Как скажешь, государь — покорно склонил голову Нефтех и на этом совет был закончен. Так совершил свой выбор между двух стран царь царей, покоритель Ойкумены и потрясатель Вселенной. Так начался его новый поход на восход солнца.
Глава II. Неудачное гадание и прочая суета.
Имя правителя Египта Нефтеха было хорошо известно в Мемфисе, Фивах и Александрии, но было также и известно имя его жены, рыжеволосой красавицы Антигоны. Благодаря своему богатому жизненному опыту, она проявила себя не только как жена сатрапа, но и как человеком способным решить ту или иную задачу, разрешить ту или иную проблему. При этом она всегда старалась находиться в тени своего мужа, низменно подчеркивая, что является лишь скромным исполнителем его воли.
Желая обрести популярность у египтян, на всех торжественные выходы с мужем, Антигона обязательно добавляла к своему наряду некоторые элементы египетского стиля, удачно сочетая его со всем остальным, соблюдая при этом чувство меры и такта. Видя одобрение на эти действия со стороны мужа и простых людей, фиванка попросила Нефтеха изготовить малую корону правительницы в форме священной кобры. Согласно статуту её можно было носить ежедневно. В ней, Антигона стала посещать праздники Осириса и Исиды, что неизменно добавляло ее популярности как в Александрии, так и по всей сатрапии.
Ее поведение резко контрастировало с поведением главной царской жены Александра — Эвридики, которая демонстративно поклонялась только греческим богам и предпочитала иметь все эллинское в своем дворце. Пользуясь расположением к себе Александра, она притесняла его других жен, открыто называя их неудачницами, не сумевших удержать к себе расположение монарха и теперь живущих на содержании ее милости.
В числе царских жен переживших звездный час своей жизни, находилась и царица Роксана. Оказавшись одна в чуждой для себя по духу Александрии, она с большой радостью вновь возобновила прерванную временем и обстоятельствами дружбу с Антигоной. Чтобы не вызывать недовольство Эвридики, фиванка приглашала Роксану к себе во дворец. Там ей неизменно оказывали достойный прием, выслушивались все жизненные горести и печали молодой женщины, и выказывалось полное сочувствие.
Кроме царского двора, где находились жены великого полководца, в Александрии был небольшой дворец царской сестры царевны Клеопатры. С момента гибели Пердикки и смерти новорожденного ребенка, в ее жизни произошли большие личные перемены. Оставив на своем содержании вторую жену Пердикки персиянку Атоссу, она сделала из нее свою новую любовницу, совершенно не предполагая, к чему все это приведет.
Смирившись с выпавшей ей горькой долей, гордая дочь Артабаза, вскоре полностью переиграть свою госпожу на ее же поле. Вступив на скользкую дорожку порока робким ягненком, Атосса быстро освоила все премудрости ласок и вскоре уже мало, в чем уступала самой Клеопатре. Безутешная вдова вначале только радовалась своей новой партнерше, но по прошествию времени стала замечать, что Атосса стала претендовать на первую скрипку их дуэта. Клеопатра попыталась указать Атоссе ее место и угодила в умело расставленную ей ловушку.
Едва только царевна повысила на нее голос, как Атосса разыграла бурную сцену со слезами незаслуженно обиженного человека. Затем, персиянка стала подмешивать в питье своей хозяйки, возбуждаю вавилонское снадобье. В течение пяти дней, она зорко наблюдала за состоянием Клеопатры, а когда по её мнению плод созрел, поздно вечером явилась в покои царевны. Привычно сев на постель, она занялась любовной игрой с Клеопатрой несмотря на её протесты. Царевна недолго сопротивлялась и с этой ночи, пальма первенства в их отношениях прочно перешла в руки персиянки. Теперь она решала, когда ей следует заняться любовью со своей хозяйкой.
Так из-за своей порочной наклонности, Клеопатра в очередной раз потеряла личную свободу, став послушным орудием в руках своей любовницы. Умело управляемая Атоссой, она беспрекословно потакала всем её желаниям и капризам. Став всесильной фавориткой, персиянка вознамерилась непременно отомстить всем тем, кто когда-либо унижал и оскорблял ее в прошлом. И в числе первых в этом списке была фиванка Антигона.
Медленно и осторожно персиянка стала подбираться к ней, но едва вступив на тайную тропу войны, она из охотника превратилась в объект охоты. Пройдя хорошую школу интриг гетер Персиполя, Антигона имела хорошую сеть тайных осведомителей во всех царских дворцах Александрии. Узнав о быстром взлете персиянки, она быстро сложила два плюс два и стала готовиться к борьбе с ней, до того как Атосса сделала свой первый шаг.
Не сразу выстроил план борьбы в прелестной головке Антигоны, но когда основные его узлы были сплетены, фиванка безотлагательно занялась его реализацией.
— Дорогой муж, я пришла к выводу, что тебе нужно срочно жениться — эта фраза прозвучала из уст Антигоны, когда правитель Египта закончил свою скромную трапезу и подошел к жене, что бы поцеловать ее перед уходом в царский дворец. Ещё вчера Александр объявил, что ждет Нефтеха для одного важного дела связанным с предстоящим походом и жрец не хотел заставить государя ждать себя.
— Ты знаешь, милая, но я вполне доволен своим выбором и совсем не собираюсь видеть в своем доме новое лицо, как бы смазливо оно не выглядело бы — с усмешкой ответил жене Нефтех, но едва взглянув в глаза Антигоны, сразу насторожился. Время, прожитое с рыжеволосой красавицей, прочно утвердило его в мысли о том, что Антигона одна из умнейших женщин которых он когда-либо встречал в своей жизни.
— И кто это таинственная претендентка на твое место, о которой ты так хлопочешь? — осторожно спросил жрец.
— Ты ее прекрасно знаешь, это царевна Клеопатра.
— Вдова Пердикки? О, дорогая, эта порочная женщина не обладает и малой толикой твоих многочисленных талантов, за которые я тебя так уважаю. Она просто не достойна, быть хозяйкой в моем доме и я с легким сердцем отклоняю ее кандидатуру. Пусть она живет своей жизнью, занимаясь любовными играми с Атоссой.
— Да, у нее нет моих достоинств, за исключением одного, что полностью перевешивает чашу в ее пользу. Она царская сестра — многозначительно произнесла Антигона.
— И что ты этим хочешь сказать?
— Только то, о чем ты сам постоянно думаешь, дорогой, — смиренно улыбнулась в ответ фиванка. — Что новый поход царя очень опасная затея и нет никакой гарантия того, что на этот раз ему не изменит удача и великие Мойры не отвернуться от него. Ведь в случаи его смерти всю власть в царстве поделят между собой Птоломей, Эвмен, Лиссимах и прочие высокородные македонцы, а для тебя в лучшем случаи будет уготована должность тайного советника одного из них и не более. Про худшее, учитывая огромное количество твоих недоброжелателей, я просто молчу.
— И все же я по-прежнему верю в счастливую звезду Александра — спокойно ответил жене Нефтех, но по его голосу и лицу, Антигона моментально поняла, что своими рассуждениями угодила точно в цель.
— Отлично. Я, как и ты буду только рада, если все закончиться его новой победой, но и в этом случат женитьба на Клеопатре, только повысит твой статус перед Птоломеем и остальными гейтерами. Зачем оставлять без присмотра столь лакомый кусок, который рано или поздно кто-то захочет сделать своим. Став царским родственником, ты настолько упрочнишь свое положение в ближайшем окружении царя и в случае его смерти можешь претендовать на часть земель его царства. Например, на верховную власть в Египте.
— Об этом еще очень и очень рано говорить — решительно отрезал Нефтех, но супруга не сдавалась.
— Но об этом никогда не следует забывать — твердо произнесла Антигона, — в своем неуемном желании покорить всю Ойкумену, Александр рано или поздно споткнется и тогда все наше благополучие рухнет. И я не хочу, что бы моя семья осталась у разбитого корыта.
— Я лишний раз восхищен твоей прозорливостью, дорогая — Нефтех ласково провел пальцами по лицу жены и поцеловал её в щеку.
— Значит да?
— А как же Атосса?
— Не волнуйся, я позабочусь о ней — заверила мужа Антигона, требовательно смотря ему в глаза, но не находя в них одобрения.
— Для исполнения твоего плана нужно согласие Александра, а это просто невозможно сделать сейчас, когда он полностью поглощен своим походом.
— Зачем нам его согласие. Вспомни, как обошелся без него Пердикка, когда женился на Клеопатре.
— Ты толкаешь меня на преступление.
— Только во имя блага наших детей, к которым ты должен будешь поскорее добавить отпрыска с царской родословной.
— Твоей мудрости может позавидовать сама Афина.
— О нет, до великой богини мне далеко, я просто женщина, искренне любящая своих близких.
— Мне пора идти дорогая, царь ждет меня — не сказав ни да, ни нет супруге, Нефтех покинул дворец, взяв с собой ларец с артефактом. Именно для этого Александр и пригласил своего советника во дворец этим утром. Потребность в этом гадании стала для него своеобразным ритуалом перед решающими деяниями.
Цари не любят ждать. Потому, Нефтех приказал возничему гнать колесницу к царскому дворцу во весь опор и успел наверстать время, упущенное за разговором с Антигоной. Монарх не гневался, но готовясь к проведению ритуала гадания, египтянин впервые заметил в лице Александра, то, чего никогда не было за весь многолетний период их общего знакомства.
В ожидании предстоящего процесса гадания, Александр явно нервничал и даже немного трусил. Опытный глаз жреца моментально распознал это по едва заметным признакам в поведении человека. Нефтех стал умышленно тянуть время, прося принести для проведения ритуала тот или иной компонент, и нервозность царя становилась ещё больше заметной.
Мысленно удивившись своему открытию, жрец приступил к процессу гадания, бросив в огонь щепотку благовоний, которые тут же превратились в белый дым. Вдохнув его полной грудью, Нефтех стал погружаться в гадательный транс, и по прошествию времени заговорил громким и властным голосом:
— Что желает знать от великих Мойр сын Зевса Александр.
— Судьбу своего похода в страну Синь — быстро произнес македонец охрипшим от волнения голосом.
— Да будет так — торжественно изрек гадатель и по спине Александра, впервые за все случаи гадания пробежала мелкая дрожь.
В руках египтянина возникла знакомая царю золотая монета, украшенная мелкой резьбой.
— Нарекаю тебя царем македонским Александром — возвестил он низким голос, и монета с глухим стуком ударилась о дно одной из чаш весов. Затем в руках гадателя появилась вторая монета. Она получила имя страны Синь, ибо кроме ее названия, о ней ничего не было известно.
Брошенная в чашу весов она звонко заплясала в своей чаше, и это разное звучание вызвало новую порцию мурашек на коже у потрясателя Вселенной и покорителя Ойкумены.
Мягко щелкнул ступор и чаши пришли в движения, энергично стараясь перевесить, друг друга. Каждым своим взмахом они порождали в сердце Александра бурю радости и огорчения от увиденной картины. Наконец их движение закончилось, и из груди монарха вырвался вздох разочарования.
Чаша с его монетой чуть-чуть уступала чаше противника, что однозначно не сулил ему победы в этом походе. Недовольный подобным результатом гадания, Александр с гневным криком двинулся к весам, что бы как когда-то в Индии, при помощи силы склонить жребий судьбы на свою сторону.
Он очень хотел выиграть в предстоящем походе и поэтому, не особенно церемонясь, с силой надавил на стопор весов. От этого грубого вмешательства стрелка перешла срединную отметку и совсем немного отклонилась в пользу царя, но на этом все и закончилось. Раздосадованный Александр вновь надавил на весы, однако они больше не желали подчиняться его воле. Стрелка артефакта упорно оставаясь в прежнем положении и тогда царь, в третий раз прибег к силе.
Рука его была тверда и решительна и хрупкие весы не выдержали насилия над собой. В них что-то жалобно хрустнуло, и чаша с монетой страны Синь склонилась до самого пола. Вследствие этого чаша с монетой Александра взлетела высоко вверх, но от столь быстрого перемещения она накренилась и монета выпала из неё.
Пораженный результатом своих действий Александр захотел положить монету обратно в чашу. Он протянул было к ней руку, но в этот момент, сидящий на корточках Нефтех безжалостным голосом изрек: — Да будет так.
Услышав это, Александр испуганно отпрянул от артефакта как человек, которого застали за неподобающим делом. Не успел он отойти от весов более чем на два шага, как гадатель начал свое пророческое вещание.
— Слушай же сын Зевса волю великих богинь Мойр. Поход в страну Синь будет удачен для тебя, хотя будет сопровождаться большими трудностями и опасностями. Никто не сможет противостоять твоему божественному гению, но в конце пути тебя ждет жестокое разочарование в обретенных ценностях. Бойся своих тайных недругов: — отцовской крови, старого меча и сладкого вина. Они попытаются сделать твой победный путь как можно тернистым и трудным, и чтобы разочарованием ждало тебя как впереди, так и позади его. Великая Афина по-прежнему твердо держит эгиду Зевса над твоей головой, но и у бессмертной богини, могут устать руки от этой тяжелой ноши. Помни об этом. Да будет так.
Ошеломленный предсказанной ему судьбой Александр застыл перед гадателем не в силах переварить услышанное им пророчество. Его губы беззвучно шептали какие-то слова, а глаза не отрывая взгляда, смотрели на артефакт со злосчастными чашами.
Пробыв в таком состоянии некоторое время, Александр очнулся, и гримаса гнева исказила его красивое лицо. Выкрикнув: — Да будет так! — царь со всей силы ударил ногой по весам судьбы и артефакт, пролетев стрелой, с грохотом ударился о стену. От столь грубого обращения вся конструкция разлетелась в разные стороны, жалобно звеня по каменным плитам пола.
Следующей жертвой царского гнева сделался гадатель, чью голову Александр попытался ухватить за волосы, но это ему не удалось. Его рука только скользила по бритой голове египтянина еще не вышедшего из гадательного транса. Тогда разгневанный государь схватил Нефтеха за плечи и яростно затряс.
— Это не правда! Это не может быть правдой! Тебя подкупили! Скажи, кто тебя подкупил!? Кто!? — гневно кричал Александр, но Нефтех никак не реагировал на его слова. Глядя в лицо царя совершенно пустыми глазами, он не обращая никакого внимание на угрозы, что градом сыпались в его адрес, хлопанья по щекам и прочие энергичные действия со стороны монарха.
И чем сильнее Александр тряс и бил гадателя, тем больше он осознавал собственную беспомощность перед великими Мойрами, давших ему на ближайшие годы столь необычное предсказание.
Неизвестно, что бы в пылу своего праведного гнева сделал монарх с бесчувственным Нефтехом, но стоявший рядом с ним светильник неожиданно зашипел и брызнул горячим маслом на руку Александру. Острая боль в плече привела царя в чувство, и он отпустил безвольное тело гадателя, что кулем рухнуло на пол.
Прошло некоторое время и из груди Нефтеха, вырвался глубокий протяжный вдох, а затем и выдох. Египтянин начал выходить из транса и вскоре, он не торопясь, сел на пол и посмотрел на монарха, который пристыженный своим поведением грузно опустился в свое кресло. Силы разом покинули Александра. На лбу выступил холодный пот, а тело продолжало бить мелкая дрожь обиды и злости. Никогда прежде никто не смел столь безапелляционно, сказать царю, что он ошибся в своих планах и расчетах, а уж тем более посулить ему тяжкое разочарование.
Не в силах перенести всего этого, царь подобно утопающему, стал отчаянно искать в словах Нефтеха следы тайного сговора.
— Я знаю, тебя подкупили! — крикнул Александр, стараясь не смотреть в разбитое лицо гадателю. — Признайся в этом и тебе ничего не будет! Даю тебе слово. Назови мне только имена тех, кто тебя подбил на это!
Царь требовательно повернул голову к сидящему на полу гадателю, но тот упорно молчал, пытаясь остановить кровь из разбитого носа.
— Говори! Назови имя человека, что попросил тебя отговорить меня от похода?! Птоломей? Лисимах? Эвмен? Неарх? Селевк? Аристоник? — Александр торопливо перечислял имена своего близкого окружения, боясь пропустить кого-то. — Кто?!!
— Глупости — гневно произнес Нефтех, справившись с разбитым носом и став осторожно двигать плечами, на которых были множественные ссадины и гематомы от контакта с царскими руками. — Лучше и проще было бы предсказать тебе либо сокрушительное поражение или либо славную победу. Моими же устами говорили великие богини Мойры, которые всегда изрекают смертным людям и бессмертным богам одну только правду. Как бы горька и неприятна она не была бы для вопросившего их человека. Я понимаю, что это не совсем то, что хотела услышать твоя душа, но иного ответа у Мойр нет.
Горький вздох был ответом египтянину, и тот поспешил утешить Александра, несмотря на все то, что он сделал с ним и его артефактом.
— Не понимаю, к чему столь грустный вид государь. Боги обещали исполнение твоего великого замысла равного, которому еще не было в истории человечества. Ты вновь победишь любого врага ...
— Но в конце похода меня будет ждать жестокое разочарование!
— Оказавшись в стране Синь, ты не только станешь первым среди всех героев Ойкумены, включая Геракла и Персея. Ты получишь ответы на многие свои давние вопросы по географии и устройству никому неведомого государства.
— А вдруг этот философ нам все наврал и никаких чудес, в его стране нет? — уже больше из сварливости, чем из сомнения спросил Александр.
— Один ученик Сократа спросил его, жениться ли ему или не жениться. На что философ коротко ответил: — Делай, что хочешь, но все равно будешь потом жалеть. Так и ты, не познав сути тайны, нельзя понять, разочарует она тебя или нет.
— Согласен, — тяжело вздохнул Александр, — но как быть с тем, что у Афины могут устать руки держать эгиду Зевса надо мной?
— Всему когда-то приходит конец государь. Это также верно, как и то, что все мы смертны. Когда-нибудь Афина действительно опустит свою эгиду, но я точно знаю, что это случиться не сегодня и не завтра. Ты сделал за свою короткую жизнь столько, что и не снилось не только простым смертным, но великим героям и легендарным правителям вместе взятым. Только ты сможешь объединить Ойкумену в единое целое. Только тебе по плечу столь великое дело.
В разговоре наступила пауза. Нефтех ожидал, что Александр спросит его относительно трех опасностей. Однако царь не спросил, а сам гадатель впервые за все время гадания не стал предлагать ему свои услуги в трактования предсказания.
Александр молча, встал с кресла и помог египтянину подняться на ноги.
— Мне очень жаль, что от гадания твой артефакт пришел в полную негодность. Я прикажу своим мастерам починить его. Они сделают его как новый.
— Пустое, государь, — смиренно произнес жрец. — У каждого предмета связанного с гаданием своя судьба и свое время существования. Видимо, предназначенное ему время полностью вышло и твои мастера не смогут помочь в этом деле.
— Тогда позволь мне возместить принесенные тебе убытки. Я прикажу казначею прислать тебе десять талантов золота.
— Благодарю, тебя. Грешно отказываться от твоей царской милости, но и ты исполни мою просьбу.
— Говори, я все сделаю, что только в моих силах — пообещал Александры.
— Я хочу отдать подаренные тобой деньги на нужды эскадры Неарха. Я знаю, что ему предстоит открыть много новых земель и хочу, чтобы его мореходы ни в чем не нуждались.
— Ты благородный человек, Нефтех. Решение замыслов царя для тебя важнее, чем собственная выгода и интересы. Я выполню твою просьбу и буду о ней всегда помнить. Можешь в этом не сомневаться — заверил египтянина монарх.
— Я только преданный тебе слуга, государь — Нефтех скромно склонил перед Александром голову и, собрав искореженный царем артефакт, покинул дворец.
Стоит ли говорить, какая была реакция Антигоны, когда Нефтех предстал перед ней в разодранной одежде и разбитым лицом.
— Вот она истинная царская благодарность в отношении такого человека как ты, — со злостью говорила фиванка, слушая рассказ мужа о его неожиданных злоключениях в царском дворце. Выгнав вон всех слуг и служанок, поставив у дверей верного Аргуса, она принялась обрабатывать раны мужа целебными настоями. — Вот, что ты заслужил от царя за свою верность — побои и недоверие. И ты еще сомневался в моих словах относительно Клеопатры?
Недовольно морщась, когда целебные примочки касались его ссадин, Нефтех молча, слушал упреки своей дражайшей половины. И хотя он вновь не сказал Антигоне ни да, ни нет в отношении её предложения, фиванка точно знала, что в душе мужа появились первые трещины и очень скоро он согласиться с ней.
Когда через день он был приглашен к царю для передачи окончательной прокладки курса и лоций наварху Неарху, египтянин уже не был ярым сторонником воплощения планов Александра в жизнь, хотя и не стал его ярым противником. Отныне его мысли занимала не служба у царя, а обустройство своей мирной жизни.
После положительного вердикта Мойр об успешном исходе похода, Александр с удвоенной энергией стал к нему готовиться. По царскому приказу оба наместника Запада и Востока в спешном порядке покинули Александрию и отправились к местам своего нового наместничества. Птоломей отбыл в Пеллу, а Эвмен в Вавилон, сменив находившегося там стратега Антигона.
По совету Нефтеха имевшего серьезные опасения в отношении старого циклопа, Александр не стал оставлять его помощником Эвмена, как это планировалось ранее. Он вернул Антигону управление Фригией, поручив ему, набор нового войска во Фригии и полководец покорно отправился в Гордии.
Однако и самого египтянина коснулись изменения проводимые царем. Александр категорически настаивал на его участи в его новом походе на восток и назначил вместо него правителя Египта грека Калистрата, до этого находившегося в Кириене. Услышав это, Нефтех поздравил царя с очередным мудрым решением и отправился во дворец готовить передачу дел новому правителю.
Закончив с кадровыми перестановками и приготовлениями, Александр недолго оставался в столице. Проводив в дальнее плавание корабли Неарха, он на следующий день отправился в Вавилон вслед за Эвменом охваченной новой идеей в отношении устройства своего войска.
Если ранее количественное соотношение пехоты и кавалерии в македонской армии было в пользу пехоты то, готовясь к войне с синами, Александр решил коренным образом изменить эти пропорции в пользу конницы. По твердому убеждению полководца в предстоящей кампании подобная эволюция должна была значительно повысить скорость продвижения его войска по территории врага и одновременно увеличить силу его удара. Это, по замыслу царя должно было произойти за счет легкой кавалерии, которую он намеривался вооружить мощными луками.
Главным местом сбора нового войска царь назначен Вавилон. Там вобрав в себя все основные формирования своего нового войска, Александр намеривался двинуться в Согдиану. Там должен был состояться последний смотр царского войска, там должны были быть принято окончательное решение кого, царь возьмет с собой в поход.
Нефтех тоже готовился отбыть с Александром, но по независящим от него обстоятельствам был вынужден задержаться в столице. Составление кроков для похода армии Лисимаха по Ливийской пустыни оказалось, куда трудным делом, чем предполагалось ранее. Для полного завершения работ по их составлению требовалось дополнительное время, и царь разрешил Нефтеху задержаться в Александрии на две недели. К этому времени в столицу должен был приехать новый сатрап Египта, у которого возникли проблемы с отплытием из Кириены из-за шторма.
Александрия бурно провожала своего любимого царя и отца основателя. Все только и говорили о его новом походе, но фиванка Антигона была занята решением своих проблем. Угроза благополучию её семьи и ограниченность во времени заставила её перейти к активным действиям, первый раз в жизни, отодвинув своего мужа на второй план.
Глава III. Интриги в Александрии.
В одном из кварталов быстро разрастающейся Александрии были возведены небольшие дома с видом на морские просторы. Предприимчивые финикийцы на основе царских льгот выстроили их для сдачи в наем для состоятельных людей. Чаще всего в домах селились прибывшие в Александрию богатые купцы и чиновники, стремящиеся во время своего визита в столицу быть поближе к царскому двору. Дома были, как говориться на любой вкус и кошелек, но среди них были и такие дома, которые посетители снимали для своих ночных свиданий. По тем или иным причинам они не хотели афишировать свою связь с женщинами и им любезно шли навстречу. Почему не оказать любезность уважаемому человеку, если он за это платит хорошие деньги.
Поэтому когда неизвестное лицо через своего слугу изъявило желанием снять один из таких дома на ночь, оно не вызвал у смотрителя этих домов особого интереса. Получив от слуги заявленную сумму, он с радостью вручил ему ключи от дома, учтиво уточнив время, когда следующим утром должна прийти служанка, чтобы не создать лишнего неудобства для господина.
Смотритель был бы очень удивлен, узнай он, что этот дом сняла жена сатрапа Египта Антигона для тайной встречи с персиянкой Атоссой. Вот уже две недели как фиванка возобновила свои контакты со старой знакомой, каждый раз выказывая ей свое почтение и уважение.
Это, естественно, вызвало удивление со стороны Атоссы. Она терялась в догадках стремясь понять причины подобного поведения своей "заклятой подруги" и тут Антигона ей ловко подыграла. Одна из служанок фиванки под "большим секретом" человеку Атоссы, что её хозяйка в панике. Скоро должен приехать новый сатрап Египта, у которого в свое время были плохие отношения с Нефтехом. Самого египтянина Александр забирает с собой в поход и Антигона очень боится, что новый сатрап выместит на ней всю горечь недовольства Нефтехом. Поэтому она хочет получить покровительство у царской сестры, царевны Клеопатры.
Едва эта смесь правды и лжи достигла ушей Атоссы, как та возликовала от радости. Наконец-то великие боги отдают в её руки женщину, причинившую ей, столько, горя и унижения. Теперь она сведет с ней все свои счеты, и быстрая смерть будет для неё счастьем.
Когда женщины встретились вновь, то Атосса держалась с фиванкой откровенно надменно, а Антигона ловко подыгрывала ей. Что-что, а как это делать высокородным персиянкам она хорошо знала. Общение их завершилось тем, что Атосса полностью поверила в бедственное положение Антигоны и как великую милость дала согласие встретиться в уединенном месте для тайной беседы.
Просьба фиванки взять на эту встречу Статиру, персидскую жену Александра окончательно убедил персиянку в своей правоте и она согласилась. Нет ничего слаще, чем вытереть ноги о валяющегося перед тобой старого обидчика, в присутствии принцессы крови.
Как было условленно, в назначенный час и в назначенное время, обе персиянки тайны прибыли к домику на берегу, где их уже ждала Антигона. Едва гости переступили порог, как увидали прекрасно сервированный стол на три персоны. Антигона с почтением приветствовала их у порога, а затем торжественно проводила к почетным местам стола.
В доме не было ни единой служанки и рыжеволосая фиванка, сама поливала воду им на руки и подавала полотенце. Все это способствовало тому, чтобы у обеих персиянок мгновенно проснулось чувство превосходства над Антигоной, и они надулись гордостью и спесью.
— Зачем ты звала нас, дитя греха — надменно спросила Статира, всем своим видом показывая свое высокое положение; дочери царя Дария и жены Александра.
— Я хотела поговорить с вами по одному важному для нас всех вопросу, но сначала прошу вас преломить со мной хлеб и испить со мной воду.
Прекрасно зная этикет персидского дворца не торопиться говорить о деле, фиванка четко следовала ему, чем ещё больше раззадоривала души своих гостей. От подобного обращения ноздри у Статиры хищно раздулись, и она важно уселась во главе стола. Чуть помедлив, Атосса уселась по правую руку царицы, с насмешкой посмотрев на фиванку, которая незамедлительно стала подавать им угощения.
Дорогие гости охотно попробовали поданные им медовые лепешки, запили их прохладным шербетом и, остались, вполне довольны угощением. Едва они отодвинули чаши, как Антигона незамедлительно наполнила их снова, а на стол поставила орехи, гранаты, виноград и пастилу на большом серебряном блюде.
Вошедшая во вкус Статира стала с явной брезгливостью принимать подношения от фиванки, демонстрируя ей, что тем самым оказывает ей огромное одолжение. Атосса также не отстала от неё, громко посетовав на то, что на столе нет яблок и груш.
Воркующая над ними Антигона терпеливо сносила подобное унижение, стараясь во всем угодить своим дорогим гостям. Перебрасываясь малозначительными словами, тем продолжали насыщаться, не торопясь позволить Антигоне перейдет к делу, ради которого она их сюда пригласила.
Обилие съеденных угощений быстро сказалось на общем состоянии дорогих гостей. Приятная истома и лень стали разливаться по их телам, головы отяжелели, и глаза стали сами закрываться. Гостьи пожелали немного вздремнуть и вскоре уже мирно сопели, опустив свои головы на мягкие подушки богатой кровати, куда их препроводила заботливая хозяйка.
Антигона учтиво помогла им лечь, а сама тихо села на табуретку и стала разглядывать спящих красавиц. Так прошел час, за стеной дома стал затихать шум ночного города, с тем чтобы, отдохнув за ночь, с утра вновь прийти в движение. Убедившись, что её гости крепко спят, Антигона встала и подошла к ложе принялась их раздевать.
Своими крепкими и цепкими руками она быстро освободила обеих персиянок от всякой одежды, заботливо складывая её на скамью. Покончив с раздеванием, фиванка извлекла флакон с благовонным маслом и стала старательно натирать им тела обеих женщин. От прикосновения нежных рук Антигоны к ее телу Атосса стала постанывать во сне и перебирать красивыми ногами.
Как только тела были натерты, Антигона приступила к главной цели своего тайного плана. Положив податливое тело Статиры на высокие подушки, она подтащила к ней Атоссу и осторожно уложила свою "заклятую подругу" лицом на курчавый треугольник живота царевны. Увидев эту картину, сторонний наблюдатель обязательно бы решил, что перед ним любительницы однополой любви, застигнутые на самом пикантном моменте.
Закончив работу, Антигона отошла в сторону и, окинув взглядом свое творение, осталась, ею довольна. Обе персиянки спали крепким сном, изредка посапывая и слабо постанывая от своего вынужденного положения.
Распустив сколотые волосы Атоссы, и положив руки Статиры на её голову, фиванка стала заметать следы своего пребывания в доме свидания. Все предметы, говорящие о пребывании здесь третьего человека, она аккуратно складывала в холстяной мешок. Когда же эта работа была завершена, она поднесла к кровати две медные лампы с углями и быстро прикрыла их колпаками. Сейчас же сквозь щели колпаков поползли густые струи угарного газа, которые медленно, но неотвратимо стали подбираться к спящим женщинам.
Бросив последний взгляд на обреченных на смерть персиянок, Антигона накинула на себя хитон проститутки, покрыла голову темным египетским париком и, закрыв лицо вуалью, покинула дом через черный ход, заботливо закрыв парадный.
Исчезновение одной из царских жен было обнаружено рано утром, когда выяснилось, что вопреки своим намерениям персиянка Статира не ночевала у Атоссы. Сразу были подняты на ноги стражники и воины, которые усердно проверяли все повозки, суда и просто покидающих город людей, помня дерзкое похищение покойной жены Нефтеха Арсинои. Поиски продлились два дня, когда испуганный владелец одного из доходных домов донес властям об обнаружении им два мертвых женских тела, в одном из которых и была опознана пропавшая царица Статира.
Другая покойница оказалась содержанка царевны Клеопатры Атосса, об исчезновении которой царская сестра объявила только через день. Смерть обоих наступила в результате отравления угарным газом от углей ламп, которые женщины позабыли открыть, увлекшись любовными играми.
Едва была установлена причина смерти несчастных особ, как власти немедленно прекратили дело, что бы правда о случившемся инциденте стала мало кому, известна. По распоряжению главной царской жены Эвридики, тела обоих любовниц были спешно кремированы, а собранный в погребальную урну прах Статиры, был положен в специальную нишу до получения указания от Александра. Официально было объявлено о скоропостижной смерти царицы Статиры, которая произошла во время купания в море в районе доходных домов.
Для Клеопатры это известие было двойным ударом. Она вновь потеряла любимую, которая как, оказалось, активно изменяла ей с другой женщиной. На похоронах Атоссы она едва держалась на ногах и движимая состраданием, ее жена Нефтеха пригласила пожить на некоторое время во дворце правителя свою бывшую госпожу.
Клеопатра с радостью приняла приглашение, и сразу по завершения похорон она перебралась к Антигоне. Та поспешила окружить царскую сестру своим постоянным вниманием, что не замедлило сказаться. Клеопатра стала быстро отходить от своего горя и вскоре она стала улыбаться и даже принялась строить новые жизненные планы.
Однажды вечером, когда все домочадцы разошлись, две женщины уединились в одной из дальних комнат дворца, ведя непринужденную милую беседу. Клеопатра полностью позабыло о постигшем ее горе, и уже была полна желанием, получить новое любовное утешение.
— Скажи дорогая Антигона, — мягко мурлыкала царевна, вальяжно развалившись на одной из лежанок, — чем я могу отблагодарить тебя за твою доброту и внимание ко мне.
— О, госпожа, — скромно отвечала фиванка, устремив на свою собеседницу полностью безмятежный взгляд, — одно твое присутствие в моем скромном жилище уже для меня самая дорогая награда. Правда есть один пустяк, который я хотела бы получить от тебя на память, в знак твоего расположения к моей скромной персоне.
— Скажи мне его, и я непременно постараюсь его исполнить — потребовала Клеопатра, предполагая интимную близость, и в определенном смысле не ошиблась.
— Ну, если ты настаиваешь, госпожа, то я прошу тебя только об одном, стать новой женой моего мужа Нефтеха.
От удивления у царевны расширились глаза, и отвисла нижняя челюсть. Затем ее рот скривился в гневной гримасе и, вскочив с лежанки, она громко и властно воскликнула:
— Да что ты о себе возомнила, вечная рабыня! В моих жилах течет благородная кровь великого царского рода Аргидов, в отличие от тебя и твоего мужа, который поднялся из грязи только благодаря милости моего великого брата!!
В этот момент, охваченная праведным гневом, с гордо поднятой головой, рассыпанными по плечам локонами и горящими глазами она была особо красива. Вобрав в грудь воздуха, Клеопатра хотела продолжить свою гневную тираду, но поперхнулась, получив от Антигоны хлесткую затрещину по уху, которая моментально опрокинула царицу обратно на лежанку.
Столь подлое и недостойное обращение, не могло сломить гордую дочь Филиппа и Олимпиады. Едва придя в себя, она тут же устремилась в атаку на свою обидчицу, горя желанием вонзить свои ногти в лицо подлой фиванки. Однако прошедшая трудную школу жизни в трущобах Персиполя, Антигона ловко увернулась от рук разгневанной царевны, сдвинулась в сторону и нанесла стремительный удар коленом в поддых.
От прострелившей её ужасной боли, Клеопатра моментально сложилась вдвое, тщетно пытаясь вдохнуть внутрь себя воздух. Из глаз ее потоком хлынули слезы, и она безвольно повисла на руках Антигоны, которая толкнула царевну обратно на ложе.
— Ну что грешница принимаешь мое предложение? Не слышу ответа — и, наклонившись над Клеопатрой, смачно хлестнула ее по лицу. — Ты все еще не насытилась любовью, все тешишь свои прелестями поклонниц Сапфо. Ничего дорогая, как только ты станешь законной супругой моему мужу Нефтеху, я позабочусь, что бы ты навсегда забыло о них, поскольку это не входит в мои планы. Я буду твоей самой лучшей и преданной подругой, которая будет заботливо отводить от тебя любые жизненные несчастья. Можешь в этом не сомневаться. Ну, я жду твоего радостного согласия на мою скромную просьбу.
— Я..., я, не ... — чуть слышно произнесла Клеопатра и моментально получила звонкую оплеуху, от которой из глаз женщины слезы брызнули с новой силой.
— Ах, ты не можешь! Ты просто не можешь оказать мне милость в таком простом деле. Что ж хорошо, ты хотела любви, и ты ее получишь, сейчас же. Эй, Аргус — гневно крикнула Антигона, и немедленно на ее зов в комнату ввалился чернокожий гигант с маслянистыми глазами.
На его обнаженном теле рельефно выступали мощные мускулы, которые вздувались при малейшем движении гиганта. На слуге, совершенно не было никакой одежды, и Клеопатра с ужасом уставилось на огромное мужское естество, колыхавшееся в так движения негра. Выйдя на средину комнаты, Аргус уставился на хозяйку преданным взглядом готовый в любой момент исполнить любой ее приказ.
— Возьми ее! — небрежно произнесла фиванка, с усмешкой глядя в лицо своей жертвы.
Едва только негр двинулся в сторону царевны, как Клеопатра пронзительно завизжала и на ватных от страха ногах попыталась соскочить с лежанки и увернуться от тянущихся к ней рук Аргуса. Однако все было напрасно; негр проворно подхватил свою жертву и, удерживая царевну одной рукой за волосы, другой стал безжалостно срывать с нее одежду.
Дорогие ткани клочьями летели на пол, открывая алчному взору негра все прелести царственного тела. Напрасно билась царевна, в железных тисках Аргуса пытаясь вырваться и убежать прочь. Закончив дело, Аргус развернул Клеопатру спиной к себе и, согнув в пояснице трепещущее тело, прижал к своему разгоряченному телу. Царевна с ужасом ощутила, как мужское естество своего мучителя начало стремительно расти и наливаться силой. Новый крик ужаса вырвался из ее пересохших уст, что вызвало плотоядную усмешку у Антигоны.
— Ах, как мне надоел твои визги дорогая — притворно молвила фиванка, подняла клочья разорванной одежды и, свернув из них тугой кляп, ловко заткнула ими рот Клеопатры.
— Ну, что ты так волнуешься, глупышка, все будет хорошо и тебе понравиться — ворковала Антигона, ласково похлопывая царевну по щеке. Та в ужасе дернулась, но крепкие руки негра удержали ее в прежнем положении.
— А теперь слушай меня внимательно. Это твой единственный шанс остаться в живых, потому что если я отдам тебя Аргусу, то обратного пути уже не будет. Ты умрешь в этой комнате замученная пылкой любовью моего слуги. Поверь мне, я знаю, что говорю. Когда это случиться мой доктор подтвердит твою естественную смерть, и ты обретешь покой вместе со своей изменщицей Атоссой.
Клеопатра громко сопела и сверлила мучительницу гневным взглядом, одновременно ощущая оголенным задом игривое прикосновение мужской плоти. Видя на лице жертвы смятение и колебания, Антигона решила ускорить процесс.
— Ну, что ж видят боги, я хотела дать тебе шанс, но твое упрямство не оставляет мне иного выбора. Начинай Аргус — досадно произнесла фиванка и в ту же секунду Клеопатра ощутила сильную для себя угрозу, со стороны негра. Подстегнутая этим действием, царевна энергично закивала головой, стараясь при этом как можно дальше отстраниться от Аргуса, насколько это было возможно в ее унизительном положении.
Антигона с наслаждением наблюдала за неуклюжим трепыханием царской сестры в руках Аргуса, не торопясь дать приказ своему слуге.
— Ты хорошо подумала Клеопатра, правда? — говорила фиванка, разглядывая холодным, полным пренебрежения взглядом отчаянно вертевшую своим задом жертву. Та быстро затрясла своей породистой головой, издавая при этом громкое мычание.
Фиванка чуть двинула бровью и Аргус, покорно отпустил женщину и отошел в сторону. Антигона немедленно присела на край ложа, куда рухнула обессиленная Клеопатра и заговорила деловым тоном:
— Успокойся. Отдышись и внимательно выслушай то, что я тебе скажу. Сейчас ты оденешься, и я позову писца, которому ты продиктуешь письмо к верховному жрецу храма Зевса в Александрии Леодору. В нем ты известишь жреца о своем желании, завтра выйти замуж за правителя Египта Нефтеха. Ты приказываешь подготовить брачную церемонию к полудню, поскольку твой избранник должен отъехать в Вавилон со дня на день. И запомни, Аргус будет находиться за той дверью и мне терять нечего. Никто не выйдет из этой комнаты живым. Ты все прекрасно поняла?
— Да — глухо произнесла Клеопатра, быстро отходя от только что пережитого потрясения. Она торопливо выпила поданный Аргусом бокал сладковатой воды и бросила хмурый взгляд на Антигону, которая только его и ждала. Фиванка встала с ложа и менторским тоном учителя разоблачающего неумелую ложь ученика, произнесла.
— Ты плохо меня поняла, моя дорогая будущая родственница. По твоим лживым глазам я ясно вижу, что ты соглашаешься со мной только ради того, чтобы завтра погубить меня и моего мужа, публично изобличив нас перед всеми собравшимися сановниками и людьми.
— Нет, что ты! — запротестовала царевна, но Антигона была неудержима.
— Да, милая! Да! И поэтому для более прочного закрепления нашей с тобой дружбы и брачных уз с моим горячо любимым мужем я покажу тебе в действии тайную магию египетских жрецов. Аргус! — выкрикнула Антигона, и черный гигант немедленно почтительно протянул ей ларец из черного дерева инкрустированный золотом.
— Смотри, смотри царевна и трепещи от страха, ибо ты видишь одну из величайших тайн великого Египта. Артефакт великого Сета, повелителя всего тайного и потустороннего, что недоступно взору простого смертного — произнесла Антигона с хищной улыбкой и извлекла из ларца фигурку жука скарабея искусно вырезанного из темно синего камня.
— Не правда ли он как живой? На свете существуют всего несколько подобных священных жуков. Это жуки сторожа, что с незапамятных времен охраняют храмовые сокровищницы от ночных грабителей. В нужный момент они оживают и проникают внутрь человека, что бы разрушить его изнутри. Жрецы верховного храма бога Птаха любезно предоставили мне своего сторожа, а так же согласились наглядно продемонстрировать действие древнего артефакта.
Клеопатра с испугом смотрела на каменное изваяние в руках фиванки. От него веяло страхом и темной силой магии египетского жречества о силе, которого всегда ходило много всяческих слухов и легенд. Лежа на белом кусочке ткани, он холодно отсвечивал на свету, при этом, Антигона всячески избегала касаться его своими пальцами. Подобная осторожность не ускользнула от взгляда Клеопатры, и её снова объяло чувство страха и безысходности.
— Хочешь увидеть своими глазами магию великого Египта в действии? Таусет!! — властно позвала Антигона, не дожидаясь согласия собеседницы, и в комнату вошел седой как лунь жрец с большими черными жгучими глазами. От появления в комнате нового персонажа, Клеопатра испуганно вскрикнула и поспешила прикрыть руками свои прелести. Однако чем больше она смотрела в эти пронзительные черные очи жреца, тем безвольными становились её руки и ноги, слабела воля к сопротивлению. Не отрывая своего острого взгляда от царевны, жрец ухитрился поклониться Антигоне и величественно застыл перед ней, ожидая дальнейших приказов.
— Благородный жрец Сета, покажи, пожалуйста, дочери царя Филиппа свое тайное искусство — повелела Антигона, осторожно положив скарабея на жилистую и худую ладонь египтянина.
— Слушаюсь и повинуюсь, великая правительница — достоинством произнес Таусет, продолжая сверлить своим взглядом, лицо несчастной Клеопатры, под которым она ощущала себя простой букашкой насаженной на острую иглу препаратора. Держа скарабея на вытянутой ладони, египтянин стал нараспев величаво и торжественно произносить слова, при этом постоянно поглаживая каменного жука пальцами правой кисти сложенными вместе.
Царевна во все глаза смотрела за действиями Таусета, но все, же не смогла заметить момента, когда в скарабеи произошли изменения. Еще мгновение назад он был каменным изваянием, а теперь на его поверхности вспыхнула солнечная точка, которая стала неторопливо расползаться по всему остальному телу скарабея. Мучительно пролетали секунды, и она явственно видела, как жук из темного цвета становиться все более и более светлым. Прошло еще мгновение, и Клеопатра громко вскрикнула. Ей показалось, что озаренные светом каменные усики и крылья жука чуть дрогнули.
— Жизнь вернулась к стражу, великая правительница — торжественным голосом произнес жрец — прикажешь пролить на него кровь для его окончательного пробуждения?
— Нет, благородный Таусет, оставь его пока дремлющим — многозначительно произнесла Антигона, от чего по телу Клеопатры пробежали мурашки в предчувствии чего мерзкого и ужасного.
— Ты проглотишь, его сама или пожелаешь, что бы его поместили тебе в тело с посторонней помощью? — холодно поинтересовалась у своей жертвы Антигона
— Не-ет!!! — взвизгнула Клеопатра и в тот же момент вновь очутилась в крепких руках Аргуса. Одной рукой он так крепко прижал царевну к себе, что она не могла шевельнуть ни руками, ни ногами. Второй, он быстро намотал волосы своей жертвы на кулак и запрокинул ей голову.
— Не надо, прошу вас — только и могла шептать она, с ужасом наблюдая, как египтянин подносит к её рту скарабея.
— Если ты его не проглотишь, Таусет вставит тебе его в зад или в перед, а если пожелаешь, разрежет кожу на животе, засунет его под ребро. Вот сюда — фиванка безжалостно ткнула своим пальцем в область печени. — Таусет, ты сможешь сделать это прямо сейчас?
— Конечно, великая правительница, — зловеще усмехнулся жрец. — Инструмент всегда со мной. Если будет твоя воля, я сделаю небольшой разрез, который будет мало заметен постороннему глазу.
— Ну? — грозно спросила Антигона и, не дождавшись ответа, властно, наотмашь ударила Клеопатру по лицу, — не заставляй меня быть с тобой жестокой, дорогая. Поверь, я очень не хочу делать это, но ты не оставляешь мне выбора.
Фиванка выждала несколько секунд и затем милым и проникновенным голосом произнесла
— Проглоти и это будет самым безболезненным и унизительным из того числа способов, с помощью которого я собираюсь поместить этого жука в тебя, — и, не давая Клеопатре, время на раздумье приказала Аргусу, — подай госпоже воды!
Сломленная столь сильным напором царевна покорно проглотила мерзкого скарабея, отчетливо чувствуя, как тот скатился по пищеводу в желудок, где и застыл невыносимой тяжестью.
— Что дальше Таусет? — спросила Антигона, бросив трясущейся от переживания и волнения Клеопатре её новое одеяние.
— Если завтра к вечеру, госпожа не выпьет специального настоя великого Сета, страж от тепла и жизненных соков ее тела полностью проснется и выйдет наружу.
— А если выпьет?
— Тогда он вновь погрузиться в сон и со временем благополучно выйдет наружу естественным путем.
— Зелье готово Таусет?
— Да, госпожа. Его было очень долго варить и фильтровать, но я успел к назначенному тобой сроку.
— Прекрасно. Можешь идти Таусет, завтра ты нам будешь нужен. Аргус, прикажи писцу Метрону явиться сюда со всем необходимым.
Когда двери закрылись, Антигона подошла к Клеопатре и снисходительно произнесла:
— Позвольте мне помочь вам одеться, сиятельная Клеопатра. Принимать писцов в неглиже не достойно вашего высокого сана.
Вскоре в дверь осторожно постучался писец, у которого было уже заранее заготовленное письмо к жрецу Леодору о желании царевны сочетаться законным браком с правителем Египта — Нефтехом. Метрон быстро прочел содержание послания и Клеопатра в знак согласия с написанным, приложила к папирусу свою печать с маленьким красным картушем и запечатала письмо своим царским перстнем.
Стоит ли говорить, что бедная Клеопатра пережила одну из самых страшных ночей в своей жизни. Проклятый скарабей, неприятной тяжестью в желудке постоянно напоминал о своем присутствии. Иногда ей казалось, что насекомое начинает шевелиться и тогда она начинала донимать мольбами Антигону прекратить её мучения.
В конце концов, фиванке это надоело, и она дала царевне выпить мутный настой, после чего она провалилась в мрачный сон, без конца и начала. Несчастная женщина не подозревала, что стала жертвой подлого обмана затеянного против неё Антигоной. Что в воду, которой её столь заботливо напоила фиванка, был подмешен специальный состав, делающий волю человека восприимчивой к постороннему влиянию. Что призванный Антигоной жрец Таусет обладал способностям к гипнозу и внушить напуганной женщине, что скарабей наполовину жив, не составляло для него большого труда.
Попав под столь мощное влияние, утром следующего дня Клеопатра сделала все, что от неё хотели. Стоя перед жрецом Леодором и его помощниками, она подтвердила свое желание вступить в брак Нефтехом и приказала совершить брачный обряд немедленно.
Столь неожиданное желание царевны выйти замуж за Нефтеха, вызвало у жреца откровенное недоумение и даже опасение. Обычно браки с представителями царского семейства готовились не один день и даже не месяц, да ещё в отсутствие великого царя и без его прямого одобрения. Это было опасно, однако было и много другого.
Женившись на своей сестре, царь Александр решительно разрушил привычные традиции заключения браков, показав всем, что главнее всех традиций и законов его царская воля. Что же мешает царевне Клеопатре последовать примеру своего венценосного брата и выйти замуж за его ближайшего соратника, по своей царской воле. Тем более что ранее она уже вышла замуж без присутствия брата за Пердикку и Александр, согласился с её выбором.
Кроме этого, Клеопатра и Нефтех заключали брачный договор, согласно которому в случае развода, муж возвращал жене все её имущество, которым она владела на момент вступления в брак. Таким образом, царское семейство ничего не лишалось и Леодор, не стал тянуть с началом брачной церемонии.
Глядя на то, с какой нежностью и вниманием Антигона поправляет на застывшей как скала невесте свадебное платье и особенно белую вуаль, скрывавшую верхнюю часть лица, Леодор молча, усмехнулся про себя.
Жрецу была известна пагубная страсть Клеопатры, и он решил, что её брак с Нефтехом — это хитрое прикрытие близких отношений между двумя женщинами. Об этом уже говорили злые языки Александрии и вот, теперь нашлось наглядное тому подтверждение.
В присутствии специально приглашенных Антигоной во дворец десяти свидетелей, невеста и жених сначала подтвердили свое намерение вступить в брак, а затем, в след за жрецом, повторил слова брачной клятвы. Голоса у обоих брачующихся звучали твердо и уверенно и только в глазах у невесты, прочно закрытых от постороннего взгляда вуалью, плескалось отчаяние и страх.
Едва только последние слова слетели с уст жреца, как Нефтех приказал пустить в зал гостей, которых уже толпились за дверями дворца правителя. Все они были заранее выбраны Антигоной, поскольку каждый из них был или чем-то обязан Нефтеху, либо прямо зависел от его милости. Шумным ручейком они приближались к супругам и, высказав свое поздравление, но тут же отходили от них назад. Вид стоящего за спиной жениха мускулистого негра с мечом в руке сильно их пугал, и они предпочитали не задерживаться рядом с ним лишнее время.
Как водиться, все они мило улыбались Нефтеху и поздравляли его с новым браком, одновременно отчаянно пытались понять, как несказанно повезло мемфисскому выскочке сумевшему породниться с царем буквально за несколько дней своего оставления поста правителя Египта.
Впрочем, очень скоро подавляющее число гостей пришло к выводу сходному с выводом жреца Леодора. Да и что можно было подумать, глядя как Антигона, прилюдно поклонилась и обняла ноги Клеопатры в знак признания её в качестве старшей жены, а затем, нежно обняв за плечи, повела в спальные покой. При этом их сопровождал Аргус, что своим грозным взглядом буквально расчищал дорогу двум женщинам.
Сам Нефтех, своим поведением только подлили масло в огонь жарких сплетен и досужих вымыслов. Всю церемонию он сдержано стоял возле Клеопатры, а когда Антигона увела её в спальню, остался с гостями. Вопреки всем обычаям, он принялся собственноручно раздавать каждому из пришедших гостей по подарку. Говоря при этом, что приглашает каждого из них на свой свадебный пир, который состоится сразу после завершения нового похода царя.
Очутившись в спальне, фиванка подвела царевну к брачному ложу и стала неторопливо освобождать её от праздничных одежд. Клеопатра покорно подчинялась ей с полными мольбы и отчаяния глазами, желая как можно скорее получить спасительное зелье, но Антигона не торопилась. Только когда она окончательно освободила невесту от всего, она взяла её за подбородок и властно заговорила.
— Не трясись ты так. Я всегда была честна с тобой и сейчас не собираюсь отказываться от данного мною обещания. Тем более что теперь мы с тобой стали близкими людьми. Не по крови, но близкие по родству. Аргус! — позвала фиванка своего верного подручного, и тот послушно возник из-за двери, неся в руках две маленькие чаши.
— Выпей исцеляющего зелья и оно навсегда освободит тебя от сидящего в тебе артефакта Сета.
Истерзанная сомнениями и страхами, Клеопатра с радостью приняла из рук Антигоны одну из чаш и торопливо осушила её. Напиток был горьковатым, но царевна сразу почувствовала, что постоянно нывший со вчерашнего дня живот моментально успокоился и боль от проглоченного жука, пропала.
— А теперь выпей за свой новый брак и за нашего общего с тобой мужа — приказала Антигона и царевна не посмела ей перечить. Она покорно приняла из рук своей мучительницы чашу с розовым вином и выпила ее одним длинным глотком.
Напиток быстро оказал свое необычное воздействие. Дрожь в теле невесты прошла, приятная волна тепла прокатилась по всем мышцам, расслабляя их, навевая спокойствие души, изгнав из души и сердца темный страх.
— Ну а теперь ложись и жди своего супруга — Антигона властной рукой опрокинула царевну на спину, с интересом наблюдая за её состоянием. Вскоре тело царевны стала охватывать дрожь влечения, и она стала постанывать от охватившего её желания все сильнее и сильнее. Когда Нефтех появился в спальне, его супруга уже металась по постели не в силах сдерживать свое желание. Так продолжалось ровно три дня, после чего Клеопатра благополучно понесла, и Нефтех стал готовиться к своему отъезду вдогонку за царем.
Затевая женитьбу Нефтеха, Антигона очень опасалась вмешательства в это дело царицы Эвридики. Вырази она свое несогласие с замужеством Клеопатры и жрец Леодор отложил бы признание брака до возвращения Александра. Это было очень опасно, но александрийские кумушки отлично подыграли Антигоне, просто и понятно "объяснив" Эвридики подлинные причины действий Клеопатры.
Будь на месте Эвридики царица Олимпиада, она бы провела тщательное расследование, но главная жена великого царя пальцем не пошевелила, чтобы узнать истину. Замужество Клеопатры обрадовало царицу, так как теперь все расходы на её содержание ложились на плечи мужа. И следовательно, все деньги отпущенные казной на нужды царевны и содержания её дворца переходили в руки Эвридики, а это была приличная сумма. Брат не жалел средств на содержание своей родной сестры.
Внезапное замужество Клеопатры вызвало много разговоров в обществе Александрии, но его не успели, как следует обсудить, как появилась иная новость. В столицу прибыл новый сатрап Египта, грек Калистрат, изрядно задержавшийся в Кириене, по воле случая природы. Все сразу отметили, как он был почтителен к царице Эвридике, в чей дворец он направился сразу с пристани и как сдержанно держался со встретившим его правителем.
Сразу после прибытия Нефтех начал передавать дела Калистрату, одновременно съехав из дворца правителя Египта. Многие жители Александрии поспешили выказать свое почтение новому сатрапу. Утром и вечером целые толпы просителей стали собираться у дверей дворца, но не многим улыбнулось счастье увидеть, а тем более поговорить с Калистратом.
И тут дело было не в особой закрытости нового сатрапа или в том, что старый правитель стал чинить им козни. Все было просто и прозаично. На третий день своего пребывания в Александрии, Калистрат скоропостижно скончался от укуса рогатой гадюки. Эта мерзкая тварь каким-то образом сумела пробраться с болот дельты Нила в дворцовый сад, где в это время, после сытного обеда отдыхал сатрап.
На крики несчастного сбежались слуги, затем врачи, но они ничем не смогли ему помочь. Яд рогатой гадюки был смертелен и укушенный ею человек жил не больше пяти минут.
Многие противник Нефтеха говорили, что змея не случайно оказалась в саду, когда там отдыхал Калистрат, но бросить царскому советнику подобное обвинение в лицо никто не рискнул. После торжественных похорон сатрапа, вся Александрия застыла в ожидании развития дальнейших событий, но ждать имя нового правителя Египта долго не пришлось.
На следующий день Нефтех собрал городской совет столицы, на котором выступил с короткой речью.
— Судьба забрала от нас человека, в руки которого великий царь отдал верховную власть над Египтом и Александрией. Сам государь отправился в далекий поход, на время которого передал управление земель своего царства хилиархам Птоломею и Эвмену. Египет оказался в числе тех провинций, что отошли хилиарху Эвмену. Именно он должен назначить нового сатрапа Египта. Я подробно описал ему возникшее в результате смерти Калистрата положение в Александрии и уже отправил к нему гонца с письмом.
От этих слов Нефтеха по собранию пошел положительный гул. Всем стало ясно, что египтянин не намерен вернуться на оставленный им трон.
— Я уверен, что хилиарх Эвмен найдет достойного нового правителя Египта, однако пока это случиться пройдет время, а трон сатрапа не может пустовать. Сам я, не могу ждать, пока хилиарх пришлет нового человека, так как, выполняя волю великого царя, должен покинуть Александрию и присоединиться к его армии. Единственное, что я могу сделать на правах прежнего правителя Египта, царского советника и царского родственника назначить по своему усмотрению временного сатрапа. Он будет править Александрией и Египтом, до тех пор, пока хилиарх Эвмен не пришлет к вам своего назначенца.
И вновь гул одобрения пробежался по рядам собравшихся во дворце представителей власти и знати в Александрии, ибо трудно было придраться к логике и правильности слов Нефтеха.
— После долгого раздумья, я пришел к определенному решению. Я прекрасно понимаю, что у некоторых оно вызовет удивление или не согласие, но это мое решение, за которое я готов отвечать перед хилиархом Эвменом и великим царем Александром. Данной мне нашим государем властью, я назначаю временным сатрапом Египта, свою младшую жену Антигону.
Пока зал приходил в себя от столь неожиданного известия, стоявшая за спиной Нефтеха Антигона быстро подошла к нему и получила из его рук жезл правителя с большой царской печатью. Затем почтительно склонила голову, на которую Нефтех водрузил большую корону правителя Египта и, повернувшись лицом к собранию, громко заявила, что приложит все силы для служения великому царю Александру на своем временном посту.
Очень многие были не согласны с выбором Нефтеха, но никто не посмел встать и выразить свое несогласие. Все прекрасно знали, какое высокое место занимал царский советник в окружении великого царя. Тем более, что всю ответственность за столь необычное назначение Нефтех брал целиком на себя и что Антигона не долго проведет на троне правителя Египта. Собравшимся ничего не оставалось, как покорно принять кандидатуру Нефтеха и разойтись.
Конечно, не обошлось от скабрезных разговоров о том, как высоко может подняться простая рабыня, раздвигая ноги и умело вылизывая языком интересные места. Однако на следующий день, все несогласные явились к Антигоне, чтобы получить от неё указания.
Нефтех оставался в Александрии ещё две суток. И только убедившись, что передача власти прошла спокойно, покинул столицу в сопровождении небольшого эскорта.
Глава IV. Интриги в Вавилоне.
Приближаясь к Вавилону, Александр был полон энергии и неутомимости, как это бывало в лучшие моменты его жизни. Строя планы по реорганизации армии, и тут же отдавая приказы по их реализации, он полностью позабыл обиду на Нефтеха за его "неудачное" гадание относительно судьбы своего нового восточного похода.
— Маги и предсказатели только предостерегают, тогда как меч или копье ставят последнюю точку в их предсказаниях — говорил Александр своему ближнему окружению и те охотно соглашались с ним. Сколько было страшных предсказаний с того момента как нога Александра вступила на берег Троады, знает только один великий Зевс и богини Мойры. Однако македонский царь не только успешно закончил свое начинание, но и благополучно продолжил его.
Прибыв на берега Евфрата, Александр с легким сердцем оставил Эвмену фалангу гипаспистов. По мнению царя, они были бы ему обузой. Сначала при быстром продвижении к Согдиане, а затем и при походе через пустыню в страну Синь. Большую пользу они должны были принести ему здесь, в качестве сильного кулака для поддержки внутреннего порядка.
Место гипаспистов в царской армии заняли молодые персидские аристократы в качестве катафрактов. Они с радостью явились в Вавилон по первому зову Александра. Многие из них хорошо проявили себя в предыдущем походе, и Александр решил разбавить численность македонцев и греков в составе тяжелой конницы.
Подобное известие вызвало бурный восторг в рядах персидских всадников. Едва Александр объявил свое решение, как они разом спешились и нестройными рядами устремились к своему кумиру. Каждый из них считал огромным счастьем принять участие в новом царском походе в числе катафрактов.
Не скрывая слез радости, молодые персы сначала припадали перед сидящим на коне царем на колено, а затем целовали ему либо руку, либо ногу. Кто до чего успевал коснуться. Одновременно с этим, следуя греческой традиции, они стали посвящать ему свое оружие и будущие победы. Как никто другой в царском войске, эти новоявленные неофиты македонского царя, свято верили в то, что перед ними живой бог в человеческом воплощении и трепетно желали служить ему.
Решив вопрос с составом и числом тяжелой кавалерии, Александр не забывал и об её "легкой половине". Ещё на подходе к Вавилону, царь отправил гонца к скифам, что кочевали у южных отрогов Кавказа. Не желая тратить ни одного дня попусту, он приказал им привести своих всадников к столице Мидии — Экбатанам. Именно туда со всем своим войском и двинулся Александр из Вавилона.
Напрасно Эвмен хотел удержать его у берегов Евфрата, мотивируя необходимости отдыха лошадям и людям. Царь был неудержим в своем стремлении как можно скорее начать поход против синов, так словно от него зависела его жизнь или смерть.
Постоянно жадные до золота, степняки поспешили выполнить приказ великого царя. За годы службы у Александра они крепко убедились, он твердо держит свои обещания, и были готовы идти за ним куда угодно. Старый скифский правитель Скилур на это раз не смог принять участие в новом походе из-за старой травмы колена и поэтому скифскую кавалерию возглавил его старший сын энергичный Калаксай.
Встретившись под стенами Экбатан, они радостно приветствовали Александра и с радостью влились в состав легкой македонской кавалерии, которую царь забрал у Эвмена. Её всадники вместо тяжелых доспехов имели холщовые, пропитанные солью панцири и в отличие от скифов кроме лука были вооружены ещё короткими копьями.
Собирая войско для походов на синов, покоритель Ойкумены страстно желал взять с собой несколько десятков индийских слонов. Будущий противник наверняка понятия не имел о существовании таких животных, однако хорошо подумав, отказался от этой затеи. Прагматик до мозга костей, он прекрасно понимал, что есть большой риск массовой гибели животных во время перехода армии через пустыню.
Из-за столь стремительно перемещения Александра по просторам его царства, Нефтех не успел застать монарха в Вавилоне. Разумно посчитав, что на данный момент его присутствие возле царя нет острой необходимости, советник решил задержаться в Вавилоне, благо ему было о чем поговорить с хилиархом востока Эвменом.
Прошло уже много лет с момента их первой встречи в горах Тавра, после которой бывший жрец бога Тота и скромный царский секретарь достигли больших высот и стали важными людьми.
— Рад видеть тебя во здравии и благоденствии господин хилиарх Востока — приветствовал советник своего старого друга, переступив порог его вавилонских апартаментов.
— Я так же рад видеть тебя друг, особенно после твоего гадания Александру о судьбе его нового похода. В тот день я видел его глаза полные гнева, и у меня было серьезное опасение, что охваченный гневом царь решит расстаться с тобой.
— Как видишь, твои опасения не оправдались. Александр только лишил меня трона сатрапа Египта, но не подверг опале, посчитав, что мое присутствие в походе принесет ему больше пользы. Также он хочет на деле проверить правдивость моего гадания и ткнуть меня носом, в случае если я окажусь неправым.
— Ты играешь с огнем Нефтех, а мне очень не хочется терять тебя раньше отпущенного богами срока твоей жизни — сокрушительно покачал головой хилиарх, но египтянин в ответ только улыбнулся.
— Мне самому очень этого не хочется, но предсказывая царю, разочарование от задуманного им похода я не сильно согрешил против истины. По моему твердому убеждению Александр не найдет в стране Синов то сказочное царства которое он ожидает найти. Снедаемый желанием любой ценой дойти до края Ойкумены и полностью покорить её просторы он делает ошибочные выводы, основываясь на не совсем верном трактовании имеющихся в нашем распоряжение сведений и потому, его там ждет сильное разочарование.
— Почему ты так считаешь? Оракул дельты говорил об их силе и угрозе со стороны синов для нашей цивилизации и рассказ беглеца полностью их подтверждает. Именно из-за этого царь так спешно и идет на них походом — возразил хилиарх.
— Насколько я помню, оракул говорил только об их численности, большой опасности в которой я не вижу. Да, да, не вижу! — повысил голос Нефтех, увидев, как вскинул голову хилиарх в знак своего несогласия. — Своей победой над персами царь Александр прекрасно показал всему миру, как порядок и умение бьет пусть даже вооруженную, но неорганизованную численность. Что же касается всех описанных сином диковин, то здесь вы все принимаете желаемое за действительное. Согласись Эвмен, обладай они всем тем, о чем нам рассказал этот беглый философ, то сины давно бы напали на нас, а не мы на них.
— И что же там, по-твоему, ждет Александра? — сварливо спросил Эвмен, не имея возможности опровергнуть слова египтянина.
— Скорее всего, страна Синь самая обычная страна в нашей Ойкумене. Со своими достоинствами и недостатками. Ничуть не лучше или хуже, Македонии, Греции и Египта только со своей особенностью обусловленной её природной изоляцией. Возможно она по своим размерам больше Персии, возможно меньше, но это не имеет большого значения.
— И это все, что ты можешь сказать?
— А что ты хочешь от меня услышать? Пойми, в этой стране нет Большой Тайны, нет! И увлеченный желанием найти её, Александр сильно рискует.
— Ты, считаешь, что Александр не сможет разгромить синов? Из-за слишком большой оторванности от Согдианы, тайного оружия синов или чего-то ещё? — буквально забросал вопросами египтянина встревоженный Эвмен.
— Я полностью верю, в военный гений Александра, который в любом сражении находил единственно верное решение и одерживал победу над любым врагом. Именно поэтому я с готовностью иду с ним в поход, а не ищу причину остаться, — с гордостью произнес Нефтех. — Говоря об опасности, я имел в виду угрозу удара в спину.
— Угроза удара в спину — мгновенно встрепенулся хилиарх. — Ты говоришь о заговоре против власти царя? Говори скорей!
— Да, ты прав, я говорю о заговоре. Мой песок времени с большой долей вероятности предсказывает возникновение большого бунта в царстве, как только царь отправится в поход к краю Ойкумены. Самое удобное время для того чтобы захватить престол Аргидов.
— Кто? Птоломей? — глухо спросил Эвмен и его глаза хищно сузились. — На мой взгляд, у него есть свои основания для этого.
— Если ты имеешь в виду досужие разговоры, что его отец является царь Филипп, то это не тот повод для открытого выступления против царя, — решительно покачал головой Нефтех. — У Птоломея не никакого доказательства своего высокого происхождения. Потому ему совершенно не выгодно поднимать бунт против Александра в его отсутствие. Вот если царь погибнет, то у него будет хороший шанс половить рыбу в мутной воде, но не раньше.
— Тогда кто? Филипп Арридей, но он слабоумен и не имеет популярности в войсках. Солдаты за ним попросту не пойдут.
— Вот это уже ближе к истине, хотя и не совсем. У самого Филиппа действительно нет ни войска, ни денег на его создание, и он не пользуется любовью у солдат. Он подвержен припадкам и не способен нормально управлять страной, но как сын царя Филиппа может, пусть номинально, но претендовать на царскую власть. А теперь представь, если за его попранные права на трон, встанет знатный стратег, с сильным войском и высоким положением среди македонской знати. Тогда, это уже будет не подлый бунт, а восстановление справедливости и возвращение к милой старине.
— Антигон! — воскликнул от изумления хилиарх.
— Верно. У старого циклопа есть все шансы сорвать хороший куш в большой игре, когда царя не будет в стране. С помощью своего войска он возвращает власть в законные руки и управляет страной от имени Филиппа.
— Ты гений Нефтех.
— Спасибо за столь высокую оценку моих способностей, но это дело не меняет. Я давно подозревал Антигона, в особенности после похищения Арсинои, но прямых улик против него не было, и я был вынужден отложить сведение счетов до лучших времен. После того как мне открылась истина я попытался предостеречь Александра, но поглощенный идеей похода на синов он не захотел меня слушать. Увы, но с годами он стал меньше прислушиваться к советам и мнению его близкого окружения и больше считается только со своей божественной волей.
— Опасные рассуждения Нефтех, подобное ранее говорили Кен, Мелеагр и Антипатр — поспешил отдернуть собеседника Эвмен.
— Не бойся хилиарх, я не собираюсь подставлять подножку своему повелителю, но и не хочу остаться с пустыми руками, если это случиться. Поэтому я предостерегаю тебя об угрозе бунта. Ведь если это случиться, в его подавлении тебе придешься рассчитывать только на свои силы.
— А хилиарха Запада, ты в свой расчет не берешь?
— Если Антигон поднимет бунт, то он поднимет его во Фригии, а это твои земли. В случае он будет выступать под знаменем Филиппа Арридея, то у Птоломея будут сильные проблемы с македонской знатью Македонии. Она сразу ударит ему в спину, как только он покинет Пеллу и перейдет Геллеспонт. И, наконец, он не любит тебя, и чем больше ошибок и неудач ты совершишь на посту хилиарха Востока, тем ему будет лучше. Вот таков мной прогноз.
— Все твои прогнозы имеют скверную привычку сбываться, египтянин — вздохнул Эвмен
— Кто предупрежден — тот вооружен, мой дорогой кардиец, — криво улыбнулся Нефтех. — Очень может быть, что кроме Аридея у Одноглазого Антигона в запасе может оказаться еще что-то очень важное, что сделает беспроигрышным его мятеж. Но вот что именно сказать не берусь. Антигон хитер и осторожен, поэтому если он выступит, то будет действовать только наверняка.
— Как ты думаешь, Деметрий в курсе отцовых приготовлений?
— Трудно сказать что-то определенное. Скорее всего, Антигон не в полной мере посвятил сына в свои тайные планы. По моему предложению царь решил взять Деметрия с собой, и он безропотно подчинился его приказу. Очень надеюсь, этим смог нарушить планы врага, однако по моему разумению на этот случай у Циклопа есть запасной вариант в виде внука Антигона. К тому же жена Деметрия Фила беременна, и очень может быть подарит ему ещё одного внука или внучку.
— Да не веселое время ждет нас впереди.
— Я знаю это и очень надеюсь, что беда, если она случиться, не застанет тебя врасплох. И хотя Александр все время продержал Антигона все это время на вторых ролях, он очень опасен. Недаром ещё при царе Филиппе он получил звание стратега вместе с Пармерионом и Антипатром. Единственный его минус в стратегии — это приверженность старым методам ведения битв и неспособность к внесению новых элементов боя. Так мне сказал Александр, на мой вопрос, намерен ли он взять с собой в поход Антигона.
— Царь как всегда прав, — согласился хилиарх и начал строить планы борьбы с возможным мятежником. — Антигон наверняка сделает ставку на ветеранов и постарается перетянуть на свою сторону ветеранов из моего войска. Ведь для них он свой македонец, а я безродный грек, ставший хилиархом по милости царя. И значит, опору в борьбе с Антигоном следует искать в первую очередь солдатах нового набора и наемниках, для которых он чужак и мятежник.
— Совершенно верно. Однако кроме солдат тебе нужен будет достойный символ, под которым ты будешь бороться с мятежниками. Для этого тебе нужно будет как можно скорее, перевези в Вавилон царицу Роксану с маленьким Александром. Придадут твоим действиям полную законность, какого бы претендента не выставил бы Антигон. Я сегодня же напишу об этом Антигоне, и она постарается уговорить царицу Эвридику на поездку Роксаны в Вавилон. Конечно, ей будет это легче сделать, если ты утвердишь её на посту сатрапа Египта.
— Ты полностью доверяешь своей жене в этом деле? — спросил Эвмен, пытливо посмотрев в лицо советника, и тот утвердительно кивнул головой.
— И в остальных тоже, она мой верный помощник.
— Хотел бы я иметь такого же, как она — со вздохом произнес Эвмен.
— Все в руках Мойр, может и тебе улыбнется удача — шутливо произнес египтянин.
Два старых друга и товарища крепко обнялись на прощание, прекрасно понимая, что могу больше никогда не встретиться. У одного из них был поход в неизвестность, второму предстояло защищать его спину.
Совершенно иной настрой был у Неарха, чьи корабли стояли в гавани Остии. Сбывалась его давняя мечта отправиться в большое плавание к неизведанным землям. Там, где до него никого не было, разве только за исключением пронырливых финикийцев, согласно их рассказам. Ничто не мешало критянину не только проверить правдивость этих легенд, но и превзойти их. Обойти все африканские земли с севера на юг, с запада на восток и таким образом стать живой легендой Ойкумены.
Получив под свое начало огромный флот, и не имея какого-либо ограничения в расходах, Неарх стремился предусмотреть каждую мелочь, которая могла понадобиться в длительном плавании. На корабли грузились доски, гвозди, канаты, запасы пакли и парусов и даже переносные горны к удивлению портовых зевак. Кроме простой разведки побережья, критянин собрался уделить большое значение и описанию открытых земель. В состав его команды входила специальная группа рудознатцев, мастеров металлургии, а так же мастеров плотницкого дела умевших определять степень пригодности для строительства того или иного сорта древесины.
Пока Неарх неторопливо запасался припасами, Лисимах активно вербовал наемников для своего похода в царство Ганы. Согласно утвержденному царем плану похода, стратег должен был наступать на золотоносную страну с севера вместе с нумидийской конницей царя Сифака. Он с радостью согласился выполнить свой союзнический долг перед царем Александром, едва тот прислал к нему гонца с просьбой. Прекрасно знающие эти земли, нумидийские всадники должны были помочь армии Лисимаха преодолеть степи и полупустыни северной Африки. С тем чтобы выйти к огромному озеру, где находилась одна из столиц таинственного царства.
Туда же должен был подойти со своим войском и Чандрагупта, выполнявший повеление царя о покорении земель лежавших к югу и западу от Нубии. По своей сути движение его войска повторяло поход Александра с той лишь разницей, что поворот на запад он должен был провести не в топях южных болот, а из района Александрии Нубийской. Это позволяло полководцу избежать потерь от губительного воздействия на солдат местного климата. Многие из тех, кто участвовал в экспедиции Александра по возвращению домой либо долго болели, либо были вынуждены оставить службу.
Дойдя до берегов озера, стратеги должны были дождаться друг друга и совместными усилиями попытаться захватить одну из столиц царства Ганы. Впрочем, учитывая расстояния и возможные трудности, связанные с переходом, а также иные непредвиденные обстоятельства, Александр разрешал своим полководцам отступить от первоначального плана и действовать самостоятельно.
После ее покорения, с учетом потерь войска и силой противостоящего им врага, стратеги должны были принять решение о дальнейшей судьбе похода. Продолжать ли им его и идти на вторую столицу царя Гохамбы или довольствоваться достигнутыми успехами и повернуть назад с богатыми трофеями.
Отдельным пунктом плана похода в царство Ганы рассматривалась возможность высадки десанта на морском побережье во главе со стратегом Аминтой. С тем, чтобы двигаясь на север, он ударил Гохамбе в тыл и тем самым ускорил разгром царство противника. Александру очень импонировала подобная идея, но Неарх и Нефтех в два голоса выступили резко против неё, так как она была сопряжена со слишком большим риском. Царь не любил, когда ему перечили в составлении тактики и стратегии, но на этот раз был вынужден согласиться.
Ступив на землю Италии, Лисимах начал кипучую деятельность по созданию своей армии. Впервые за все время служения Александру он получил возможность самостоятельно командовать войском. Кроме этого, им владело сильное желание создать из покоренных земель Ганы новую сатрапию по типу той, что создал Гупта, покорив Нубию. Об этом ему во время работы над планом похода недвусмысленно намекнул Нефтех. Обрадованный Лисимах с радостью ухватился за поданную ему надежду, совершенно не предполагая, что хитрый египтянин лишь умело, играет на честолюбивых струнах его души. Ради успешного выполнения важного замысла, к которому он приложил немало сил и времени.
Прибыв в Италию, стратег лично занялся отбором солдат из большого количества самнитов прибывших по его зову со всей Средней и Северной Италии. Эти сухопутные пираты, готовые биться с кем угодно и где угодно сильно импонировали Лисимаху, и они быстро нашли общий язык. Самниты истово клялись ему в верности, на своем грозном оружии не забывая при этом получить у казначея увесистый денежный задаток.
Особенно привлекли стратега рослые и светловолосы парни из племени цекубов. Бесстрашные от природы, они первыми бросались в атаку и последними уходили с поля боя, размахивая как трофеями, насажанными на копья головами врагов. Подобные качества больше всего привлекали македонца и он не жалел денег, что бы как можно больше набрать этих сорвиголов.
В небе над Остией ярко светило солнце будущих побед и открытий, а над столицей Фригии городом Гордием шел проливной дождь. С раннего вечера темные тучи заволокли все небо и обрушили на землю потоки воды. Дождь то казалось, затихал, то вновь обрушивал свои струи с удвоенной силой.
Стратег Фригии Антигон с нетерпением ждал гостей в своем загородном доме. Здесь было очень удобно принимать тех, кто не любил посторонних глаз. Он уже несколько раз подходил к окну, но всякий раз разочарованный уходил обратно. Те, кого он ждал, явно запаздывали, и это вносило нервозность в поведении хозяина дома.
Начав свою военную карьеру еще у царя Аминты, Антигон хоть и стал стратегом у царя Филиппа, но так не смог выдвинуться в число первых подобно Пармериону и Антипатру. Все что-то мешало ему свершить самый последний шаг на пути к заветной цели, хотя по таланту и одаренности он мало, чем уступал опередившим его счастливчикам. Сначала Филипп не простил ему неудачи при штурме Византия, а затем Александр отдалил от себя за то, что поддержал Пармериона в споре о тактике в битве на Гранике.
Теперь, сидя в провинциальном Гордии, Антигон как никогда прежде желал осуществить свою давнюю мечту стать первым стратегом и рассчитаться со всеми своими обидчиками в лице царя Александра. Как сейчас ему не хватало сына Деметрия, которого Александр забрал в свой новый поход. Будь он здесь, тяжкий груз ответственности разом упал бы с его старых плеч, и не так страшно бы было начинать задуманное. Но, увы, боги по-своему кидают кости судьбы, особо не заботясь о желаниях смертных.
Неожиданно потайная дверь легонько скрипнула и, в комнату проскользнули два человека, с чьих насквозь промокших хламид на пол сразу закапала вода.
— Хвала богам, что послали нам для прикрытия этот дождь. Своей пеленой он надежно скрыл нас от любопытных глаз, которые всегда бывают некстати — произнес один из прибывших гостей, сбросив свой плащ прямо на пол и превратившись в седобородого воина, на лице которого был небольшой шрам.
— Ты прав Эвдем, под таким ливнем мало кто, решиться прогуливаться в округе — произнес Антигон, внимательнейшим образом разглядывая своего второго гостя. Он, также сбросил с себя дорожную хламиду и оказался симпатичной девушкой, лет семнадцати от роду, с золотистой шевелюрой и внимательными зелеными глазами.
— Знакомься стратег, перед тобой высокородная Европа, дочь царя Филиппа и царицы Клеопатры. Ей чудом удалось спастись от рук ведьмы Олимпиады в тот черный для всех нас день, когда ее мать и родной дядя Аталл, были убиты по приказу эпиротки. Верной кормилице в самый последний момент удалось подменить ребенка в колыбели и чудесным образом спасти жизнь нашей царевны — торжественно представил девушку Эвдем.
— Рад видеть под своей крышей царевну из славного рода Аргидов, будущую супругу царя Македонии Филиппа — проговорил Антигон, откровенно любуясь красотой и чистыми линиями лица Европы.
— Я тоже рада видеть старого воина своего отца, который готов защитить правое дело его дочери. Можешь не сомневаться Антигон, что в случаи победы ты получишь верховного стратега всего македонского войска и высокое место у моего трона — важно объявила девушка, чем вызвала улыбку в душе у одноглазого стратега.
— Если мое дело победит, то место у моего трона ты вряд ли получишь. Разве только в постели — подумал про себя Антигон, рассыпаясь в любезностях перед новоявленной царевной.
— Однако вы, верно, дорогая царевна сильно устали и продрогли с дороги. Позвольте предоставить свой скромный дом в ваше полное распоряжение и показать вам вашу комнату.
Антигон дважды громко хлопнул в ладоши и тот час, буквально из ничего возле него возник старый ключник.
— Помоги моей дорогой гостьи умыться, разожги огонь в комнате и принеси достойные её красоты платья — коротко приказал хозяин, и ключник поспешил проводить девушку в её апартаменты.
— Послушай Эвдем, это действительно дочь царя Филиппа? — тихо спросил Антигон своего гостя, оставшись один на один.
— Какая тебе разница Антигон. Девочка сильно похожа на покойную царицу Клеопатру и истово верит в свое царское происхождение. Главное, что ее признали дочерью Филиппа многие вельможи из знати Верхней Македонии, а это весомая поддержка нашего великого дела, неспешно ответил стратегу Эвдем. — А как идут здесь твои дела? Царская кровь это хорошо, но для ее защиты еще нужны верные копья и мечи и в достаточном количестве.
В глазах посланника македонской знати, была видна сильная настороженность, и она откровенно позабавила Антигона.
— Куда же вы без них, господа аристократы. У вас вся надежда только на старого стратега, который широкой грудью закроет вас от всех проблем. Ну, ничего, вы мне будите, нужны только для начала, а там у каждого свой путь — подумал Антигон, мило улыбаясь своему собеседнику в ответ.
— Ты знаешь, дела обстоят гораздо лучше, чем я предполагал в начале. Кроме моего войска, за которое я полностью ручаюсь, во Фригии осело много ветеранов, награжденных царем земельными наделами. Многие недовольны поведением царя, что отрекся от родства с Филиппом и полностью перенял восточные обычаи. Ради восстановления справедливости и прежних порядков они с радостью возьмутся за оружие и выступят на нашей стороне.
— В самой Македонии тоже очень многие желают вернуть былые обычаи и традиции вместе с законными наследниками трона Аргидов. Сами боги помогают нам, убрав из Пеллы Олимпиаду, которая никому не давала свободно вздохнуть. Она все еще прислуживает своему божественному любовнику?
— Да бывшая царица не покидает оазис Амона. Исправно славит своего идола, от которого по её словам она и произвела Александра.
— Когда все закончиться, я обязательно поеду в Египет и лично вспорю живот этой потаскухе — мечтательно произнес Эвдем, сладостно потирая руки в предчувствии будущей мести.
Глядя на гостя, Антигон внутренне передернулся от отвращения. Он тоже не любил эпиротку, но все подобные вопросы решал более просто способом и без откровенных смакований.
— Идеи Эвдем, — стратег поспешил перевести разговор в иную плоскость, — обсудим наши планы за чашей доброго кипрского вина, что мой ключник уже приготовил в соседней комнате. Думаю, что царевна Европа уже переоделась, и присоединиться к нам. Надеюсь, она девственница? Извини за столь щекотливый вопрос, но наш Филипп очень капризен в этом вопросе.
— Она чиста и невинна! — гневно воскликнул Эвдем.
— Я еще раз прошу прощение, но если нам предстоит соединять их в царственную пару, то лучше сразу убрать все подводные камни дороги лодки этого венценосного союза. Молодой Филипп весь в отца и по женской части любит все свежее.
— Надеюсь, он не успел произвести на свет постороннего потомства из-за своих плотских желаний?
— Нет, что ты. За ним внимательно наблюдают по распоряжению царя, и каждый его шаг известен. Кстати о потомстве. Ты знаешь, что в Эфесе живет еще один отпрыск царских кровей. Я говорю о Геракле сыне Барсины. По желанию Статиры Александр выслал ее в Эфес, назначив приличное содержание и достойный уход. Они прекрасно живут и мальчик вскоре должен пройти посвящение в воины.
— Я не забуду навестить их в скором времени, — хмыкнул гость, — однако я ужасно проголодался и горю желанием отведать твоего вина. В ответ, Антигон радостно простер руки в направлении зала, где все было готово к поздней трапезе.
С прибытием Европы во Фригию, закончилась расстановка основных фигур в большой игре. Теперь, стратегу только оставалось ждать известий о том, что Александр покинул пределы своего царства, и можно было приниматься за дело.
Глава V. Интриги в святилище Зевса-Амона.
Славной и богатой жизнью зажило святилище бога Амона с того самого момента как в нем поселилась царица Олимпиада, ставшая по воле всесильного бога его земной женой. Деньги широкой рекой хлынули в сундуки храма, до этого с большим трудом сводившего концы с концами.
Царский казначей регулярно отпускал святилищу деньги на содержания матери великого царя, но больше всего поступало денег от паломников. Они непрерывным потоком шли в святилище, чтобы посмотреть на яйца, что снесла живая богиня, а если повезет то увидеть и её торжественный выход, а точнее сказать вынос. Эти торжества жрецы приурочивали к особым дням и тщательно к ним готовились.
По мере улучшения финансового положения оазиса, церемонии выхода живой богини к людям становилась все ярче и зрелищнее. Теперь уже не сорок, а сто двадцать воинов охраняли богиню Леду от людской толпы во время церемонии. Теперь её кресло не было установлено на переносном помосте, который несли на себе жрецы. Оно высоко стояло на огромной колеснице, в которую сначала впрягались жрецы, затем их заменили лошади и наконец большой слон, специально привезенный для этого из Нумедии.
Из-за того, что теперь они не могли коснуться ног богини, некоторые из паломников охваченные религиозным экстазом бросались под колеса колесницы, чья высота была больше роста человека. Стоит ли говорить, что колесница, упряжь, возница со слоном была богато украшена золотом, серебром, жемчугом и драгоценными камнями.
Огромный доход святилищу принесла продажа яиц живой богини. Одно из них за баснословные деньги купил родосский купец и подарил его Дельфийскому храму. Другое в складчину купили жители Великой Греции и отправили его в город Кумы, где обитала легендарная сивилла. На третье тоже были свои покупатели, но Херкорн не торопился расставаться с ним.
Все было хорошо и прекрасно. Верховный жрец строил большие планы, но за два месяца до очередного выхода живой богини и произошел случай, поставивший под удар все благополучие оазиса и всех живущих там людей.
Было утро, когда к Херкорну на доклад пришел Пинеджем, младший жрец, специально наблюдавший за состоянием здоровья богини Леды. Едва сдерживая охвативший его страх, жрец, доложил, что в поведении живой реликвии святилища он заметил опасные изменения.
— За последние месяцы ее потребности в интимной близости резко возросли и любви двух мужчин ей уже мало. Следуя вашему указанию, мы стараемся сдержать ее в этих рамках, но боюсь, что в недалеком времени у нее может произойти срыв и богиня станет неуправляема.
— Что еще? — холодно произнес Херкорн, вгоняя говорившего жреца в ледяную дрожь своим голосом тихим и проникновенным голосом.
— Сиделки богини заметили, что в ночные часы она самовозбуждается с помощью различных предметов. Мы, конечно, удаляем их за пределы покоев, но изобретательность её очень велика.
Херкорн с непроницаемым лицом слушал доклад жреца. Подобные проблемы с поведением Леды отмечались и ранее, вскоре, после того как она закончила нести свои яйца, и прекратились её свиданий с богом Амоном.
Тогда все обошлось малой кровью. Едва богиня начала выходить из повиновения и требовать новых свиданий с богом, как ей незамедлительно был преподан суровый урок вразумления. Без малейшего колебания Херкорн приказал подвергнуть её бичеванию, что больше подходило для её сана. Подобно богине Гере, её приковали к стене подземного храма святилища Амона и высекли в присутствии верховного жреца.
Исполнитель хорошо знал свое дело. Тело живой богини не сильно пострадало, но её удалось вразумить. От своих прежних требований эпиротка отказалась и стала носить траур по своему великому прошлому, в виде золотого ожерелья из черных ониксов, оставленных ей Амоном в день их последнего свидания. Каждый раз, выходя к народу, она неизменно одевала его на грудь и жрецы не препятствовали этому.
Десять месяцев женщина проявляла полную покорность жреческой власти над собой, но затем последовал новый всплеск непокорности и протеста. Херкорн ждал этого и тут же, последовало новое наказание в отношении Леды, но в куда более изощренной форме. На этот раз живую богиню привязали к деревянной скамье и нещадно высекли розгами как простую храмовую служанку или простолюдинку.
Удар был хорошо рассчитан и был полностью оправдан, но дал совершенно иной результат, чем ожидал Херкорн. После порки Леда впала сильную депрессию. Ничто её не радовало и не увлекало как прежде. Во время своего очередной выход к народу, она сидела с таким холодным и безучастным лицом, что Херкорн сильно опасался, чтобы в один прекрасный момент богиня сама кинется под колесо своей колесницы.
Видя, какие плоды принесло его вразумление, верховный жрец решил выбить клин клином. По его приказу в еду живой богине стали добавлять возбуждающие травы, дабы пробудить в ней интерес к жизни.
Поначалу с живым символом святилища ничего не произошло. Леда по-прежнему напоминало каменную статую, двойная доза, дала нужный результат. Боги ожила и по прошествию времени обратилась к Херкорну с просьбой предоставить ей любовного партнера из смертных.
Что бы ни уронить свой высокий сан, Леда пожелала, что бы во время близости, мужчина не должен был видеть ее лица. С этой целью была изготовлена золотая полумаска в виде хищной птицы, состоящая из мелких пластин, нашитых на кожу. Она надежно скрывала верхнюю часть лица, и совершенно не мешала во время любовных игр.
Леда сама лично проводила выбор из всех представленных ей Херкорном кандидатов на звание любовника живой богини, и ее выбор оказался удачен. Вскоре, часто наблюдавший за любовными сценами Леды через специальный глазок в стене верховный жрец заметил, как сильно она изменилась.
Женщина буквально переживала свою новую молодость, но только в совершенно иной ипостаси. То была особая красота зрелой женщины мало, чем уступавшей обаянию и нежности молодой девушки. Лицо и тело царицы, буквально лучились своим магическим обаянием, моментально порождая у мужчин восхищение и интерес. У нее появилась грациозная походка, от чего любое движение ее тела порождало дополнительный шарм и обаяние.
Далее события нарастали по восходящей спирали. Обладая столь высоким потенциалом любви, Леда вскоре потребовала второго партнера для своего развлечения, что было после некоторого колебания исполнено Херкорна. В какой-то момент он полагал, что его пленница достигнет золотой средины своих желаний и остановиться. За это многое говорило и вот доклад жреца, безжалостно выбивал из-под его ног всякую опору. Пока не грянул новый кризис в отношениях Леды и амонийский жрецов, следовало искать выход.
Определенные надежды на помощь в этом деле Херкорн возлагал на Нефтеха с его богатым арсеналом тайного зелья, но тот как на грех отправился в новый поход вместе с царем Александром. Конечно, можно было обратиться за помощью в составлении к жрецам других храмов, чтобы снизить аппетиты богини, но это означало вынесения сора, что было невозможным, поскольку немедленно подорвало бы репутацию оазиса. Нужно было что-то решать и Херкорн, понимал это.
— За два часа перед вечерней молитвой, будет собран совет жрецов святилища, на котором ты расскажешь то, что рассказал мне — властно произнес верховный жрец после короткого раздумья.
— Будет исполнено, господин — Пинеджем радостно склонил свою бритую голову и покинул комнату верховного жреца.
О чем думал Херкорн в эти часы, знали только бессмертные боги, но к назначенному сроку жрец принял решение по Леде. С холодным непроницаемым лицом он вошел в зал, где его уже ждали двенадцать жрецов святилища Амона. Сев в свое кресло и обведя всех присутствующих колючим властным взглядом, кивком головы он подал Пинеджему знак к докладу.
Когда младший жрец, волнуясь, доложил совету о возникшей проблеме, никто из жрецов не рискнул первым высказать свое мнение. Так хорошо выучил их верховный жрец.
— Богиня Леда принесла много хорошего и полезного нашему святилищу, но всему хорошему рано или поздно приходит конец, — начал свою речь Херкорн. — Милость великого бога не может быть бесконечна, и мы были к этому готовы с самого начала. Пришло время расстаться с нашей драгоценной гостьей и позволить ей продолжить свое служение Амону по ту сторону нашего мира.
Голос его не оставлял возможностей для какой-либо дискуссии, но они все же последовали. Уж слишком дорога была богиня Леда для святилища Амона.
— Может не стоит спешить с принятием окончательного решения? — подал голос Такелот, руководивший и возглавлявший каждый из торжественных выходов живой богини. — Ведь со слов Пинеджа нельзя с уверенностью сказать, что положение с Ледой совсем плохо.
Никто из жрецов не подал голоса в поддержку слов Такелота, но по выражению лиц было видно, что многие с ним согласны.
— Врач, который не видит у больного неотвратимого начала — плохой врач, — жестко изрек Херкорн и от его слов лицо Такелота разом напряглось. — До ближайшего выхода Леды осталось меньше двух месяцев. Готов ли уважаемый Такелот гарантировать совету, что за это время её состояние не изменится и разум богини останется под нашим контролем? Не боится ли он, что, то чего мы так опасаемся, не случится во время её выхода и покроет нас всех несмываемым позором? Лично, я очень боюсь.
Голос Херкорна буквально вдавил Такелота в кресло и тот больше не посмел открыть своего рта.
— А как же тогда наши доходы, уважаемый Херкорн? — спросил жрец Джехути, отвечавший за казну святилища. — С уходом богини Леды они упадут в разы.
— Да, они упадут, но не иссякнут. У нас не будет живой богини, но останется снесенное ею яйцо, её колесница, её одежда и вещи. Разве этого мало, чтобы поток паломников по-прежнему шел в святилище? Люди всегда охотней верят легенде, чем живому человеку, ибо каждый видит в легенде что-то своё, близкое и важное именно ему. И за эту возможность он с радостью заплатит пусть небольшие, но деньги — отчеканил верховный жрец и Джехути покорно склонил свою голову.
— Ещё есть вопросы?
— Да, господин, — сказал жрец Мериптах, в чьем ведении находился подземный храм бога Амона. — Когда и как, богиня Леда покинет нас? Тихо во сне или во время свидания с богом Амоном?
— Нет, никаких свиданий. Не будем нарушать данное ей слово, — краем рта усмехнулся Херкорн. Пусть она изведает радость, но в руках дарфурцев.
— Дарфурцев?! — раздались удивленные голоса жрецов.
— Да, негров дарфурцев, такова моя воля — произнес Херкорн и никто не смел, ему перечить.
После совета жрецов прошло два дня, после чего богиня Леда узнала радостную для себя весть. За её ревностное служение богу Амону и его святилищу, ей разрешено пройти таинство со святыней оазиса, артефактом Осириса.
Столь неожиданное известие вызвало у живой богини бурю эмоций и радостей. С большим нетерпением она дождалась того дня когда храмовые служки стали готовить её к так понравившемуся ей обряду.
В отличие от прежних обрядов, на голову царицы был надет светлый парик, красиво уложенный в сложную прическу, состоящую из мелких косичек. Стройную шею эпиротки украшало неизменное ониксовое ожерелье. В мочки ушей были вставлены серьги в виде больших золотых мух, а на крыле левой половины носа была маленькая бабочка. На запястьях рук и лодыжки ног богини красовались тонкие, богато инкрустированные драгоценными камнями специальные браслеты.
Опоясав талию тонким золотым пояском с изображением барана на медальоне в центре, одев на ноги легкие сандале и накинув на лицо Леды вуаль, служанки подвели живую богиню к закрытому паланкину.
Стоявший рядом с ним жрец поднял и почтительно помог ей расположиться на мягких подушках носилок. Затем опустив полог, дал слугам знак, и паланкин мерно заскользил вперед, неся эпиротку на очередное свидание со святыней оазиса.
Когда носильщики остановились, и с лица Леды была убрана вуаль, первое, что она заметила, были три дарфурца, скромно стоящих на почтительном расстоянии от каменного артефакта. Это было неожиданным отступлением от привычных действий обряда, но богиня не придала этому особого значения. Её ждал священный артефакт, а это было главным.
Он буквально притягивал к себе взгляд женщины, и она не могла, да и не хотела противиться его зову. Едва она покинула паланкин и сделала шаг, величественно ступая своими длинными ногами, застучали барабаны, навязывая ей свой ритм.
И вновь как прежде эпиротка выпила хаому из чаши поданной ей жрецом и началась любовная игра между ней и черными дарфурцами. Пальцы и ладони их были нежны и ласковы, а действия их были абсолютно правильными и были полностью покорны желаниям живой богине.
И вновь разгоряченное тело сливалось в одно единое с холодным изваянием, получая от этого горячую страсть. И вновь высокие груди ходили вверх и вниз, следуя такту барабанной дроби, а проникновение во вторую долину наслаждения порождало сладостную муку. Подобно молодой, но опытной гетере вела свою партию с артефактом Осириса Леда, совершенно не подозревая о том, что отпущенное ей время стремительно сокращалась.
Когда тело живой богини достигла пика наслаждения и выгнулось дугой, главный из дарфурцев начал действовать. Неизвестно откуда в руках его появилась небольшая деревянная палица, которой он без размаха ударил по затылку богиню. От хорошо поставленного и отработанного за многие годы ритуала удара, кости черепа Леды хрустнули и с вдавленным затылком, богиня стала стремительно оседать вниз.
Ещё стучало её сердце, дышали легкие, но сознание навсегда покинуло ту, что подарила миру великого воителя и при жизни стала женой бога. Нежные руки дарфурцев не позволили ей упасть на белый песок, покрывавший пол вокруг артефакта. Они прочно держали её навесу, пока другие не установили рядом с алтарем большой косой крест. Миг и обхватив запястья и щиколотки богини мягкими кожаными петлями, они её распяли.
Следуя ритуалу, один из негров подошел к телу все ещё живой Леды и тонким отточенным лезвием ударил её в пах. Затем он провернул лезвие в теле своей жертвы и в тот же момент, из поврежденной артерии хлынула кровь. Сильными толчками она вылетала из небольшого разреза на теле и падала на священный артефакт, щедро окропляя его своей жертвенной силой.
Со священным трепетом, в полной тишине смотрели дарфурцы за последними минутами земного бытия богини Леды. Вот она затрепетала в конвульсиях, шумно задышала, а затем безвольно повисла на кресте в мягких вязках петель. Смертельная бледность залила ее чело, превращая эпиротку в некое подобие мраморной статуи.
Убедившись, что жертва мертва, дарфурцы сняли Леду с распятия и аккуратно положили перед жертвенником. С большим почтением и восхищением смотрели они на ту, которая стала ритуальной жертвой богу Амону по воле верховного жреца.
Отдавая дань происхождению Леды, Херкорн был категорически против, банального удушения или перерезания горла над алтарем как того требовали некоторые жрецы. Милостиво дав возможность Леде насладиться перед смертью и покинуть этот мир в неге.
Распростертая на полу, даже после смерти царица была прекрасна собой, продолжая и мертвой вызывать восхищение у мужчин. Со стороны казалось, что она только заснула, в не совсем подобающей для неё позе.
Скрипнула потайная дверь, и в ритуальный зал Осириса вошел Херкорн, пожелавший лично отдать последний долг своей высокой пленнице.
— Мертва, мой господин — поспешно доложил Пинеджем, успевший минутой раньше проверивший пульс и зрачки у теперь уже бывшей богини. Херкорн не отрываясь, смотрел на распростертое перед ним тело, мысленно говоря с Ледой о чем-то своем, одному ему только известном. Жрец проворно снял с тела ониксовое ожерелье и с почтением передал его Херкорну.
Верховный жрец, молча, взял его и удалился, не произнеся ни слова, ни бросив на распростертое тело прощальный взгляд. Его уход послужил сигналом для других жрецов начать посмертное мародерство над умершей царицей. Словно гиены они набросились на её беззащитное тело, торопливо срывая с него то, что можно было снять.
Вмиг Леда лишилась всего, что на ней было, включая маленькие золотые колечки, вставленные в кожу тела, сандалий и даже парика. Жрецы прекрасно понимали, что по прошествию времени все это будет стоить огромных денег, и каждый из них стремился нагреть руки.
Закончив ограбление, один из жрецов глумливо хлопнул тело по низу живота и затем поставил свою ногу на грудь умершей, мстя ей за какие-то свои прошлые обиды. Его примеру захотели последовать и другие мародеры в леопардовых шкурах, старший дарфурец вступился за Леду. От сильного удара его ноги, жрец отлетел от тела богини и рухнул на пол, сильно разбив руки и лицо.
Наказав обидчика, негров почтительно поднял Леду с пола, и легко перебросив её тело через плечо, двинулся прочь вместе со своими помощниками. Если жрецы свой ритуал завершили, то у дарфурцев он только начинался.
Оказавшись в келье, где жили дарфурцы, негр аккуратно опустил тело эпиротки в огромный чан с водой и, оставив голову над водой, стал разводить огонь. Живущие при храме негры были каннибалами и, принимая участие в ритуале жертвоприношения, они, как правило, получали в свое распоряжение тело жертвы.
Ровно три часа колдовали дарфурцы на своей кухне, после чего бывшая царица Македонии была выставлена на большой обеденный стол. Думала ли когда-нибудь рыжеволосая эпиротка, что закончит свой путь на огромном медном блюде черных служителей бога Амона, приготовленная по все правилам кулинарного искусства дарфурской кухни.
Перед тем как великая богиня было подана на стол, с неё была полностью снята кожа и отделена голова. Все это было отдано верховному жрецу, который приказал храмовым жрецам набить кожу травами и ароматическими смолами. Покрытая специальным лаком и расписанная подобающим образом, с головой львицы, новоиспеченная богиня Сехмет заняла свой постамент в покоях Херкорна, чтобы он всегда мог любоваться на неё.
Что касается головы, то она была погружена в стеклянный сосуд с особым раствором, предохраняющим её от разложения. По желанию верховного жреца, волосы эпиротки были завиты в косички, на концах которых находились змеиные головы. Холодным презрительным взглядом смотрела новая священная реликвия святилища Амона из своего сосуда, нагоняя страх и ужас на зрителей.
Кости Леды по приказу Херкорна были кремированы, а оставшийся прах был отдан слугам, которые смешали его с глиной, приготовленной для ремонта стен храма.
Одновременно в Александрию был отправлен гонец с трагической вестью о безвременной кончине матери великого Александра, которая закончила свой земной путь, посвятив себя пылкому служению богу Амону. Херкорн приглашал членов царской семьи срочно прибыть на похороны, хотя в глубине души не очень на это рассчитывал и делал это исключительно из проформы.
Вычеркнув из списка живых свою царственную пленницу, верховный жрец не предполагал, какие последствия вслед за этим последуют.
Гонец из святилища Амона прибыл в Александрию через несколько дней и был доставлен к правителю Египта Антигоне, недавно утвержденной в этой должности хилиархом Эвменом.
Узнав о смерти матери царя Александра, она не особенно опечалилась этому известию. Однако зная от Нефтеха, каким образом Олимпиада стала богиней Ледой, фиванка решила не отказываться от приглашения Херкорна. Её изворотливый ум придумал довольно смелый план, позволяющий упрочить свое положение в Египте.
За последние месяцы, Антигона как никогда прежде сблизилась с царицей Роксаной. Прекрасная дочь Согдианы сильно страдала от утеснений, которые причиняла ей царица Эвридика, ставшая первой женой великого царя. Непременно подчеркивая своё высококровное македонское происхождение, Эвридика с откровенным пренебрежением смотрела на Роксану, даже после того как маленький Александр получил от отца титул наследника востока.
Придворные всячески поддерживали царицу, постоянно восхищаясь ее первенцем, наследником запада Персеем делая невыносимым пребывание Роксаны во дворце. Единственной отдушиной для соглианской блондинки была Антигона, с которой она подружилась в Вавилоне много лет назад. Царица часто посещала дворец правительницы, где ей всегда оказывали подобающий прием.
Получив внезапное приглашение на срочную встречу, Роксана незамедлительно откликнулась на него, понимая, что у Антигоны очень важные причины для этой встречи.
— Я только что получила известие из святилища бога Амона. Его верховный жрец сообщает, что мать великого царя, богиня Леда умерла — заговорщицким голосом поведала Антигона, едва только две подруги смогли уединиться от постороннего взгляда.
Как фиванка и ожидала, весть о смерти золовки не вызвала сильной скорби у Роксаны. Она хорошо помнила, что царица Олимпиада называла её "согдианской девкой", а её сына "щенком".
— Это, то ради чего ты пригласила меня? — с откровенным непониманием спросила царица.
— Нет, не только, — хитро усмехнулась Антигона — Херкорн приглашает членов царской фамилии прибыть в оазис на похороны в самые ближайшие дни.
— Ничего не понимаю. Олимпиада умерла, и кто-то из близких людей должен отдать ей последний долг. Скорее всего, это будет Эвридика. Но какой мой интерес в этом деле?
— Это как посмотреть, — покачала головой фиванка, — на мой взгляд, эта новость может вернуть тебе звание первой жены царя.
От подобных заявлений сердце Роксаны забилось в бешеном темпе. Это было то заветное желание, о котором она боялась даже и мечтать.
— Ты говоришь это серьезно или глупо шутишь?
— Время ли так шутить милейшая Роксана. Скажи, что бы ты сделала для человека, который вернет тебе прежнее звание.
— Если я верну свой прежний титул, то этот человек будет всегда сидеть по мою правую руку, — торжественно объявила Роксана. Услышав эти слова, фиванка молча, протянула царице руку, которую та с трепетом пожала.
— Будем считать, что договор между нами заключен, а теперь слушай мой план. Нам предстоит сделать следующее.
Две женщины близко склонили свои головы и никто, при всем своем желании не мог их подслушать.
На следующий день печальная весть о смерти великой богини Леды стала достоянием всей Александрии. Одновременно с этим, к хилиарху Эвмену был отправлен гонец, чтобы он сообщил царю о постигшей его утрате. По приказу Антигоны в столице был объявлен трехдневный траур, а городской совет стал обсуждать, где следует воздвигнуть храм в честь божественной матери царя. Именно сюда царица Эвридика собралась перенести останки Олимпиады, не желая оставлять её останки в святилище. Эти хитрые амонийцы и так хорошо погрели руки на имени великой богини Леды, теперь настал черед других.
Решение было вполне ожидаемым, но неожиданно в похоронные планы Эвридики влезла Роксана. Узнав о смерти богини Леды, вторая жена царя Роксана проворнее её дочерей облеклась в траурные одежды, а потом заявила, что хочет возглавить процессию по перевозке останков великой богини в Александрию.
Столь необычное желание царицы породило массу слухов, которые царица Роксана энергично поддерживала, говоря, что удел первой жены великого царя похоронить останки его матери, а вторая должна их доставить.
Подобное желание азиатки вызвало резкий отпор со стороны Эвридики. Она была поражена той наглостью, с которой Роксана пыталась по её мнению подло уровнять статус первой и второй жены великого царя. Поэтому, вызвав согдианку к себе, Эвридика с яростью в голосе заявила, что только она и никто другой может быть главой траурной делегации в оазис Амона. Это же она сказала и Антигоне, на плечи которой легла подготовка траурной процессии в оазис Амона.
Видя твердость и решимость первой жены великого царя в вопросе похорон, фиванка принялась горячо заверять Эвридику в том, что полностью согласна с её законным желанием отправиться в святилище Амона. Более того, Антигона предложила царице возглавить процессию и та, милостиво с ней согласилась.
Потерпев сокрушительное поражение в состязании с первой царицей, Роксана с горя заперлась у себя в покоях, никого не желая видеть. Неизвестно сколько бы она так сидела, но вечером того же дня от хилиарха Эвмена второй царице пришло предписание выехать в Вавилон. Что она с большой радостью его исполнила на следующий день.
Царский двор откровенно насмехался над столь позорным бегством Роксаны из Александрии. Все придворные громко восхваляли решимость первой царицы, поставившей азиатку на её законное место. Раздав указания и наставления, в приподнятом настроении, она покинула столицу, держа курс на запад.
Поездка в оазис проходила вполне спокойно и мирно, если не считать того заносчивого тона с которым Эвридика разговаривала с Антигоной. Царица всем своим видом показывала, что фиванка не достойна того места которое она занимает и собиралась просить Эвмена заменить её на более достойного человека.
Благодаря сообщению от Антигоны посланного при помощи почтового голубя, Херкорн не был застигнут врасплох, появлением в святилище Амона столь большой и представительной траурной процессией. Встречая дорогих гостей, верховный жрец сделал для себя два открытия. Во-первых, он был приятно удивлен, что молодая и энергичная особа, едущая впереди процессии — жена Нефтеха. Во-вторых, египтянин был до глубины души потрясен манерами царицы Эвридики, которая сильно напоминала саму Олимпиаду в момент ее приезда в стены храма.
Эвридика сразу показала обитателям святилища, что является, достойной дочерью своей матери. Едва ступив на храмовую землю, она потребовала для себя покои великой богини. А когда её желание было исполнено, тут же устроила полную проверку имущества оставшегося от Олимпиады.
В отличие от царицы, Антигона ничего не стала требовать от жрецов, сказав, что хозяевам лучше знать, где размещать столь необычных гостей. Довольный подобным поведением фиванки, верховный жрец вечером пригласил её в свои апартаменты, где в беседе, они быстро нашли общий язык.
— Скажите высокий господин, как вы мыслите дальнейшее существование вашего храма? Я несколько не сомневаюсь в силе пророчеств Амона и значения тех святынь, что находятся в стенах святилища, но после завершения пребывания в них богини Леды кое-чего, здесь явно будет не хватать.
— Что ты имеешь в виду, дочь моя? — осторожно спросил Херкорн, стараясь не показывать вида, что своим вопросом фиванка задела его самое чувствительное место.
— Отсутствие главного украшения вашего святилища, царской особы в ней — с самым невинным видом пояснила Антигона.
— Увы, дорогая, но на все воля богов. Амон позвал к себе свою избранницу, и мы не могли воспротивиться этому — притворно всплеснул руками жрец, с интересом ожидая продолжения разговора.
— Это конечно очень прискорбно, но мне кажется, что есть довольно интересный вариант, продолжения этой истории.
— Я внимательно слушаю тебя дорогая дочь.
— Что скажет высокое жречество святилища великого Амона, если опустевшее место одной царицы займет другая.
Услышав эти слова, Херкорн моментально напрягся, стремясь понять суть озвученного ему Антигоной предложения.
— Ты имеешь в виду ту, которая занимает покои покинувшей нас богини.
— Совершенно верно, досточтимый Херкорн. Мне кажется, что прибывшая с нами царица полна скорби и печали о своей усопшей матери, с которой она была невероятно близка по своему духу и мыслям. Едва скорбная весть достигла Александрии, то не было другого человека скорбевшего больше чем царица Эвридика. Она выказала свое горячие желание принять участие, в траурной делегации отодвинув ради этого в сторону все свои насущные дела.
— Интересно — молвил Херкорн, буравя фиванку пристальным взглядом.
— Мне кажется, что если столь схожая натура посетит подземный храм бога для проведения траурной молитвы, то возможно от общения с великим богом Амоном на нее снизойдет такое же просветление, что получила ее мать. И она, возможно, пожелает остаться в стенах оазиса, что бы продолжить служение великому богу подобно своей матери — Антигона сделал паузу, желая дать понять Херкорну о своей осведомленности относительно событий пятилетней давности.
— Опасные вещи говорит твой язык, дочь моя. Он искушает мой старческий разум большим соблазном, толкая его на рискованные действия.
— Я, прекрасно понимая твои сомнения досточтимый Херкорн. Однако если это случиться, то, вне всякого сомнения, на содержание великой царицы будет отпущена вдвое большая сумма, чем приходила в храм ранее.
— А будет ли правильно понято желание царицы посвятить себя богу людьми, которые её сопровождают и теми, кто ждет её в Александрии? — осторожно спросил Херкорн, которому очень понравилась финансовая сторона этого дела.
— Жречество святилища великого бога Амона может не беспокоиться, — неторопливо пояснила фиванка. — Почти все люди, что находятся в стенах святилища — это мои люди. Я, сама выбрала их для этой процессии и у них не возникнут ненужных сомнений. У Эвридики здесь всего несколько личных слуги. Сопровождающие процессию воины подчиняются мне как сатрапу и исполняют только мои приказы. Что касается царского двора в Александрии, я думаю, им придется смириться с волей царицы Эвридики, которую я им передам.
— А великий царь? Как он отнесется к столь необычному желанию своей супруги, когда вернется из похода?
— Из похода, — задумчиво повторила Антигона. — Похода, который очень труден и опасен. Который продлиться не один год, из которого неизвестно кто придет домой живым и здоровым. Царица же Эвридика уже выполнившая свой основной долг перед царем, родив ему чистокровного наследника Запада, к моменту возвращения Александра уже будет не так красива и свежа как прежне. И кто знает, что решит великий царь, глядя на неё? Сохранится ли любовь к ней в его сердце?
— Необычно слушать столь интересные речи из уст женщины.
— Этим я сильно разочаровала вас досточтимый Херкорн?
— Отнюдь нет. Это неожиданный, но приятный сюрприз, который преподнесли мне великие боги на склоне моей жизни.
— Тогда вернемся к нашей царице. Думаю, роль храмовой проститутки великого бога Амона ей вполне подойдет.
— Ты сильно жестока дочь моя к потомку царской крови рода Аргидов — укоризненно произнес жрец. — Великому богу вряд ли это понравиться.
— Во-первых, большего она ничего толком делать не умеет, — не смутилась упрека жреца Антигона, — а во-вторых, кем она будет в святилище проституткой или живой богиней решает великий бог Амон и только он.
— Хорошо, что ты оставляешь великому богу самому решать судьбу высокой гостьи — сказал Херкорн тоном почти решенного дела.
— Для меня главное, что Эвридика останется в святилище — скромно склонила голову перед верховным жрецом фиванка.
— Приятно иметь дело с человеком, который умеет дать хороший ответ на сложные вопросы.
— А, я счастлива от знакомства с тем, кто быстро и решительно занимается их решением.
— Надеюсь, деньги на содержания царицы Эвридики поступят в святилище без долгой задержки?
— Можете не сомневаться, господин. Все, что было предназначено для богини Леды, будет отправлено в святилище в тот же день, как только процессия прибудет в Александрию — заверила его фиванка.
Херкорн величаво склонил свою бритую голову и довольные собой, собеседники поспешили откланяться, что бы успеть отдать нужные распоряжения.
На следующий день состоялась торжественная кремация останков умершей царицы. От долгого ожидания они порядком разложились и смердели так, что прибывшие македонцы поспешили поскорее предать их огню. Совершенно не желая подойти к ним поближе и заглянуть в лицо умершей царицы.
Отдав ей должное на расстоянии, процессия терпеливо ждала, когда траурный костер уничтожит завернутое в дорогой ковер, а оставшиеся кости, будут собраны в инкрустированную золотом урну. Её македонцы специально привезенную с собой македонцами.
Эвридика, желая показать окружающим свою скорбь по поводу кончины матери, постоянно заливалась слезами и громким плачем. Когда Херкорн предложил царице принять в торжественном молебне в подземной части святилища Амона, Эвридика вначале колебалась. Однако, когда верховный жрец произнес, что столь большой чести из всей делегации могут удостоиться лишь она, как царица и Антигона, как её дальняя сводная родственница, Эвридика охотно согласилась.
Ровно в полночь, носилки царицы в сопровождении небольшой группы слуг прибыли к главному храму святилища Амона. Одетая в траурные одежды, с лицом полной скорби и печали, она осторожно переступила храмовый порог. Тот час заиграла музыка, храм наполнился горестным пением младших жрецов, и их мощное многоголосье полностью заглушали все остальные звуки, доносившиеся из храмового комплекса.
Двое жрецов одетых в леопардовые шкуры с факелами в руках, торжественно проводили царицу до последнего подземного уровня храма. Там ее ждал другой жрец, который привел царицу в алтарную комнату, где совсем недавно приняла смерть ее приемная мать. Жрец почтительно указал Эвридике ее место вблизи святыни, которая блистала в свете множества факелов и светильников. Антигоны почему-то не было, и царица даже обрадовалась этому. Она не желала, что бы фиванской выскочке оказывали почести аналогичные ей.
Приняв траурную чашу с божественным нектаром и испив ее до конца, Эвридика вскоре незаметно попала под власть монотонного пения жрецов, которое буквально сковывало ее душу. Стоя на месте, она не могла оторвать свой взгляд от святыни Осириса, который буквально притягивал ее своей загадочностью.
Желая рассмотреть изваяние получше, царица приблизилась к артефакту испытывая огромное желание потрогать его руками. Так продолжалось длительное время; жрецы пели свои гимны, а женщина все боролась со своим искусом и была готова уже протянуть руку, как внезапно из темноты возник верховный жрец Херкорн.
Это сильно испугало Эвридику. Она чуть было не отскочила в сторону от страха. Сердце её разом стало биться в бешеном ритме, а живот буквально скрутило.
Прекрасно видя состояние царицы, жрец величаво приблизился к ней и, глядя в ее глаза подобно удаву, громко и отрывисто произнес:
— Дочь моя, сейчас я взывал к великому богу Амону, и он открыл мне свою божественную волю.
Услышав это, царица Эвридика внутренне содрогнулась в предчувствии, чего-то нехорошего и опасного для неё.
— Бог Амон по-прежнему благоволит к вашему царскому роду. Он очень доволен тем как служила его имени твоя мать богиня Леда и в знак особого своего расположения, пожелал, чтобы ты Эвридика заняла ее место в стенах этого храма.
От услышанных слов у Эвридики перехватило дыхание. Она судорожно открывала рот, но от волнения не могла произнести, ни звука.
— Твое молчание царица Эвридика я понимаю как знак твоего полного согласия с волей бога — торжественно изрек жрец и, обращаясь к стоящим за спиной Эвридики людям, приказал — Приступайте.
Наконец-то воздух проник в грудь царицы и крик ярости и негодования сорвался с губ македонянки, но чья-то рука моментально оборвала его, засунув в рот грубый травянистый кляп. Он моментально разбух от воды и лишил тем самым царицу возможности говорить. Пытаясь оказать сопротивление, Эвридика дернулась, но тут же получила сильный удар в поясницу и возникшая боль моментально лишила ее желания к сопротивлению.
Чьи-то сильные руки быстро освободили царицу от траурных одежд, и вскоре она стояла перед Херкорном в своем первозданном виде. По едва заметному движению его брови жрецы заставили Эвридику опуститься на колени перед святыней Осириса. Быстрым движением они связали за спиной руки царицы крепкой веревкой, и отошли, позволив жертве яростно дергать руками и глухо мычать сквозь разбухший кляп.
Пока царица, таким образом, гневалась, один из жрецов произвел надрез ее кожи в области подмышки и, окропив свою ладонь выступившей кровью, направился к фаллосу.
Стоявший рядом с алтарем Херкорн стал громко и торжественно читать молитву, под слова которой окровавленная рука жреца опускалась все ниже и ниже к каменному артефакту.
Царица попыталась вскочить с колен, но черные руки моментально пресекли эту попытку. Едва Херкорн произнес последние слова молитвы, рука жреца легка на фаллос и в тот же момент по всему телу Эвридики пронзили тысячи маленькие острые иглы страха. От охватившего ее чувства безысходности она взвыла, и тут боги послали ей надежду на спасение в лице Антигоны.
Фиванка неожиданно вынырнула из мрака алтарной комнаты, и неторопливо походкой опоздавшего человека направилась к Херкорну, явно не узнавая Эвридики. Царица отчаянно забилась в руках жрецов, пытаясь громко позвать Антигону к себе на помощь. Однако из ее рта вместо слов вылетали не членораздельные звуки, а грязная от травянистого кляпа слюна, обильно капала на ее роскошную грудь.
Антигона подошла к алтарю и, повернув голову к стоящей на коленях македонянке радостно улыбнулась. Эта улыбка вмиг погасила в душе царицы надежды на счастливый исход своей судьбы.
— Поздравляю тебя благородная Эвридика с началом служения великому богу Амону. Отныне, по его желанию ты будешь храмовой проституткой, как была ею твоя покойная мать, и своими нежными прелестями будешь исправно пополнять казну храма.
Гримаса злости и ненависти исказила лицо царицы, она гневно дернула головой и моментально получила звонкую оплеуху.
— Слушай меня внимательно благородная дочь из рода Аргидов. Никто и никогда не придет к тебе на помощь, поскольку сегодня утром я торжественно объявлю македонцам, что была свидетелем как во время молитвы, тебе явилась тень покойной Олимпиады и приказала тебе остаться здесь. Занять ее место в служении своему мужу, великому богу Амону. Верховный жрец Херкорн милостиво согласился с твоим решением, и ты немедленно отреклась от царского сана, что бы уединившись подготовить себя к главному ритуалу служения.
Гнев застлал глаза Эвридики от этих подлых слов, она гордо вскинула свою голову перед предательницей и получила сильный удар в лицо от фиванки. И пока кровь из разбитого носа и слезы из глаз заливали прекрасное лицо, Антигона властной рукой сорвала с ее головы золотой венец и дерзко водрузила его на себя.
— Знай дорогая родственница, что это моя месть за разорение твоим братом моего родного города Фивы. Я не могу уничтожить его, но в моей власти заставить тебя страдать, как много лет назад страдала я по милости великого царя и его друзей. Так что испей с достоинством всю чашу позора, и унижения как это сделала я.
Подобное унижение Эвридика снести не могла и рванулась вперед, желая ударить головой Антигону в живот, но жрецы четко стерегли свою подопечную и быстрый и точный удар дубины по темени, прервал это рывок на его средине. Царица кулем рухнула к ногам Антигоны и та не могла отказать себе в удовольствии поставить свою ногу на царскую шею.
— Забирайте, эту проститутку — по-хозяйски воскликнула фиванка, толкнув распростертое тело Эвридики к великану негру. Тот нежно подхватил на плечо бесчувственную царицу, при этом причмокивая губами и радостно улыбаясь.
Подняв с земли царские одежды и сняв с себя венец, Антигона вежливо поклонилась Херкорну и поспешила покинуть подземелье, ее ждали большие дела. Египтянин с восторгом поводил ее взглядом, искренне радуясь, что она является его другом.
На другое утро, Антигона вышла из главного храма Амона и торжественно рассказала свите, о желании Эвридики продолжить дело своей матери в служении богу Амону. В подтверждении своих слов, Антигона показала венец и одежду Эвридики. Её царица передала ей перед свершением над ней особого посвятительного ритуала самим верховным жрецом бога Амона Херкорном
Сейчас же, она отдыхает после обрядовых таинств, в которых ей явился великий бог Амон и никого не желает видеть. Даже с Антигоной она разговаривала через занавес, поскольку полностью посвятила себя богу Амону и никому другому больше не откроет своего лица.
Подобная новость породила большое удивление в рядах свиты, но Антигона быстро пресекла разговоры, отдав приказ о немедленном выступлении в Александрию с прахом Олимпиады.
Вскоре траурный караван уже бороздил белые пески пустыни, увозя с собой радостную Антигону. Все шло так, как она и задумывала. Теперь оставалось сообщить эту новость дворцу, царице Роксане и хилиарху Востока Эвмену в далекий Вавилон.
Когда Эвридика, новоявленная служанка храма Амона, проснулась от тяжелого и дурного сна, она обнаружила, что кошмары не пропали с её пробуждением. Вместо мягкой постели, где царица привыкла встречать утро, ее ложе превратилось в охапку грубой дурно пахнущей соломы. Ее мелкие твердые стебли ужасно больно кололи изнеженное царское тело, лишенное даже клочка одежды.
Проведя руками по голове и по телу, Эвридика с ужасом обнаружила, что жрецы Амона обрили ее с головы до ног, тщательно уничтожив любой волосок на её цветущем теле. Нестерпимо болел пробитый носовой хрящ, в который было вставлено тонкое золотое кольцо в виде жреческого ангха, египетского креста заканчивающегося вверху полым кольцом. На лицевой стороне его был, оттиснут барельеф бога Амона, которым обычно помечали все имущество оазиса.
Эвридика в гневе попыталась удалить это украшение, но малейшее прикосновения вызывало у неё дикую боль в носу, и из глаз хлынули слезы. Когда боль в ране немного утихла, царица обнаружила, что на её правом бедре имеется свежая татуировки в виде причудливой ленты состоящей из листьев и цветка лотоса. Подобный орнамент украшал так же ее левую щиколотку и левой плечо.
Кроме этого, на груди у Эвридики висело тяжелое золотое ожерелье с черным ониксом, а возле ног на столике, лежала золотая полумаска в виде хищной птицы. Однако самое страшное заключалось в другом. Из полумрака комнаты на Эвридику смотрела голова ее матери, Олимпиады. Она высоко парила над ней, рассматривая свою дочь холодном презрительным взглядом, а на голове ее извивались змеиные головы подобно Горгоне.
Македонянка не отрывая глаз, смотрела на это ужасное зрелище не в силах пошевелить даже пальцем, так сковал ее дикий страх. Неожиданно голова Горгоны колыхнулась вперед, от чего разом зашевелились змеи в ее прическе. Этого несчастная уже вынести не смогла, и громко взвизгнув, рухнула на пол в глубоком обмороке.
С этого дня началось методическое давление на Эвридику с целью полного покорения её царственной души. Два могучих дарфурца каждое утро привязав веревками пленницу к широкой деревянной скамье, неторопливо пороли ее лозами которые не оставляли следов на нежном молодом теле. В это время третий истязатель небольшими палками бил по голым пяткам Эвридики, что вызывало сильную боль и несчастная, после этой экзекуции могла только ползать.
Привыкшая к хорошей пище, теперь она довольствовалась ячменным хлебом и водой, которые давались только два раза в день. Спала несчастная на грязной соломе, которую специально не убирали, желая как можно сильнее унизить ее достоинство.
Гордость теперь несчастной царицы была сломлена на шестой день. Когда на специально приведенной рабыне, дарфурец продемонстрировал Эвридике, как ее будут насиловать, если она не проявит благоразумия.
— Сейчас тебе предлагают стать гетерой, а если будешь упорствовать, станешь такой же дворовой проституткой и будешь служить за еду, не смея никому отказать — прорычал могучий великан, попирая своей ногой в распростертое тело рабыни. Потрясенная этим ужасным зрелищем, измученная женщина покорно признала над собой власть Амона и согласилась называть себя не македонской царицей, а гетерой Авлосой с Крита.
Как только состояние здоровья позволило Эвридике свободно двигаться, она под присмотром верховного жреца успешно прошла ритуал посвящения в служанки Осириса, что доставило ей некоторое удовольствие. В знак этого события, на спину, живот и ягодицы новой храмовой гетеры были нанесены специальные насечки, окончательно закрепившие положение Авлосы в святилище Амона.
По прошествию двух недель, скрыв свое лицо под золотой полумаской птицы доставшейся ей в наследство от матери, теперь уже бывшая царевна приступила к исполнению своих новых обязанностей. И выполняла их с таким трепетом и прилежанием, что амонийцы не могли нарадоваться своей новой высокородной гостье. У тех с кем она была близка, не было ни малейшего повода, чтобы заявить о зря потраченных ими деньгах.
— Если все пойдет так хорошо и дальше, то возможно у нас появиться новая живая богиня, — прокомментировал Херхорн поведение Авлосы. — Главное, чтобы она случайно не понесла. Это нам совершенно ни к чему.
— Не беспокойся, господин, — заверяли его жрецы, — мы заставили её выпить напиток богини Хекет, и теперь она бесплодна.
Глава VI. Навстречу неизвестности и неизведанному.
Вот уже несколько дней как могучая армия Покорителя Ойкумены и Потрясателя Вселенной покинула самый восточный город великого царства Кирополь и, переправившись через Яксарт, двигалась по землям скифов массагетов.
Окидывая его походные ряды, можно было смело говорить, что это была армия нового порядка. Впервые за все время своих нескончаемых походов, Александр изменил прежнему принципу формирования своего войска, отдав пальму первенства кавалерии, а не пехоте. Общая численность конницы достигала более двадцати тысяч всадников, тогда как количество пешей части македонского войска едва превышало восемь тысяч человек.
Совершая подобные изменения, великий царь хотел видеть свое войско подвижным и мобильным в сравнении с прежней армией, но и ему не удалось полностью преодолеть сопротивление пехотного лобби в лице стратегов Селевка, Деметрия и Аминты. Встав единой стеной ещё во время пребывания Александра в Мараканде, они буквально заставили его увеличить число гоплитов до десяти тысяч воинов за счет местного населения.
— Зачем напрасно рисковать, делая ставку в разгроме врага исключительно на конницу, государь? Кто знает, сколько человек выставят против нас сины? Смогут ли сариссофоры и щитоносцы сдержать их натиск, пока наша кавалерия будет громить их фланги? — вопрошал царя Аминта.
— Именно гоплиты, своими мечами и копьями всегда ставили последние победные точки в битвах, а не кавалерия. Так было до нас, так было во всех наших походах, так будет после нас, и ты не можешь не согласиться с правотой этих слов, Александр. Стоит ли сознательно ослаблять себе перед схваткой с неизвестным врагом на краю Ойкумены!? — в недоумении восклицал Селевк. — Слава богам, у нас есть средства содержать и набирать солдат для сражений.
— Десять тысяч человек — разумное количество пехоты для похода на синов. — поддерживал их Деметрий. — Они не будут нужны тебе в поле, так обязательно понадобятся в качестве гарнизонов городов, которые захватит твое войско, царь.
Эти и подобные им слова стратеги твердили изо дня в день и, в конце концов, Александр сдался, объявив дополнительный набор солдат в войско. Обрадованные стратеги тайно возликовали от своей победы над царем, но последнее слово осталось за монархом. Отдав набор новых воинов в руки Аминты, Александр поставил рядом с ним в качестве наблюдателя Нефтеха.
Царский советник, нагнавший войско великого царя возле самых окраин Экбатан, с рвением принялся за порученное ему дело. Солнце еще только вставало, а бритоголовый египтянин уже был возле столов, к которым тянулись кривые шеренги многочисленных желающих встать под знамена блистательного дома Аргидов. Аминта буквально зеленел от злости, когда египтянин принимался рассматривать того или иного новобранца решившего предложить свой меч великому царю. И было совершенно неважно, откажет он ему или согласиться с тем, что этот соискатель достоин звания царского гоплита. Сам факт того, что Нефтех не только имел равные права со стратегом, но и мог отменить и опротестовать, то или иное его решение, выводил Аминту из себя.
Желающих принять участие в походе царя Александра на самый край Ойкумены было предостаточно. Первыми изъявили желание отправиться в неизвестность греки и македонцы из войска стратега Диофанта. За время своего нахождения в стенах Мараканда они уже адаптировались к знойному солнцу Согдианы и жаркие просторы степей и пустынь их не особо пугали.
Их число было столь большим, что правитель Согдианы обратился к царю с просьбой ограничить набор соискателей из числа его солдат.
— Не лишай меня государь тех, на кого я могу опереться в трудную минуту. Местные вожди льстиво улыбаются мне, заверяют в преданности твоей власти, но при этом держат нож за спиной, готовые вонзить его в удобный момент.
Александр согласился с мнением Диофанта и на освободившиеся вакансии хлынули бактрийцы и согды, гордо именовавшие себя родственниками великого царя, через его жену Роксану. Вместе с ними к столам записи новобранцев шли грозные горцы исавры, могучие парфяне, гордые саки тиграхауды, хитрые хорезмийцы и даже индусы. Все они хотели испробовать свое воинское счастье вместе с великим царем, и необходимое количество солдат было набрано в короткие сроки.
Когда наступил день выступления в поход, грозная армия без шума и суеты покинула стены Мараканда и, растянувшись огромной колонной, двинулась на восток, к таинственной стране синов. Правитель Диофант сопровождал великого царя до Яксарта, на берегах которого получил из рук Александра свиток с секретными распоряжениями о своих дальнейших действиях.
Переправа через реку, что отделяло земли царства от владений скифов массагетов, прошла без особых трудностей и происшествий. Кочевники были заранее предупреждены о намерениях великого царя пройти через их земли на восток, и не решились заступать ему дорогу. Азиатские скифы хорошо помнили, какой ценой им достался мир с македонским царем и не горели желанием ещё раз скрестить с ним оружие. Их конные разъезды только наблюдали за переходами царского войска, маяча на горизонте не смея приблизиться.
Нынешние властители степей за Яксартом были совсем не те, что двести с лишним лет разгромили войско персидского царя Кира. Повествуя о тех былинных временах, грек Геродот утверждал, что основатель персидской державы пал в битве со степными кочевниками, его тело было распято, а отрубленная голова была брошена в бурдюк наполненный кровью.
Сами же персы утверждали, что их царь не был убит в бою с массагетами. Он только получил ранение, от которого он умер по дороге в Персиполь. Тело Кира было с почестями погребено в специальной гробнице в Пассаргадах, а все рассказы об отрубленной голове являлись подлой выдумкой врагов персов, желающих принизить славу Персии и царского рода.
Несмотря на то, что Александр был воспитанником Аристотеля, злейшего врага Персии, он был склонен верить персидскому варианту изложения истории битвы в степях Яксарта. Так как сам видел тело великого царя, и голова у него была на своем месте.
Зная из рассказов Диофанта, что массагеты испытывают серьезные трудности из-за набегов аримаспов — своих северных соседей, он не опасался нападения кочевников. Однако, не желая подвергать ненужному риску, свои пути снабжения, Александр решил пригласить к себе вождей массагетов. Он с почетом принял их у себя в шатре и щедро одарил их многочисленными подарками. В ответ, он получил клятвенное подтверждение скифов в верности заключенному прежде мирному договору с великим царем и готовности пропустить через их территорию идущие к нему подкрепления.
После этой встречи конные разъезды массагетов пропали, и македонское войско двигалось навстречу восходу в полном одиночестве.
Выступив в поход, Александр разбил все конное войско на четыре отряда. Отряд, в который входили гетайры он возглавил сам лично, другой отряд отдал под командование Деметрия. Третий получил под свое начало Селевк, а вот командиром четвертого стал Аристокл. Царь ещё во время похода на Рим заметил этого молодой и способного гармоста, решив дать ему возможность проявить себя на поприще стратега.
Скиф Калаксай со своими быстрыми и подвижными воинами, был выделен в особый отряд. Ему, было, поручено прикрывать пешие силы царского войска от возможного внезапного нападения противника с боков и тыла. Верные царю степняки, зорко следили за безопасностью пеших колонн, которыми командовали стратеги Аминта, Леонид и Никей. Под начальством последнего, находился отряд наемников из Кириены, а также все те, кто пополнил ряды армии Александра в Мараканде.
Царским обозом, где находились разобранные баллисты, катапульты и зажигательные снаряды, командовал Гегелох. Вместе с ними располагался маленький отряд ученых географов и летописцев нового царского похода. Особняком от них двигался Нефтех. В его обязанности на этом периоде похода входило добывание полезной информации о стране Синь от купцов.
Как раз перед выступлением царского войска в поход, в Мараканд прибыл очередной купеческий караван с востока и среди торговцев находились выходцы из страны Синь.
Узнав об этом, царь распорядился щедро заплатить за привезенные ими товары, а взамен потребовал, чтобы купцы рассказали все без утайки о своей стране. Допрос их он поручил Нефтеху, а чтобы дело шло быстрее, Александр приказал торговцам присоединиться к своему войску.
Выполняя волю монарха, Нефтех каждый день проводил беседы с задержанными купцами, стараясь найти нужные Александру сведения в потоки откровений, что вливали в его уши, задержанные сины. Не все из купцов были откровенные с египтянином, но он смог разговорить торговцев, умело играя на чувстве страха и наживы. К тому моменту, когда македонское войско подошло к долине, где находился проход в горах, Нефтех уже знал, что примерно ждет македонцев по ту сторону.
Сины поведали, что вся их страна расположена вдоль широкой и полноводной реки, под дивным названием Хуанхэ — Желтая река. Она берет свое начало в покрытых вечными синими льдами Гималайских горах, соединяя в один могучий поток множество речушек и ручейков. Впитав в себя их силу, Хуанхэ обретает невиданную мощь, которая делает водный поток сродни бешеной степной кобылице. Без удержу мчит она с запада на восток по глинистым равнинам страны Синь, от одного конца страны к другому. Петляя из стороны в сторону, она, нигде не сбавляя своего стремительного бега, чтобы закончить свой путь в объятиях бескрайнего теплого моря.
За то огромное количества ила и песка, это река постоянно несет с гор на равнины, она и получила название Желтой рекой. Правда крестьяне, живущие на её берегах, называют Хуанхэ еще и Дарительницей жизни. Столь высокое название было дано за песчаную взвесь, что оседает на прибрежных полях и позволяет местными жителям выращивать на них рис. Он является главным едовым продуктом для жителей этой части Ойкумены, так как привычная для греков и египтян пшеница там не росла.
Также, купцы рассказали, что в их стране нет мира и спокойствия. Семь царств синов, чьи земли растянулись от самых гор до моря, вот уже на протяжении ста лет непрерывно воюют между собой за титул вана. По своей значимости он сходен с титулом царя царей — ибо его обладатель получает право на верховную власть над всей Поднебесной страной.
Торговцы тщательно перечислили Нефтеху название всех семи царств синов, в порядке их расположения вдоль Желтой реки: — Цинь, Чжао, Вей, Чу, Янь, Ци и Хань. Во главе каждого из них стоял свой правитель, имевший в своем подчинении большое войско. Именно наличие большой армии не позволяло никому из правителей семи царств стать единоличным правителей страны Синь.
Основу воинства синов составляла пехота, набираемая правителями по мере надобности из огромного числа крестьян своего царства. Кавалерии в войсках было очень мало, поскольку только богатый человек мог иметь лошадь и боевые доспехи. Однако главной ударной силой у жителей Поднебесной страны считалась колесница, состоящая из возницы и двух воинов — стрелка из лука и копейщика с большим топором на конце его копья.
Именно колесничное войско наносило тот сокрушающий удар по вражескому войску, который обеспечивал полную победу над неприятелем. Атакующие колесницы буквально сминали ряды войска противника, разрушали их целостность и обращали воинов в паническое бегство. После этого в дело вступала пехота, которая неотступно преследовала бегущих воинов врага. Она безжалостно убивала всех, кто оказывался на их пути и, как правило, никого не брала в плен. Подобная жестокость в отношении разгромленных солдат противника была очень распространена среди синов и заставляла воинов сражаться, не надеясь на жалость противника.
Города синов были многочисленны и хорошо укреплены от набегов на них северных степных орд, что довольно часто совершали лихие набеги на земли синов, в поисках богатой и легкой добычи. Не имея единого правителя, жуны как называли себя кочевники, действовали небольшими, хорошо подвижными отрядами и вглубь страны никогда не проникали, опасаясь скорого возмездия со стороны синов. Не умея брать города штурмом, кочевники, как правило, довольствовались тем, что успели захватить во время своего внезапного набега. Иногда жунам удавалось получить выкуп с городов синов за снятия с них осады, но только в том случае, если осажденные не успевали послать тревожного гонца за помощью или центральным властям было не до своих пограничных земель.
Самым сильным из всех правителей Поднебесной, был правитель царства Цинь. Он около десяти лет проводил активную политику по завоеванию своих соседей и успешно отражал все набеги кочевников. Молодой и энергичный правитель Цинь Ван Гун, недавно сам напал на их земли и преподнес степнякам жестокий урок, полностью вырезав несколько их поселений.
По единогласным утверждениям синских купцов, правитель Гун имел все шансы на скорую победу за верховный титул вана Поднебесной. Он непрерывно увеличивал численность своего войска, а также количество боевых колесниц.
На вопрос Нефтеха вывозят ли купцы изделия оружейников страны Синь, торговцы дали отрицательный ответ. Оказалось, что вывоз оружия с территории царств запрещен под страхом смерти, из-за постоянных боевых действий.
Когда же египтянин выразил свое недоверие к подобному ответу, купцы вновь в один голос стали говорить, что качество мечей, стрел и копий оружейников Син оставляет желать лучшего.
— Даже если мы тайно вывезем в своих тюках с десяток мечей, их стоимость не окупит всех издержек их перевозки. В Хорезме и Согдиане мечи ничуть не уступают по качествам мечам синов, если их не превосходят — заверяли купцы бритоголового дознавателя, чей требовательный и грозный вид вгонял в них страх и трепет.
Пока Нефтех вел задушевные беседы с купцами войско Александра уверенно шло на восток не испытывая сильных затруднений ни в продвижении, ни в кормах. Разведчики Диофанта уверенно за собой солдат и кавалерию великого царя вдоль отрогов гор, а охота на многочисленную живность, живущую в этих местах, позволяла регулярно пополнять запасы провианта.
Что касается кавалерии, то свежая трава, обильно покрывавшая землю и сбегавшие с гор ручьи, полностью покрывали её потребность в пище и питье. Тщательно разрабатывая план своего похода, Александр специально подгадал его начало на начало весны. Справедливо пологая, что в это время года его кавалерия встретит, в нужном для себя количестве свежую траву по обе стороны гор.
Постоянно поддерживая быстрый темп продвижения, Александр смог к концу третьей недели привести свое войско к горному проходу. Сам проход представлял собой незабываемое зрелище. Для человека, ехавшего вдоль величавой и монотонной стене темно-синих гор, он был подобен следу от удара секирой или мечом. Будто какой-то огромный великан обрушил на горы свое оружие из адаманта и прорубил каменную гряду сверху донизу. И прорубил её столь сильно и мощно, что в долине прохода смогла полностью разместиться вся армия македонского царя.
Обрадованный успешным завершением первого этапа похода к краю Ойкумены, Александр решил дать войску отдохнуть. Но встав на лагерь, великий полководец не собирался просто так проводить время. Пока основная часть армии отдыхала, он послал вперед отряд разведчиков, приказав им тщательно проверить проход на возможность засады.
Хотя купцы клятвенно уверяли Александра, что проход полностью безопасен, он не торопился безоговорочно верить их словам. Помня коварный урок, что преподали ему фракийцы в горах Гема, царь всегда настороженно относился к переходам через горы. Тогда, македонцы чуть не погибли под камнями и повозками, которые хитрые фракийцы подняли на вершины гор и намеривались сбросить на головы воинов царя Александра. Только своевременно проведенная разведка вскрыла коварный замысел врага, и позволило миновать проход с минимальными для македонцев потерями.
Отдав распоряжение относительно разведки, Александр пригласил к себе Нефтеха. Советник ещё три дня назад известил царя, что готов сделать ему доклад, но тот не торопился его выслушать. Только когда армия достигла Железного прохода, как окрестил его в своих сообщениях Диофант, и поход в страну Синов приобрел реальные черты, Александр пожелал услышать египтянина.
Удобно устроившись на походном стуле и умиротворенно созерцая обступившую со всех сторон горную красоту, великий царь с интересом слушал все то, что сумел добыть в разговорах с торговцами Нефтех. Конечно, это были всего лишь жалкие крохи того, что хотел знать Александр, но и они позволили ему сделать два важных вывода.
Во-первых, сины были готовы к внезапным нападениям на их земли степной кавалерии. Не в таких количествах, что вел с собой Александр, но дозорная служба у них наверняка имелась. Во-вторых, тактика синов вести боевые действия скорее разочаровала, чем обрадовала македонского полководца. Ибо по его твердому убеждению ставка на колесничное войско, как на главную ударную силу в сражении было вчерашним днем.
Придя к подобным выводам, царь остался доволен действиями своего советника, но не отпустил его и пожелал продолжить беседу. За время походов вокруг Александра перебывало множество разных людей, но мало кто из них мог сравниться с широтой кругозора Нефтеха. С жадностью отыскивая и поглощая новые знания, египтянин постоянно был на шаг впереди любого представителя ближайшего окружения царя и ему, всегда было интересно знать мнение человека, не военного, но государственного мужа.
Кроме этого, в глубине души царя был горький осадок от последнего сеанса гадания и при всей той разнице положений между ними, сорокалетний потрясатель Вселенной хотел нивелировать его. Отправившись в поход к краю Ойкумены, Александр как никогда прежде ощутил, насколько высок его риск и хотел точно знать может ли он опереться на Нефтеха в трудную минуту.
— Как видишь, мы благополучно достигли горных ворот в страну синов и в скором времени вступим в её пределы. Однако по твоему лицу я вижу, что ты по-прежнему считаешь, что нам не следовало идти походом на Поднебесную страну? Ты, не веришь, что моему войску под силу дойти и покорить её?
— Твое войско, государь, несомненно, может перейти эти горы, одолеть безводные пески и разгромить синов. Если бессмертные боги будет милостивы к нам, то к концу года ты сможешь добавить Поднебесную страну к своим владениям, вместе со всеми их сокровищами и тайнами. Если нет, то мы будем вынуждены довольствоваться тем, что получим к великой радости наших врагов и горю наших жен и матерей.
— Ответ, который больше достоин храмового предсказателя захудалого храма, чем личного советника великого царя. Туманен, двусмыслен и абсолютно непонятен — недовольно произнес Александр, ожидавший от Нефтеха иного ответа.
— Из меня плохой пророк, государь. Единственное, что я могу, так это быть посредником между великими богинями Мойрами и тем, кто хочет получить от них ответ. Что касается советов, то давая, их я никогда не претендовал на знание истин последней инстанции. Я человек и ничто человеческое мне не чуждо и я как всякий смертный могу ошибаться.
— Ты хитрый змей политик, что туманит разум доверчивых людей своими умными речами, но сейчас я не об этом. — Александр властно поднял палец, призывая собеседника к молчанию. — Прежде, во всех моих походах ты всегда поддерживал все мои планы и начинания по покорению Ойкумены, независимо от того на запад или восток, на юг или север шли мои полки. Также в отличие от моих стратегов, ты всегда твердо держал мою сторону. Почему же сейчас я не слышу от тебя тех горячих слов одобрения, что слышал от тебя прежде? Ответь мне!
— Я был и остаюсь, верным твоим слугой, государь и готов идти с тобой до конца, туда, куда ты мне прикажешь или поведешь, — твердо заявил египтянин. — В отношении того, что моих словах нет прежнего настроя, то возможно виной тому, что перешагнув рубеж пятой семерки, я наверно стал излишне осторожным при реализации больших свершений.
— Опять туман и двусмыслица. Говори проще — потребовал от советника монарх.
— Изволь. Если раньше я отчетливо видел всю важность твоих замыслов, все блага, что давало твоему войску и тебе покорение Персии и Индии, Аравии, Карфагена и Рима, то теперь я их не вижу. Страна синов находится слишком далеко от границ твоего царства и со слов купцов, в ней нет ни золота, ни алмазов, ни благовоний. В ней есть своя особенность, свои тайны и своя прелесть, но этого мало. Присоединив Поднебесную страну к своему царству, ты больше потеряешь, чем приобретешь. Тогда, как сины выиграют, потеряв свободу. Поэтому в моих глазах не прежнего задора.
— При всем своем блестящем уме, Нефтех, ты так и не поднялся выше уровня сатрапа и не видишь дальше своего носа. Неужели ты забыл слова пророка гангаритов о той страшной угрозе, что исходит от народов синов, если они объединяться в одно царство? Став едиными, рано или поздно они обязательно обратят свои взоры на запад и станут смертельной угрозой для моего царства. И чтобы этого не случилось, их надо раздавить, пока они разрознены и слабы, а покорив, держать под жестким контролем! — в запале царь вскочил с кресла и вместе с ним поднялся со скамьи и Нефтех. Не подобало советнику сидеть в присутствии великого царя.
— Прости меня, государь, если мои слова вызвали у тебя недовольство, однако позволь сказать. Я конечно не воин, но даже мне понятно, что перейти пустыню на колесницах очень трудно, а для создания кавалерии нужно время. Значит десять — пятнадцать лет спокойной жизни у твоего царства, есть государь.
— Это так, но зачем тянуть время? Зачем давать врагу возможность окрепнуть и набраться сил, тогда как можно сокрушить его одним ударом? Почему ты не хочешь принять эти прописные истины, Нефтех?
— Ты как всегда прав, но имея в запасе время, не лучше ли было направить свой главный удар на золотое царство Ганы, а на восток, по суше и по морю отправить разведывательную экспедицию под командованием Неарха и Лисимаха?
— Твоему упрямству позавидуют ослы! Упершись в выгоду, ты не хочешь видеть политико-стратегической выгоды!
— Ни один человек не может спорить с тобой в вопросах стратегии твоего похода, но в отношении политики есть один момент, мимо которого никак нельзя пройти — египтянин многозначительно замолчал, выжидательно посмотрев на царя.
— О чем ты? Говори не томи! — потребовал царь, моментально почувствовав, что за пазухой у советника спрятан сильный козырь для их спора.
— Я говорю о предостережении, что дали тебе великие богини Мойры. Поглощенный желанием как можно скорее достичь восточного края Ойкумены, ты позабыл о своих тайных недругах, не согласных с тобой. Их по-прежнему много и они, наверняка, не будут спокойно сидеть, сложа руки во время твоего длительного отсутствия.
— Если ты говоришь о тайных сторонниках Антипатра из числа родовой знати Верхней Македонии, то я постоянно помню о них. Хилиарх Птоломей получил специальный приказ в отношения них и если они рискнут выступить в мое отсутствие, он уничтожит их. Сил и средств в его распоряжении предостаточно — заверил царь собеседника, но тот не торопился согласиться с ним.
— Я нисколько не сомневаюсь в возможностях и способностях хилиарха Птоломея, но мне кажется, что угроза выступления твоих противников в большей степени возможна не у него, а у хилиарха Востока.
— У Эвмена? — удивился Александр. — Но почему? В подвластных ему землях нет человека способного открыто выступить против меня. Плести тайный заговор — сколько угодно, но поднять мятеж — это вряд ли.
— Ты забыл о стратеге Великой Фригии, Антигоне Одноглазом. Он лучше всех подходит на роль старого меча, о котором говорили тебе Мойры.
Услышав эти слова, царь недовольно поморщился. Он с радостью бы подверг сомнению эти слова пророчества но, к сожалению, все, что предрекал ему жрец в своих трансах, обязательно сбывалось.
— Опять Антигон. В тебе явно говорит старая обида, Нефтех — откровенно усомнился в его словах Александр, но египтянин был непоколебим.
— Антигон последний из полководцев твоего отца, за которым с готовностью пойдут обиженные на тебя ветераны. Ты сам говорил, что по своим способностям он мало в чем уступал Аталлу и Пармениону и у него есть веские причины быть недовольным тобой.
— И из-за того, что я когда-то отправил его во Фригию, он поднимет мятеж? Ты явно перегрелся на солнце и тебе везде мерещатся заговоры.
— Из-за одной старой обиды — конечно нет. Но если ему будет сделано предложение, от которого он не сможет отказать?
— Ты имеешь в виду верховную власть!? — от негодования кровь прихлынула к лицу Александра.
— Тебе виднее, государь, чем могут твои враги соблазнить старого стратега. Я только рассуждаю.
— В своих рассуждениях ты зашел слишком далеко! Пора бы и знать меру!
— Прости государь, что расстроил тебя своими рассуждениями. С твоего позволения я пойду — Нефтех стал кланяться и сделал вид, что хочет уйти, но Александр ему не позволил.
— Ты посеял подозрение в моей душе и хочешь уйти? Ну, нет, говори, что ты предлагаешь, указывая мне на стратега Антигона? Прекратить поход и вернуться обратно, чтобы уничтожить заговорщика!? — взгляд царя пылал праведным гневом, но он не испугал египтянина.
— Ты неправильно толкуешь мои слова, государь. Ни о каком возвращении обратно не идет речи, так как самое пагубное бросать начатое дело на полпути.
— А если ты прав и Антигон выступит против меня с моими недругами?! Что тогда?! — продолжал допытываться венценосец.
— Я полностью уверен в том, что у хилиарха Эвмена хватит сил и способностей справиться с любым мятежником — ровным и уверенным голосом ответил Нефтех.
— Это хорошо, что ты в этом уверен. Одна добрая весть за все время разговора с тобой — процедил Александр. Он вплотную подошел к Нефтеху и заглянул в его узкие миндалевидные глаза.
— А в успех моего похода на синов ты тоже уверен?
Взгляд потрясателя Вселенной буквально сверлил лицо египтянина, но оно, ни на йоту не изменилось.
— Если бы я сомневался в твоем успехе, то бы нашел множество причин и не стоял бы рядом с тобой, государь. Я полностью верю, в твой божественный гений и готов пройти с тобой весь путь до конца Ойкумены.
— Отлично сказано. Тогда у меня к тебе ещё один вопрос. Подозревая в измене Антигона, ты также подозреваешь в измене и его сына Деметрия?
— Нет. Со своим разгульным характером Деметрий меньше всего подходит на роль заговорщика.
— Значит, он для меня не опасен, как в свое время был опасен Кассандр и Иолай?
— Пока он рядом с тобой и полностью оторван от отца — не опасен — подтвердил Нефтех.
Услышав ответ своего советника, Александр устало сел на стул и приказал пажу принести чашу с вином.
— Надеюсь великие Мойры не оставят нас своей милостью — молвил государь пригубив содержимое чаши и кивком головы отпустил Нефтеха.
На следующий день, македонское войско снялось с лагеря и двинулось вперед, держась берега быстрой горной речушки. Отныне она становилась для них главной путеводной нитью в неизведанное.
Тем временем огромный флот Неарха упорно боролся со знойным пассатом. Он обрушился на паруса кораблей, едва они миновали столбы Геракла и повернули носы своих триер на юг. Стоя на палубе своего корабля, Неарх с гордостью вспоминал тот день, когда он настоял на строительстве по ту сторону столбов Геракла, нового морского порта на африканском побережье. Надежно укрытый от свирепых штормов, Александрия Атланта подарила идущим из Средиземного моря морякам полноценный отдых и возможность ремонта перед началом большого плавания в неизведанное. Не будь у мореплавателей такой возможности, они бы наверняка недосчитались многих своих кораблей в самом начале пути.
Двигаясь вдоль безжизненных пустынных берегов и изнывая от постоянной жары, все мореходы истово хвалили своего наварха. Перед отплытием из порта, он приказал доверху заполнить, все корабельные емкости свежей водой. Кроме этого, Неарх заставил корабелов тщательно укутать кувшины с водой войлоком, тряпками или парусиной, сложенной в несколько слоев. Благодаря этому, вода не так сильно нагревалась и не так быстро портилась.
Расставшись с Александрией и повернув на юг, моряки каждый день видели одну и ту же картину. Пышущие нестерпимым зноем белые пески пустыни нескончаемым строем тянулись вдоль самой кромки берега без малейшего намека на признаки жизни. Солнце всходило и заходило, а пейзаж вдоль левого борта кораблей оставался неизменным. Огнедышащая пустыня, словно верная собака, неустанно бежала вместе с кораблями Неарха нагоняя на людей сильную тоску и печаль.
Глядя на эти, казалось бескрайние безжизненные просторы, моряки поневоле заболевали страхом смерти перед раскинувшейся перед ними мощью Природы. Даже те, кто плавал с Неархом в аравийской экспедиции и ранее в индийском походе начинали опасаться в благополучном исходе этого плавания. Глядя, как быстро сокращаются запасы пресной воды на кораблях, они больше думали, хватит ли её на обратный путь, а не о том, как далеко они смогут продвинуться на юг.
Когда по подсчетам моряков запасы воды подошли к опасной черте, собравшись на корабле наварха, они заговорили о возвращении, но Неарх отказался их слушать.
— Властью данной мне великим царем Александром, я приказываю продолжать движение на юг — отрезал критянин, и корабелы ему подчинились. Подчинились не из-за страха перед великим царем, а той уверенности, что исходила от лица и всей фигуры наварха.
Её в Неарха вливали кроки африканского побережья, что предоставил ему Нефтех, после тщательного изучения тайных морских архивов торговых домов карфагенян. Тщательно выписанные на куске папируса они говорили наварху, что ждет его впереди. Через сколько дней наступит перелом в состязании бега кораблей и пустыни, и какие ещё трудности и неприятности ждут мореходов впереди.
Обладание столь важными сведениями, позволяло Неарху смотреть свысока на своих подчиненных и решительным голосом отдавать им приказы о движении.
Прошло ещё несколько дней после знаменательного совещания и страх и сомнения вновь смутили разум моряков, и они вновь стали уговаривать Неарха, повернуть назад хотя бы часть кораблей. С расчетом бросить часть триер, и уплотнив экипаж добраться до Александрии Атлантической.
И вновь, критянин ответил своим соратникам категорическим отказом. Стоя на корме вместе со своей женой фиванкой Гесионой, он пригрозил морякам, что высадит на берег или того лучше, выбросит за борт любого, кто посмеет заговорить с ним о возвращении экспедиции. Обиженные люди зароптали, но следующие слова Неарха потрясли и смутили их до глубины души.
— Через пять дней у вас будет вода — пренебрежительно пообещал наварх просителям, чем заставил их в смятении отступить.
Стоит ли говорить, что слова Неарха взбудоражили весь флот. Сотни глаз настороженно смотрели на просторы голубого океана, а сотни уст, нет, нет, да и окликали сидящих на верхушках мачт кораблей наблюдателей. Моряки с нетерпением считали оставшиеся до названного Неархом срока дни, но хитрый критянин ловко обманул их.
Заканчивался третий день, когда наблюдатели заметили по правому борту своих кораблей признаки нескольких больших островов. Словно охотничьи псы, быстроходные триеры, идущие в авангарде царского флота, бросились к нему, под громкие крики оставшихся моряков.
Не прошло много времени, как разведчики доложили Неарху, что открытые ими острова обитаемы и на них есть источники хорошей питьевой воды. Кроме этого, на главном острове, что находился недалеко от побережья Африки, имелись остатки фактории карфагенян, наспех ими брошенной.
Сидя в кресле под навесом, Неарх слушал доклад разведчиков с величавым видом, время от времени бросая торжествующие взгляды в сторону своих несговорчивых оппонентов. С этого дня авторитет наварха стал непререкаем для его подчиненных.
К большому удивлению Неарха, местные островитяне разительным образом отличались от смуглых и черноволосых берберов, что жили по обе стороны Столбов Геракла. Несмотря на смуглый окрас кожи, аборигены были светловолосы и голубоглазы, что выдавало в них потомков европейцев. Кроме этого, наметанный глаз критянина отметил, что островитяне живут, изолировано от остального мира. Сколько он не смотрел, но так и не увидел среди них метисов.
Для налаживания контактов с ними, наварх поспешил преподнести верховному вождю острова богатые подарки, которые тот с благодарностью принял. Командовавший воинами кораблей стратег Аристогон хотел объявить жителей островов подданными царя Александра, но Неарх горячо возразил воителю. Он живо напомнил Аристогону царский наказ о мирном обхождении с местными жителями и тот нехотя подчинился требованию морехода, дав себе слово взять реванш в другом месте.
Благодаря тому, что туземцы понимали финикийский язык, Неарх узнал, что пуны оставили свою факторию около года назад. Тогда по их словам, к острову подошло много кораблей. Они пробыли здесь два дня, после чего фактория полностью опустела, а корабли уплыли на юг.
Осматривая факторию, Неарх удивлялся, почему карфагеняне за много лет своего пребывания в этих местах не расширили её. Почему не сделали из неё перевалочную базу для своих кораблей, идущих на юг. Ведь прохладный климат в сочетании с хорошими источниками пресной воды позволял это сделать.
Ответ на свой вопрос Неарх нашел при внимательном изучении трофейные лоции. Пометки, сделанные чей-то рукой на краю папируса, напоминали, кто мог знакомиться с отчетами мореходов дома Ганнонов, и какие кары постигнут того, кто позволит прочесть их посторонним.
Торговые дома карфагенян свято хранили свои коммерческие тайны, и только смертельная опасность могла заставить торговцев рассказать о них. Так оказавшись в осажденном Гадесе, перед лицом неминуемой смерти, представители дома Ганнонов были вынуждены рассказать карфагенским сенаторам о возможности бегства в южном направлении.
Мореход никому не сказал о своем открытии, не желая раньше времени нервировать людей. Поэтому, как только запас воды был пополнен, македонские корабли снялась с якоря, и двинулись на юг, оставив за своей кормой теперь уже факторию македонского царя, названную по имени жены флотоводца — Гесионы.
Глава VII. Старый лев прыгнул.
Долго, невыносимо долго ждал стратег Антигон сообщения от своих тайных друзей из далекого Мараканда, о том, что войско великого царя Александра покинуло город и отправилось покорять восточный край Ойкумены.
С каким страстным нетерпением ждал старый полководец того момента, когда капризные Мойры наконец-то позволят ему выступить против ненавистного ему царя Александра. Когда можно будет подать сигнал к выступлению и собрать под свои знамена всех тех, кого несправедливо обидел Александр за годы своего правления.
Только одни бессмертные боги знают, каких трудов ему стоило удерживать от преждевременного выступления македонскую знать. Напуганные проведенными Птоломеем репрессиями они опасались, что рано или поздно хилиарх Запада узнает об их связях с Антипатром и тогда им только один путь на плаху палача.
Лишь силой авторитета полководца царя Филиппа, поборника восстановления старых порядков и обычаев, Антигону удалось заставить сидеть тихо и ждать представителей македонских родов из Верхней Македонии. В этом ему также помог тот момент, что их негласный лидер стратег Полиперхон на семьдесят шестом году своей бурной жизни.
Причины, побудившие Антигона действовать против своего царя, отнюдь не заключались в его несогласии с азиатским деспотизмом Александра. Многие его действия Антигон понимал и одобрял и окажись он на месте Александра то сам бы поступал точно также. Главная его обида заключалась в том, что весь поход Александра на восток и на запад, он просидел на второстепенной тыловой должности. Подобная немилость царь оттерла его от всех тех материальных благ, которые в огромном избытке получили другие стратеги македонского царя.
Обида эта была столь сильной и горькой, что её не смогло приглушить даже тот факт, что Александр приблизил к себе сына Антигона Деметрия. И не просто приблизил, а взял в поход на край Ойкумены, признавая тем самым военные способности Деметрия. Удержавшись от выступления против Александра во время его Аравийского похода, Антигон решил выступить против него в этот раз. Справедливо полагая, что иного удачного шанса поднять мятеж против Александра вряд ли представиться.
Едва только усталый гонец сообщил Антигону "что небо — чистое", как он воздал хвалу бессмертным богам за то, что они услышали его молитвы и увели царя Александра в бескрайние дебри степей и пустынь. Одновременно с этим, старый воитель попросил Зевса и великих Мойр, чтобы Александр как можно дольше не возвратился обратно из своего похода.
Единственное, что несколько омрачало радостную весть, так это мысли о сыне Деметрии. Мятеж против царя автоматически подразумевал его смерть, но Антигон был готов пожертвовать своим первенцем ради свержения дома Аргидов. К тому же у него уже был внук названый в честь деда, что позволяло старому полководцу строить далеко идущие планы.
Вечером того дня, стратег собрал у себя всех тех кто знал о его намерениях или по мнению Антигона был готов поддержать его выступление.
Чтобы полностью обезопасить себя от возможной измены со стороны приглашенных в дом людей, Монофтальм приказал слугам встать у дверей с оружием в руках и убить всякого, кто выйдет из них.
К огромной радости полководца он не ошибся ни в ком из своих гостей. Все они как один дружно поддержали Антигона в его решении выступить против тирании царя Александра, за восстановление старых порядков и традиций. Ни у кого из них не возник вопрос, что делать, если Александр вдруг откажется от похода и вернется в Мараканд. Сказав "Да", они были готовы идти за Антигоном до конца и с оружием в руках отстаивать свои ценности и идеалы.
Вслед за этим Антигон отправил в Македонию к кланам Линкистидов, Аргеадов и Орестидов Эвдема, с призывом выступить в поддержку законных прав на царский престол двух прямых потомков Филиппа Македонского сына Филиппа и дочери Европы. Старый стратег не сильно рассчитывал на действенную помощь со стороны знати Верхней Македонии, но даже если родовитые македонцы только ограничатся шумной болтовней, это могло прочно связать руки хилиарху Запада Птоломею в подавлении мятежа Антигона.
На все тайные приготовления ушло около недели и вот в светлый день начала лета 316 года, в столице Фригии произошли удивительные события. Рано утром жители Гордия были разбужены громкими криками и торжественным пением флейт, извещавшие заспанных горожан о прибытии к ним большой праздничной процессии. На двух богато украшенных повозках, запряженных белыми лошадьми, окруженные почетной охраной, в города въехали потомки царя Филиппа Македонского. Его сын Филипп Арридея и чудом, спасшаяся от рук эпиротки Олимпиады дочь Европа.
Эта новость вихрем облетела весь город. В мгновение ока, превратив тихую фригийскую столицу в центр мироздания, где должен был решиться главный вопрос всех времен — вопрос власти.
Несправедливо лишенные ранее трона и царского звания своим старшим братом, отпрыски Филиппа обратились за помощью к верному соратнику их отца стратегу Антигону. С тем, чтобы он в меру своих сил, помог им восстановить свои законные права на престол Аргидов. Пусть Александр забирает себе Азию, Ливию и все остальное, но пусть отдаст им Македонию, Греция, Ионию и Анатолию. Одним словом все то, чем хотел владеть покойный царь Филипп, затевая общеэллинский поход против персов.
Растроганный их словами старый полководец со слезами, на глазах огромной толпы нежно обнял Филиппа и Европу и клятвенно заверил, что обязательно поддержит их в столь трудном, но благородном деле. Взбудораженный столь ошеломляющими событиями город гудел подобно пчелиному улью, днем и ночью шумно обсуждая всевозможные предположения развития дальнейших событий. И они не заставили себя долго ждать.
Уже через два дня после появления в городе обиженных и ущемленных отпрысков царя Филиппа, горожане узнали стратег Антигон, намерен сделать важное заявление. Местом своего выступления хитрец выбрал знаменитый на всю Фригию храм Зевса, где находилась легендарная повозка царя Гордия.
— Александр развязал царский узел, а Антигон его завяжет — говорили фригийцы, хитро, перемигиваясь друг с другом. — Пусть попробует — мы не против.
В назначенный Антигоном час храм Зевса был полон горожан и воинами стратега. Те, кто не смог попасть в храм, стояли плотными рядами на его ступенях и на площади перед ним. Все ждали, что выступление Антигона, но вместо него слово взял верховный фригийский жрец Эврипил. Важно подняв руку над головой и призвав людей к полному молчанию, жрец начал зачитывать слова брачного ритуала между царевичем Филиппом и царевной Европой.
Едва брак между детьми царя Филиппа был заключен, как стены храма сотрясли радостные крики собравшихся горожан и воинов, большее количество которых составляли ветераны. Радостные эмоции людей были немедленно подогреты и усилены слугами Антигона, что щедрыми горстями принялись разбрасывать в толпу золотых монет, беря их со специальных свадебных подносов.
Звон монет и осознание причастности к высокому и значимому событию, моментально породили верноподданные чувства в душах жителей Гордия к молодым, ровно, как и массовое гуляние в честь их свадьбы. Здесь уж Антигон не поскупился на угощения, выставив народу все свои съестные и винные запасы.
Праздник продолжался целых три дня, и каждый день венценосная чета появлялась перед людским морем, а проворные слуги горстями бросали в народ золотые и серебряные деньги.
Все это поднимало популярность Филиппа и Европы в глазах фригийцев на неимоверную высоту, которые едва стало известно о царской свадьбе, стали толпами стекаться в Гордий.
Пока народ веселился, стратег уверенно делал порученное ему дело. Эврипил ещё не закончил бракосочетание, а Антигон уже начал набор солдат в специальный отряд для охраны своих подопечных, выплачивая щедрый задаток новобранцам. Стоит ли говорить, что возле вербовочного пункта стояла страшная толкотня и суматоха. От многочисленных желающих ухватить свой кусок от царских щедрот не было отбоя.
Филипп и Европа часто посещали пункты рекрутов, проводя личный отбор в свою гвардию. Молодые громко радовались вместе с новобранцами, зачисленными в их отряды, и искренне утешали тех, кто не прошел жестокий отбор вербовщиков. Так продолжалось несколько дней, но подсевшие на иглу бесплатных зрелищ и хлеба фригийцы ждали продолжения и не ошиблись.
Антигон вновь призвал горожан и воинам гарнизона собраться перед храмом Зевса, и вновь выступая перед народом, жрец Эврипил торжественно объявил молодых людей полноправными царями всей Великой Фригии. Толпа дружно заголосила в знак одобрения этого мудрого решения и жрец, проворно извлек из ларца царские венцы, что бы возложить их на головы детей Филиппа. Стратег Антигон немедленно присягнул им и, вслед за его примером последовали все собравшиеся на площади воины и горожане. Конечно, старый полководец сильно рисковал, творя столь явное беззаконие, но заранее собранные им ветераны царя Филиппа плакали от умиления, видя свершение долгожданной справедливости своими глазами. Особенно их тронули слова Арридея, который поклялся на оружии, что будет править как истинный македонский царь, а не как азиатский деспот.
Агенты Антигона специально стоявшие в толпе солдат, незамедлительно принялись, кричать, что видят покойного Филиппа в его молодом отпрыске. Многократно повторяя эти слова, они добились того, что сами солдаты стали произносить чужие слова как свои мысли.
Стратег неплохо поработал в реализации начального этапа своего коварного плана. Едва царственная чета короновалась, как ее власть одна за другой стали признавать различные провинции Малой Азии, присылая в Гордий своих послов.
Однако не все шло, так как задумал Антигон. Многие из провинций только на словах выражали свою поддержку Филиппу и его жене, но не спешили выделить новому царю денег и прислать солдат.
Македония тоже не спешила помочь взбунтовавшемуся стратегу. Её родовитая аристократия не рискнула, открыто выступить на стороне Филиппа, ограничившись только одними публичными разговорами в столице. Птоломей немедленно отреагировал на известие о коронации Аридея, стягиванием войск к Пелле и объявлением малоазийских царей бунтовщиками против власти Александра.
Имя царя оказалось грозным оружием, способное крепко связать руки многим желающим половить рыбку в мутной воде.
Конечно, во Фригию к молодому царю тайком хлынули деньги и добровольцы из числа македонцев, которые не желали александровых перемен, но все это было совсем не то, на что рассчитывали заговорщики. Птоломей хорошо прошелся гребенкой репрессий по Линкестийцам и Аргеадам, однако Антигон не унывал. Он и не рассчитывал на серьезную помощь со стороны македонских кланов. Ему достаточно было того, что армия Птоломея оставалась по ту сторону моря, давая ему шанс разгромить и уничтожить Эвмена. Чья казна позволяла на равных говорить с Птоломеем, при поддержке македонских родовитых кланов.
Для реализации этих намерений у стратега имелась фаланга сариссофоров состоящая из воинов ветеранов, греческие наемники гоплиты, эпирские пельтеки, а также фессалийская конница, давно отставленная царем Александром в дальний угол. Все они имели богатый военный опыт различных компаний и представляли собой грозную силу, которой противостояли войска, в большей части состоящие из азиатов. Чья боеспособность, по мнению Антигона, не шла ни в какое сравнение с македонцами.
Кроме этого, стратег очень рассчитывал на то, что Эвмен как грек не был сильно популярен у находящихся в его подчинении македонских воинов. По этой причине он надеялся, что многие, если не все македонские воины перейдут на его сторону, когда их армии встретятся на поле боя.
Ещё одним немаловажным фактором, что должен был принести ему успех в борьбе с Эвменом, являлась спешка и нехватка времени. Они, по мнению стратега, возникнут у противника, когда вести о претендентах на македонский престол дойдут до его ушей.
По совокупности всех этих причин, выступая на восток, Антигон был полностью уверен в том, что одержит над противником полную и решительную победу. Только досадная неудача или фатальное стечение обстоятельств могли помешать ему в этом.
Для поддержания боевого духа солдат, Антигон настоял, чтобы Филипп и Европа сопровождали его армию в походе. К удивлению стратега это требование в большей степени нашло отклик со стороны Европы. Двигаясь верхом на лошади, царевна радостно здоровалась с воинами, которые в ответ дружно кричали здравницы в её честь.
Когда армия пересекала одну из многочисленных мелких речушек Анатолии, Европа специально спешилась с коня и пересекла водный поток вместе с пехотинцами ветеранами. Столь необычное поведение царевны породило многочисленные улыбки со стороны и радостные взгляды у молодых воинов, к некоторому огорчению Арридея.
Покинув Гордий, войско Антигона уверенно продвигалось от одной почтовой станции к другой, меняя лошадей и принимая в свои ряды новых добровольцев. Быстро продвигаясь вперед и давая Эвмену ни малейшей форы во времени, Антигон благополучно миновал Каппадокию. Настроение было прекрасное, но на подступах к городу Мелитене, разведчики стратега донесли ему тревожную весть. Оказалось, что в двух днях пути, за Евфратом находилось войско хилиарха Востока, которое явно поджидало появление мятежников.
Столь неожиданная расторопность со стороны Эвмена, его готовность во всеоружии встретить Антигона сильно удивила стратега. Словно грозный горный камнепад эта новость обрушилась на вождей мятежников и их солдат, разрушая все их планы, вгоняя в сердца и души неуверенность и страх.
Не желая торопиться и принимать поспешные решения, Антигон приказал остановить войско, разбить лагерь и вновь выслать разведчиков. Все замерли в тревоге, ожидая новых новостей, которые не принесли мятежникам большой радости и оптимизма.
Скоро стало известно, что над лагерем кардийца развевался царский штандарт, который как выяснили разведчики, принадлежал сыну великого царя царевичу Александру. Он вместе со своей матерью царицей Роксаной сопровождал Эвмена в походе против мятежника Антигона и пользовался большой любовью среди солдат, как македонцев, так и персов.
Наличие в стане противника законного наследника царского престола, не давало Антигону ни малейшей надежды на, то, что македонские воины перейдут на его сторону. Стратегу оставалось только осыпать проклятиями своих горе осведомителей, уверявших его, что царица Роксана безвылазно сидит в Александрии и вряд ли покинет столицу в ближайшее время.
Разведчики также донесли Антигону, что кроме македонских гоплитов, в распоряжении Эвмена была тяжелая персидская конница, которую Александр почему-то не взял в свой новый поход. Ее возглавлял стратег Клеонт. Он вот уже десять лет занимался обучением персидских юношей македонскому искусству войны и достиг хороших результатов. Его питомцы хорошо показали себя в Западном походе.
В распоряжении хилиарха Востока слава богам не было слонов, но его стан зорко берегли скифские конные лучники. Они не только постоянно тревожили разведку Антигона, но задержали и убили его нескольких шпионов, что попытались проникнуть в лагерь Эвмена под видом нищих.
Все эти полученные за два дня новости сильно снизило бравурную настроенность Антигона на легкую победу. Но при этом ничуть не поколебало его уверенности в том, что он обязательно одержит её в сражении с хилиархом Востока. Несокрушимая фаланга ветеранов сариссофоров и испытанная боями фессалийская кавалерия, по глубокому убеждению стратега, должны были вдребезги разгромить наскоро собранные силы Эвмена.
И это не было простой похвальбой и бравадой выжившего из ума вояки. Собранные хилиархом гоплиты не смогли бы долго противостоять железному ряду смертоносных копейщиков, которые ранее всегда одерживали победы в подобных схватках.
Поэтому, в преддверии грядущего сражения, собрав воинов на собрание, Антигон всячески восхвалял силы своих солдат и неизменно высказывался о соперниках в уничижительном виде. Стратег разумно умолчал о наличие в стане Эвмена наследника престола, как и присутствие в войске хилиарха Востока македонцев, дабы не заронять в души своих солдат опасных зерен сомнения.
Стоя в центре лагеря на небольшом помосте, он громогласно призывал македонцев поскорее посадить законных наследников Филиппа на вавилонский престол и тем самым навести порядок в македонском царстве. Касаясь завтрашнего сражения, Антигон выражал твердую уверенность, в том, что македонские ветераны непременно устроят одетым в чужие доспехи персам вторые Гавгамелы.
В своей речи стратег намеренно упомянул маленькое местечко, вблизи которого, когда-то решилась судьба персидского царства. Былая слава как нельзя лучше добавляла задора в сердца воинов ветеранов, которым завтра предстояло повторить свой прежний великий подвиг.
Готовясь к предстоящему бою, выросший на тактике царя Филиппа, Антигон был вынужден признать, что в этом плане Александр превзошел своего отца. Поэтому, он не колеблясь, решил применить излюбленный прием великого царя, всегда приносивший ему победу. Связать противника боем в центре фалангой сариссофоров и одновременно нанести удар тяжелой конницей на правом фланге с последующим выходом в тыл противнику.
В силу своего почтенного возраста, а Антигон уже перешагнул семидесятый рубеж своей жизни, командование тяжелой кавалерией правого фланга было поручено молодому стратегу Антиоху, доводившегося полководцу родным племянником. Этот энергичный и честолюбивый юноша, горел желанием как можно скорее одержать свою первую серьезную победу на поле боя. Воспитанный в истинно эллинских традициях, в душе он рьяно ненавидел персов, которые составляли около половины всего войска противника.
Сам Антигон решил расположиться в центре вместе с непобедимой фалангой сариссофоров, состоявшей в большей части из македонских ветеранов. Он как никто лучше понимал и чувствовал старых солдат, которых по праву считал своей главной опорой в предстоящем сражении. Оставшийся левый фланг с легкой союзной конницей, стратег отдал царевичу Арридею, полностью подчинив его при этом опытному гоместу Фессандру, с которым начинал воевать еще при Филиппе.
Разделив, таким образом, командование своего войска, Антигон дал приказ, к выступлению, справедливо полагая, что каждый день мирного стояния только увеличивает силы хилиарха Востока.
Как и ожидал Антигон, кардиец не предпринимал никаких попыток помешать его армии перейти Евфрат. Он терпеливо ожидал его прихода, предоставляя Антигону возможность самому сделать первый шаг к решающему сражению.
Перед самой битвой, когда лагерь противника был уже виден, старый полководец предпринял маленькую военную хитрость. Он отправил в стан Эвмена под видом перебежчиков нескольких лазутчиков, которые должны были внести раскол в ряды македонских воинов накануне решающего сражения. В случаи удачи, в рядах солдат Эвмена мог возникнуть бунт против хилиарха и царевича Александра с последующим их убийством или пленением. В худшем случае в армии противника началось бы дезертирство, что тоже было опасным явлением.
Тихо и незаметно отбыли лазутчики Антигона под покровом ночи в сторону неприятеля, но напрасно ждал стратег крика и шума сражения из лагеря Эвмена. Ночь прошла на удивление спокойно. Узнав о приближении неприятеля, хитрый грек несколько ночей отправлял в усиленные секреты перед лагерем скифов. Приказав им убивать всех, кто только попробует приблизиться к палаткам хилиархова войска. Назначив за каждую голову убитого врага щедрую награду. Стоит ли говорить, что падкие на золото наемники старались от души, но хилиарх твердо держал свое слово. Невзирая на то, чья голова ему была представлена ему поутру, грека или перса.
Не оправдался и расчет Антигона на возможный отказ македонцев сражаться со своими собратьями ветеранами. Перед сражением Эвмен умело распустил слух среди воинов, что в состав полков Антигона в основном входят ионийцы. Что они вместе с фригийцами хотят убить царевича Александра и возвести на трон самозванцев появившихся неизвестно откуда.
Нейтрализовав, таким образом, две опасные для себя серьезные угрозы, Эвмен с тревогой в сердце ждал прихода войска мятежников. Зная благодаря своим разведчикам сильные стороны противника и слабости своего войска, хилиарх Востока твердо верил в свою счастливую звезду. Готовясь преподнести своему грозному противнику неприятный сюрприз.
Солнце рано встало над полем грядущей схватки, но утренний речной туман не позволил воинам сразу скрестить свое оружие. Только когда туман над равниной рассеялся, Антигон и Эвмен отдали приказ выстраивать своих солдат в боевые порядки.
Ни на йоту не отступив от первоначального плана, Антигон вывел и построил своих македонцев. На правом фланге уже изготовился к броску Антиох со своими тяжелыми конниками катафрактами, а сариссофоры примерялись выставить вперед свои длинные и тяжелые смертоносные копья.
Тактика построения сил Эвмена во многом повторяла построение персидского царя Дария, которое он применил в сражения при Гавгамелах. Против сариссофоров Антигона, он выстроил в длинную линию пехоты. В центре ёё находилась македонская фаланга, состоящая из щитоносцев, а по её бокам расположились многочисленные отряды греческих и персидских гоплитов.
Что касается кавалерии, то хилиарх Востока несколько отступил от первоначального замысла царя Дария. Отказавшись от привычного конного удара правым флангом, Эвмен переместил всю свою тяжелую конницу на левый фланг, рассчитывая таким образом сковать и ослабить силу удара македонского конного тарана. На правом же фланге своего войска, он расположил скифскую кавалерию, чья задача состояла не столько атаковать левый фланг противника, сколько сдерживать его наступление.
Такова была видимая расстановка сил противников в этой битве, но у хилиарха был ещё один козырь. Никогда прежде не никем применяемый прием и от того, было совершенно непонятно, как он мог сыграть.
Перед тем как оба войска сошлись в непримиримой схватке, острый глаз Антигона уловил некоторое шевеление за спинами вражеской пехоты в том месте, где развивалось знамя малолетнего царевича Александра, а также его полководца. У старого полководца мелькнула мысль, что в самый последний момент Эвмен решил усилить охрану Александра, но он не успел хорошенько обдумать увиденные им действия противника. Войска вступили в бой, и битва зажила своей собственной, независимой ни от кого жизнью.
Первыми в сражение согласно традиции вступили лучники. Они проворно выпустили в сторону наступающих рядов противника несколько залпов своих смертоносных стрел, после чего поспешили укрыться за спинами ощетинившейся копьями фаланги гоплитов.
Вслед за ними с громким топотом и гиканьем пошли в атаку фессалийские катафракты во главе с Антиохом. Быстро сокращая разделяющее их от противника пространство, они приблизились к вражеской кавалерии, а затем с грохотом обрушились на неё. Закипела ожесточенная схватка, которую скрыла от глаз наблюдателей поднятые копытами коней плотные клубы пыли.
Молодой стратег, демонстрируя личную отвагу и храбрость, в числе первых схватился в яростной схватке с врагом, с азартом разя тяжелым копьем то одного, то другого оказавшегося перед ним противника. Подражая великому царю, Антиох стремился как можно быстрее опрокинуть своим бронированным клином кавалерию противника и молниеносным броском прорваться к тому месту, где находилось знамя царевича Александра и Эвмена. Разгромить его охрану и либо обратить в бегство и пленить либо затоптать на месте. Второй вариант был самым удобным как для самого Антигона, так и Филиппа с Клеопатрой, ибо снимал многие вопросы.
Тем временем фаланга сариссофоров Антигона уже навалилась на гоплитов хилиарха, намериваясь опрокинуть и разметать их. Со страшным грохотом сариссы фалангитов обрушились на гоплитов Эвмена, что разнородной пестрой массой стояли перед ними. Подобно огромной невиданной машине, они принялись безжалостно пробовать на прочность стоящий перед ними строй солдат.
Свою помощь в схватке с гоплитами хилиарха вносили пельтеки с лучниками. Находясь за спинами гоплитов, они дружно обрушивали на голову солдат противника град стрел и дротиков. Не успевшие закрыться щитами воины Эвмена падали один за другим, но и сами македонцы получали такие, же гостинцы из-за спин пехотинцев противника. Лучники и пельтеки хилиарха мало чем уступали легкой пехоте стратега Антигона, но остановить и ослабить натиск сариссофоров они не могли. Длинные копья македонской продолжали фаланги мерно двигались взад и вперед, медленно, но верно разрушая целостность строя противника.
Самым последним в бой вступил левый край македонского войска, войскам которого Антигон поставил задачу связать боем кавалерию противника. Арридей, под надежным прикрытием Фессандра, вместе с фригийцами обрушился на скифов, желая ни в чем не отстать от Антиоха.
Стоя за спиной фалангитов, Антигон был очень доволен началом битвы. Все шло, так как он и задумывал, и это добавляло в душу старого вояки азарта и куражу столь ценного в любой схватке.
— Веселей ребята! Бей не останавливайся!— громко кричал стратег, подбадривая воинов ветеранов, и они отвечали ему громким ревом. С новыми силами воины наносили удары своими сариссами по вражескому строю. Под их страшными ударами ряды гоплитов Эвмена скрипели, качались, но продолжали упорно держать строй, проявляя незаурядное мужество и отвагу.
Находившийся за их спинами Эвмен также подбадривал своих воинов и его присутствие, придавало им силы и уверенности в схватке. Как бы, не были страшны длинные пики противника, строй фаланги хилиарха держался и гоплиты, не собирались отступать.
К этому моменту наметился серьезный успех в сражении на правом фланге армии Антигона. Преодолевая яростное сопротивление тяжелой кавалерии Эвмена, гиппарх Антиох и его всадники с большим трудом, но смогли потеснить плотные ряды противника. Подтверждая на деле, что фессалийские всадники самые лучшие во всей Элладе и Македонии, катафрактов Антигона неудержимо атаковали всадников Клеона и вскоре их ряды дрогнули и стали отступать. Сначала они лишь немного отодвигались вглубь строя, стремясь отвечать ударом на удар. Затем под натиском фессалийцев их отступление стало более быстрым, и вскоре персы обратились в бегство всей своей конной массой.
Преследуя бегущих персидских всадников, охваченный азартом боя молодой Антиох совершенно не заметил, что сильно отдалился от своих главных сил и тем самым нарушает первоначальные плана своего дяди. Вместо того, чтобы развернуть конницу, ударить в тыл фаланге Эвмена и поставить победную точку в сражении, он с упоением преследовал удирающую вражескую кавалерию. Когда же он осознал свою ошибку и, прекратив преследование противника, развернул своих всадников обратно, прошло довольно много времени, по мнению Антигона.
Как не наседали сариссофоры стратега на фалангу Эвмена, они не могли одержать над врагом победы. Вопреки всем расчетам и надеждам Антигона противник держал строй. Держался центр, держались фланги. Держались за счет неимоверных жертв и усилий, держались из последних сил, но при этом воины хилиарха сами активно атаковали ряды сариссофоров Антигона. Не один десяток македонцев уже обагрил своей кровью сухую землю Месопотамии и, глядя на их тела, старый полководец начал терять уверенность в скорой победе.
В этот момент удар в спину был как никогда важен и нужен и стратег с нетерпением и тревогой смотрел вдаль в ожидании возвращения конницы Антиоха. Единственным утешением для Одноглазого Антигона в эти минуты были известия с его левого фланга. Там конница Фессандра успешно сдерживала натиск скифов Эвмена. Из-за поднятой пыли было плохо видно, но поступающие сообщения не внушали ему серьезных опасений.
Когда наблюдатели доложили, что заметили тучу пыли в тылу у противника, Антигон возликовал. Опыт подсказывал старому полководцу, что в сражении наступал переломный момент.
— Держитесь! — радостно закричал стратег изнуренным схваткой воинам. — Сейчас Антиох ударит им в спину, и они побегут!
Солдаты вновь отвечали ему громким криком, однако теперь, они не столь рьяно атаковали противника, милостиво уступая право на победу катафрактам.
Проклиная свой неуместный азарт, Антиох торопливо вел своих кавалеристов в тыл фаланги хилиарха. Чтобы одним могучим ударом переломить ход сражения в свою пользу и одержать свою первую большую победу. Быстро место, где находились царевич Александр и хилиарх Эвмен, он выкинул вперед руку, указывая фессалийцам направление новой атаки.
Усталые, с поредевшими рядами, но не потерявшие уверенность в себе, кавалеристы Антиоха устремились на врага могучим монолитным клином. Яростно потрясая своими тяжелыми копьями, они быстро сближались сл строем ничего не подозревавшего противника. Казалось, ничто не может спасти гоплитов хилиарха от неминуемой гибели под ударом копий катафрактов, а его самого от смерти или плена. Слишком поздно они заметили кавалерию Антиоха, слишком поздно они стали выстраивать ряды лучников и пельтеков для отражения их атаки.
Полностью уверенные в своей скорой победе фессалийцы и их молодой командир мчались к колеснице царевича Александра и тут, азарт боя вновь сыграл с ними злую шутку. Грозно потрясая копьями, они совершенно не обратили внимания, на множество длинных гладких досок, что вдруг оказались на их пути. Разбросанные на земле без всякого порядка они были недостойны внимания кавалеристов, умело закрывавшихся шиитами от стрел противника.
С грохотом передние ряды конницы пронеслись по доскам и уже изготовились бить врагов своими тяжелыми копьями и топтать своими скакунами, как вдруг произошло нечто ужасное. Ни с того, ни с чего, кони вдруг стали брыкаться, становиться на дыбы и сбрасывать с себя своих седоков. Единый строй моментально рухнул, превратившись в неуправляемую кучу, состоявшую из мечущихся людей и животных на которую неудержимо наползали скачущие за ними кавалеристы. Безжалостно давя передние ряды своей массой, задние ряды конного клина в мгновение ока опрокинули и подмяли под себя коней и их всадников.
В числе тех, кто погиб в этом ужасном хаосе был гиппарх Антиох. Находясь в первых рядах атаки, он был сброшен своим скакуном на усеянные острыми шипами доски, а затем затоптан копытами беснующихся лошадей. Желая нанести как можно больший вред и урон противнику, выстроившиеся в ряд лучники и пельтеки Эвмена принялись метать в катафрактов свои стрелы и дротики. При этом они целились не столько в людей, сколько в коней, которые были главной целью этой коварной ловушки.
Ещё со времен похода в Азию против массагетов, у царя Александра зародилась идея, как обезопасить ряды своей пехоты от нападения вражеской конницы. Для этого следовало покрыть доску острыми гвоздями и разместить их перед строем гоплитов. Атакуя их порядки, кони неизменно поранили бы свои копыта и стали сбрасывать своих наездников.
По приказу царя такие доски были созданы, но вот проверить их в действии, Александр не успел. Об их существовании знал Нефтех. Он и рассказал Эвмену о царской затее.
Хилиарх Востока с большой настороженностью отнесся к словам старого друга, но от совета не отказался. Благо доски находились в Вавилоне и большой трудности при перевозке с ними не возникло.
Чтобы заманить вражескую кавалерию в нужное место, Эвмен проделал большую работу. В центре войска в качестве приманки было установлено царское знамя с колесницей и штандартом хилиарха, тогда как сам царевич Александр находился в другом месте. По приказу Эвмена тяжелая кавалерия под командованием Клеона ложным отступлением увела с поля боя конницу Антиоха, дав возможность хилиарху завершить создание смертельной ловушки.
Видя, как грозный охотник сам превратился в беспомощную добычу, Эвмен обрушил на катафрактов всю мощь своих войск. К лучникам и пельтекам присоединились пращники, гастрофеты и даже метательные машины полиболы. Последних было всего несколько штук, однако, именно выпущенным из полибола коротким копьем был сражен Эфиальт. Помощник погибшего Антиоха отчаянно пытался навести порядок в той страшной мешанине, что царила в рядах катафрактов, но был буквально выбит из седла угодившим в него снарядом.
Окончательную точку в судьбе тяжелой кавалерии Антигона поставили всадники Клеона. Подобно хищному зверю набросились они на фессалийцев, громя их мечами и топча конями. Очень малому числу катафрактов удалось пробиться сквозь ряды конников Андрокла и вырваться на свободу или они смогли покинуть поле боя до того как персы обрушились на них. Все остальные либо навсегда остались в кровавом месиве тел всадников и скакунов, либо сложили оружие и сдались на милость врагов.
Победа в этой схватке была полной, однако до конца сражения было ещё далеко. Перестав опасаться получить удар в спину от катафрактов противника, Эвмен смело ввел в сражение все свои резервы пехоты и теперь уже его гоплиты, благодаря численному превосходству, стали теснить воинов Антиоха.
Одновременно с этим хилиарх сам двинул на врага свою тяжелую кавалерию, нацелив её на оголенный фланг фаланги сариссофоров. Её ряды заметно поредели, и одного хорошего удара вполне хватило, чтобы сначала разгромить македонцев, а затем и обратить их в бегство, однако старый полководец был на высоте.
Он ничего не знал о судьбе катафрактов, но едва заметил угрозу своему правому флангу, отреагировал на неё быстро и четко. Не обращая внимания на бедственное положение передней линии сариссофоров, он развернул вторую линию гоплитов таким образом, что она полностью прикрыла фланг фаланги.
Вместе с отрядом критских стрелков, гоплиты под командованием таксиарха Скилона смогли устоять под натиском врагов. Кавалеристы Клеона отступили, но произошло это не столько из-за стойкости македонцев, сколько из-за усталости всадников Эвмена. Одно дело атаковать ряды воинов противника свежим и бодрым и совсем иная картина, когда ты идешь в бой после двух ожесточенных схваток и бешеных скачек.
Антигон едва успел перевести дух и приободрить воинов с маленькой, но победой, как возникла новая угроза и на этот раз с левого фланга.
Поначалу, фригийцы Фессандра удачно отражали наскоки скифов Липоксая. Однако увидев, что все вооружение их противника состоит из небольших легких копий и щитов из ивовых веток, они позабыли про осторожность и сами перешли в атаку.
Во многом этому способствовали крики Филиппа Арридея, захотевшего поиграть в командира и не ставшего слушать предостережений Фессандра. К огромной радости царевича и фригийцев, скифы не выдержали их натиска и обратились в бегство.
Как радостно и приятно преследовать врага, убегающего без оглядки от одного твоего вида и грозного крика. Даже бессмертные боги не смогут остановить всадника, вкусившего сладостную радость погони, приятно будоражащую сердце и душу в предчувствии скорой победы.
И как горько и обидно бывает на душе, когда оказывается, что бегство противника — это ловкий ход, призванный увлечь тебя и отвести далеко-далеко от собственных войск. Когда трусливые степняки вдруг разворачивают своих коней и сами нападают на тебя. С громкими криками начинают наносить копьями удары по головам и туловищам коней своих преследователей. Или презрев всякую боязнь перед смертью, вступают в бой с одетыми в доспехи всадниками, отчаянно пытаясь поразить их в горло или лицо.
Стоит ли говорить, что столкнувшись со столь "неправильным и подлым" яростным сопротивлением противника, любящие себя фригийские аристократы в испуге отступили. И теперь они, несмотря на свои металлические щиты и прочные доспехи бежали от грязных "варваров", отчаянно спасая свои жизни.
Фессандр очень надеялся, что достигнув рядов своего войска, он сможет остановить бегство своих всадников и дать врагу отпор. Тем более, что командующий левым флангом стратег Аминта, увидев отступление конницы, сам, без каких-либо приказов Антигона развернул вторую линию гоплитов для прикрытия фланга от удара скифской кавалерии.
Все было хорошо. При виде стройных рядов гоплитов испуг стал покидать сердца фригийцев, а их преследователи стали сдерживать бег своих разгоряченных коней. Куда им было тягаться с мечами и копьями закованных в броню гоплитов, да ещё с дротиками, пришедших на подмогу пельтеками.
Гиппарх Фессандр уже стал выстраивать потрепанные ряды своей кавалерии и тут, в схватку вмешалась третья сила в виде конных скифских стрелков. Готовясь к борьбе с Антигоном, Эвмен заранее отправил гонцов к кочевавшему на границе с Арменией царю Скилуру с просьбой прислать к нему легкую скифскую кавалерию. Хилиарх выдал скифскому владыке щедрый аванс и тот не остался глух к его просьбе. Он прислал своих прославленных стрелков под командованием Спаргаписа, и они оказались той соломинкой, что переломила хребет верблюду.
Подскакав к рядам фригийцев, скифы буквально забросали их тучей своих стрел, что гордые дети степей пускали, на полном скаку не останавливаясь. Раз, два, три упали они на головы всадников Фессандра, сея ужас и страх в их сердцах. Почти каждый выстрел попадал в свою цель и одна из таких целей оказался царевич Филипп.
Угодившая стрела в шею Арридея не представляла для его жизни смертельной опасности. Однако боль и страх от вида собственной крови породил в сердце царевича неукротимую панику и, позабыв обо всем, Филипп поскакал прочь с поля боя. Вслед за ним устремилась свита царевича, а затем и фригийцы.
Напрасно Фессандр пытался их остановить грозными окриками и отчаянными действиями. Подобно испуганным птицам фригийцы неслись прочь, преследуемые всадниками Липоксая. Яростно нахлестывая своих коней, испившие хаому степняки бросались на врагов и поражали их копьями и мечами.
Особенно привлекал скифов золоченый доспех царевича Филиппа, который словно магнит притягивал к себе их стрелы и копья. Одно из них угодило в ногу царского скакуна, он упал, выбросив своего всадника под копыта других коней.
Когда скифы подскакали к Филиппу, с ним все было кончено. Арридей погиб от удара в голову, с которой при ударе о землю соскочил легкий парадный шлем.
Обратив в бегство фригийскую конницу, стрелки Спаргаписа взялись за гоплитов таксиарха Аминты. Выстроившись на безопасном расстоянии, они принялись безнаказанно расстреливать воинов из своих тяжелых луков. Не каждая из выпущенных ими стрел оказалась смертельной для македонских гоплитов, но почти каждая наносила им урон. Кому-то они попадали в державшую копье руку, другим пробивали птеруги на ногах. У третьих пробовали на прочность их поножи, четвертых поражали на излете в сандалии.
Гоплиты Аминты мужественно продолжали стоять в строю, стойко выполняя приказ командира. Солнце, повисшее высоко над головой безжалостно палило их головы своими лучами, хотелось пить, а скифы тем временем продолжали клевать стрелами.
Достаточно было одной сотни дилмахов, чтобы если не обратить их в бегство, то хотя бы отогнать прочь, но никого не было. Фессандра увлекли с собой фригийцы, а Антиоха все не было. Ряды гоплитов неудержимо таяли и теперь, уже никто в войске Антигона не думал о победе. Все думали только о спасении.
— Антиох! — яростно взывали полководец и его солдаты, — когда же ты придешь и ударишь им в тыл!? Когда отгонишь от нас этих тварей!!?
Крысы всегда в трудный момент бегут с корабля и такой крысой в войске Антиоха, оказался Эвдем. Он прибыл в лагерь мятежников с радостной вестью о гибели в Эфесе внебрачного сына Александра Геракла и его матери Барсины и рассчитывал на благодарность как со стороны Филиппа и Европы, так и стратега Антигона.
Когда стало ясно, что дело принимает скверный оборот, Эвдем бросился к Европе отважно стоявшей за спинами гоплитов и стал уговаривать царевну покинуть поле боя. Услышав подобное предложение, девушка наотрез отказалась уходить, считая, что своим видом подбадривает солдат. В её словах было много истины, но Эвдем продолжал настаивать и Европа заколебалась.
Конец спору положила стрела, прилетевшая из-за спин гоплитов и на своем излете ранившая Европу в левую руку. Острие только скользнула по коже, вызвав лишь обильное кровотечение. Однако от боли и вида крови, царевна упала в обморок к большой радости ее наставника. Без лишних слов он подхватил ее на руки, и наскоро замотав кровоточащую рану, поспешил покинуть поле битвы в сопровождении небольшого эскорта.
Тем временем сражение неумолимо двигалось к своему финалу. Прошло меньше часа, когда вернувшиеся из погони всадники Липоксая атаковали изрядно поредевший строй гоплитов Аминты и, не выдержав удара, те побежали. Вслед за ними, не выдержав напора противника, обратились в бегство и сариссофоры. Бросив свои могучие копья, они сломали свой непобедимый строй, который стал рушиться подобно карточному домику на ветру.
Когда это случилось, Антигон находился на правом фланге. Громкий крик отчаяние вырвался из его груди при виде бегущих с поля боя солдат, однако сам стратег не поддался паники. Гневно пихнув кулаком в лицо начальника охраны подбежавшего к нему с предложением бежать на коне, старый полководец попытался личным вмешательством спасти положение. Даже имея один глаз, он отлично видел, какими малыми силами громит враг его фалангу. Для их отпора нужно было успеть перестроить их ряды, но сделать это Антигон не успел.
Откуда-то со стороны, на него вылетел молодой скиф. В его руке вместо привычного копья или акинака была крепкая волосяная веревка с тяжелым костяным шаром на конце. Воин непрерывно крутил веревку в руке, время от времени опуская свое грозное оружие на чью-то голову или шею.
Богатые дорогие доспехи Антигона мгновенно приковали взгляд степняка к себе. Миг и, не раздумывая, он метнул шар в полководца, целясь ему в голову. Сделано это было столь стремительно и быстро, что ни охрана, ни оруженосец не успели закрыть Антигона от летящей с пронзительным свистом смерти.
В последний момент стратег попытался уклониться, отдернув голову в сторону, но это его не спасло. Шар со страшной силой угодил ему в шею, перебил позвонки, разом оборвав жизнь последнего представителя, славной когорты полководцев царя Филиппа.
Подбежавший оруженосец попытался помочь Антигону. Бросив на землю щит и меч, он подхватил медленно оседавшего на землю стратега, однако налетевший скиф помешал ему сделать это. Сначала он метким броском он набросил на безвольную шею полководца аркан. Затем, ударом шестигранной булавой закрепленной на запястье кожаным ремешком сразил храброго оруженосца, после чего развернул коня и стремительно помчался прочь, волоча за собой тело Антигона.
Напрасно разгоряченные бегом охранники пытались остановить дерзкого скифа, в ярости бросая вослед ему копья и дротики. Все они пролетели мимо, и гордый сын степей ускакал со своим трофеем.
Гибель полководца почти всегда означает окончание сражение. Не стала исключением и эта битва. Едва стало известно о гибели Антигона, как его воины обратились в бегство. Многие из них стали спешно сдаться грекам и македонцам Эвмена и тем самым стремясь избежать смерти от мечей персидской кавалерии. Едва только воины таксиарха Скилона побежали, как всадники Клеона принялись нещадно рубить бегущего противника.
Не отставали от них и скифы. Стрелами и копьями, метательными шарами и арканами, они обрушивались на беглецов, выбирая из них тех, на ком были богатые доспехи или одежда.
Только усталость кавалеристов Клеона и потери, понесенные всадниками Липоксая в схватке с фригийцами, не позволили им полностью разгромить и уничтожить воинов Антигона. Победители ограничились захватом лагеря мятежников, милостиво позволив беглецам отойти на левый берег Евфрата.
Победа была полной, но Эвмен не мог в полной мере насладиться её плодами. Многие македонцы были недовольны тем, что хилиарх путем обмана заставил их биться со своими соплеменниками. По этой причине он постарался свести к минимуму ликования персов и скифов от одержанной ими победы.
Одновременно с этим отдал приказ о погребении павших воинов противника и розыске тел Антигона и Филиппа. Когда после долгих поисков они были найдены, опознаны и доставлены хилиарху, он приказал устроить пышные похороны. Прах Антигона и Филиппа был помешен в мраморные урны и захоронен вместе с телами остальных воинов, над которыми был возведен могильный холм.
Не желая дальнейшего ухудшения отношений с воинами македонцами, Эвмен поручил дальнейшее умиротворение восставшей Фригии и всей остальной Ионии таксиарху Эмпедоклу. Сам же Эвмен вместе с царицей Роксаной и царевичем Александром расположились в городе Мелитене.
За одержанную хилиархом победу, царица Роксана возложила на голову хилиарха золотой венок. К нему был добавлен громкий титул "Спасителя царства" и многообещающий поцелуй благодарной царицы. За долгое время александрийского затворничества Роксана с радостью примеряла на себя одежды полноправной владычицы.
Около двух месяцев пробыл Эвмен в Мелитене, внимательно наблюдая за тем, как Эмпедокл приводил к покорности мятежные провинции. Только после того как его полки встретились в Милете с занявшими город войсками Птоломея, Эвмен отправился в Вавилон. Предоставив хилиарху Запада самому решать судьбу захваченных им в Милете мятежников.
Среди взятых в плен людей воинами Птоломея оказались Эвдем с Европой. Их опознали среди других беглецов пытавшихся сесть на корабль, идущий в Афины. Ценную добычу под усиленным конвоем доставили в ставку хилиарха, где ими занялись заплечных дел мастера.
Как не крепок был Эвдем, но македонец не выдержал пыток и сломленный, откровенно ответил на все вопросы следствия. Пытаясь спасти свою жизнь, он сказал Птоломею, что обладает доказательствами того, что он внебрачный сын царя Филиппа, но это имело обратный результат. Едва Эвмен это произнес, как Птоломей приказал удавить пленника, что было незамедлительно исполнено. После чего хилиарх принялся за Европу.
Вид окровавленного тела Эвдема, что солдаты вынесли перед ней из шатра Птоломея, ошеломило девушку, но не сломало. С истинно царским достоинством она встала перед хилиархом, после того как стражники грубо вытолкали её на средину шатра.
Опытный ловелас Птоломей сразу оценил красоту и грацию своей пленницы. Зная о том, что Антигона и Филиппа уже нет в живых, он стал размышлять, как ему поступить со своей новоявленной сводной сестрой.
— Раздеть, но аккуратно — произнес Птоломей после недолгого раздумья и охрана, с радостью бросилась выполнять его приказ. Европа пыталась сопротивляться их грубой силе но, получив звонкую оплеуху и болезный удар в живот, сжалась и прекратила сопротивление.
Вскоре, со связанными за спиной руками она предстала в своей первозданной красоте, перед своим мучителем, который остался доволен открывшимся ему видом девичьих прелестей. Но едва Птоломей сделал шаг вперед и попытался положить руку на грудь, Европа попыталась плюнуть ему в лицо, но неудачно. В пересохшем от волнения рту не хватило слюны и за свою дерзость, златовласая красавица получила сильный удар в поясницу тупым концом копья. В ответ, из уст Европы в адрес Птоломея посыпался град отборных ругательств, породивших на лице хилиарха гримасу гнева.
— Заткните ее мерзкий рот и отведите в мою спальню. Там мы продолжим наше знакомство — приказал Птоломей и воины со знанием дела, сначала ухватив за волосы, запрокинули голову Европы. А потом, забив её рот отвратительно пахнувшим кожаным кляпом и прочно завязав его на затылке девушки, ухватив за ухо, поволокли в глубину шатра, за занавес.
По прошествию нескольких дней, патруль обнаружил тело неизвестной девушки в богатом одеянии упавшей со скалы на острые камни. От удара лицо было сильно обезображено, но нужные свидетели смогли опознать в нем самозванку Европу, бежавшую с поля боя под Мелитеной, по платью и густой золотистой шевелюре.
Но как бы удивились простые македонцы, если бы узнали, что хилиарх Запада ловко имитировал гибель самозванки. Что она, с маской на лице была тайно перевезена в Македонию в одно из горных замков Птоломея. Там, Европа быстро смирила свою гордыню, после того как поголодала и испробовала на себе плетку.
Усмиренная, но не покоренная она стала согревать постель хилиарха, посчитав его более выгодным покровителем, чем покойный Антигон и Филипп Арридей. Продолжая считать себя подлинной дочерью Филиппа и Клеопатры, она внимательно изучала все сильные и слабые стороны Птоломея, собираясь с силами после своего неудачного дебюта в борьбе за власть.
Глава VIII. Знакомство с загадочной страной Синь.
Войско великого потрясателя Вселенной и покорителя Ойкумены отдыхало после изнурительного и чрезвычайно опасного перехода через, как казалось бесконечные пышущие зноем дюны. Вырвавшись из смертельных объятий пустыни люди, усердно молились богам за дарованную им возможность остаться в живых.
Расположившись, на чахлой свежей траве, воины великого царя с наслаждением вдыхали её запах, который был для них сроднен в этот момент с ароматом амброзии. Наслаждаясь выпавшим им отдыхом, больше всего на свете, они хотели позабыть трудности перехода, с которыми они столкнулись за последние дни.
До живительного оазиса возле озера Лобор оставалось всего два перехода, когда на армию Александра обрушился песчаный ураган. Сам он по своей силе и продолжительности не представлял для солдат и верховых большой опасности. За время перехода через пустыню воины великого царя научились бороться и противостоять ветру и песку. Однако на этот раз песчаный ветер налетел столь стремительно и внезапно, что у застигнутых врасплох измученных людей, просто сдали нервы. Охваченные ужасом, несколько десятков всадников опрометчиво покинули общую колонну и бросились бежать сломя голову к ближайшим дюнам.
Столь опрометчивые действия имели для них трагические последствия. Не успели они далеко отойти, как попали в смертельную ловушку зыбучих песков, что находились в стороне от караванного пути. Отчаянная суета людей и животных только ускоряли их погружение в песок и через некоторое время, от них не осталось и следа. Коварные пески полностью поглотили несчастных.
Внезапно поднявшийся сильный песчаный ветер, бегство и гибель людей вызвало сильную панику среди воинов Александра. Многие из них принялись молить богов не губить их впотьмах и дать возможность увидеть свет.
Хуже всего было то, что идущие впереди верховые потеряли направление. Это грозило новыми и куда большими для войска потерями, но положение дела спас Нефтех. Подобно сказочному демону, завернутый в плотный войлочный плащ, он бросился в голову колонны и по одному ему известному приметам определил, куда нужно идти. Меньше час, грозно размахивая руками, стоя под градом песчинок, египтянин упрямо выводил пеших и конных к спасению сквозь завесу песка.
После этого смелого поступка авторитет египтянина среди простых воинов сильно возрос и если раньше его считали царским чародеем, то теперь они с большой охотой ловили каждое его слово, сказанное тому или иному человеку.
Титул чародея, Нефтех получил благодаря тому, что сумел добыть питьевую воду при помощи простых камней. Это произошло на одной из стоянок, когда запас воды взятый с собой быстро таял, а колодец, на который возлагались основные надежды войска, давал мало пригодной для питья воды. Прекрасно зная особенности пустыни, Нефтех громко пообещал, что к утру добудет людям и лошадям свежую воду. Для этого он потребовал собрать как можно больше крупных камней и выложить из них чаши, предварительно обмазав их глиной и песком.
Воины и ранее считали египтянина особым человеком, к мнению которого прислушивается сам Потрясатель Вселенной. К тому же очень хотелось пить и распоряжение Нефтеха, было выполнено быстро и качественно.
Многие из окружения царя, включая его ученых, восприняли его обещание как откровенный обман, и едва солнце поднялось из-за горизонта, дружной толпой бросились к камням. Каково было их удивление, когда они обнаружили, что все емкости до единой были заполненными драгоценной влагой. Вместе с водой, добытой в колодце, этих запасов хватило лошадям и людям до следующей стоянки.
Жаждавшие славы и почета люди, несомненно, загордились бы от повышенного внимания к своей персоне, однако Нефтех предпочитал заниматься полезным делом, а не наслаждаться сладким фимиамом лести. С большой охотно он врачевал больных воинов, давал людям советы как лучше перенести жару пустыни и неизменно заверял, что скоро ненавистная всеми пустыня кончится
Когда на горизонте показались вершины гор, это событие было встречено громкими криками радости, ибо для каждого воина горы олицетворяли жизнь. Получив столь желанную точку опоры среди жарких песков, люди с удвоенной силой стали идти вперед и вскоре достигли желанной цели. Склоны гор были покрыты зеленой травой и по ним сбегали небольшие, но живительные ручейки.
Для измученных людей и животных эти скромные дары природы показались неслыханными сокровищами. С большим трудом Нефтех уговорил солдат продолжить движение, пообещав им в скором времени целое озеро пресной воды.
Бритоголовый жрец не обманул и вскоре, армия Александра вышла к берегам большого озера, где и был объявлен долгожданный отдых. Однако не все разделяли радость солдат великого царя. На противоположном берегу озера, македонцы заметили множество войлочных хижин кочевников, которые были совершенно не рады появлению незваных гостей. Жуны, а именно так назывались эти племена, предприняли попытку атаковать уставших и ослабевших от перехода македонцев и выгнать их обратно в пустыню. Но пока вожди думали, пока собирали силы, благоприятный момент для нападения был безвозвратно упущен.
Когда рано утром третьего дня кочевники атаковали лагерь Александра, у них ничего не вышло. Воины и всадники великого царя уже отдохнули, окрепли и жунов встретили не разрозненное сопротивление изнеможенных люди, а крепкий кулак, что нанес кочевникам сокрушительное поражение.
После короткой и непродолжительной схватки, македонская конница опрокинула степняков, и обратили их в паническое бегство. В этом бою как нельзя лучше показало себя грамотное взаимодействие катафрактов и конных лучников. Пока первые принимали на себя удар противника, вторые дружно забрасывали ряды степняков стрелами, уверенно сокращая число атакующих. Вслед за кавалерией в дело вступили пельтеки с лучниками, что окончательно склонило чашу весов в пользу македонцев и противник, в панике отступил.
Одновременно с этим, Александр ввел в бой отряд вооруженных мечами дилмахов и конных стрелков, чьи стрелы были обмотаны горючей паклей. Это подразделение было создано по предложению Нефтеха, и он вместе со своим детищем принял участие в рейде на становище жунов. Такую возможность царь рассматривал с самого первого дня пребывания на озере и потому сборы были не долгими.
Быстро обогнув озеро с противоположной от места боя стороны, македонцы напали на кочевье жунов. Не вступая в прямую схватку с выступившими им навстречу степняками, лучники забросали юрты кочевников горящими стрелами, отчего те моментально занялись огнем. В страхе, что белокожие дьяволы полностью уничтожат их племя, жуны поспешили покинуть берега озера Лобор и растворились на бескрайних просторах пустыни.
Сражение с жунами как нельзя лучше приподняло дух солдат Александра, которым великий царь милостиво разрешил десятидневный отдых. Его получили все кроме скифов и Нефтеха, которым полководец поручил провести тщательную разведку прилегающей местности. Не выразив ни малейшего сожаления по этому поводу, утром следующего дня египтянин приступил к выполнению царского поручения.
Первым делом советник обзавелся толковым переводчиком из числа хорезмских купцов, которых Александр продолжал удерживать в своем лагере, даже после прохождения пустыни. Нефтех быстро нашел общий язык с одним из купцов, пообещав тому дополнительную плату за услугу переводчика, а также посулил возможность первому купить у воинов их добычу этого похода.
Пока советник вел поиски переводчика, бравые скифы Калаксая уже рассыпались по окрестностям озера в поисках языка. Вскоре в македонском лагере появились диковинные желтокожие люди, на появление которых сбежалась половина царского войска. Маленькие и низкорослые дети Поднебесного царства с ужасом шарахались от огромных белокожих пришельцев, один вид которых вызывал у них чувство страха и опаски.
В качестве языков, скифы захватили местных крестьян, которые занимались заготовкой дров или сбора ягод и кореньев. Нефтех усиленно работал с пленными около пяти дней, после чего у него сложилось свое представление об этой стране и ее обитателях.
Первое, что больше всего поразило советника, была покорность пленных судьбе и готовность принять смерть от воинов, стоявших гораздо выше их по общественной лестнице. Конечно, как и все люди сины не хотели умирать и острый меч, приставленный к шее, не был им приятен, однако при этом на их лицах читалась некоторая отрешенная покорность ко всему с ними происходившим.
Пленные поведали египтянину, что озеро вблизи которого македонцы разбили свой лагерь, называлось Кукунор и принадлежало малому и захудалому княжеству Цян. Чьи земли простирались от пустыни и до Хуанхэ и отрогов гор, что находились далеко на юге. Там брала свое начало и другая могучая река страны Синь, прозванная Янцзы или Голубая река, чье название было обусловлено горной примеси в ее водах.
Она давала жизнь южным землям Поднебесной страны. Там было вдвое больше людей, чем в синских царствах расположенных на берегах Желтой реки, однако среди них не было князей и ванов.
Прямо на восток от княжества Цян начинались владения Ван Мина, властителя царства Цинь. Под его началом циньские войны одерживают одну победу за другой, разбивая в пух и прах всех своих противников из числа других шести царств Поднебесной. Солдаты Ван Мина очень любят своего господина и горды, служить под его победоносными знаменами. Сейчас славный властитель двинул свои грозные полки в земли царства Хань, чей правитель вновь создал воинский союз из числа пяти царств, строя правителю царства Цинь.
Крестьяне так красочно описывали воинскую славу и доблесть циньского правителя, что Нефтех моментально понял, Ван Мин именно тот человек, с которым Александру видимо, предстоит побороться за власть в этой стране. Ближайшим городом циньского правителя был Лунси расположенный на берегах Хуанхэ. За ним находился город Цзиньчен, центр приграничной провинции, надежно прикрывающий остальные земли царства Цинь от набегов северных жунов. Не так давно Ван Мин отбил их очередной набег с большими потерями для кочевников, что должно было надолго отбить у них охоту совершать дерзкие налеты на мирных крестьян.
Александр с интересов выслушал доклад советника, энергично приводя в надлежащую форму свое тело посредством гимнастических занятий.
— Значит, сейчас правитель Ван в походе и нас никто не ждет — подытожил Александр доклад Нефтеха, едва тот закончил говорить. — Что ж это очень хорошо. Пока он воюет с врагами на их земле, мы ударим с тыла и заберем его царство себе, тем самым лишим воителя его главной опоры в войне.
— Прекрасный план, но я бы не рискнул строить свою стратегию только на словах простых крестьян. Я ничуть не сомневаюсь, что они говорят правду, но это правда, их уровня и для правильного расчета нужны сведения иного уровня. А значит, нужен не простой язык, а очень осведомленный.
— Ты прав Нефтех, пошли молодцов Калаксая для более глубокого поиска и пусть они поработают под жунов. Сины уже судя по всему, привыкли к подобным набегам и это не вызовет сильного подозрения у местных жителей.
— Будет исполнено господин, но какова будет наша общая стратегия, даже если исходить из имеющихся у нас сведений.
Царь задумался на мгновение, а затем произнес то, что с поразительной легкостью выкристаллизовалось у него в мозгу за время доклада советника.
— Наш главный противник Ван Мин, следовательно, нужно выждать время пока он не вступит в борьбу со своими врагами. Предоставив синам возможность, уничтожить друг друга как можно больше, а затем, когда они ослабят себя, одним махом разгромить сильнейшего из них. Опыт подсказывает мне, что скорей всего это будет Ван, он талантливый воин это сразу видно. Все решиться в одном сражении, а после победы над ним уцелевшим царькам не останется ничего другого как сдаться на милость сильнейшего и признать мою власть. Каково?
Нефтех загадочно помолчал и знавший его много лет Александр, понял, что советник нашел в его блестящем плане нечто отрицательное.
— У тебя другие соображения? Давай делись, какой порок ты обнаружил в моем плане?
Александр откинулся на спинку походного кресла, и плетеная лоза жалобно заскрипела под тяжестью его крепкого, разгоряченного упражнениями тела.
— Твой план компании как всегда безупречен государь и у меня нет ни тени сомнения, что все будет, так как ты сказал.
— Тогда, что тебе в нем не понравилось?
— Что будет дальше, после твоей победы, когда сины признают твою власть и, оставив наместника, ты покинешь эту страну?
Доля секунды понадобилась царю на размышление: — Будет бунт и сины, сбросят моего наместника в свою грязную реку. Я возвращусь, наведу порядок, оставлю нового наместника, но все повториться снова и снова.
— Прибавь трудность и дальность пути для сухопутных войск, постоянный конфликт с местной знатью и отсутствие стабильности в твоем царстве.
— Что ты предлагаешь!?
— Оракул был прав, говоря, что для синов мы подобно горсти песка брошенного в воду, растворимся, и никто и не вспомнит о нас. Можно конечно втянуть варваров в длительную междоусобную войну, поддерживая то одну то другую сторону, пока численность синов не упадет до такого числа, что они не будут опасны нам. Но на это нужно время, а ждать ты господин не любишь. К тому же зачем тебе разоренная страна, которую еще нужно будет поднимать с колен.
Непросто ли нужно будет заключить союз с противниками Вана, сделав их партнерами и используя их слабости подчинить своей воли. Разобщенные между собой, они не посмеют объединиться против тебя и твоего наместника долгое время, верно служа тебе.
Александр прикрыл глаза, прокручивая в своем сознании различные варианты развития событий, а затем спросил: — Что для этого нужно сделать?
— Нужно направить к врагам Ван Мина твоего полномочно посла и предложить им заключить с тобой военный союз. Как ты, верно, предполагаешь, циньский правитель, наверняка сможет одолеть коалицию враждебных ему царств и потому, они с радостью примут твое предложение.
— Но пребыть к царям коалиции мой посланник должен будет, после их разгрома Ван Минном. Это сделает синов более податливыми нашей воле при ведении переговоров. И самая лучшая кандидатура во всем моем войске это — ты Нефтех. Что ж дорогой мой советник, ты сам завел это разговор тебе и карты в руки — быстро подытожил беседу Александр. — Значит, идем на Лунси, берем в нем нужного нам языка, и ты отправляешься на поиски союзников. Мы много пережили вместе и мне, очень не хочется потерять тебя в этой поездке. Береги себя Нефтех, мне ещё понадобишься.
Так была решена участь маленького приграничного городка, на судьбе которого, царь решил преподать синам наглядный урок своего могущества. Дабы отбить у них всякое желание к сопротивлению македонскому войску.
Воины Александра удачно преодолели мутные воды Хуанхэ. Течение реки здесь было довольно бурным, но благодаря малой глубине водного потока, переправа прошла без больших потерь. Всадники проскочили на другой берег с лихого наскока, а пехотинцы переправились, держась за канаты, переброшенные с одного берега на другой.
Первыми на Лунси обрушились скифы. Раскинув свои ряды могучей кавалерийской лавой, они принялись отсекать своими подвижными заслонами крепость от остального мира. Приближаясь к стенам города, они столкнулись с многочисленными полями, чья поверхность была полностью залита водой.
Как потом оказалось, на них выращивалась главная еда синов в виде маленьких беленьких зернышек под названием рис. Воины Александра со смехом смотрели на продукт, за горсть которого крестьяне были готовы работать в грязи целый день.
Едва скифская конница стала приближаться к рисовым полям, как в тот же момент, подобно множеству мотыльков испуганных грозным порывом ветра, в сторону городских ворот устремилась толпа крестьян одетых в синие одежды. Маленькие и проворные сины в ужасе разбегались в разные стороны, спасаясь от грозных скифов.
Пока степняки преодолевали столь необычное препятствие на своем пути, большинство крестьян успело добежать до крепостных ворот и укрыться в крепости. Когда скифы ворвались в синьские деревни, представлявшие собой несколько вытянувшихся вдоль дороги рядов домиков сделанных из соломы, тростника и камыша, в них почти никого не было. Только немощные старики, старухи, куры и тощие свиньи.
К тому времени городская стража подняла тревогу и закрыла ворота крепости. В надвратной башне пронзительно и громко загудел тревожный колокол, оповещая всех жителей Лунси о возникшей опасности.
Выбежавшая на стены синьская стража с недоумением разглядывала окруживших городок конников, откровенно недоумевая, откуда они могли появиться у стен крепости после столь удачного совершенного на них похода правителя Ван Мина.
Не теряя времени даром, пока город не был полностью окружен, правитель города Фын Лю, поспешил отправить тревожного гонца в столицу царства Чаньань с известием о появлении жунов и с просьбой о немедленной помощи в отражении нападения.
Подобные действия правителя города были уже четко отлажены прежними вторжениями кочевников и особой угрозы досточтимый правитель города Фын в этом не видел. Ну, пришли оголодавшие до плодов цивилизации дети степей, ну и что? Конечно, неприятно, что потопчут поля и вырежут крестьянские поселения, однако в город они проникнуть не смогут. Значит, простояв некоторое время под стенами Лунси, чужаки уйдут при виде циньских полков которые будут примерно через неделю другую.
Так было всегда и Фын, совершенно не предполагал, что что-то может изменить столь привычную картину набега кочевников. Подобный настрой продержался у правителя до вечера, когда острые глаза стражников не заметили среди непрерывно двигающихся всадников присутствие пеших воинов. От подобных открытий в душе Фына появилось нехорошее предчувствие, которое росло с каждым часом его наблюдения за противником со стен городка.
Это были явно не кочевники, хотя передовые отряды, обложившие город плотным кольцом состояли явно из степняков. Несомненно, настроение правителя еще больше ухудшилось, если бы он узнал, что его тревожный гонец перехвачен и в столице царства ничего не узнают о приходе кочевников.
Синьская крепость своим видом сильно разочаровала Александра. Да она была добротно сложена из камня с глиной, грамотно расположена на местности, но совершенно не шла ни в какие сравнениями с крепостями покоренных им народов. Все ее предназначение сводилось к примитивному отражению набегов кочевников и длительному сидению в осаде, ожидая, когда подойдет помощь извне. Против добротного тарана под прикрытием баллист и катапульты, стены Лунси не выдержали бы и трех дней.
Осматривая городские укрепления, Александр приказал своим скифам приблизиться к городским стенам на максимальное расстояние и, проскакав вдоль них спровоцировать стражников на выстрелы из луков. Дети степей прекрасно с этим справились и вскоре наблюдавший со стороны за их действиями полководец, уже имел представление о дальности и силе полета стрел синов.
И вновь увиденное разочаровало Потрясателя Вселенной. Полет стрел противника едва мог сравняться с дальностью полета стрел персов, не говоря уже о полете стрелы, выпущенной критским лучником. Возможно, это была очередная восточная хитрость, но в душе Александр был вынужден согласиться с мнением Нефтеха о том, что Поднебесная в своей изоляции отстала от остального мира и представляла опасность только своей численностью, как и говорил оракул.
Тем временем в лагере, пойманный скифами гонец Фына с полным откровением ответил на все интересующие Нефтеха вопросы. С его слов главная сила осажденных синов составляла пехота, вооруженная мечами пиками и луками. Конницы было крайне мало, поскольку всю ее забрал с собой Ван Мин отправляясь в поход на борьбу с коалицией синьских царств.
Перед началом штурма, египтянин рискнул начать переговоры с осажденными синами, хотя царь не одобрял подобного намерения. Однако едва Нефтех с переводчиком стали приближаться к стенам города, навстречу им вылетел густой рой стрел. От верной смерти советника спас холщовый панцирь, надетый под одежду и медный щит, которым Нефтех вовремя прикрылся от смерти. Переводчик был не столь проворен и был тяжело ранен в грудь, но был спасен Нефтехом который, схватив соседского коня за узду, и быстрым галопом выехал из опасной зоны обстрела.
Александр не стал упрекать неудачных парламентеров в несогласии с собственным мнением. Он, только сверкнул в сторону Нефтеха холодным взглядом своих голубых глаз и приказал Гегелоху ускорить сборку осадных катапульт и баллист.
Одновременно с этим пехотинцы Никея уже заканчивали сооружение штурмовых лестниц и налаживали на переносные тараны бронзовые бараньи головы. Отдохнувшие и окрепшие после перехода через пустыню, солдаты рвались в бой, дабы свершить подвиг во славу своего любимого кумира.
Отдав право первого штурма Никею, полководец отвел оставшуюся часть солдат во главе с Леонидом в резерв, благоразумно решив не создавать столпотворение воинов перед воротами пограничного городишки.
Атака македонцев началась рано утром, когда заспанные караульщики на стенах с удивлением обнаружили диковинное скопище сооружений выползших из стана врага и неторопливо приближающиеся к стенам Лунси.
Встав на безопасном расстоянии, македонцы быстро и слаженно начали обстреливать стены города метательными машинами, буквально сметая с них желтолицых воинов. От столь необычного начала в городе поднялся страшный гвалт, состоявший из испуганных криков горожан, стонов раненых и пронзительных приказов которыми Фын Лю пытался навести хоть относительный порядок среди мечущихся от испуга солдат.
Столь необычная тактика ведения войны полностью выбила синов из равновесия. Они ожидали от осадивших их кочевников атаки городских стен в конном строю. Ложное бегство с целью выманить воинов осажденной крепости или скрытый подкоп под стены, что жуны однажды продемонстрировали, пытаясь овладеть Лунси. Однако действия нынешнего врага не укладывались в обычные рамки ведения войны.
Преподнеся осажденным синам первый горький урок, метатели по знаку Гегелоха прекратили обстрел, заменив в ковшах метательных машин камни на горшки с огненной смесью. Тем временем, уцелевшие на стенах дозорные громкими криками известили своего командира, что вражеская пехота выстроилась в боевой порядок и со штурмовыми лестницами приближается к стенам города.
Узнав об этом, Фын Лю немедленно погнал на стены всех своих воинов, чтобы помешать врагам, подняться на них. Кто со страхом, кто со злостью и ненавистью смотрели на строй вражеских воинов, все ближе и ближе подходивших к укреплениям города. Стрелки уже вложили на тетивы лука стрелы, воины изготовились метать пики, как враг неожиданно преподнес ещё один сюрприз.
Гегелох зорко следил за стенами крепости, и когда на них скопилось довольно много вражеских солдат, отдал приказ начать новый обстрел многострадальных стен Лунси. Выпущенный залп породил в рядах защитников крики ужаса и боли от нового коварства врага. От попадания адской смеси в крепости загорелось дерево, солома, камни, а так же люди и воины, попавшие под обстрел зажигательных снарядов.
В ужасе несчастные бросились в разные стороны, не слушая приказов своих командиров. Некоторые из них объятые пламенем и страхом стали прыгать со стен прямо в толпу стоящего внизу народа, порождая в жителях крепости панику и чувство обреченности.
Дав по стенам несколько залпов, Гегелох приказал перенести огонь вглубь крепости, от чего близь лежавшие к городским стенам строения моментально запылали. Неукротимый огонь начал немедленно перепрыгивать на соседние здания, грозя охватить своим пламенем весь Лунси.
Увидев дым и пламя, поднимающиеся из-за стен крепости, командующий штурмом таксиарх подал знак, и гоплиты, подняв лестницы, бросились на штурм. Критские стрелки мастерски подавляли единичные очаги сопротивления на осиротевших стенах города, буквально выбивая их защитников своими меткими выстрелами. При такой мощной поддержке, гоплитам Никея не составляло большого труда взойти на стены крепости, и начать рубить своими мечами всех кто только оказался на их пути.
Воины имели строгий приказ царя не щадить никого, в наказание за смерть царского парламентера, который скончался рано утром несмотря на все старания Нефтеха. Александр решил продемонстрировать синам свою силу и беспощадность к любому сопротивлению оказанному его войску.
Сины пытались оказать достойное сопротивление, злобным белым демонам смело, атакуя их своими алебардными пиками и скошенными мечами, но разрозненные очаги сопротивления были легко подавлены штурмующими отрядами. Через открытые гоплитами ворота в город ворвалась скифская конница, которые как истинные кочевники незамедлительно принялись крушить этот скромный очаг оседлой цивилизации.
Пылали и рушились хижины и дома синов, храм и дворец правителя. Единственное, что Александр приказал своим воинам сохранить в целости и сохранности, были продовольственные склады и амбары, расположенные в южной части города. Об их местонахождении было известно от пленного гонца и потому все действия штурмующих отрядов были хорошо продуманны и скоординированы.
С азартным улюлюканьем гоняли скифы по улицам Лунси несчастных горожан, одетых в синие широкополые одежды с длинными диковинными косами на затылке. Многие из всадников ради озорства хватали синов за волосы и волокли их по земле, не обращая никакого внимания на их крики и стенания.
Правитель Фын бежал из обреченного города по потайному ходу, как только белые дьяволы взошли на стену и распахнули городские ворота. Вместе с двумя преданными слугами, которые несли драгоценную поклажу хозяина, он торопливо уходил прочь от охваченного пожарищами города, скрываясь в густых кустах росших здесь в большом изобилии.
Фын Лю уже довольно далеко отошел от Лунси, когда его маленький отряд был атакован конным разъездом бактрийских лучников. Стоявшие в засаде стрелки быстро определили по одежде, кто есть, кто и одним залпом положив слуг, с радостными криками устремились на Фына. Появление бактрийцев и столь стремительная смерть слуг было столь неожиданным потрясением для правителя Лунси, что он сначала впал в ступор. А когда один из всадников схватил его за косу и дал в спину хорошего пинка, Фын тонко и пронзительно заверещал, чем очень сильно развеселил взявших его в плен всадников.
Когда караульные доставили пленного в лагерь, Нефтех сразу оценил важность добытого бактрийцами языка. Царский советник достойно наградил дозорных, дав им от себя лично золотой статер. Как истинно государственный человек, бритоголовый египтянин не любил мелочиться. Приказав одному из всадников обнажить меч и держать его перед глазами пленного, Нефтех принялся допрашивать Фына.
Бывший жрец бога Тота рассчитал все верно. Униженный и оскорбленный столь непочтительным к себе отношением, под угрозой сиюминутной смерти, теперь уже бывший правитель Лунси отвечал быстро и охотно. Получив многие ответы на интересующие его вопросы, Нефтех милостиво позволил Фэну сесть, позволил выпить воды и отправил в палатку под стражу. Вдруг у него и великого царя возникнут к пленнику дополнительные вопросы.
Исполняя волю Покорителя Ойкумены, македонцы предали Лунси огню и мечу, разрушив городок до основания, оставив только в назидание потомкам одни только стены. Что касается немногочисленных жителей, уцелевших в этом аду, то великий завоеватель сохранил им жизнь и отпустил на все четыре стороны.
Причина столь необычного решения заключалась в том, что Александр хотел, чтобы беглецы своими рассказами об ужасной участи Лунси посеять страх и уныние в сердцах синов. И чтобы те, ещё не видя потрясателя и покорителя Поднебесной страны, боялись его и были готовы согнуть спину перед ним.
Глава IX. Открытие и познание новых земель.
Корабли Неарха уверенно продвигались в южном направлении, имея для себя один единственный, но самый верный ориентир в виде зеленой береговой полоски вдоль левого борта. Мореходов очень радовало то, что знойные пески пустыни закончились, а вместо них, широкой полосой потянулась зеленная растительность. Теперь корабли обдувал живительный бриз, дарящий истомившимся от раскаленного пекла пустыни людям прохладу тропических лесов. От столь разительной смены пейзажа моряки искренне радовались, но первая остановка внесла серьезные коррективы в их настрой. Оказалось, что в густом тропическом лесу, в большом количестве обитают различные животные, среди которых особенно много различных видов змей и кровососущей мошки.
Сюрпризы были пренеприятные, но наварх продолжал исследовать прибрежные земли, в точности выполняя полученные от Александра указания. Одним из главных пунктов царских указаний было создание на пути следования новых Александрий. Приказ был абсолютно правильным и был отдан в расчете на дальнейшее использование морских путей, однако его исполнение отнимало много времени. Поэтому критянин, для которого главной целью было открытие новых земель, а не их колонизация, решил совместить приятное с полезным. Корабли продолжали свое безостановочное плавание на юг, а новые Александрии будут основаны на месте обнаруженных моряками пунийских факторий. Зачем зря пропадать уже обжитым местам.
Так в устье небольшой реки вытекающей из топких болот, разведчиками была найдена фактория в очень хорошем состоянии. Неарх не пожалел времени и полностью восстановил поселение оставив для его охраны около ста человек. За время стоянки, к македонцам из глубины болот вышли темнокожие туземцы, которые держались вполне дружелюбно в отношении пришельцев. Убедившись в отсутствии агрессии новых гостей, африканцы с готовностью принесли к ним на обмен белые слоновьи бивни и различные съестные припасы, которые были очень кстати для моряков.
Мирно расставшись со страной болот, Неарх открыл устье большой реки, на берегах которой у него произошла довольно серьезная и кровопролитная битва. Только вместо туземцев, противником мореходов выступила матушка природа в виде множества зубастых крокодилов ничуть не уступавших в своей злобе людям.
Эскадра встала на якорь вблизи побережья и высыпавшиеся на палубу моряки, с интересом наблюдали, как открытая ими река, плавно и величаво несет свои воды в седой океан. Желая пополнить запасы пресной воды, наварх приказал отправить три лодки в сопровождении легкого патрульного корабля на случай непредвиденной опасности. Едва гребцы приблизились к песчаному берегу, обильно поросшему тростником, как их вдруг атаковало множество зубастых чудовищ, которыми буквально кишели эти заросли.
Сначала одно из этих тварей сильным ударом корпуса опрокинула одну из лодок со всеми находившимися в ней людьми. Гребцы посыпались в воду подобно горошинам из стручка и угодили прямо в пасти кровожадному чудовищу.
Немедленно в воде развернулась целая битва между крокодилом, стремившимся быстрее утащить свою жертву под воду и моряками, бросившимися на помощь своим товарищам. Веслами, копьями, стрелами они пытались отогнать крокодилов, но не успели они его отогнать от барахтавшихся в воде людей, как сами были атакованы новыми чудовищами.
Подплывшие под водой зубастые монстры били по днищу лодок с такой силой, что стоявшие на ногах люди моментально оказались в воде, увеличивая добычу рептилий. К чести моряков оставшиеся в лодках мореходы не поддались панике, а продолжили бороться с чудовищами, стараясь попасть своим оружием в их головы, глаза или кончику рыла.
Одно метко брошенное копье глубоко угодило в раскрытую пасть крокодила, вызвав у зверя рев, фонтан крови и отчаянное поколачивание хвостом по воде. В тот же момент на него набросились его же сородичи, ничуть не брезгуя возможности поживиться.
С сопровождавшего шлюпки корабля вовремя заметили опасность, нависшую над мореходами. Не теряя времени даром, капитан корабля, не раздумывая, двинулся на выручку попавшим в беду гребцам. Выстроившиеся вдоль борта воины принялись метать в крокодилов стрелы, дротики копья, но их удары не смогли отогнать чудовищ от перевернутых шлюпок. Привлеченные запахом крови и ударами по воде, к месту схватки подплывали все новые и новые крокодилы.
Видя, какой оборот принимают события, командир принял единственно разумное решение. Он приказал поднять на борт корабля оставшиеся лодки, людей и выйти в море, однако это было не так легко сделать. Крокодилы словно почувствовали, что добыча ускользает от них, и принялись бурно атаковать гребцов, пытаясь буквально зубами вытащить их из лодки или перевернуть её.
Одной из лодок удалось благополучно пришвартоваться к борту корабля отбив все атаки хищников. Другой повезло гораздо меньше. Приближаясь к судну, она была перевернута мощным ударом из-под воды. Спасая товарищей, стоявшие на палубе моряки обрушили на кровожадных земноводных мощный залп из катапульт и малых скорпионов, которыми был вооружен корабль. На этот раз удар нанесенный мореходами причинил серьезный урон крокодилам. Выпущенные почти в упор тяжелые стрелы и копья поразили много чудовищ, и напуганные они отошли от находящихся в воде людей.
Сразу вслед за этим за борт полетело множество веревочных линей, цепляясь за которые люди начали подтягиваться к судну. Лучники и копьеносцы своим оружием попытались защитить моряков от зубов животных, которые пришли в себя и вновь устремились к ускользающей от них добыче. Стрелки самоотверженно стремились поразить врага, но не всех людей мореходам удалось втащить на борт корабля.
Разгоряченные схваткой крокодилы попытались атаковать само судно, и вскоре на днище корабля обрушилось множество глухих ударов, а наиболее агрессивные животные принялись хватать своими челюстями весла гребцов и даже сам руль. Решив не испытывать свою судьбу, капитан приказал немедленно отойти от берега море. Под громкие крики многочисленных туземцев высыпавших на берег реки и явно поддерживавших своих водных божеств, корабль развернулся и направился на соединение с остальными кораблями флота.
Неарх был буквально потрясен случившейся трагедией и решил немедленно наказать кровожадных тварей. Тщательно опросив всех участников этого неудачного плавания, наварх собрал на своем корабле экстренный совет капитанов эскадры вместе с таксиархом Аристогоном.
На следующий день, в русло негостеприимной реки вошли четыре огненосных триеры, которые, приблизившись к берегу, принялись методично поджигать с помощью баллист прибрежные заросли тростника. После первых же залпов, густые заросли мгновенно загорелись и неудержимая стена высокого огня, стала разливаться в разные стороны. Треск и запах гари стоял ужасающий, вода на мелководье стала закипать, заставляя крокодилов срочно покидать уютные и обжитые места обитания.
Спасаясь от огня, зубастые хищники выплыли на речной простор, где их уже ждали другие корабли, на палубах которых находились метательные машины.
Подручные мастера Лика прошли хорошую школу войны. Некоторые из них могли одним выстрелом из катапульты или баллисты попасть в нужное место. Точностью стрельбы по движущим целям они похвастать не мигли, но этого и не требовалось. Напуганные зубастые монстры двигались плотным строем, и попасть в кого-либо из них не составляло большого труда для оружейников. Почти каждый камень, копье или тяжелая стрела выпущенное ими находили себе жертву среди кровожадных чудовищ.
Многие из них пораженные меткими выстрелами переворачивались кверху грязно белым брюхом под радостные крики мстителей. Около часа понадобилось морякам Неарха, чтобы очистить прибрежные берега от крокодилов, которые в страхе разбежались кто куда.
После этого настал черед воинов Аристогона. Едва носы кораблей коснулись песчаной отмели, как они стали спрыгивать на берег, грозно потрясая оружием в сторону негров заполонивших весь берег.
Вначале, Неарх хотел ограничиться лишь избиением крокодилов, после чего набрать воду и плыть дальше, но Аристогон настоял на высадке десанта.
— Эти чернокожие черти не дадут нам спокойно набрать воды. Они наверняка поклоняются этим крокодилам. Вон как они кричали и радовались, когда чудовища переворачивали и пожирали наших моряков. Воинов обязательно надо высадить на берег. И моряков защитить и в случае чего размяться — настаивал таксиарх. Неарх по привычке не хотел его слушать доводы и собирался защищать моряков при помощи метательных машин, но тут в дело вмешалась Гесиона. Оставшись наедине с мужем, она убедила наварха принять предложение Аристогона.
— Он хочет боя, дай его ему. Тогда он не сможет сказать царю, что все решения в этом плавании принимал ты единолично.
— Но он может потерпеть поражение.
— Вся ответственность ляжет исключительно на него, ведь ты был против высадки солдат.
— Но при этом могут погибнуть люди. Много людей.
— Зато он сэкономит провиант, а ты сохранишь запас метательных снарядов. Царь Александр вряд ли обрадуется тому, что ты воюешь его машинами с крокодилами — отрезала Гесиона и Неарх согласился.
Доброе сердце критянина обливалось кровью при виде того количества чернокожего войска, что потрясая дубинами и копьями ринулись на воинов Аристогона. Стоя у края борта, он с замиранием сердца смотрел, как огромная толпа негров сначала забросала царских гоплитов камнями из пращи, а затем устремилась в бой, однако страхи его оказались напрасными.
Воины таксиарха были опытными ветеранами. По команде тетрархов и дилохов воины закрылись от летящих камней щитами, а затем встретили противника во все оружие. Прикрываясь от ударов дубин и примитивных копий щитами, гоплиты принялись уверенно поражать врагов мечами и копьями, но страх по-прежнему не покидал душу Неарха. Уж слишком много противостояло воинам Аристогона врагов, и наварх решил вмешаться в сражение.
По его приказу, один из кораблей с огненосными баллистами на борту дал залп по противнику, который оказался весьма удачным. В рядах чернокожего воинства возник шквал криков и воя, когда коварное творение египетских жрецов разлилось по их спинам, ногам и головам. Охваченные огнем люди бросились сломя голову, куда глаза глядели, полностью позабыв обо всем.
После столь внушительной поддержки, воины таксиарха быстро переломило ход сражения в свою пользу. Словно могучий таран, прошлись они по обезумевшей толпе врагов, сокрушая все на своем пути налево и направо.
Путь фаланги Аристогона можно было четко проследить по телам убитых ими врагов. Что остались лежать на песке с разрубленными головами, отсеченными руками или пробитыми насквозь ударами копий. Многие раненые туземцы были затоптаны ногами своих сородичей, во время их бегства. Было очень мало тел, что сильно пострадали от жидкого огня. Корабли эскадры дали всего два залпа и этого оказалось довольно, чтобы породить среди негров панику.
Преследуя отступающего врага, гоплиты дошли до негритянской деревни, что была обнесена своеобразным забором из высоких заостренных стволов деревьев. Вбежавшие в деревню воины проворно завалили её узкий вход срубленными стволами пальм и принялись метать камни и копья в македонцев из-за зубцов частокола. Негры были настроены очень воинственно, но техническое превосходство их противников дало знать о себе очень быстро.
Вооруженная огненными стрелами дилохия лучников, быстро забросала ими крытые листьями и тростником хижины туземцев. Со стоявших в почти притык домов, пламя быстро перебрасывалось с одного строения на другое, предоставляя жителям деревни нелегкий выбор. Либо погибнуть в огне и дыму пожарищ, либо пасть от копий и мечей противника. Стоя у выходов из деревни, воины безжалостно убивали всех, кто только вырывался из объятий огня, жестоко мстя за своих погибших товарищей.
Пока солдаты выполняли свою черную работу, моряки пополнили запас пресной воды и поспешили покинуть столь негостеприимные берега крокодильей реки. Помня горькое зло, причиненное местным жителям, Неарх основал новую факторию значительно южнее, на широком мысу, глубоко выступающего вперед из недр земли, в необъятную синеву океана.
Здесь были идеальные условия для возведения морского порта, и наварх решил устроить длительную остановку. По его приказу сноровистые мастеровые, для которых появилась долгожданная возможность сойти на твердую землю со своих утлых судов, принялись радостно возводить стены фактории.
Исследуя окрестности будущей Александрии, морские разведчики открыли второй мыс, который как бы забирал в огромный полумесяц прозрачные воды океана. На его берегу была найдена пунийская стоянка, не отмеченная на трофейных картах, что однозначно говорило наварху о важности этих мест для торговли. Неарх незамедлительно отдал приказ о ее заселении, благо возможности позволяли ему это сделать.
Вблизи фактории пунов в залив впадала река, своими размерами значительно уступавшая реке крокодильей, но с вполне миролюбивым населением. Здешние негры разительно отличались от тех, кого встречали македонцам во время плавания. Они не проявляли агрессии и робко маячили в зарослях деревьев, боясь приблизиться к морякам.
Однако не только скромностью аборигенов запомнилась мореходам эта стоянка. В одну из ночей они были свидетелями зрелища навсегда потрясшего их душу.
Стоявшие на ночной вахте моряки внезапно увидели огромную рыжую реку, которая, вспыхнув в глубине суши, устремилась вширь и глубину всего побережья. Тихо и величественно несла она свои огнедышащие воды, потрясая изумленных зрителей своей первозданной мощью и силой, наводя мистический страх и ужас на вахтенных. От их истошных криков на палубу высыпали все обитатели кораблей, что бы пополнить число невольных зрителей буйства природной стихии.
Огонь то приближался к судам, вгоняя моряков в страх за свои жизни, то милостиво уходил прочь от берега, словно в ответ на их дружные молитвы всесильным богам. Так продолжалось в течение четырех дней и ночей, пока прожорливый огонь не поглотил весь имевшийся на берегу горючий материал и к огромной радости людей не прекратил свою феерию. У никогда не видавших огромный степной пожар моряков подобное зрелище вызывало суеверное чувство страха, и все они, когда наварх дал команду, с облегчением покинули данное место.
Но природа продолжала удивлять мореходов. Новым потрясением для них стала величественная гора, чей монументальный массив буквально прорывался из глубины континента к морскому побережью. Состоявший из нескольких частей в виде огромных утесов, соединенных в один единый конус, гора имела вершину, сплошь покрытую белыми облаками. Эта картина настолько потрясла души и умы моряков, что они моментально признали в ней небесное жилище неведомых им богов. Как подтверждение правильности их суждений, на следующую ночь произошел новый пожар, который широкой красной лентой опоясал основание кряжа на всем его протяжении.
Неарх не посмел даже и мечтать о том, что бы высадиться вблизи столь величественного места, истолковав огонь как нежелание богов видеть смертных вблизи своего жилища. Новая огненная река сопровождала корабли эскадры два дня, пока суда не достигли удобной бухты, где смогли произвести остановку и при этом снова столкнуться с силами природы.
Едва македонцы вышли на берег и углубились в лес, как на них сразу набросились его могучие обитатели. Низкорослые, покрытые густой шерстью они вихрем налетали на людей, норовя вцепиться в их шеи своими сильными руками или укусить острыми зубами. Спасая от них свои жизни, солдаты обнажили мечи и вступили в бой с обитателями джунглей. Те обладали такой огромной силой что, схватив человека, поднимали его вверх над головой, и или швырял его на землю или душили своими громадными руками. Только атакуя одного незнакомца втроем или вчетвером, македонцы имели шанс на победу над ним.
Очень сильно в этом бою гоплитам помогли пельтеки, которые, оправившись от первого испуга, принялись смело поражать незнакомцев своими дротиками, целясь в основном в их головы и шеи. Бой закончился также быстро, как и начался. Бросив тела погибших на произвол судьбы, атакующие поспешили укрыться в глубине леса, прекрасно ориентируясь в его чащобе.
Каково же было удивление моряков, когда, рассматривая тела убитых ими врагов, они обнаружили, что дрались с лохматыми обезьянами неизвестной породы. Что послужило причиной столь яростной атаки так и осталось тайной, навсегда оставив в душе моряков ненависть к темным джунглям огромного континента.
Однако вслед столь неприятным событием Неарху улыбнулась полновесная удача. Продолжая исследовать побережье, моряки обнаружили пунийскую факторию, в которой находились ее обитатели. Эти поселенцы отказались исполнить волю карфагенского сената и не покинули свой кров. Брошенные на произвол судьбы, они прекрасно жили охотой и собирательством плодов в прилегающих к ним джунглях. Пунийцы прекрасно знали всю округу и ответили на многие вопросы, что возникли у Неарха за время его путешествия.
Самым важным известием из всего, что сообщили жители фактории, было то, что в прибрежных землях находилось месторождение алмазов. По своему виду они заметно уступали тем алмазам, что добывались в индийской провинции Голконде, но ценность от этого их не уменьшалась. Местное население не знало истинную ценность блестящих камней и охотно отдавало их купцам в обмен на различные товары, привозимые сюда пунами. Неарх моментально сопоставил их слова с предположениями Нефтеха о начале в этих местах царства Ганы.
Это предположение быстро нашло подтверждение в рассказах жителей поселения, о могучих воинах, живущих к северу от побережья. Они часто сопровождали своих купцов, что прибывали в эти места для меновой торговли с неграми. На их шеях красовались массивные золотые кольца, а головы некоторых из них украшали блестящие бронзовые шлемы, составленные из нескольких частей. Именно они не позволяли пунийцам расширять зону торговли вглубь страны, ограничив их деятельность торговлей на побережье.
Узнав об этом факте, Неарх приказал начать массовую высадку с кораблей, для расширения территории фактории, возведения вокруг неё каменных стен и создания большого причала для кораблей. Столь энергичные действия наварха не остались незамеченными со стороны местных владык, и вскоре произошло открытое военное столкновение.
Привыкшие к покорности и заискиванию со стороны пунов, воины явились к македонцам в количестве двухсот человек, гневно потрясая своими копьями и щитами, наивно полагая, что им удастся нагнать страх на белых пришельцев.
Каково же было их удивление, когда перед ними выстроились закованные в броню шеренги гоплитов, за спинами которых расположились пельтеков и лучников. Когда противник приблизился к гоплитам, на них сначала обрушилась туча стрел, а затем и дротиков.
Столь неожиданные действия македонцев сбили с нападавших спесь, но они все же рискнули атаковать строй гоплитов. Атакуя фалангу нестройными рядами, воины царства Ганы рассчитывали сокрушить противника благодаря силе и мастерству. Однако этого оказалось мало, чтобы одержать вверх над солдатами великого царя. Уверенно отражая удары врага, и нанося их в ответ, воины Аристогона стали теснить противника.
Не привыкшие к подобной тактике ведения боя, негры не выдержали рукопашной схватки и стали поспешно отходить. Следуя приказу таксиарха, гоплиты не стали преследовать отступившего неприятеля, ограничившись лишь градом стрел и дротиками ему вослед.
Воины Аристогона собирались отойти к фактории, когда из джунглей стали появляться все новые и новые отряды. Вели их вожди с пышными головными уборами из перьев невиданных для македонцев птиц. Ободренные появлением столь внушительного подкрепления, воители повернули назад и с новой силой обрушились на воинов Аристогона.
Видя, какое большое количество врагов противостоит фаланге и, опасаясь, что благодаря своему численному превосходству они смогут атаковать шеренги гоплитов с флангов, таксиарх ввел в бой галлов. Набранные в Италии в качестве наемников, дети севера с радостью вступили в бой, спеша показать македонцам и воинам противника свое искусство владения мечами и топорами.
Не обращая ни на что внимания, с горящими глазами белокурые гиганты принялись крошить противника, стремясь развалить и разрубить воинов царства Ганы пополам с одного удара. Храбрецам всегда сопутствует удача, улыбнулась она и галлам. Дети севера сначала потеснили противостоящих им темнокожих воинов, а затем стали обходить их с флангов.
Главный удар противника пришелся на фалангу гоплитов. Видя, что она состоит всего из нескольких рядов воинов, негры яростно атаковали её, упрямо считая, что смогут их прорвать за счет своего численного превосходства. В их расчетах была своя доля правоты, но их шансы на победу свели к нулю пельтеки и лучники. Собранные Аристогоном в один единый кулак, они буквально выкосили своими стрелами и дротиками несколько рядов атакующих.
Своими быстрыми и точными бросками и выстрелами, они позволили гоплитам отразить натиск противника. Выстоять и продержаться, пока галльские воины не сломив сопротивление негров на флангах, не вышли им в тыл. Только тогда огромная масса чернокожих воинов дрогнула и вновь обратилась в бегство.
Спасая свои жизни, воины Ганы бросали щиты, оружие и доспехи, чтобы успеть убежать от преследующей их смерти. Больше всего погибло негров во время бегства, когда галлы и гоплиты безжалостно разили их в спины, устилая белый песок окровавленными телами убитых воинов.
Впрочем, избиение бегущего противника продолжалось не очень долго. Вновь, опасаясь того, что углубившись в густой лес, его воины из победителей могут оказаться побежденными, Аристогон приказал трубачам играть отбой.
Когда на следующий день македонцы стали считать потери врагов и свои, оказалось, что в схватке с воинами Ганы они потеряли пятьдесят три человека, тогда как потери врагов подбирались к тысяче. Посчитав, что сумел преподать ганцам хороший урок, Неарх продолжил строительство новой Александрии, свято веря, что у его детища будет большое будущее.
В то время, когда Неарх и его моряки занимались строительством Александрии Южной, с другого конца Африки ему навстречу продвигалось войско под командованием Гупты. Перед которым царем Александром была поставлена задача, выйти к огромному пресному озеру, до которого так и не добралась экспедиция Тисандра.
Выполняя волю царя, Гупта отправился в поход, взяв с собой самые лучшие части своего воинства, имевшие опыт войны в жарком климате тропической Африки. Правитель Нубии относительно благополучно достиг слияния двух рукавов великого Нила и повернул на запад, полностью повторяя маршрут своих предшественников. Боевых столкновений с местными жителями не было, негры хорошо помнили урок полученный от великого царя. Потери в рядах войска Гупты были в основном от болезней, которых в этих местах хватало на всех. Люди умирали десятками, но это не помешало правителю Нубии достигнуть реки, чьи воды текли в сторону таинственного озера, где находилась одна из столиц царства Ганы.
Строго придерживаясь берега реки, воины Гупты вступили в земли могучего царя Гохамбы, о котором было слышно много таинственного, но ничего точного никто не знали. Правитель Нубии вел свои полки на запад, не проявляя излишней торопливости. Стараясь не вступать в серьезные столкновения с местными племенами, что бы весть о его вторжении достигла ушей грозного правителя Ганы как можно позже.
Впрочем, подобная осторожность оказалась излишней. На всем протяжении пути, воинам попадались убогие хижины, изготовленные из соломы и листьев, чьи хозяева занимались охотой и рыболовством, в полной мере используя все щедроты окружающей их богатой природы. Негры во все глаза со страхом смотрели на пришельцев, внезапно появившиеся в их лесах в таком большом количестве и разнообразии. Воины Гупты не творили насилие над обитателями реки, но при этом взяли под свой полный контроль над движением по реки в обоих направлениях. К счастью из-за низкого уровня воды в русле и обильного количества мелей и порогов, негры мало использовали реку как средство передвижения, отдавая предпочтение сухопутным дорогам.
Впереди армии шел отряд разведчиков, состоящий из уроженцев Южной Нубии. Они лучше остальных воинов Гупты ориентировались на реке и в джунглях и двигались впереди основных сил с отрывом в один дневной переход. Когда перед ними появились многочисленные деревни, разведчики прекратили движение и вернулись к Гупте с сообщением, что озеро близко.
Разведчики не обманули полководца. Через день, перед глазами солдат предстала панорама огромного озера, чьи воды были причудливо окрашены в багровый цвет лучами уходящего за горизонт солнца. Его водную гладь рассекало множество маленьких лодочек курсирующих между берегом и островом, на котором располагался огромный храмовый комплекс с широким причалом, обращенным в сторону южного берега озера.
По своей сути, храм являлся небольшой крепостью; с крепкими каменными стенами, высокими деревянными башнями и красивым входом в виде нескольких рядов ажурных колонн. В глубине острова находилась пирамида, чей гордый профиль со срезанным конусом выглядывал из-за стен в проеме башен. Однако эта величественная картина мало тронула сердца грозных пришельцев. У многих воинов багряные воды озера вызвали не совсем приятные ощущения, что для некоторых из них оказались пророческими.
Помня наставление Александра, полководец не стал проявлять ненужной агрессии к туземцам и приказал разбить лагерь на восточном берегу озера. Гупта полагал, что местный правитель обязательно вступит с ними в переговоры. Однако прошло два дня с момента появления македонского войска на берегах озера, а в их лагерь так никто и не прибыл.
Тогда полководец решил взять инициативу в свои руки и отправить на остров македонское посольство во главе с Агенором. Царский посланник оделся в праздничные белые одежды и взяв подарки для местного правителя, в виде стеклянных бус и железного меча. Вместе с ним отправилось десять человек под командованием десятника. Все они были облачены в богатые доспехи с красным плюмажем на гребне шлемов.
С берега было прекрасно видно, как лодка Агенора причалила к острову и сошедшее на берег посланники, были встречены громкими криками высыпавшей на причал многолюдной толпы. Агенор в сопровождении воинов вошел в ворота храма и пропал из вида.
Прошел час, другой, но от отправившихся на переговоры не было никаких известий. Наблюдатели докладывали о сильном шуме доносившегося из-за стен храма, грохота барабанов и монотонных людских криков, произносивших одно непонятное слово — Баст! Баст! Баст! Будучи сам восточным человеком, стратег расценил как ритуал торжественного приема и поэтому не проявлял признаков особого беспокойства.
Солнце миновало свой зенит и стало смешаться к горизонту, но ничего нового на острове не происходило. Так же гремели неослабевающие барабаны, и глотки множества людей выкрикивали таинственное слово — Баст!
Когда дневное светило сменил огромный желтый диск Луны, Гупта уже начал беспокоиться, не слишком ли затянулся торжественный прием его посла. Он только собирался сказать об этом таксиарху Ликаону, как грохотавшие на острове барабаны разом замолчали, и над водами озера повисла тишина. Стояла тихая погода, и все кто находился на берегу озера, прекрасно слышали многоголосное пение явно религиозного гимна со стороны острова.
В его словах было столь хорошо слышна враждебность, что руки многих воинов невольно потянулись к рукояткам мечей. Они с опаской вглядывались в залитые желтым светом Луны стены храма, ожидая в душе какого-то скрытого подвоха. И словно подтверждая их опасения и тревоги, башни храмового комплекса и массивная пирамида, возвышающаяся над ними темной громадой, в один момент озарились множеством огней. Вместе с ними ожили многочисленные барабаны, которые с удвоенной силой застучали свой монотонный ритм.
Подобно злобному темному демону он взмыл над стенами острова, прославляя в своем звучании торжество мрачных сил над жизнью. В сочетании с темным мраком ночи, эти трели неудержимо давили, на разум людей, порождая различные страхи их души.
Взбудораженные воины испуганно засновали по прибрежному песку, с плохо скрываемым беспокойством поглядывая на охватившие остров огни. Стук дьявольских барабанов тем временем достиг своего пика, а затем резко оборвался. Македонцы испуганно замерли, и в этот момент со стороны воды раздался душераздирающий крик человека принимающего мученическую смерть. Многие из воинов непроизвольно бросились к воде, и только глубина озера остановила их в желании спасти несчастного. Крик прекратился, но теперь уже никто из войск Гупты не сомневался, что с их товарищами случилась беда.
Полные жажды мщения солдаты хотели немедленно плыть на остров, но твердая воля и трезвый расчет их командира не позволил им совершить этой опрометчивой ошибки. Попытаться взять храмовую крепость в этот момент штурмом, было откровенным самоубийством. Громким и уверенным голосом Гупта, быстро смог навести порядок среди взбудораженных воинов, приказав им дождаться рассвета.
Как не хотелось солдатам отомстить за своих погибших товарищей, они были вынуждены подчиниться приказу полководца, и глухо ворча, разошлись по своим палаткам в ожидании наступления утра.
Едва солнце озарило небосклон своим сиянием, как македонцы приступили к созданию плотов для штурма острова. Работа спорилась и вскоре, все уже было готово, но тут Гупта вновь остудил порыв мстителей. Полководец объявил, что на штурм острова отправятся только нубийские лучники и щитоносцы. Гупта не хотел напрасно рисковать жизнями своих солдат за много сотен стадиев от своей столицы.
Когда македонская флотилия отчалила от берега и двинулась к острову, в одной из башен ударил тревожный гонг. Тотчас его призыв подхватили многочисленные барабаны, и вскоре весь причал наполнился многочисленными чернокожими воинами. Выставив перед собой копья, дубины и мечи они ждали македонцев, чтобы не позволить им высадиться на остров.
Видя сколь многочисленные ряды защитников храма и большое количество лучников стоящих на его стенах, Гупта решил воздержаться от лобовой атаки. По его знаку, на самый большой плот стали грузить баллисту, которую с таким трудом пронесли его воины от стен Напаты до озера Баст. А пока механики проводили эту сложную процедуру, стратег двинул вперед лодки и плоты с нубийскими лучниками.
Их луки по дальности стрельбы превосходили луки местных жителей и когда нубийцы стали обстреливать столпившихся на причале воинов, стрелки храма не смогли ответить им. Все выпущенные ими стрелы падали в воду, не долетая до лодок и плотов македонцев, тогда как почти каждый выстрел нубийцев находил свою цель. При этом сила стрел была такова, что они насквозь пробивали деревянные щиты защитников храма.
Каждый новый залп лучников поднимал настроение гоплитам, которые принялись стучать мечами по щитам. Воины рвались в бой, но Гупта решил разыграть ситуацию, что называется "до верного". Он сильно рисковал, решив ввести в бой баллисту. Никто и никогда не производил стрельбу с плотов, тем более огненными снарядами. Главный механик попытался начать обстрел острова камнями, но Гупта заупрямился, считая, что только огонь поможет ему одержать быструю и решительную победу.
С замиранием сердца, смотрел смуглолицый полководец, как осторожно и бережно, гребцы подвели плот на нужную дистанцию, а механики положили в ковш баллисты глиняный сосуд. Главный механик проверил точность наводки и на секунду замерев, дернул спусковой рычаг. От сильно толчка плот завибрировал, накренился, но так и не перевернулся к радости стратега и механиков.
Выпущенный снаряд, описав красивую дугу, перелетел над головами защитников храма и врезался в деревянную крышу башни оказавшейся на его пути. По началу, стрелки, сидевшие в этой башни, не придали большого значения слабому удару по крыше. Мало ли что может упасть на крышу башни, но очень быстро раздуваемые свежим ветром дым и огонь заставил их испугаться, а затем в страхе покинуть свое место обороны. Неизвестно откуда появившийся огонь, что буквально пожирал башню, вызвал в душах негров суеверный ужас.
Вскоре паника перекинулась и на стоявших, на причале воинов. Крики людей, треск дерева и запах дыма, полностью отвлекли их внимание от противника и совершенно зря. Второй снаряд, выпущенный баллистой, неотвратимо летел именно на них. Преодолев разделяющее плот и толпу расстояние, огненосный горшок упал прямо посреди людской толпы. Миг, и жидкий огонь окатил своими страшными брызгами множество воинов, превращая их в горящие факелы. Их вид лучше всяких копий и стрел нанес смятение в ряды защитников храма, что истошно вереща, бросились прочь от ужасного огня.
Издав торжествующий рев, македонцы налегли на весла и вскоре они уже были на пристани, не обращая внимания на стрелы со стен храма. Не встречая серьезного сопротивления, щитоносцы выстроили свой боевой порядок и обрушились всей своей мощью на мечущихся перед ними врагов. Надежно защищенные броней, воины Гупты своими мечами быстро очистили весь причал, а затем подступили к дверям храма.
Страх и хаос с такой силой поразили чернокожих воинов, что никто из них не попытался закрыть ворота храма, представлявших собой толстые деревянные створки, обитые снаружи листами железа. Воинам Гупты пришлось бы много повозиться, ломая эти крепкие двери, но благодаря панике они свободно проникли внутрь храма.
Охваченные жаждой мести за смерть своих друзей, щитоносцы безжалостно разили всех, кого только попадался у них на пути. Невзирая ни на возраст, ни на пол, ни на сан тех, кто находился в храме. Уже прибыв на остров и увидев многочисленные трупы безоружных людей, Гупта не стал останавливать действие своих солдат. Его душа также жаждала мести за смерть Агенора.
Когда руки воинов устали, а сердца их насытились местью, появились первые пленные и стратег смог узнать о судьбе своих посланников. Об этом ему поведал толстый жрец по имени Бвала, трясущийся от страха перед грозными воителями. Его шею украшало несколько массивных золотых колец, буквально подпиравших подбородок пленника, что свидетельствовало о его высоком положении.
Он был одним из главных жрецов богини Луны Баст, чей храм располагался на этом острове. Именно ей и были преподнесены в жертву прибывшие в храм македонцы по приказу верховных жрецов. Агенор и его спутники были коварно схвачены во время пира данного в честь белых гостей, когда опьяненные вином они не могли оказать достойного сопротивления напавшим на них воинам.
В ту роковую ночь было полнолуние, и ничто не могло отсрочить свершение ритуального жертвоприношения лунной богине. С согласия Бвалы и второго верховного жреца Кушана, пленные воины были брошены на съедение священным крокодилам, обитавшие в храмовом пруду, а сам Агенор был разрублен на несколько частей у подножья пирамиды лунной богини.
Суд стратега был короток, но справедлив. Пойманный Бвалу был немедленно посажен на деревянный кол, который македонцы установили прямо на причале для всеобщего обозрения. Рядом с ним была воткнута пика, с головой Кушана, чье тело было опознано среди мертвых по золотым шейным кольцам. Кроме этого, разъяренные воины перебили всех священных крокодилов и стали щеголять друг перед другом новыми сапогами изготовленных из шкуры убитых животных.
В храмовых кладовых было обнаружено большое количество золотых изделий и украшений, выполненных в местной манере. Особенно поразили македонцев шейные кольца, что висели на специальных поперечных жердях подобно гроздям бананов.
По рассказам уцелевших обитателей острова, данный храм был вторым по значимости религиозным центром царства Ганы. Кроме богини Баст с ее крокодилами, имелся еще один, самый главный храм страны, в котором люди поклонялись богу солнцу Хорсту в образе леопарда. Он располагался в столице Ганы, раскинувшейся на берегах великой реки, чьи воды полностью пересекала земли царства, и впадали в океан. Там и обитал владыка Гохамба сердце, которого было полностью отдано богу леопарду, чей храм постоянно охраняло множество воинов и колесниц. Недолюбливая, крокодилов он редко бывал на озере, полагая, что лунное божество само сможет постоять за себя.
Таковы были особенности великого африканского царства, с которым Гупте предстояло еще только познакомиться.
Глава X. На пути к исполнению желаний. Слово.
Циньский правитель Ван Мин был очень встревожен вестями, пришедшие в его полевую ставку из оставленного им на время войны царства. Неожиданное появление на западных окраинах подвластных земель новых орд диких кочевников грозилось спутать все далеко идущие планы полководца. И это в тот момент, когда все уже было готово для полного и окончательного разгрома несговорчивых соседей, что с маниакальным упорством не желали склонить свои царские жезлы к его ногам. Когда до исполнения главной мечты правителя остался один шаг.
Прибывший гонец испуганно твердил, что воинов у напавших на Лунси варваров много. Что они принялись нещадно разорять окрестности крепости и, по всей видимости, быстро покидать пределы царства Цинь они не собираются.
Столь расплывчатое и бестолковое сообщение, было обусловлено тем, что его отправил не воевода Фын, а староста одной из окрестных деревень. Сама крепость, по всей видимости, была надежно блокирована кочевниками.
— Черт бы их побрал этих варваров! — с горечью воскликнул правитель Цинь. — Три года я неотлучно простоял со своим войском на западной границе. Усмирял и приводил к покорности племена жунов, и оказалось, что напрасно! В самый неподходящий момент появляется новое племя дикарей, и все приходиться начинать сначала!
Находясь в одиночестве, Ван Мин мог позволить себе проявить простые человеческие эмоции и с озабоченным лицом стал семенить по шатру, пытаясь найти решение из создавшегося положения.
— Видимо год назад, усмиряя жунов на границе, я заманил в ловушку и полностью перебил не все их войско. А тогда, глядя на гору отрубленных голов, казалось, что с этой проблемой покончено надолго.
При воспоминании об одержанной над кочевниками победе у правителя сразу потеплело на душе и потревоженное дурными известиями спокойствие стало возвращаться на свое привычное место.
— Значит действительно, бездонна дикая степь своими людьми, которые подобно голодным пчелам, неудержимо слетаются на нектар цветов благополучия Поднебесной страны. Как это сейчас некстати. Шпионы сообщают, что противостоящее мне объединенное войско пяти царств, было собрано их правителями буквально по крохам. Оголив для этого все свои границы и сократив до минимума гарнизоны своих столиц и городов. Что у правителей пяти царств нет твердого согласия между собой, а их солдаты испытывают большой страх перед моим колесничным войском. Разбив их, можно будет спокойно требовать корону верховного правителя страны, не опасаясь отказа со стороны пяти царств. И тут набег проклятых кочевников.
Правитель с гневом сжал нефритовую рукоять своего кинжала, словно это было горло неведомого предводителя конных войск степняков. Даже не видя его лица, Ван Мин испытывал жгучую ненависть к человеку посмевшему смешать стройные планы сокровенных замыслов циньского властителя.
— Нужно будет непременно наказать начальника пограничной стражи, который три месяца назад уверял меня, что на северной границе моего царства все спокойно. Что варвары находятся в полном смирении и новых кочевых племен, в степи нет. Пусть палачи устроят ему пытку шумом или закормят свежим мясом.
Решив участь своего "нерадивого слуги", Ван Мин вновь задумался о пришельцах доставивших ему столь неприятных тревог.
— Все их действия полностью повторяют прежние набеги конных варваров на земли моего царства. Если их предводитель жаден и осторожен, то они разорят приграничные земли и поспешат отойти в степи, с захваченной добычей не желая встретиться с главным войском страны. Хотя нет, в том, как быстро и плотно варвары блокировали Лунси, явно чувствуется молодая и свирепая агрессия. Она присущая толковым людям, а они не ограничиваются крохами и стремятся отхватить кусок пожирнее.
Правитель огорченно хмыкнул и, прекратив хождение от одной стены шатра к другой, сел на походный табурет, достал из шкатулки специальные шарики. Что, по мнению жителей Поднебесной, помогали лучше думать.
Единственный вопрос, который оставался для Ван Мина неясным, был, как глубоко собирался проникнуть в его царство наглый кочевник, используя для себя столь благоприятный момент? Обычно жуны не стремились углубляться в земли врага, ограничиваясь мелкими набегами. Новый враг, судя по всему, просто так от Лунси не отойдет и попытается взять город либо осадой, либо лихим штурмом. Очень может быть, что кочевники уже взяли Лунси или дела у Фына обстоят очень плохо. Иначе правитель бы обязательно прислал весточку.
Легкие деревянные шарики послушно отбивали дробь, перекатываясь в пальцах правителя царства Цинь. От этого мысли Ван Мина принимали упорядочные действия и превращались в стройную цепочку.
— Что бы сделал я, на месте предводителя кочевников взяв Лунси? — размышлял правитель. — Двинулся бы к стенам Чаньаня и попытался бы взять столицу внезапным наскоком, а если не получится начать осаду. Благо кочевники наверняка узнали, что меня со всем войском там нет. Сможет ли воитель Чаньаня Сым Кан отбить варваров и выдержать осаду? Конечно, сможет. В его высоком умении воинского искусства я не раз имел возможность убедиться. С теми войсками, что я ему оставил для обороны столицы он сможет продержаться долгое время, ожидая моего возвращения. И тогда я смогу обрушить всю свою мощь на дерзких захватчиков и полностью расплачусь с их предводителем за весь вред причиненный им моему царству.
Властной рукой ударил Ван Мин в медный гонг, который немедленно откликнулся длинным и протяжным звуком, на чей зов послушно явился дежурный писец повелителя Цинь. Ван встретил его убийственно холодным взглядом, как и подобает истинному сыну Неба. Едва заметного движения бровью было достаточно, чтобы проворный слуга расстелил перед собой письменные принадлежности и почтительно застыл, готовясь узнать великую волю правителя.
— Я недоволен службой начальника пограничной стражи Лунси, из-за чьей лени и невнимательности случился набег северных варваров на наши земли. Поэтому, я приказываю отдать его в руки главного палача царства. Способ наказания пусть определит сам, но без пролития крови. Пусть его страдания станут наглядным уроком для других, а для самого преступника осознанием глубины свершенного им проступка — Ван Мин сделал паузу, давая время писцу изложить на бумаге его великую волю в отношении нерадивого слуги, не оправдавшего оказанного ему доверия.
— На время своего отсутствия в столице, повелеваю бо Сым Кану взять на себя борьбу с вторгшимися в наше царство ордами кочевников. Пусть он делает свое дело также хорошо и с тем же усердием, как делал это раньше. Я очень надеюсь, что к моему возвращению в столицу смогу видеть голову их вожака жунов, насажанную на пику перед главными воротами моего дворца. Да помогут мне великие боги и мои знаменитые предки — закончил своё послание привычной тронной фразой правитель, гордо откинувшись на спинку походного трона.
Писец проворно увековечил волю правителя и с трепетом преподнес свое невесомое творение под царские очи. Бросив для порядка взгляд на ровные вертикальные полоски иероглифов, Ван Мин чуть повел подбородком и писца, словно ветром сдуло.
Повелитель Цинь остался доволен как он быстро и толково разрешил столь непростой вопрос. Однако даже будучи один на один с самим собой, он не позволил своему лицу расслабиться и лишиться столь необходимого для любого правителя в Поднебесной, монументального величества и непогрешимости. Не стоит потакать самому себе в излишних слабостях, в ожидании решающей битвы.
Сам же воитель диких кочевников, доставивший столько хлопот циньскому владыке, в это время оживленно обсуждал со своими стратегами вопрос о дальнейшей судьбе своего похода. Вернее сказать не о судьбе, с этим как раз все было ясно и понятно, а о путях продвижения македонского войска вглубь страны неприятеля.
Так как город Лунси был полностью разорен, Александр со своей свитой разместился в загородной резиденции правителя. Конечно, можно было раскинуть привычный для царя походный шатер, но желая как можно лучше и быстрее понять дух и суть покоряемой страны, Александр решил остановиться именно там.
Никто не посмел перечить воле великого царя, но вот проникновение и слияние царской свиты и близкого окружения с сущностью синов шло с большим трудом. Несмотря на то, что домик был довольно красив и необычен, особенно своими выгнутыми друг над другом крышами. Своим расположением в милом и уютном месте с небольшим искусственным прудом, сильных восторгов у царских стратегов он не вызывал.
Здесь для них все было чужое и откровенно непонятно. Начиная от низеньких бамбуковых кресел, маленького столика обильно инкрустированного камнем, циновок на полу вместо ковров и заканчивая тканью, которой были покрыты стены комнат. Умом они отлично понимали, что все это в понимании синов стоило больших денег, однако сердце не было готово свыкнуться с подобной роскошью и богатством.
Особенно у них вызывало непонимание то, что вместо привычной для них двери, в доме имелись деревянные рамы, затянутые чем-то мутным, малопрозрачным. Остряк Гегелох сразу назвал это вещество "бычьим пузырем" и это название так прочно и приклеилось к покрытию рамы, но это было ещё не всё. Для того чтобы попасть из одной комнаты в другую, раму предстояло сдвинуть в бок, а не притягивать к себе или отталкивать прочь, как к этому привыкли македонцы.
Вот в такой душевной "гармонии" Александр и его помощники обсуждали, как им обеспечить быстрое продвижение к столице царства Лунси Чаньаню. Стратеги Селевк и Деметрий под чьим началом были конные соединения, настаивали на том, чтобы кавалерия наносила удар по вражеской столице отдельно от пехоты.
— Противника наверняка не знает о нашем появлении, а если и знает, то не ожидает, что мы сможем ударить по его столице. Один хороший бросок и мы сможем либо захватить главный город врага приступом, либо полностью его изолируем, как изолировали Лунси — предлагали стратеги. Зная, что Александр всегда предпочитал быстрое и качественное решение любого вопроса или спора, они были уверены, что смогут склонить чашу в этом споре в свою пользу.
Им энергично противостояли стратеги Никий и Леонид, в подчинении которых как раз была пехота и которые, считали, что разделение кавалерии и пехоты — это опасный и опрометчивый шаг для войска царя Александра.
— В угоду сиюминутной надежды захватить столицу противника врасплох, нельзя рисковать единством войска, государь. Да, воины не так быстро идут вперед, но только совместными усилиями конницы и фаланги всегда одерживались твои победы. Как бы, не была сильна твоя кавалерия, она не сможет достойно противостоять многочисленной пехоте в невыгодных для себя условиях — позицию командиров гоплитов разделял командующий обозом стратег Гегелох. И чтобы преодолеть сопротивление этого тройного союза, нужны было дополнительные доводы, которые, по твердому убеждению Селевка у него были.
Стратег уже приготовился их озвучить, набрал в грудь воздуха, но этот момент, двери комнаты неожиданно с шумом разошлись в разные стороны, и от неожиданности Селевк поперхнулся и закашлялся. Весь красный от гнева он с ненавистью посмотрел на виновника своего конфуза, которым оказался Нефтех.
Как главный царский советник Нефтех имел право входа к царю в любое время дня и ночи, чем он и воспользовался. Египтянин хотел доложить царю, результаты последнего допроса пленного правителя Лунси, содержавшие много интересных вещей. Однако увидев перекошенное лицо Селевка, он вопросительно посмотрел на Александра желая знать, остаться ему в комнате или подождать снаружи?
Зная, что македонцы откровенно недолюбливали слишком умного, по их мнению, советника царя, Александр попытался разрядить обстановку.
— Давайте спросим у независимого арбитра, помощника командующего царским обозом. Он хотя и не стратег, но по-своему положение почти ему равен. Помоги нам Нефтех, разобраться в одном сложном споре. Что нужно сделать для того, чтобы продвижение нашей фаланги не сильно отставало от продвижения нашей конницы?— спросил Александр с хитрецой в уголках глаз. Выставив советника в качестве третейского судьи, ему было интересно, как тот справится со столь непростой задачей.
Услышав столь неожиданный для всех присутствующих вопрос, Нефтех ничуть не изменился в своем лице, хотя на лице Селевка с Деметрием появились откровенно злорадные улыбки. Стратеги знали о высоких познаниях советника царя в тайных делах, географии и медицины, но единодушно считали, что военное дело бритоголовому жрецу просто не по зубам.
Тишина в зале предательски звенела, однако Нефтех не проявлял явных признаков нервозности. Он принялся размышлять над столь каверзным вопросом, ничуть не опасаясь, что ответ покажется царю и его окружению откровенно смешным или глупым.
— Я думаю государь, что сины наверняка уже знают о падении Лунси. Трагические вести всегда летят так быстро, как будто у их вестников на ногах крылатые сандалии бога Гермеса, — усмехнулся бывший жрец. — По этой причине, я думаю, они уже начали стягивать на защиту своей столице дополнительные силы из других городов своего царства. И чем быстрее твоя кавалерия появится под стенами их столицы, тем будет лучше. Она не только помешает синам укрепить оборону крепости, но и обязательно нагонит страх на их воинов своим грозным видом, пусть их будет и не особенно много. Не сомневаюсь, что досужие рассказы беженцев уже в сто раз увеличили число твоей кавалерии и также превознесли её силу. Превратив твоих всадников в кровожадных монстров, безжалостно убивающих всех и вся на своем пути.
— Точно также думает Селевк и Деметрий, но вот Никий, Леонид и Гегелох совершенно противоположного мнения. Они считают, что кавалерию и пехоту нельзя отрывать друг от друга. И кто прав? Селевк или Никий?
— Каждый прав по своему, государь. В единстве сила твоего войска, но только быстрота помогала тебе одерживать победы над врагами.
— Я тоже так считаю, но как нам быть? Как сделать, чтобы не дать противнику укрепить свою столицу и при этом не нарушить единства моего войска?
— Заставить людей идти весь день без остановки, могут только одни бессмертные боги но, на мой взгляд, есть одно средство способное несколько ускорить этот процесс.
— Есть средство? Говори! — потребовал Александр.
— При допросе правителя Лунси, я выяснил, что все течение Хуанхэ до самых стен Чаньаня довольно спокойно и не изобилует потаенными мелями и подводными камнями. Благодаря этому у синов налажено постоянное сообщение со столицей при помощи маленьких соломенных лодок. Используя этот факт, мы можем построить плоты и баржи и, погрузив на них солдат и имущество, спустить их вниз по реке в сопровождении части конницы. Так мы сможем уровнять скорости гоплитов и тяжелой кавалерии, бросив скифов и конных лучников к стенам Чаньаня.
— Мы уже обсуждали подобную возможность со стратегом Гегелохом и корабельными мастерами, и они дали отрицательны ответ. В нашем распоряжении слишком мало людей для быстрого сооружения плотов в необходимом нам количестве. Их создание займет много времени, и мы ничего не выиграем от этой затеи.
— Мало людей? Так пусть для постройки плотов стратег Гегелох привлечет синов из близлежащих деревень. Отправьте туда скифов, и они пригонят нужное число людей.
— От них не будет никакого толку. Крестьяне умеют только ковыряться в земле. Строить плоты они не умеют! От них будет больше вреда, чем пользы — не согласился с Нефтехом Гегелох.
— Для постройки плотов не нужно большого навыка и умения. Главное показать, что делать и жестко проконтролировать исполнение.
— Прикажешь поставить возле каждого крестьянина по надсмотрщику? Для этого у меня людей не хватит!
— Приставьте к ним скифов. У них с синами какие-то свои давние кровные счеты. Имея за спиной обнаженный меч готовый в любое время снести им головы, они будут работать с большим усердием.
— И чем прикажите кормить этих работников? У нас лишних запасов нет!
— Рисом из захваченных нами в Лунсине складов. Никто из наших воинов его не ест, а для синов это главная еда.
— У нас нет такого количества дерева, которое необходимо для постройки большого числа плотов.
— Прикажите разобрать остатки построек в крепости, а если этого окажется мало то и крестьянские дома в селах.
— Ты слишком жесток к ним, Нефтех. Своими предложениями ты обрекаешь их на верную смерть — укорил советника Александр.
— Идет война, государь и ничто не должно помешать нам её выиграть. Тем более жизни каких-то крестьян.
— Я считаю, что спускать на плотах по реке большое количество войска, не имея опыта очень рискованно. Мы совершенно не знаем чужой реки, а строить свои планы на рассказах пленных очень рискованно, — высказал резонное опасение Деметрий. — Может, стоит отказаться от этой идеи и все же разделить войско?
— У нас не было никакого опыта плавания по рекам. Мы ничего не знали о течение Инда и Ганга, но мы построили корабли и спустились на них до Океана — сварливо парировал египтянин. — Что касается риска потерять войско, то на плоты можно погрузить штурмовые отряды и часть баллист со снарядами. Этого вполне хватит для поддержки действия кавалерии, до подхода основных сил.
— У тебя на все есть ответ, Нефтех. Поэтому думаю, будет правильным поручить тебе постройку плотов.
— Как прикажешь, государь — жрец покорно склонил перед царем свою голову.
— Приказываю. Семи дней тебе хватит для постройки плотов?
— Думаю управиться за пять дней, при условии, что работы будут вестись и ночью.
— Ты совсем не жалеешь моих будущих подданных — Александр укоризненно покачал пальцем.
— Пока они ещё не показали свою особую ценность перед другими твоими подданными, государь.
Возвращение Нефтеха к старому спору вызвало недовольство у Александра. Как он не пытался найти в Лунсине хоть намек на то, что он хотел здесь найти, ничего интересного так и не было обнаружено.
— Не стоит судить обо всем народе по одной приграничной крепости.
— Конечно, государь — Нефтех вновь покорно склонил голову, стараясь при этом не смотреть в глаза Александру и это вновь вызвало у того глухое недовольство. Царь знал, что советник по-прежнему с ним не согласен, но не стал заострять на этом внимание. Сейчас ему нужно было как можно быстрее доставить войско к стенам Чаньаня и Нефтех, брался это сделать.
— Тогда, приступайте к делу, господин помощник командующего царским обозом.
— С радостью. Но перед тем уйти, позволь переговорить с тобой наедине об одном важном деле — последние слова египтянина вызвали у стратегов смешенные чувства. С одной стороны они хотели как можно скорее прекратить свое слияние с культурой синов. Ноги и спины уже порядком затекли, но им очень претила так активность, с которой эта бритоголовая выскочка влезла в их военные дела, пусть даже с подачи царя.
— Так, что ты хотел мне сказать? — спросил Александр, когда стратеги покинули их. — Что тайны страны синь не существует?!
— Как ты справедливо заметил, об этом ещё рано говорить, — без малейшего намека на иронию ответил Нефтех. — Разговоры с правителем Лунси открыли много нового в отношении как наших возможных союзников против Ван Мина, так и в понимании самих синов. У них оказалось весьма, своеобразное представление о своем положении относительно других народов населяющих Ойкумену. В их понимании все мы дикари, а они великие наследники Сынов Неба. Исходя из этой концепции, если мы обратимся к царям Поднебесной с предложением военного союза против Ван Мина, они воспримут это как слабость с нашей стороны и начнут торговаться, ставя нам условия — от этих слов в глазах Потрясателя Вселенной появились искорки гнева. Давно уже никто не смел на переговорах, ставить ему условия.
— Самый лучший выход для нас — начать переговоры с царями синов после того, как они будут разбиты Ван Мином. Тогда, потеряв все, они с радостью примут любое наше предложение, которое гарантировало бы целостность своих царств.
— Целостность своих царств? — удивился Александр. Неужели ты считаешь их такими наивными?
— Для них мы очередные кочевники решившие поживиться за счет внутренних войн в Поднебесной, предложив свой меч её правителям.
— Вот как? — великий царь нехорошо усмехнулся. — Значит, ты предлагаешь не торопиться с отправкой посольства?
— Да. Сейчас для нас важнее столица Ван Мина, чем заключение военного союза с его врагами. Имея ее в своих руках, мы будем обладать большим весом для переговоров с любым царством синов, чем мы обладаем сейчас.
— Я согласен с тобой, но есть опасность того, что мы можем опоздать, и заключать союз будет не с кем. Что Ван Мин просто уничтожит их перед тем, как мы предложим им свою дружбу.
— Не беспокойся, государь. Правитель Фын заверил меня, что Ван Мин так не поступит. Согласно местной традиции, при провозглашении вана Поднебесной, все цари должны публично признать власть претендента над собой и в присутствии людей сложить к его ногам свои жезлы власти. В противном случае, он будет считаться самозванцем и действия его, не будут иметь законную силу.
— Довольно необычное у них понятие о власти, — усмехнулся Александр, — но на данный момент оно нас устраивает.
Глава XI. На пути к исполнению желаний. Дело.
Когда Ван Мин в сопровождении телохранителей поднялся на холм, его радости не было предела. Великие боги явили ему свою милость и от того сегодня его душа его пела и ликовала подобно множеству храмовых барабанов и трещоток, что не умолкая звучат на ежегодном празднике весны. Эмоции были так сильны, что пробивались сквозь привычную маску невозмутимости на лице правителя царства Цинь.
Да и как ему было не радоваться, если среди вражеского войска преградившего дорогу его армии, были видны развивающиеся на ветру знамена всех пяти царств Поднебесной, образовавших против Ван Мина военный союз. Теперь ему не нужно было ломать голову над тем, как собрать их всех вместе в одном месте. По воле великих богов, они сами пришли к Ван Мину для окончательного решения вопроса о верховной власти.
Словно подслушав сокровенные мысли Вана, враги выбрали для решающей битвы землю царства Чжоу. По иронии судьбы именно за этим царством сто пятьдесят лет назад был закреплен титул главного царства страны, с согласия всех шести царств Поднебесной. Время былого могущества этого царства безвозвратно кануло в вечность, предоставив иным царствам решать на полях Чжоу бороться за высокую корону.
Теперь одерживая победу в землях Чжоу, Ван Мин получал право претендовать на верховную власть в стране не только как победитель, но и как приемник, защитивший номинального правителя от взбунтовавшихся вассалов. Поскольку коалиция привела сюда своих воинов вопреки воле правителя Чжоу.
Полководец стал внимательно разглядывать вымпела и знамена отрядов солдат собранных неприятелем почти со всей Поднебесной. Сделав однажды ставку на численное превосходство в войне с царством Цинь, его противники продолжали придерживаться этой тактики и теперь. Подобно азартному игроку свято верившему, что на этот раз обязательно отыграется, они стремились набрать как можно больше пеших воинов, не уделяя должного внимания коннице.
Презрительная улыбка тронула лицо циньского правителя, когда он закончил осмотр этой многотысячной толпы вооруженных людей. Глупцы, они так и не сделали нужных для себя выводов после своих поражений. Виня в них командиров, солдат, погоду, природу и великих богов, только не самих себя. Что же Ван Мин преподаст вам ещё один урок, но на этот раз он будет для вас последним.
Следуя древнему трактату о военном искусстве, циньский правитель был полностью уверен в своей победе. Ибо для него противник был открытой книгой, тогда как он сам для врагов оставался загадкой. Об этом доносили его шпионы и это, радовало сердце правителя.
Вот стоят войска царств Чжао и Чу. Их правители ради численного превосходства в спешке собрали всех своих солдат со всех уголков своих земель. Шпионы сообщают, что их солдаты сильно устали и ещё не отошли от длительных переходов, но не это самое главное. Ванн Мин только один раз разбивал их и у этих солдат, нет сильного страха перед ним. Они самые опасные противники в грядущем сражении и на них в первую очередь следует обрушить удар колесничного войска. Сейчас их стало больше чем год назад и ему будет, чем удивить противника.
Войска двух других царства Хань и Вей, откровенно слабы. Их солдаты составляли главный костяк союзного войска, во времена первых компаний царства Цинь против объединенной армии противника. Теперь их численность стараниями Ван Мина значительно сократилась, и в сердцах воинов появился страх. Именно поэтому их поставят в центре, отдав фланги воинам царства Чжао и Чу.
Туда же по всей видимости поставят и солдат царства Янь, чей правитель впервые выступил на стороне противников Ван Мина, соблазненный щедрыми обещаниями. В отличие от правителя царства Ци отказавшегося от участия в союзе, этот владыка твердо надеялся ухватить свою долю пирога в завтрашней битве.
Стоя на холме, правитель Цинь прекрасно видел всю завтрашнюю диспозицию своей армии, которая непременно сокрушит войска врагов в споре за верховную власть над Поднебесной. Изучая расположения войск коалиции, Ван Мин испытывал сильное желание отдать приказ, о немедленной атаке противника. Опыт и интуиция полководца подсказывали ему, что достаточно было одного хорошего удара и все союзное воинство можно обратить в бегство, используя отсутствия единства между отрядами противника.
Искус был очень силен, однако благоразумие взял вверх над азартом воителя. Циньский владыка хотел получить верную победу, а для этого следовало дождаться завтрашнего дня.
— Хао, — Ван Мин подозвал одного из своих секретарей, — есть ли новости от Сыма?
— Да светлейший. Гонец из столицы прибыл совсем недавно и смиренно дожидается твоей аудиенции — почтительно доложил секретарь, зная, как не любит правитель, когда его беспокоили в минуты обдумывания плана завтрашней битвы.
— Веди его немедленно — рыкнул монарх, и секретарь мигом пропал, что бы вскоре появиться перед грозными очами Вана с усталым гонцом. Его запыленная верховая одежда и красные усталые глаза, наглядно говорили о тех трудностях, что перенес этот человек, спеша к правителю с важной вестью из столицы его царства.
Едва глаза их встретились, как гонец немедленно рухнул на колени перед Ван Мином и, склонив голову в почтительной позе, торопливо подал ему желтый сверток. Привычно коснувшись им своего лба.
Бо Сыма, в своем послании сообщал царю, что обстановка в столице спокойна и никаких новых кочевников под стенами Чаньаня нет. Редкие беженцы с границы ничего путного не могли сообщить столичному правителю; повествуя то о страшном огне охвативший в одночасье почти весь город, то о свирепых воинах убивавших всех подряд без особого разбора по полу и возрасту. Частично этот факт подтверждали трупы, в большом количестве приплывшие к столице по водам Хуанхэ, но более ничего большего Сыма не смог узнать о новых врагах.
Сам господин бо, не собирался спокойно сидеть за стенами города. По его приказу все оставшиеся в его подчинении силы стягивались в один кулак к столице, чтобы в самое ближайшее время обрушиться все своей мощью на головы наглых захватчиков.
Ван Мин мысленно похвалил своего верного слугу и прикинул в уме, что если все будет идти хорошо, то уже через неделю, максимум две, он сможет если не вернуться домой, то непременно отправить в столицу часть своей армии. Движением брови он удалил гонца и предался тщательному размышлению.
Все складывалось пока очень хорошо. Кочевники по всему не рискнули вторгаться вглубь царства и, Ван видимо зря приписал их вожаку смелость и храбрость. Захватив наскоком Лунсин, он явно не торопился его покинуть.
От этих мыслей у монарха потеплело на душе и, получив дополнительный заряд уверенности, он помолился великим богам и ушел спать.
Быстро прошла ночь, наступил день, и широкое поле заполнилось многоголосой толпой воинов покинувших походные шатры по приказу своих владык. Войска коалиции не имели единого командира и поэтому выстраивались отдельно друг от друга, по принципу принадлежности к царству или землям, откуда они пришли. Каждый из их командиров знал только своих бойцов, и собирались сражаться самостоятельно без оглядки на действия соседей.
При построении центра между отрядами из царств Хань, Вэй и Янь начались споры, где кому из них стоять. Ожидая пока их командиры придут к окончательному решению, они стояли неровной безликой массой, переминаясь с ноги на ногу. Кто-то из них смотрел на противоположный конец поля, где выстроились стройные ряды противника с дрожью, кто-то с ненавистью, а кто-то с плохо скрываемым страхом и было отчего.
В отличие от войска соперников, в войске циньского правителя царил полный покой и порядок. Каждый из отрядов четко знал свое место в общем построении и свою задачу в предстоящем сражении. Заполнив центр пехотой вооруженной мечами и копьями, свое главное оружие, ударные колесницы, Ван Мин расположил по краям, тем самым немного подправив ставшее уже привычное построение своего войска.
Ранее циньский властитель наносил удар только с правого края, прорывая ряды вражеской пехоты при помощи своих колесниц. Яростная атака пехоты довершала разгром охваченных паникой солдат противника, а если этого не случалось, то следовала повторная атака колесниц. Благо возницы превосходно знали свое дело, успевали быстро перестроиться и провести новую атаку, после которой пехота врага обращалась в бегство.
Теперь же, когда численность солдат противника значительно превышало численность его войска, полководец, не стал дожидаться, когда будет просто задавлен этой вооруженной массой. Чтобы избежать этой участи, Ван Мин решил разгромить врага по частям, благо все необходимое для этого было создано самим соперником.
Выстроив в несколько рядов своих колесничих, циньский правитель намеривался сначала одномоментно расколоть оба фланга союзных войск, а затем новым ударом с тыла прижать противника к своей пехоте. Что бы усилить поражающую способность своих колесниц, он приказал установить на них серповидные косы, которые буквально перемалывали все, до чего могли дотянуться их острые клинки. Подобная новинка была тайным изобретением техников циньского государства и впервые должна была пройти апробацию в столь важном для страны сражении.
Едва силы коалиции наконец-то пришли к согласию и начали сближение с циньским войском, Ван Мин немедленно поднял вверх руку, призывая колесничих к вниманию и повиновению. Тотчас, специальные сигнальщики продублировали его движением особых знамен. Командиры колесничих поняли приказ царя и незамедлительно привели свои силы к полной готовности. Возницы подобрали вожжи, а стоявшие за их спинами стрелки и копьеносцы уже выискивали воинов противника, на которых обрушат свои удары.
Выждав, когда ряды наступающего войска противника пересекли одному ему видимую границу, циньский правитель резко опустил руку и через несколько мгновений его боевые колесницы устремились в атаку на врага.
Кони их были заранее хорошо разогретые заботливыми конюхами и потому стрелой рванулись вперед, едва на их сильные спины обрушились бичи возниц. С каждой секундой колесницы неуклонно увеличивали свою скорость, от чего под ногами стоящих на поле пехотинцев, гулко загудела земля, потревоженная столь большим количеством копыт и колес.
Подобно камню, выпущенному из пращи, циньские колесницы, быстро приближались к передним рядам пехоты противника, порождая в их сердцах чувство страха и обреченности своим грозным и величественным видом. Воины не отрывая глаз, смотрели на несущуюся, на них грохочущую смерть, а затем, поддавшись испугу, передние ряды солдат стали разбегаться, не помышляя о сопротивлении.
Мгновение и лошади с грохотом и мерзким хрустом врезались в людскую толпу и, не останавливаясь ни на секунду, стали продвигаться вперед, собирая при этом кровавую жатву. Те, кто не был, опрокинут и втоптан в землю, крепкими лошадиными копытами или их могучим телом, кто не был сражен стрелами и копьями стрелков, стоявших за спиной возницы, тем выпала особо трагическая участь. Они были безжалостно изувечены остриями длинных колесных серпов, что одним ударом вырвали у своих жертв огромные куски мяса из ног и тел несчастных людей. Двигаясь среди огромной перепуганной толпе людей, колесницы буквально прорубали в ней широкую просеку, оставляя после себя кровавый след из убитых и раненых воинов.
Конечно, большого урона противнику эти удары не могли причинить, но подобная картина ввергала души людей в состояние глубокого шока, моментально подрывая у остальных воинов всякое желание сражаться. Особенно когда на глазах уцелевших пехотинцев, чуть отъехав в сторону, колесничие произвели плавный разворот и начали выстраиваться для новой атаки.
Только что пережив гибель товарищей и чудом избегнув смерти от вражеских колесниц, многие солдаты не нашли в себе мужество вновь противостоять этому грохочущему ужасу и позорно бежали позабыв обо всем на свете. Фланги объединенного войска коалиции стремительно редели от одного только вида маневра противника.
Воодушевленные успешным началом, вслед за конными, на врага обрушились и пешие силы Ван Мина. С радостными криками они набросились солдат противника, яростно тесня их на всем протяжения своего строя. И хотя число рядов пехоты властителя Цинь было меньше числа рядов неприятеля, его воины смело бросались в атаку, точно зная, что в самом скором времени по их тылам ударят перестроившиеся колесничные крылья.
И от этого, почти победного напора, противники солдат Ван Мина стремительно теряли уверенность в своей победе с каждой минутой схватки. Надежда на счастливый исход сражения у них окончательно рухнула, как только колесничие Ван Мина вновь врезались в ряды воинов объединенного войска и двинулись на соединение друг с другом. И вновь раздались крики солдат сбитых и затоптанных конями, изуродованных колесами боевых повозок, сраженных стрелами и копьями стоящих в них воинов.
Первыми у кого не выдержали нервы от созерцания картины нового прорубания воинских рядов, оказались правители пяти царств. Поняв, что на этот раз они обязательно попадут под удар колесниц Ван Мина, монархи не колеблясь ни минуты, решили покинуть ставшее опасное для них поле боя. Почти одномоментно цари вскочили в свои желтые повозки и приказали возницам гнать на восток, стремясь как можно быстрее обезопасить от колесниц циньского правителя.
Несмотря на бегство своих повелителей и повторный удар колесниц противника, солдаты и командиры объединенных войск продолжали оказывать сопротивление циньской пехоте. Они бились с таким яростным отчаянием обреченных на смерть людей, что солдаты Ван Мина не смогли сломить их сопротивление.
Более того, местами они стали отступать под их натиском и спасая положение, правитель Цинь был вынужден в третий раз бросить на них свои уже порядком, уставшие и поредевшие конные силы. Измученные и уставшие от битвы кони с большим трудом смогли провести эту атаку, которая завершилась полным разгром войска противника. Попав под их смертоносный удар, солдаты объединенного войска обратились в бегство. Бросая оружие и вооружение для того, что бы было легче бежать.
Победа была полной, только в некоторых местах циньские солдаты встречали упорное сопротивление тех, кто решил погибнуть на поле боя, но не показать врагу своей спины. Из-за того, что вокруг них громоздились тела павших воинов как с одной, так и другой стороны, атаковать храбрецов колесницами было невозможно. Только в рукопашном бою, сойдясь лицом к лицу, солдаты Ван Мина смогли сломить их сопротивление при помощи меча и арбалета. Обозленные их упорством воины циньского полководца перебили их всех до единого, специально не беря никого в плен.
Когда же все было кончено, головы несчастных были насажаны на пики и были выставлены перед лагерем Ван Мина как лучшее доказательство его могущества. Сам полководец сразу после победы воздал хвалу богам покровителям и устроил большой праздник по случаю одержания столь важной победы. Теперь оставалось только чуть, чуть подождать послов разбитой коалиции и получить долгожданный мир на своих условиях.
Но не только Ван Мину оказывали свое благословение великие боги. В законном фаворе у них был и Александр Македонский. Великий царь был очень доволен действиями свой кавалерии. Оставив на попечение Нефтеха с Леонидом пехоту с обозами, кавалеристы лихо устремились к столице циньского царства, неудержимо сокращая расстояние между собой и Чаньанем. Царь буквально наслаждался быстротой перемещения скифов Калаксая, к которым он специально присоединился, желая испытать бешеный ритм скачки легкой кавалерии.
Без какой-либо задержки летела кавалерия великого царя по широким просторам синов, останавливаясь лишь для приема пищи и краткого отдыха невысоким, но очень выносливым скифским лошадям. Подобно черному вихрю летела легкая конница к столице царства Цинь, далеко опережая слухи о своем появлении среди местных жителей. Безжалостно истребляя всех на своем пути, Александр обходил малые циньские города, стремясь как можно скорее выйти к стенам Чаньаня.
Пролетая переход за переходом, и тщательно анализируя все сведения, добытые для него скифами разведчиками, Покоритель Ойкумены все больше и больше склонялся к мысли необходимости использовать против столицы царства излюбленную тактику степняков. Слушая рассказы Калаксая и его помощников, соблазненный их простотой и эффективностью, Александр решил попытаться взят город, лихим наскоком кавалерии, не дожидаясь пехоты и осадных машин.
Однако не зря Ван Мин назначил Кана Сыму начальником столичного гарнизона. Прекрасно зная все уловки и привычки степняков, он держал у главных городских ворот усиленные воинские караулы, которые находились в постоянной боевой готовности для отражения возможного нападения врага.
Что бы тот ни смог подойти скрытно, по приказу Кана вблизи города на два пролета стрелы, были полностью вырублены все деревья и кустарники. Поэтому, как ни быстры были скифы на своих лошадях их, вовремя заметили и успели захлопнуть могучие створки своих ворот буквально перед самыми разгоряченными мордами коней.
Однако подобный провал ничуть не обескуражил детей степи. Как ни в чем, ни бывало, развернули они своих скакунов прочь от городских стен, и обрушили весь свой гнев и нереализованный азарт боя на тех, кто не успел укрыться от их гнева за городскими стенами.
Угрожая копьями и безжалостно хлеща длинными плетками крестьян, они отогнали их подальше от стен, а затем принялись неистово избивать и грабить несчастных на глазах у солдат, заполонивших крепостную стену. Бо Сыма только сжимал от ярости кулаки, глядя на всю ту отвратительную бойню, что развернулась у него прямо перед глазами.
С громким криком и отвратительным смехом, нападавшие кололи копьями мужчин и рубили короткими мечами головы женщинам. Некоторые из кочевников оттачивали меткость стрельбы, вначале позволяя синам бежать к спасительным стенам, а затем одним выстрелом валили с ног жертву, поражая её в спину, шею или голову.
Со стен осажденной столицы несся поток проклятий и угроз вперемежку со стрелами, которые не долетали до мучителей, вызывая в их рядах взрывы хохота и оскорбительных замечаний в адрес стрелков. Пылающий от гнева воевода, сразу определил в атаковавших столицу всадников, легкую конницу, способную только грабить и убивать, но только не сражаться в чистом поле с сильным соперником.
Сейчас они насытятся резней, затем начнут грабить и, навьючив ее на лошадей поспешат поскорее скрыться, прочь от стен Чаньаня подумал бо. Он еще раз внимательно всмотрелся в далекую цепь холмов, но ничего подозрительного не увидел. В этот момент один из скифов схватил за волосы молодую девушку, и гортанно крича, помчался вдоль стен города, волоча свою жертву прямо по земле. Это зрелище послужило последней каплей, которая переполнила чашу терпения Кана Сыма, и он приказал немедленно атаковать мерзавцев.
Быстро распахнулись тяжелые створки медных ворот, и грозный строй воинов гарнизона ринулся на врага. Размахивая мечами и копьями, они резво бежали, вперед мечтая поскорее обагрить их кровью врагов.
Едва степняки обнаружили реальную угрозу своим жизням, как они немедленно прекратили терзать оставшихся в живых пленников и поспешили развернуть своих коней в сторону холмов. Многие из наездников даже побросали награбленное добро, стремясь избежать встречи с воинами Сымы.
Повинуясь приказу командира, солдаты не стали преследовать врага, только выставив вперед копья, терпеливо ждали, когда все уцелевшие люди не окажутся за крепкими стенами.
Благополучное возвращение воинов со спасенными из лап степняков жителями, вызвало бурю радостных криков и прославления мудрого воеводы. Довольный успехом своих воинов, бо сдержанно усмехался в тонкие усы и благодарил богов за столь быстрое и счастливое окончание спасательной операции. Не желая расслабляться от одержанной победы, он погнал сбежавшихся поглазеть караульных на их привычные места, приказав зорко следить за горизонтом.
Вскоре воины донесли о возвращении наглых кочевников к стенам города. Комендант немедленно поднялся на башню, что бы понять, что замышляют его враги. Отогнанные неожиданной вылазкой из Чаньаня и упустившие добычу, дети степей принялись вымещать свое зло на стоявших вдоль стен караульных.
С помощью своих сильных и далеко бьющих луков, скифы принялись буквально охотиться на стражников, целенаправленно выбивая их с наблюдательных постов. Воины падали один за другим, поскольку от тяжелых стрел кочевников не спасали ни плетенные из ив щиты, ни кожаные панцири. Степняки всегда славились отменной стрельбой и вскоре вблизи ворот, выросла довольно приличная кучка трупов, аккуратно уложенная плотным штабелем.
Желая сохранить число воинов, Сыма приказал свести число наблюдателей до минимума, укрыв их под защиту башен. Казалось, лишившись, целей для стрельбы скифы должны были угомониться, но этого не случилось. Убедившись, что сины не собираются их снова атаковать, кочевники приблизились к воротам и, встав парами, стали буквально выстреливать караульных из надвратных башен.
Одна за другой проникали тяжелые стрелы, в башенные бойницы неизменно находя в них новые жертвы. Любого кто только хотел ответить выстрелом на выстрел, моментально снимал второй стрелок, терпеливо ждавший своего момента за спиной первого. Вновь расстроенные воины понесли тела павших товарищей, сооружая из убитых вторую пирамиду вблизи ворот.
Воевода вновь внимательно осмотрел далекие холмы, и вновь не заметив ничего подозрительного, приказал солдатам атаковать зарвавшихся стрелков. И вновь конные не приняли боя и поспешили отойти от стен столицы, спасая свои драгоценные жизни. На этот раз разгоряченные солдаты преследовали врага почти до самых холмов и вернулись, обратно повинуясь приказу воеводы переданного со стен с помощью мощной сигнальной трубы.
Раззадоренные погоней воины нехотя входили обратно в город. Говоря, что проклятые враги были почти у них в руках и Сыма вернул их в самый неподходящий момент. Обрадованные горожане вновь приветствовали солдат криками радости и восторга. И вновь воевода погнал караульных на стены, приказав зорче следить за врагом. Чутье старого воина подсказывало, что степняки вернуться, что бы досадить осажденным синам новыми пакостями и не ошибся.
Ближе к вечеру, степное воинство вновь показалось из-за холмов, и не торопилось, приблизилось к главным городским воротам. Теперь кочевники не стали охотиться на караульных, оголивших стены и предусмотрительно попрятавшихся в башнях. На это раз дети степей принялись метать в город стрелы, с привязанной к ней горящей паклей. Словно огненный рой насекомых, перелетев стену, опустился на все близь лежавшие дома и постройки, вызвав множество пожаров. Люди бросились смело тушить огонь, но стрелы продолжали быстро прибывать, сводя на нет все усилия защитников города.
Бо моментально понял всю опасность новой каверзы врага и отдал приказ о полном уничтожении надоедливого врага.
В третий раз распахнулись медные ворота столицы Ван Мина, и лавина воинов устремилась на конных, стремясь, раз и навсегда покончить со степняками. Распаляя себя криками, солдаты, не доходя до врага, принялись метать в них стрелы и копья, от которых к их огромной радости было убито несколько скифов.
Не ожидавшие столь решительных действий, кочевники вновь поддались паники и, испугавшись жаждущих мщения синов, бросились прочь. Увлеченные преследованием бегущих, пехотинцы быстро достигли гряды холмов, за которыми в прошлый раз успели скрыться беглецы. Миг и они пересекли их, полностью скрывшись из глаз воеводы.
Вскоре до слуха столпившихся на стенах людей стали долетать отрывки яростного сражения, что вызывало чувство радости на лицах воинов, которые расценили их как избиение ненавистных степняков. Все были просто уверенны, что возмездие наконец-то настигла наглых кочевников и храбрые воины бо Кан Сыма, воздают им по заслугам. Единственное, что раздражало смотрящих вдаль воинов, так то, что они не могли видеть это величественное зрелище своими глазами.
Многие из них громко хвалили богов, но как оказалось, небожители почему-то отвернулись от царства Цинь. Это стало ясно, когда к огромному горю жителей столицы, из-за холмов вылетело множество вражеских кавалеристов, которые секли своими мечами и копьями спасающихся бегством циньских пехотинцев.
То были совершено другие всадники, закованные в блестящие доспехи, на которых ярко играли солнечные блики. Устоять против такой силы воины Сыма неимели ни единого шанса. Мало кто из беглецов успел добежать до ворот, отчаянно колотя в их створки. Воевода не имел права ради спасения их жизней рисковать всем городом. Все они пали от стрел конных стрелков, хладнокровно перестрелявших солдат у всех на виду.
Горестно застонал воевода, когда понял, как ловко обманули его кочевники, выманив из-за стен большую часть его сил. Теперь он в полной мере оценил хитрость и силу пришедшего к столице противника, и это открытие потрясло его. Несомненно, это были не просто кочевники, а какой-то ловкий и хитрый враг, умело скрывающий свою силу перед решающим боем. И в том, что это время уже настало, опытный Сыма ничуть не сомневался.
Приблизившиеся к стенам города скифы и конные македонские лучники вновь обрушили на головы защитников новые тучи стрел, заставляя их прятаться и даже не помышлять об ответных действиях. У противника не было пехоты, но воевода чувствовал, что этот фактор не остановит врагов от штурма Чаньаня. Поэтому Сыма в спешном порядке подтянул к главным воротам все свои резервы для отражения возможного штурма кочевников.
Но ожидания Сыма не сбылись. Продемонстрировав всю силу своей армии перед осажденными синам, македонцы неторопливо отступили к холмам, к великой радости воеводы. Со страхом следили караульные за действиями врагов, которые покинули своих скакунов и оживленно копошились в центре своего табора. Сердце воеводы тоскливо бухало в груди в ожидании очередной пакости от коварного неприятеля.
Сыма немедленно попытался отправить тревожного гонца к Ван Мину с известием о появлении кочевников под стенами столицы, но едва он покинул Чаньань через противоположные ворота, как выяснилось, что кочевники плотно блокировали город подвижными конными заставами.
Раздосадованный Сыма решил использовать для этой цели реку, но последующие события ночи полностью перечеркнули все планы командира гарнизона. Ближе к средине ночи, караульные подняли тревогу, объявив о приближении к городу огненного чудовища. Действительно с высоких стен города было отчетливо видно как огромная огненная лента, подобно змее или дракону, быстро извиваясь, приближалась к стенам столицы в полной тишине. Именно этот факт вогнал суеверных синов в глубокий шок, поскольку в своей религии они активно почитали этих обоих представителей мифического пантеона.
Начнись в этот момент штурм, сины бы не смогли оказать какого-либо сопротивления, своим врагам. У солдат от страха тряслись руки, и только присутствие на стене самого бо, не позволяло им в панике бежать прочь от этого зрелища.
Быстро преодолев расстояние от холмов до стен крепости, огненное чудовище вплотную приблизилось к Чаньаню, обернувшись в самый последний момент вереницей конных скифов, которые держали в руках огненные факелы. Беспрепятственно добравшись до ворот, они на скаку принялись забрасывать своей огненной ношей деревянные башенки и прочие надвратные пристройки.
Освободившись от факелов, конники делали разворот и тихо исчезали во мраке подобной крылатым демонам ночи. Потрясенные видением стражники бросились со стен, совершенно не догадываясь, что хитрые македоняне обмотали копыта своих коней тряпьем, от чего привычный лошадиный стук не был ими услышан.
Сыма с большим трудом остановил солдат и вновь погнал на стены для тушения пожара, разгоравшийся все больше и больше с каждой минутой. Но исполнить приказ воеводы оказалось очень непросто, поскольку враг никуда не исчез, а только отошел в сторону и принялся методично осыпать стрелами воинов пытавшихся погасить огонь. При этом македонцы скрывала тьма, а снующие на стенах люди были прекрасно видны в пламени разгорающегося огня.
Из-за этого, полностью выгорели все деревянные надвратные башни главных ворот, а так же пострадало множество пристроек и домов, примыкавших в этом месте к стенам. Сины провели весь остаток ночи без сна в страхе ожидания нового нападения, тогда как македонцы и скифы прекрасно выспались, надежно охраняемые конной стражей.
Злой и уставший смотрел со стен крепости на своих врагов бо Сыма, которые после принятия пищи принялись выстраиваться, напортив главных городских ворот. Весь солдатский опыт Сыма подсказывал, что именно через них враг собирается проникнуть в Чаньань, одному только ему известным способом. Его взгляд лихорадочно искал штурмовые отряды вооруженные длинными лестницами. Однако, так их и, не увидев, после некоторого раздумья он решил, что враг просто пытается измотать им нервы, заставив ошибаться и путаться при отражении атаки. Он еще не знал, что его главный визави ничего не делает зря и понять это, Сыме предстояло в самое ближайшее время.
Скифы вновь приблизились на пролет стрелы и принялись засыпать защитников ворот своими тяжелыми стрелами. Воевода примерно этого и ожидал, приказав очистить стены и подтянуть к воротам большие чаны с водой для возможного тушения новых пожаров. Бо, не ошибся в своих расчетах, что противник вновь применит огонь, но не смог предположить в какой форме это будет осуществлено.
Заметив, что надвратные стены опустели, из рядов стрелков немедленно выехало несколько человек, которые пустили своих скакунов в бешеный галоп, направляясь прямо к створкам ворот. В руках у них почти ничего не было, за исключением странных больших глиняных кувшинов, которые они принялись бросать прямо на ворота, стараясь попасть как можно выше их медной защиты.
Едва брошенные кочевниками кувшины разбивались, как из них выливалась горящая жидкость, чьи огненные ручьи, стали стремительно растекаться по деревянной основе гигантских дверей. Все это было проделано столь быстро и неожиданно, что вернувшиеся на свои боевые посты сины увидели только удаляющиеся спины своих врагов. И тут солдаты совершили роковую ошибку; когда пытаясь потушить горящий огонь, опрокинули вниз один из чанов с водой. Вместо того чтобы погасить пламя огня как это было ранее, вода только еще больше разнесла его по поверхности ворот, увеличивая площадь горения этого непонятного огня.
Не обращая внимание на воду, он упрямо горел и горел азартно пожирая деревянную основу городских ворот. Только глядя на этот адское пламя, Сыма понял коварный план врага; по уничтожению городских ворот.
Время от времени ловкие наездники под прикрытием стрелков приближались к горящим воротам и метали новую порцию горшков, заставляя огонь гореть все быстрее и жарче. Вскоре, вслед за внешней стороной ворот, загорелась их внутренняя сторона, несмотря на то, что Сыма приказал облить их холодной водой.
Собираясь встретить врага во все оружие, воевода стянул к месту будущего боя все свои силы, сознательно оголяя другие участки обороны, оставляя там редкие караулы. Воевода надеялся, что в небольшом проходе ворот, он сможет не только остановить врага, но даже и победить его, поскольку здесь, кавалеристы не смогут полностью использовать свое численное преимущество.
Объятые пламенем ворота постепенно рушились; от них все больше и больше откалывались отдельные части, с грохотом падая на землю по обе стороны пожарища. Сквозь окна в пламени, Сыма мог свободно наблюдать, как тяжелая кавалерия врага торопливо выстраивалась в атакующий клин, с помощью которого она намеривалась разбросать защитников прохода.
Не дожидаясь этого, сины спешно подтаскивали к месту скорого боя столбы, шесты и просто толстые колоды, с помощью которых собирались переломать ноги ретивым скакунам. Все сосредоточенно смотрели на разваливающиеся створки, которые вот, вот должны были рухнуть на землю.
Как только это случилось, скифские лучники стали обстреливать столпившихся возле прохода синов. Увидев, как падают его солдаты, Сыма немедленно приказал залить водой остатки огня и первым занять узкий проход, выставив вперед щетинистый ряд острых копий.
Не ожидавшие подобной прыти степняки моментально отпрянули в сторону, давая место катафрактам которые тоже почему-то не атаковали. Македонские всадники отчаянно жестикулировали друг другу руками, но не проявляли никакого желания со всего маха таранить собой заслон из копий.
— Бояться! — радостно подумал Сыма и отдал приказ лучникам вернуться на стены и попытаться обстрелять врагов из луков. Вскоре стрелы запели над головами всадников и они, прикрывшись щитами, стали пятиться.
Вначале Сыма обрадовался увиденной картине, но вскоре темные подозрения стали шевелиться в его душе. Что-то было не так, как должен был вести себя наглый и талантливый противник, столь блестяще действовавший вчера. И слов откликаясь на зовы души воеводы, пришла беда, но совсем с другой стороны.
Воспользовавшись тем, что часть стены были оголены, к заранее выбранному участку обороны подползли скифские лазутчики, которые с помощью специальных арканов смогли подняться на стены, и незаметно сняв редких часовых, открыли ворота своим конным товарищам. Часть катафрактов ворвались в Чаньань и, смяв жидкий заслон, устремились к дворцу правителя, который возвышался своими вычурными покатыми крышами над всеми остальными строениями города.
Громкие крики синов известили воеводу, что враг уже проник с тыла в столицу царства Цинь. Одна из настенных башен захваченная македонцами, неожиданно запылала ярким огнем, подавая явный сигнал основным силам армии. В туже минуту откуда-то сбоку вылетело несколько скифов, которые устремились на всем скаку к проходу плотно набитому воинами. В руках у них ничего не было, но наученные горьким опытом стрелки принялись ожесточенно обстреливать всадников.
Некоторые из скифов были убиты или ранены, однако большинство, из них демонстрируя стрелкам, чудеса джигитовки достигли прохода и, сорвав с седел, замаскированные горшки с огненной смесью метнули их в воинов.
Это был последний сюрприз для бо Кана Сыма. Его последние силы сгорали от адской смеси, задыхалась в дыму и гибла в страшной давке, пытаясь спастись. Не в силах перенести своего поражения он выхватил меч и лично попытался остановить катафрактов, которые все — таки прорвались в город, когда проход в воротах был стремительно очищен от воинов синов.
Никто не поддержал благой порыв бо, и он был затоптан конями, успев все же перед смертью раскроить голову одному из своих врагов. Сыма не увидел, как погибали его воины под клинками и копьями белокожих дьяволов, которые без всякой жалости стали истреблять мирное население столицы царства Цинь по приказу царя царей Александра Македонского.
Темные клубы пожарищ, поднимавшиеся над Чаньанем, возвещали всем жителям о падении столицы грозного царства Цинь, которая была захвачена страшным белокожим завоевателем, что пришел из западной пустыни. И снова потянулись толпы беглецов, множа новые слухи об ужасных кочевниках, которых не смог остановить даже славный воевода Сым Кан.
Великий полководец остался, очень доволен выражением лиц своих стратегов, когда через день к Чаньаню они прибыли с плотами и суда наполненные пехотой и осадными машинами с огненными припасами. Их всех потряс вид закопченных стен города, которые они готовились взять штурмом.
Никто из прибывших воинов не мог поверить, что крепость была взята только силами кавалерии и минимальным запасом огненных снарядов. Леонид восторженно качал головой, восхищаясь военным талантом Александра: — Ты царь не оставил нам никаких дел для подвигов, пора нам отправляться домой.
Глава XII. Завязки будущих интриг в царском доме Аргидов.
Славный город с именем великого полководца, гудел от восторга и радости. Сегодня он праздновал прибытие из Вавилона царицы Роксаны с наследным принцем востока Александром. И это было не только дань победителям, разбивших подлых сепаратистов и самозванцев, ныне Александрия приветствовала единственную оставшуюся жену великого царя.
Теперь все македонцы и греки полностью закрывали глаза, на ее азиатское происхождение, говоря, что она, своими чертами почти не отличается от носителей высокой эллинской культуры. Что за многие годы пребывания возле Александра, Роксана много впитала элементов цивилизации от такого мощного просветителя как великий царь Александр.
Прийти к столь простым выводам в отношении Роксаны, обитателей столицы, несомненно, помог хилиарх востока Эвмен, чьей поддержкой с недавних пор стала пользоваться царица. Сам герой империи, сумевший подавить бунт Антигона, остался в Вавилоне, продолжая зорко следить за ситуацией в сатрапиях Малой Азии, а также ожидая вестей от Александра, к которому уже были отправлены гонцы с полным докладом о попытке мятежа.
Возвращаясь в Александрию, Роксана желала насладиться своим победным триумфом истинной царицы, после той серой жизни, на которую была обречена стараниями Эвридики. Кроме этого ей было необходимо встретиться с Антигоной для обсуждения очень важного вопроса, который было невозможно доверить ни бумаге, ни самым верным посланникам.
Это было поистине вопрос государственной важности. От решения, которого во многом зависела жизнь очень многих людей в царстве Александра и в первую очередь самой Роксаны и ее царственного отпрыска.
Если в момент расставания с Александрией царицу сопровождала небольшая свита в десять человек, то при возвращении она имела поистине царский караван с многочисленной челядью, крепкой охраной и даже личный штандарт, который ей подарил хилиарх Эвмен перед самым отъездом.
Так как в Александрии после неожиданного сложения с себя царского сана и удаления в оазис Амона царицы Эвридики не было ни единого представителя царского дома, хилиарх Запада Птоломей настоял на прибытии к нему наследного принца Персея.
Свое решение он объяснил недавним бунтом заговорщиков и полную ответственность перед царем за жизнь его сына. Мальчик со всеми подобающими его статусу почестями был отправлен в Пеллу, что немедленно понизило статус Александрии из столицы до обычного провинциального города.
Антигона с большой неохотой выполнила требование хилиарха Запада, видя в действиях Птоломея большую угрозу для всех своих жизненных планов. Однако отказать хилиарху она не могла. Птоломей прислал за наследником целый флот кораблей и Антигона, боялась, что в случае её отказа навархом будет применена против неё сила. Персей уплыл, и Александрия с радостью готовилась к встрече дорогих гостей.
Торжественный въезд царского каравана начался рано утром, пока знойное африканское солнце еще не сильно припекало огромную толпу зрителей, высыпавших на улицы и площади города для встречи царицы Роксаны и царевича Александра.
Первыми под звуки победных труб и флейт, в Александрию въехали царские гейтары со штандартом царицы, на котором, раскинув крылья, красовался золотой македонский орел герб рода Аргидов. Декоративные щиты гейтаров в центре были украшены особыми знаками, которые Роксана учредила для всех победителей в битве с Антигоном. Это была золотая рука с мечом перерубающая пополам молнию, что подчеркивало торжество правды над злом.
Вслед за ними в два ряда шествовали пехотинцы с алым плюмажем на шлемах и особыми знаками победителей в виде лаврового венка прикрепленных к древкам их копий. Гордо и уверенно проходили они мимо жителей Александрии, радостно приветствовавших тех, кто одержал победу над мятежниками.
Гвоздем в похождения царского поезда были два огромных боевых слона с маленькими беседками на спинах. С красными накидками на спинах и настоящими боевыми наголовниками, которые надежно защищали головы животных от стрел и камней противника. Погонщики уверенно управляли своими гигантами при помощи специальных багров, от тяжелой поступи которых сотрясались камни недавно уложенной мостовой Александрии.
На первом животном, под роскошным балдахином ехала сама македонская царица в белом торжественном одеянии, с покрытой по восточной манере головой. Роксана милостиво махала унизанной браслетами рукой всем пришедшим для ее встречи александрийцам, наслаждаясь короткими минутами царской славы и величия.
Толпа на каждое ее движение отвечала бурным рукоплесканием и громкими криками радости от возможности снова видеть свою царицу, о существовании которой еще совсем недавно старались не вспоминать. Стоит особо добавить, что для усиления эффекта по приказу Антигоны, на всем протяжении маршрута царской процессии были заранее расставлены специально собранные профессиональные крикуны.
В узорчатой башенке второго исполина располагался наследник македонского престола в облачение война. На мальчике был позолоченный панцирь, поножи, специально сделанный шлем, а также красный плащ как у его великого отца. Маленький Александр радостно вскидывал правую руку в приветствии для своих будущих подданных, изо всех сил стараясь сохранить на своем лице царственную важность, что это плохо удавалось из-за охватившего его чувства восторга.
На центральной площади города, достигнув дворца правителя Египта, животные послушно остановились и, согнув по команде погонщиков свои передние ноги, дали возможность царственным особам сойти на землю. Немедленно им навстречу устремилась правительница Александрии Антигона, одетая в костюм египетской царицы. Почтительно припав на колено перед царицей, фиванка изящно склонила голову, увенчанную короной в виде золотой кобры.
Роксана незамедлительно подняла свою подругу с колен и заключила в свои объятия под громкие крики восторга толпы. По знаку правительницы почетные жители города преподнесли царице подарок в виде небольшой статуи нефритового сфинкса с маленькой пирамидою между лап. Вслед за этим от жрецов было подарено ожерелье из самоцветов, которое венчал священный жук египтян скарабей.
Антигона специально настояла на подобном подарке, желая тем самым лишний раз подчеркнуть уважение власти к культуре подвластного им народа. Царица незамедлительно надела подарок жрецов на свою тонкую загорелую шею, чем вызвала новый взрыв восторга собравшихся людей.
Продолжая церемонию встречи, правительница Александрии подарила наследнику престола маленький щит и настоящий меч, как полноправному участнику битвы с мятежниками. Растроганный Александр звонко поцеловал в щеку добрую тетю, чем сорвал новую бурю оваций и криков у зрителей, полностью заполнивших площадь.
Почтительно взяв за руку сначала наследника, а потом царицу Роксану, Антигона торжественно повела гостей во дворец правителя, убранство которого было сделано по ее личному заказу. В его интерьере причудливо переплетались греческие и египетские стили и орнаменты отделки, которыми были покрыты стены комнат и залов. В центральном зале дворца находились два больших трона, на один их которых Антигона с должным почтением усадила Роксану, а затем села и сама. Обменявшись с царицей взглядами, фиванка дала знак слугам и те стали приглашать гостей, позванных на торжество по поводу приезда Роксаны и наследника престола.
Следуя установленному Антигоной порядку, по правую руку царицы было установлено маленькое кресло, где расположился наследник престола. Он с огромным интересом рассматривавший все эту пышную и красивую процессию, что подходила к тронам и приветствовала сначала царицу, а потом правительницу. Александру все было интересно, но время от времени он поглядывал на Нису, что стояла по левую руку от своей матери.
Праздник, устроенный Антигоной очень понравилось Роксане. Давно она не испытывала столь огромного внимания к своей персоне за все свои двадцать семь лет жизни. С каждым подходом к ее трону нового посланца городов и провинций Египта, она загоралась легким румянцем торжества и радости. Крайне жалея, что этого не видит заносчивая Эвридика, прилежно трудившаяся в это время в стенах храма Амона.
Все хорошее, однако, быстро проходит, и вот дворец опустел от гостей, сделав возвращение Роксаны в столицу Египта уделом истории. Передав ребенка в руки заботливых нянек, подруги уединились за хорошо охраняемыми дверями, для обсуждения различных тем очень интересовавшие обеих женщин.
— Ты уверена, что Эвридика надежно изолирована в этом храме Амона? — с тревогой спросила царица Антигону, едва только они, приняв освежающую ванну сели на ложе перед столиком, уставленным всевозможными фруктами и лакомствами.
— О да, царица. В этом вопросе ты можешь быть абсолютна спокойна. Пока золото идет в оазис Амона, Херкорн никогда не выпустит её из своих рук, — заверила Антигона свою собеседницу, — и как мне кажется Эвридике нравиться пребывание в оазисе.
Слабая улыбка чуть тронула рот правительницы. Она вспомнила как во время своего недавнего посещения храма, она скрытно наблюдала за работой бывшей царицы, с усердием добывавшей средства на пропитание в поте лица.
— А если Александр захочет вернуть ее себе или приедет в оазис?
— Не думаю, что он пойдет на скандал с оракулом великого Амона первым, среди всех храмов Ойкумены признавшего в нем сына бога. Неужели он пожелает вернуть себе жену, когда узнает от Херкорна, что она променяла место рядом с ним на роль храмовой проститутки. К тому же насколько я знаю, свою роль Эвридика выполнила, подарив Александру наследника мужского пола. Персей необходим царю как наследник западной половины македонского царства в случаи его преждевременной смерти.
— Да услышит великий Зевс твои слова Антигона — с облегчением молвила Роксана, и подруги приподняли маленькие чаши, наполненные хиоским вином в знак согласия. После чего Роксана перевела разговор на другую тему.
— Я без особого труда уговорила хилиарха Эвмена утвердить твое назначение правительницей Египта. Он полностью согласен с решением Нефтеха относительно тебя. Ведь у него слишком мало людей кому он мог бы полностью доверять.
— Благодарю тебя царица за высокие труды в отношения моей скромной персоны — смиренным голосом поблагодарила Антигона, чем вызвала звонкий смех собеседницы.
— Не прибедняйся дорогая, ты прекрасно знаешь, что это маленькая толика того, что я должна тебе за все время нашего знакомства.
— Больше всего на свете я ценю твою дружбу и очень надеюсь, что ещё не раз смогу быть тебе полезной — смотря прямо в лицо царице, произнесла фиванка, от чего растроганная Роксана пылко обняла свою подругу. Антигона ответила тем же и дальше беседа полилась в обстановке полной непринужденности.
Стремясь в полной мере её использовать, правительница подсела ближе к согдианке и спросила, хитро сощурив глаза: — А скажи дорогая, ты уже имела близость с Эвменом? Если нет, то поспеши, поскольку очень опасаюсь, что его мужественное плечо тебе не раз понадобиться.
От таких слов Роксана сначала покраснела, но затем призналась, что уже имела с хилиархом одну бурную встречу, и он с большой неохотой отпускал ее в Александрию, взяв с царицы слова, что она непременно вернется.
— Да, — сочувственно кивнула головой Антигона, — как не хорошо тебе здесь в Александрии, но лучше, что бы ты все же со временем вернулась в Вавилон к Эвмену, как он того и хотел.
От таких слов на лице Роксаны разыгралась целая буря эмоций, но Антигона успокаивающе похлопала ее по руке и неторопливо заговорила о том, что давно тревожило обеих подруг.
— Не удивляйся моим словам царица, но перед тем как покинуть меня и уйти в поход с Александром, мой муж Нефтех был очень занят гаданием на песке времени. Этому процессу он посвятил много дней и ночей, стремясь довести до совершенства свое умение заглядывать за грань времен.
В последний день перед его отъездом у нас состоялся долгий разговор, в котором он посвятил меня в часть своих открытий. Именно он предсказал Эвмену скорый мятеж Антигона и посоветовал хилиарху держать подчиненные ему войска в полной готовности и в одном месте. Это он настоял на твоем приезде в Вавилон, поскольку это будет необходимо Эвмену и возможность лучше укрыть тебя от длинных рук заговорщиков.
Вспомни судьбу Барсины и ее сына Геракла, думаю, что Эвридика бы с радостью подыграла Антигону в устранении лишних жен и детей Александра. И случись это, то твоя участь была бы гораздо тяжелее относительной той, на которую теперь обречена она.
От произнесенных Антигоной слов молодую женщину бросило в холодный пот. Она хорошо представляла, что сделала бы в этом случаи с ней и ее сыном чистокровная македонянка Эвридика, окажись все по-другому. Наверняка сын погибнул бы от руки солдата маньяка, а сама царица приняла бы мученическую смерть, пройдя перед этим ряд унижений и надругательств.
— Но не будем думать о грустном дорогая, — произнесла Антигона, всем видом показывая, что не одобряет реакцию собеседницы на свои слова. — Сейчас ты единственная полноправная жена Александра и за твоей спиной стоит реальная сила в виде хилиарха Востока Эвмена, который полностью исполнил свой долг перед престолом в трудный для всех нас час.
— К чему подобные речи? — быстро спросила царица, нервно теребя пальцами край своего платья.
— Боюсь, что тебе еще не раз придется пользоваться помощью этого человека в своей жизни и одаривать его благосклонностью.
— Ты говоришь загадками дорогая не совсем пристойными для царского достоинства — произнесла Роксана, и царственно откинув за спину густые светлые волосы, при этом с большим интересом слушая Антигону.
— Видишь ли, в чем дело милая Роксана. Кроме мятежа в столь опрометчиво оставленном твоим мужем царстве, Нефтех предсказал, что из похода на синов Александр вернется с очень подорванным здоровьем.
Леденящий поток страха вновь охватил простодушную царицу, которая смотрела на фиванку, подобно кролику на удава, не смея отвести от нее испуганного взгляда. Та в свою очередь четко и веско, не оставляя ни малейшего места для сомнения чеканила слова.
— К большому сожалению, Нефтех считает, что государю недолго осталось править царством. Несмотря на свою бодрость и энергию, он сильно подорвал свое здоровье многочисленными излишествами, ранами и болезнями за время своих длительных походов.
— Да, — поспешно подтвердила согдианка, — за десять лет, Александр стал совсем другим человеком. Эти походы полностью опустошили его, ничего не оставив для мирной, спокойной жизни.
— Если ты осознаешь это, то тогда самая пора задуматься о себе и своем сыне. В случаи смерти царя, тебе будет нужен хороший защитник, поскольку македонцы, скорее всего не признают вас законными наследниками Александра, имея у себя царевича Персея. И хотя твоему ребенку царь завещал все восточные земли своего царства, неизвестно согласиться ли Птоломей, отдать их тебе, когда не будет Александра. Наверняка хилиарх Запада имеет на этот счет свое особое мнение. Именно его мой муж считает твоим главным противником в борьбе за царское наследие.
— Почему? — робко спросила царица.
— Во-первых, он сам незаконный сын царя Филиппа, во-вторых, ты азиатка, что очень претит ему, а самое главное, хилиарх сам желает править в империи твоего мужа. Все вместе взятое делает его твоим смертельным врагом и только хилиарх Эвмен может защитить вас в этом случаи.
— Да?
— Да, — уверенно произнесла Антигона — он, также как и ты не македонец, поэтому, никогда не будет принят в круг их знати. Эвмен высоко поднялся только благодаря Александру, и может потерять все свои чины и регалии сразу после его смерти. Уже сейчас есть много чистокровных македонцев желающих занять его место, перечислять не надо?
— Нет! — решительно покачала головой Роксана.
— Вместе же с ним вы будете сильной парой. Ты как единственная жена Александра и мать законного наследника, которому завещана часть его царства. Он, оставшись с твоей помощью хилиархом Востока, будет верно оберегать ваши законные интересы с помощью своей армии, столь успешно прошедшей испытание мятежом Антигона. А для крепкого союза между мужчиной и женщиной нужны хорошие отношения, ты понимаешь, о чем я говорю?
Царица не произнесла ни звука в ответ, но её молчание красноречиво говорило само за себя.
Поверь мне это самое простое, но и самое надежное средство, которым слабые женщины с успехом используют не одно столетие. При этом насколько я понимаю Эвмен очень даже не против подобного союза.
Сильный румянец залил щеки царицы, и она смущенно прикрыла пылающее лицо руками. В ответ Антигона только лукаво подмигнула, давая понять, что полностью понимает состояние подруги.
— Ну что ты, право. Никто тебя не неволит делать это сейчас и немедленно. Подумай, и не торопясь, прими решение, пока еще есть время. Но только знай, что когда это все свершиться, а это будет непременно, у тебя будет масса желаний спасти свою жизнь, но не будет возможности.
— Скажи, ты и в правду считаешь, что у меня с Эвменом может получиться хороший союз? — спросила дрогнувшим голосом Роксана после недолгого молчания.
— Несомненно. Вы оба нужны друг другу как огонь и воздух. И вы легко поймете, друг друга, поскольку оба не являетесь македонцами и в вас нет той гордыни и кичливости, что буквально сквозит в поведении многих из них. А, что касается близких отношений, то знай, что все мужчины создаются руками женщин. Александра сделала таким родная мать и ты когда вышла за него замуж мало что могла изменить в свои четырнадцать лет. Теперь же у тебя есть опыт жизни и возможность опробовать его на новом мужчине.
— Твои слова опасны Антигона.
— Не беспокойся дорогая, зная будущее, ко многому можно подготовиться заранее и во многом преуспеть. Я всегда буду рядом с тобой, и ты можешь рассчитывать на мою верность, как это было раньше, когда все старались не замечать тебя в угоду Эвридики. Клянусь бессмертными богами, что никогда не оставлю тебя и твоего ребенка пока жива сама на этой земле.
От столь бурного изъяснения губы Роксаны предательски задрожали и, размазав по щекам слезы, она обняла свою собеседницу. Так зародился женский союз, у которого было большое будущее. Давая царице клятву верности, Антигона ничуть не кривила душой. При любом другом раскладе раздела наследства Александра Македонского, она и Нефтех теряли все из того, что сейчас имели. В активе супругов оставались лишь многочисленные недоброжелатели, которых у них набралось за все время пребывания их во власти и существования вообще. Поэтому Антигона и приняла столь бурное участие в сближении Роксаны с Эвменом для обеспечения своего будущего и будущего своей семьи.
Добившись успеха в реализации одного из пункта их совместного с Нефтехом тайного плана, Антигона без остановки перешла к исполнению его другого пункта, ничуть не меньшей, а может быть и большей по своей значимости. Благо время для его реализации пришло. У находившейся в загородном дворце царевны Клеопатры начались первые родовые схватки, о чем Антигону известила её дочь Ниса.
Девочка очень ответственно подошла к порученному ей Антигоной делу и всячески опекала тетю Клео. Лучше всякой сиделки она следила за тем, чтобы царевна вовремя поела, выпила прописанные ей докторами настои и два раза в день водила Клеопатру на прогулки по тенистой аллее дворцового парка.
На первых порах общения с Нисой, царевна ненавидела "фиванское отродье" обрушив на девочку весь свой негатив, скопившийся у неё в душе по отношении к Антигоне. Оказавшись в "теплых и заботливых руках" правительницы Египта Клеопатра моментально испытала всю их силу. Как не умоляла она Антигону не отправлять её из Александрии, та была непреклонна, объясняя отъезд Клеопатры исключительной заботой о здоровье будущего ребенка. Все попытки "бунтовать" были жестоко и быстро подавлены, благо Антигона знала на какие тайные точки нужно нажимать.
Стоит ли удивляться, что всякую заботу, которую проявляла в её адрес Ниса, Клеопатра воспринимала в штыки, но её костер злости пылал недолго. Ровно на неделю хватило царевне сил испускать злость и ненависть в адрес Нисы. Затем процесс пошел на спад, и на четырнадцатый день у неё наступила апатия.
Вот ту-то дочь Антигоны взяла свою подопечную, что называется "голыми" руками. Находясь в полной изоляции, она нуждалась в общении и тут Ниса оказалась на высоте. Кроме проявления искренней заботы о состоянии Клеопатры и её ребенка, она хорошо умела слушать собеседника, задавать ненавязчивые вопросы и при этом не переходить невидимую грань дозволенного.
Постепенно царевна привыкла к присутствию рядом с собой Нисы, воспринимая её как неизбежное зло, с которым нужно мириться. Злилась, но ела, пила, гуляла под её присмотром, а к концу шестого месяца к удивлению осознала, что скучает и злится, когда девочки не было рядом с ней или, когда та запаздывала к прогулке. Между ними возникла некая иллюзия мира и понимания, что в дребезги разлетелась, когда у царевны начались родовые потуги.
Когда Клеопатра заметно округлилась, лучшие специалисты Египта срочно провели консилиум и после недолгого обсуждения уверили Антигону, что в чреве царевны находится девочка. Эта новость очень обрадовала Антигону, поскольку именно этого она и хотела всей душой. Еще не рожденная, она уже занимала большое место в тех планах, которые скрывались в голове рыжеволосой красавицы.
Делая главную ставку своей дальнейшей жизни на Эвмена с Роксаной, фиванка одновременно вела вторую игру, в которой главная роль принадлежала Клеопатре и ее еще не родившийся ребенок. Отпрыск царской крови, всегда очень многого стоил, а в затеянной Антигоне игре, он ценился на вес золота. Желая обеспечить будущее своей единственной дочери, Антигона готовила ее в наставницу для сводной сестры с большим прицелом на будущее.
Поэтому чем ближе становились роды, тем больше внимания уделяла правительница в отношении второй жены своего мужа. Полностью не доверяя никому, Антигона приказала Нисе внимательно следить за состоянием Клеопатры и в случаи необходимости немедленно сообщать о любых изменениях в её состоянии. И когда у царевны начались первые потуги, во дворец правительницы отправились сразу два гонца.
Но после того как гонцы отбыли, врач известил Нису о серьезной проблеме, которая возникла после его осмотра Клеопатры. По мнению доктора, создалась серьезная угроза для жизни плода из-за того, что потуги роженицы с каждым разом становились, все слабее и слабея. Для устранения угрозы для плода требовалось быстрейшего ведение в организм давно не рожавшей Клеопатры специального лекарства, а царевна отказывалась его принимать. Поставив диагноз, доктор, как типичный придворный лекарь не смел, оказать давление на столь высокую пациентку, и по сути дела самоустранился, возложив ответственность за принятие окончательного решения на Нису.
И здесь девочка показала себя достойной помощницей своей матери. Брезгливо скривив губы, она решительным шагом направилась к себе в комнату, где в просторной клетке сидел почтовый голубь. Прозорливая Антигона всегда старалась подстраховаться к любой неожиданности, и стремительно развивающиеся события показали её правоту. Подробно описав ситуацию, Ниса выпустила птицу, которая намного опередила посланных гонцов.
Едва только голубь прилетел в царский дворец, как Антигона начала незамедлительно действовать. Меньше часа понадобилось ей, что бы найти хитрое противоядие от каприза взбунтовавшейся Клеопатры. Взяв с собой верного Аргуса и жреца Таусета, фиванка устремилась к дочери, встретив по дороге посланных к ней гонцов.
Подобно зловещей фурии, Антигона ворвалась во дворец и сразу устремилась в спальню бунтующей роженицы. Царевна, едва одетая лежала на кровати прикрытая простыней, и гордо вскинув голову, с вызовом смотрела на прибывшую правительницу. Два гневных взгляда встретились и впервые за все время Клеопатра, не отвела взгляд. Используя своё положение, она мстила Антигоне за свой вынужденный брак, своё униженное положение и невозможность утолить свою пагубную любовную страсть.
Отказываясь дать жизнь находящемуся в чреве ребенку, Клеопатра полностью ломала все планы своей мучительницы и, осознавая это, царевна испытывала огромный подъем душевных сил и желание бороться до конца. Чуть меньше минуты продолжалась эта молчаливая дуэль, в которой первая заговорила Клеопатра.
— Ты зря пришла, Антигона! — воскликнула царевна, гордо чеканя каждое слово. — Я не буду пить это проклятое лекарство, и даже ты не заставит меня сделать это, несмотря на всё твое коварство и хитрость. Великие боги сегодня на моей стороне, не позволяя родиться на свет греховному плоду любви твоего мужа.
— Все вон!! — звенящим от злости голосом выкрикнула фиванка. — Вон!!! — повторила она, заметив замешкавшегося придворного доктора. Прошло несколько секунд и в спальне осталось всего четыре человека, включая саму Клеопатру. Царевна внутренне сжалась, когда, медленно покачивая бедрами, Антигона приблизилась к ней.
— Ты и правда думаешь Клео, что великие боги на твоей стороне? — негромко спросила фиванка, величественно подняв свои хорошо очерченные брови. Та напряглась, ожидая побоев и угроз, но вместо этого Антигона лишь снисходительно улыбнулась. — Ты, все, верно, рассчитала и выбрала достойный момент, однако у меня тоже кое, что есть в запасе.
— Опять твои магические фокусы как в тот раз, — едко фыркнула Клеопатра. — Но сегодня они не пройдут! Тогда ты ловко одурачила меня своим жуком, но теперь я точно знаю, что ты бессовестно лгала, добиваясь от меня согласия на брак со своим мужем. Теперь ты можешь рассказывать мне любые сказки, но они для меня пустой звук.
В комнате повисла тишина, которую Клеопатра истолковала как слабость Антигоны.
— Что у тебя тогда было ещё в кармане?— насмешливо произнесла царевна. — Ах да твой дорогой муж гипнотизер, чье мастерство сломило мою волю и позволило зачать этого ребенка. Но сейчас его нет, и мене отлично известно, что, ни ты, ни твой подручный Таусет не владеете этим искусством. Так, что же у тебя осталось в запасе? Ничего! Поэтому признай свое поражение Антигона и уходи. Твой долгожданный ребенок не увидит свет.
Говоря эти слова, Клеопатра присела на кровать, и прикрывающая её простыня сползла, обнажая налитые молоком груди.
-Ты, верно, сказала Клеопатра — холодно молвила Антигона, не сводя с царевны пристального взгляда. — Это действительно мой ребенок и я уйду из этой комнаты только с ним на руках, а кое-кто в ней может остаться навсегда.
— Твои слова полны пустых ничего незначащих намеков. Впрочем, я уже все сказала. Можешь остаться и наблюдать, как он погибнет в моем чреве! — произнеся эту тираду, Клеопатра вновь улеглась на ложе и с чувством превосходства посмотрела на свою противницу.
— Ну, что же ты действительно все сказала, теперь буду говорить я. По правде, говоря, ты мне совершенно не интересуешь, поскольку в этих родах я могу обойтись без тебя, уж ты мне поверь. И нянчусь я с тобой только из-за того, что ты нужна моему мужу Нефтеху, но как ты понимаешь, у всякой необходимости имеется свой предел. Сегодня ты его перешла и тем самым избавила от тяжелой ноши твоей опеки. Однако я отвлеклась, царственная дочь дома Аргидов. Ты требуешь фактов, а не пустой болтовни, так получи же их. Таусет покажи царевне свои любимые игрушки!
Дрожь пробежала по телу македонянке от слов Антигоны. С трепетом и испугом смотрела она как бритоголовый жрец, проворно вытащил из корзины и положил на поднос что-то, аккуратно завернутое в белую ткань. Правительница чуть двинула своими тонкими пальцами, Таусет сдернул ткань и царевна, увидела несколько небольших выпуклых железных ножей.
— И это всё? — спросила царевна, стараясь предать своему голосу насмешливый тон.
— Нет, конечно. У Аргуса тоже есть для тебя свой убийственный аргумент. Аргуса покажи его госпоже — приказала фиванка и, повинуясь приказу, чернокожий гигант вытащил из-за пояса небольшую дубинку.
— Видишь ли, в чем дело, — стала пояснять Антигона. — Благородные египетские жрецы, о которых ты отзывалась с таким презрением, имеют глубокие познания не только в магии и оккультизме, но и в медицине. Их знания накапливались веками, и когда я получила весть о твоем бунте, то сразу обратилась к благородному Таусету, и он моментально подсказал решение твоей проблемы. Ранее жрецы часто встречались с проблемами при родах, когда мать не могла родить нужного фараону ребенка, и тогда женщину одним ударом лишали жизни, рассекали чрево и извлекали от туда младенца живым и здоровым.
Как бы в подтверждение сказанного, жрец хищно улыбнулся, и по спине царевны пробежала дрожь. Она сразу поняла, что Антигона не блефует, уж больно профессионально египтянин взял в свои руки один из ножей и легко провел лезвием по краю каменного стола, оставляя на нем заметную полоску.
— Не бойся, тебе не будет больно, когда Таусет разрежет твой живот, доставая от туда моего ребенка. Удар дубина Аргуса полностью лишит тебя сознания, а затем ты тихо умрешь от кровотечения. Правды о твоих родах никто не узнает, а роскошные похороны с сожжением на костре я тебе гарантирую.
По мере того как Антигона говорила, ручеек липкого и противного пота все быстрее и быстрее стал сбегать вниз по спине Клеопатры. Она лихорадочно искала противоречие в словах Антигоны, которые бы разоблачили её ложь, и не находила. От этого она еще больше пугалась и постепенно теряла контроль над собой.
— Ты не сделаешь этого мерзавка! Ведь я нужна твоему Нефтеху живой! Без меня он никто! — в страхе выкрикнула Клеопатра, и Антигона ядовито улыбнулась ей в ответ.
— Да это так. Но сейчас он далеко и мне самой приходиться решать задачу, ставка в которой жизнь моего ребенка и она гораздо дороже твоей жизни. Извини.
— Он жестоко спросит с тебя, за мою смерть и прикажет вас всех казнить! — выкрикнула Клеопатра, со страхом глядя, как Аргус удобнее перекладывает свою дубинку из руки в руку.
— Не беспокойся за меня дорогая Клеопатра. Я очень хорошо знаю своего мужа и уж как-нибудь смогу с ним объясниться. Конечно, какое-то время он будет гневаться на меня и возможно накажет меня, но потом обязательно поймет и простит. При расхождении во взгляде на деяния твоего брата, во всем другом мы полностью схожи во взглядах с ним.
Неожиданно речь Антигоны была прервана Таусетом.
— Прости госпожа, но твои слова очень сильно волнуют роженицу. Она вся покраснела, дрожит, а это может крайне плохо сказаться на здоровье твоего ребенка. Пришла пора действовать — решительно произнес бритоголовый жрец.
— Да ты прав Таусет. Время разговоров вышло и моему ребенку пора появиться на свет — подвела итог Антигона и, усевшись в кресло, повелительно произнесла — Аргус.
— Нет! — взвизгнула Клеопатра, но верный подручный фиванки черной пантерой метнулся к ней и крепко ухватил её голову за волосы.
— Нет! — верещала Клеопатра, глядя как чернокожий гигант, занес свою смертоносную дубину, прицелившись ей в темя.
— Подожди! — крикнула Антигона, и Аргус покорно замер. — Ты можешь избежать всего этого, выпив чашу с лекарством. Выбирай жизнь или смерть, но только не долго. Время не ждет!
Слезы градом катились из прекрасных глаз Клеопатры. Она не хотела умирать и поэтому, её руки быстро схватили стоявшую на столике чашу, поднесли к пересохшим губам и залпом, выпила её содержимое.
Дальше, все было до обыденности просто. Через полчаса у Клеопатры начались схватки, а через полтора часа, на свет появилась долгожданная девочка. Антигона вместе с Нисой все это время находились рядом с роженицей. Девочка проявляла самое активное участие в столь занимательном для себя процессе. Она постоянно обтирала горячий лоб тети Клео и давала ей питье, когда она этого просила.
Сама Антигона сидела рядом в кресле и терпеливо ждала появление ребенка. Только цепко сжатые руки на подлокотниках кресла выдавали тревогу и напряжение рыжеволосой правительницы. Во всем другом она была абсолютно спокойна.
Когда все было кончено и звонко кричавшую девочку, завернутую в теплые пеленки, поднесли к Антигоне, правительница просто светилась от счастья.
— Радуйся царевна дома Аргидов! Сегодня огромный праздник не только для всего Египта, но и для всей македонской державы. Посмотри, какого чудного ребенка, сегодня подарили бессмертные боги мне, моему мужу благородному Нефтеху нашей дочери Нисе. Я назову ее Леокадией, как звали мою мать, которую убили воины твоего брата при взятии Фив — торжественно проговорила Антигона, подходя к роженице, обессилено лежавшей на столе. Ее уже успели обмыть, но не спешили прикрыть по приказу правительницы.
Фиванка неторопливо поднесла пищащий комок к груди матери и ловко впихнула в открытый рот ребенка правый сосок женщины. Клеопатра дернулась, но под холодным взглядом зеленых глаз Антигоны покорно замерла, позволив новорожденной испробовать ее молозиво.
-Ты просто чудо, моя Лика — ворковала над новорожденной Антигона, вытирая платком, крошечный ротик девочки, когда она насытилась, и громко срыгнул прямо на грудь своей матери
— Ниса детка я оставляю тетю Клео под твоим присмотром. Прикажи слугам перенести ее отсюда в спальню, это ложе слишком жестко и холодно для сестры великого Александра. Да, доченька хорошенько прикрой ее, а то дочь знаменитой Олимпиады замерзла. И дай ей напиться, уж я — то по себе знаю, как хочется пить после трудных родов.
Правительница ловко пристроила девочку на сгиб руки и неторопливо направилась прочь из комнаты. Остановившись в дверях, она повернулась и самым непринужденным тоном произнесла
— Да дорогая, не забывай сцеживать молоко, а то пропадет грудь и Нефтех, вернувшись из похода, может не взглянуть на тебя.
Когда Антигона скрылась, македонянка разразилась горькими рыданиями, которые прерывались стуком зубов о край бокала, который заботливая девочка подавала страждущей женщине.
— Пей тетя Клео, пей. Все уже позади дорогая, — ласково говорила Ниса, помогая обессиленной роженицы справиться с жаждой, — не бойся, я рядом с тобой и все будет хорошо.
Глава XIII. Там на далекой равнине Хуанхэ.
Александр бездействовал. Взяв столицу своего главного противника, полководец мог позволить себе тактическую паузу, которая была полностью оправдана. Потрясатель Вселенной собрав все свои силы в единый кулак, стал терпеливо ждать ответной реакции Ван Миня на известие о захвате его столицы. Он ничуть не сомневался, что как только известие о падении Чаньаня достигнут ушей правителя царства Цинь, то он незамедлительно явиться на защиту своих владений и Александру оставалось только, как следует подготовиться к его приходу.
Одновременно с этим, царь принялся налаживать отношения с покоренным населением столицы, которое смиренно приняло появление в их жизни свирепых чужеземцев. Монарх уже считал их своими подданными, которым, как и всем остальным народам Ойкумены полагалась крепкая македонская рука управителя. Всю верховную власть в завоеванном городе Александр передал в руки Селевка к явному недовольству Деметрия. Молодой стратег энергично взялся за порученное дело. Уже на следующий день после того как в Чаньане наступил мир, все население города по приказу Селевка занялось исправлением разрушений, которые произвели воины Александра при штурме столицы.
Подобно муравьям, они неустанно трудились, приходя на работу рано утром и покидая ее с наступлением ночи. Глядя на их труд, Нефтех с усмешкой заметил, что покоренные сины являются самым ценным приобретением царя из всей захваченной македонцами добычи в Чаньане. Александр очень хотел ответить советнику но, хорошо подумав, был вынужден согласиться. Сины действительно работали как никто другой из всех многочисленных народов, которых подчинил своей воле монарх. За скромную плату в виде миски риса, люди были готовы самозабвенно трудиться на любой работе, на которую им указывали или поручали.
Прошло чуть больше недели и богини Мойры проявили царю Александру свою великую милость. В этот день, конный патруль скифов доставил в лагерь нескольких синов, которые оказались послами коалиции. Прагматичные дети Поднебесной посчитали, что враг моего врага мой друг и едва только они узнали о появлении в землях Цинь новых орд кочевников, то незамедлительно решили воспользоваться данным подарком судьбы.
На переговоры с возможными союзниками было отправлено тайное посольство, которому было поручено, во что бы то ни стало склонить на свою сторону варваров, столь удачно вторглись во владения Ван Мина и нанесли им серьезный урон.
Послам были вручены богатые дары в виде многочисленных отрезов разноцветного шелка и парчи, которую кочевники ценили превыше всего и неизменно требовали её от синов в качестве платы за свои мечи. Удачно ускользнув от постов циньской армии, послы коалиции плыли вверх по Хуанхэ, в чьих водах и застало их известие о падении столицы ненавистного им Ван Миня.
Переговоры с прибывшими послами по желанию царя вел Нефтех. Одетый в дорогое платье, советник гордо восседал на походном кресле в царском шатре, куда стража привела посланцев пяти царств: Чу, Чжао, Хань, Янь и Вей выстроив их в линию перед троном. Малорослые послы, укутавшись в свои традиционные синие халаты, с интересом разглядывали египтянина, пытаясь по лицу угадать внутренний мир сидящего перед ними человека. В этом деле сины были большие мастера, однако в Нефтехе они встретили достойного противника. Египтянин был полностью невозмутим, на его лице не было ни единой эмоции, и миндалевидные глаза светились холодным превосходством над стоящими перед ним послами. Сидящий далеко сбоку от Нефтеха Александр с чувством гордости смотрел на своего советника, которого он упросил сыграть роль вождя, желая со стороны понаблюдать за переговорщиками.
Сидя на троне Нефтех с чувством полного достоинства выслушал приветствие синов в свой адрес, милостиво кивнул головой им в ответ, не проронив ни слова, приготовился слушать дальше. При этом взгляд советника откровенно брезгливо бегал по жалким дарам коалиции, разложенные перед его креслом, с помощью которых сины собирались купить меч Александра. Впрочем, гости и сами прекрасно поняли, едва переступив порог македонского лагеря, что перед ними не очередная кочевая орда решившая поискать легкой добычи в землях Поднебесной, а совершенно иной завоеватель, который никогда не согласиться быть простым наемником.
Едва послы изложили предложение пяти царей помочь им в борьбе с Ван Мином, как Нефтех моментально отверг предложение коалиции и без задержки выступил со своим предложением. Ровным и неторопливым голосом, советник предложил синам заключить с ним полноправный воинский союз, в котором македонцам отвадилась лидирующая роль. Он обещал защитить земли коалиции от армии Ван Миня, если цари признают главенство македонцев и согласятся по первому требованию прислать им своих воинов. От столь быстрой смены предмета переговоров послы сильно растерялись, пришли в явное замешательство и стали, яростно перешептываться. Нефтех прекрасно владевший искусство чтения мимики ясно видел, что послы никак не могут прийти к единому мнению.
Советник с непроницаемым лицом наблюдал за послами, прекрасно зная о плачевном положении коалиции, поскольку не далее как час назад получил от хорезмских купцов весть о победе Ван Мина над войсками коалиции. Пронырливые торговцы по своим каналам уже знали о сражении на полях Чжоу и спешно донесли Нефтеху в надежде на щедрое награждение.
Выждав некоторое время, советник сообщил послам, что по данным его разведчиков циньский полководец уже выступил к Чаньаню и будет здесь в самое ближайшее время. Он, конечно, блефовал, но был не так далек от истинного положения вещей.
— Вам решать господа послы кем мне вас числить: союзниками против общего врага или третьей силой, с которой совсем можно не считаться, — властно произнес Нефтех, глядя поверх голов своих собеседников. — Мне нужен ваш четкий и ясный ответ, что бы исходя из него, я мог дать необходимые распоряжения.
— Ты говоришь так, словно заранее уверен в своей победе чужеземец — сварливо бросил один из послов, чей халат не так сильно пострадал за время путешествия. — Наши силы всегда превосходили по численности армию Ван Миня, но никогда не могли одержать над ним вверх. Число же твоих солдат не превосходит число воинов Ван Миня, что вызывает у меня сильное сомнение в правоте твоих слов.
— Каждый человек волен, думать по своему усмотрению. Однако для вас я готов продемонстрировать одну из причин моей уверенности в результате итогов сражения моего войска с армией Ван Мина.
Нефтех знаком подозвал к себе Никия, и что-то тихо сказал тому. Снисходительная улыбка на устах стратега покинувшего шатер не ускользнула от взглядов синов. Прошло некоторое время и, стражник внес в шатер трофейные доспехи синов надетые на древко копья. Воткнув оружие острием в землю, он отошел в сторону, и проворно выхватив из ножен меч, застыл в ожидании приказа. Сины с испугом смотрели на блестящее оружие в руках солдата. Нефтех кивнул головой и воин, шагнув вперед, нанес быстрый мощный удар. Меч гоплита молнией обрушился на доспехи синьского воина и разрубил их на две части. Македонец, молча, поднял с земли их остатки брони, бросив к ногам послов результат своего труда, величественно покинул шатер.
— И так я жду ваш ответ.
Пораженные сины не торопились с ответом, с изумлением рассматривая лежащее на земле свидетельство могущества македонцев. Наконец один из синов повернул лицо к Нефтеху и дрогнувшим голосом произнес: — Я очень сожалею господин, но мы не имеем право на заключение военного союза с тобой.
В палатке повисла напряженная тишина. Послы синов буквально сверлили глазами лицо Нефтеха, но тот был по-прежнему полностью спокоен. С плохо скрываемой насмешкой он посмотрел на синов, выдержал самую долгую паузу, которую позволяли подобные переговоры, а затем изрек
— Я прекрасно понимаю ваши опасения точно так же как и вашу не искренность. Вам очень нужны мои клинки, но вы боитесь продешевить. Что ж это ваше право, и я нисколько не хочу давить на вас, поскольку вы сейчас же это неверно истолкуете.
Самым лучшим аргументом в нашем споре будет моя победа над вашим врагом. Я великодушно предлагаю вам остаться в лагере и быть главными свидетелями моего триумфа. Но запомните, после победы условия союза могут сильно измениться.
Страх мелькнул на смуглых лицах послов. Они вновь стали усиленно шептаться пока, наконец, один из них не объявил советнику свой вердикт — Мы согласны подождать в твоем лагере итогов битвы, господин.
После этого синов отвели в специальную палатку и приставили к ним крепкую стражу.
Едва переговоры закончились, Александр велел свертывать лагерь, желая встретить своего противника на равнине. Выставив вперед конную разведку скифов, строго придерживаясь течения реки, македонское войско вступило в земли царства Хань основательно разоренные войной. Готовясь к главному сражению, Александр решил не утруждать себя осадой ханьской столицы Лоян. Он приказал разбить лагерь недалеко от столицы и стал ждать прихода Ван Мина, справедливо полагая, что их встреча не за горами.
В ожидании противника, полководец вновь и вновь размышлял над рассказом послов описывавших по просьбе Нефтеха подробности недавней битвы с циньским войском. Оценив полученные сведения, Александр был вынужден согласиться с прежними словами Нефтеха, что сины, в своей самоизоляции сильно отстали в военном деле от всего остального мира Ойкумены. Давая оценку тактики синов, Александр с большой натяжкой ставил их на один уровень с персами. Что от полной безысходности в битве при Гавгамелах сделали свою основную ставку на колесничное войско в качестве главной ударной силы.
От подобного открытия у царя было двойственно на душе. Он, конечно, радовался, возможности держать в своих руках ключ от будущей победы над противником, и огорчался, сознавая правоту Нефтеха в споре о целесообразности похода на синов в ближайшие годы. Единственным, весомым аргументом в пользу разумности этого шага, было наличие у синов талантливого и энергичного Ван Мина, стремившегося объединить все царства Поднебесной под своей рукой.
К тревожным размышлениям о своей стратегической ошибке, добавились тревожные сны. Три ночи подряд Александру виделось одно, и тоже сновидение, где люди с некрасивыми и отталкивающими лицами нещадно пороли его мать царицу Олимпиаду. Грубо схватив за руки празднично одетую македонскую царицу, они подтаскивали её к широкой скамье и, сорвав одежду, нещадно пороли тяжелыми бичами. Кто-то невидимый царю неторопливо отсчитывал двенадцать ударов, после которого на спине и плечах Олимпиады появлялись кровавые полосы. Когда счет прекращался, мучители хватали за руки свою окровавленную жертву и уносили куда-то в темноту.
Александр хорошо видел страдания своей матери, сидя на походном троне, но к своему ужасу не мог пошевельнуть и пальцем, чтобы защитить её. Единственное, что он мог делать — это кричать, отчего и просыпался весь в холодном поту.
Не доверяя сопровождавшему его жрецу Полидору, царь обратился за толкованием своих снов к Нефтеху, усматривая в них какое-то пророческое предупреждение от своего божественного отца великого бога Амона. Египтянин также увидел в них тайный смысл, но ничего определенного сказать Александру не мог. Он посоветовал царю принести богатое жертвоприношение своему божественному отцу, заставил пить лечебную настойку и дурные сны перестали тревожить полководца.
В отличие от Покорителя Ойкумены, циньского правителя дурные сны не мучили. От него отвернулась Удача, вот уже несколько лет исправно благоволившая Ван Миню и его замыслам. Правителю не хватило всего одного дня для заключения мира с разбитым противником на собственных условиях.
Казалось, все шло прекрасно. Разгромленные в пух и прах правители пяти царств Поднебесной уже были готовы сложить свои жезлы власти и признать Ван Мина своим владыкой, как вдруг, с запада пришли ужасные вести. Оказалось, что столица Чаньань была взята варварами кочевниками, и все прилегающие к ней земли подверглись страшному разорению. Беглецы вновь говорили о страшном огне, с помощью которого дикие варвары сожгли ворота столицы и вырезали весь гарнизон во главе с бо Кан Сымой.
Эти вести так потрясли полководца, что он, нисколько не заботясь о сохранении своего лица перед придворными, разразился длинной гневной тирадой по поводу глупых и нерадивых слуг загубивших дело всей его жизни. Плохо справившись со столь подлым ударом судьбы, Ван Мин допустил грубейшую ошибку в переговорах с коалицией. Снедаемый мысль, что промедление смерти подобно, он сам лично отправился на переговоры с посланцами коалиции и в ультимативной форме потребовал от них скорого подписания мира между царством Цинь и остальными землями Поднебесной.
Столь эмоциональное поведение Ван Мина, естественно, породило подозрение в рядах переговорщиков и, сославшись на отсутствия полномочий, они спешно отправились к своим монархам. Напрасно циньский правитель весь день прождал их в палатке для переговоров. Почувствовав его слабость, вожди коалиции затаились в ожидания известий, которые смогли бы объяснить столь необычное поведение Ван Мина.
Осознав свой промах, циньский монарх гневно пообещал в самом скором времени полностью уничтожить все союзные царства и лично насадить на колья все пять голов несговорчивых правителей. После чего приказал сворачивать лагерь и возвращаться домой. Трясясь в своей повозке правителя, он щедро сыпал проклятия на голову строптивого божества, что навел на его земли "степную саранчу".
Двигаясь, чтобы покарать зарвавшихся варваров, Ван Мин был полностью уверен в своей победе, поскольку кочевники не представляли для его закаленных воинов серьезной угрозы. Примитивные кожаные доспехи в сочетании со стрелами имевшие в основном каменные или костяные наконечники и слабые мечи — вот и все, что было в арсенале детей степей.
За годы борьбы с ними, Ван Мин научился правильно бороться с конными наскоками кочевников. Выстроив вооруженных копьями и мечами воинов несколькими рядами за спинами, которых располагались лучники, он уверенно отражал любой лихой наскок всадников противника.
Все пехотинцы циньского правителя были одеты в добротные кожаные доспехи, покрытые сверху пластинами кости или металла, что хорошо защищало от стрел и копий жунов. Выставив вперед копья и смело действуя мечами, воины Ван Мина спокойно отражали любые наскоки противника. Кроме этого правитель Цинь имел в своем распоряжении такую новинку вооружения как арбалет.
Выпущенная из него короткая стрела имела огромную пробивную силу. Она могла насквозь пробить любой защитный доспех кочевника вместе со щитом на большом расстоянии. Ван Мин сразу полюбил столь грозное оружие и создал специальный отряд арбалетчиков, что одним прицельным залпом мог уничтожить массу врагов.
Однако шаблонное мышление в отношении кочевников, прочно завладевшее сознанием полководца и в конечном итоге сыграло с ним злую шутку. Идя навстречу Александру, он упорно принимал его за удачливого варвара, совершенно не желая видеть в нем никого другого.
Лето уже давно миновало свой календарный срок, но солнце продолжало щедро дарить тепло долине Хуанхэ, по которой навстречу своей судьбе спешило войско Ван Мина. Как часто бывает в жизни, встреча противников совершенно неожиданно, полностью опрокинув все ожидания.
Первыми противника обнаружили скифы, которые подобно серым хищникам внимательно рыскали перед македонским лагерем. Удостоверившись, что увиденные ими воины это основное войско Ван Миня, а не случайные отряды синов, скифы немедленно известили об этом царя. А сами стали искусно завлекать врага притворным отступлением прямо под удар выстроившегося к битве македонского войска.
Сидя на коне, Александр жадно рассматривал открывшуюся ему армию противника, которая подобно темно синей туче возникла на горизонте и стала быстро приближаться, набухая и темнея на глазах. Быстрым взглядом он сразу вычлил из общей массы вражеского войска колесничные отряды. Заметил, что рассказы послов о малом количестве конницы у противника правдивы. Сколько не вглядывался Александр в ряды неприятеля, конных всадников он заметил крайне мало, в основном были пехотинцы и колесничие.
Великий царь не стал атаковать походные колонны неприятеля на марше, милостиво дав ему время развернуть свои войска в боевой порядок. Не отойдя ни на йоту от привычного шаблона, он выстроил свое войско следующим порядком. Правый фланг заняли гейтеры, в центре разместилась фаланга, а левый край был отдан вспомогательной коннице. Одетый в неизменный алый плащ и шлем с белыми перьями, Александр расположился в первых рядах ударного клина, с интересом наблюдая за действиями противника.
Для Ван Мина, открывшаяся ему взору картина, вызвала сильное потрясение. Перед ним стояли не полудикие степные кочевники, которые обычно беспокоили его царство своими набегами. Это были закованные в броню доспехов чужестранцы пришедшие завоевать его страну раз и навсегда.
Глядя на выстроившиеся перед ним грозные ряды противника, Ван Мин испытал сильный шок, но не поддался испугу и не ударился в панику. Полководческий талант сразу подсказал Вану единственно правильный выход из сложившейся ситуации. Он моментально отказался от своего излюбленного флангового удара колесницами, сосредоточив всех их в центре. Только прорвав пехотные ряды противника, он мог надеяться на успех в этой битве, которую столь ловко навязал ему Александр.
Солнце уже стояло высоко в небе, когда противники начали сближаться. Сины первыми начали атаку, бросив вперед свои боевые колесницы. Привычно разгоняя лошадей, возницы все быстрее и быстрее приближались к блестящей в солнечных лучах фаланге сариссофоров. Стоявшие в колесницах лучники уже взяли наизготовку свои тугие луки, а алебардщики приготовились обрушить свое тяжелое оружие на голову врага.
Но чужестранцы не собирались вести себя подобно прежним циньским противникам. Сариссофоры дружно выставили вперед свои длинные копья, одновременно выпустив вперед пельтеков. Метатели дротиков дружными рядами высыпали из-за ощетинившегося железного строя и прикрываясь легкими щитами, стали метать во врага дротики и копья.
Имея боевой опыт по борьбе с колесничным войском, пельтеки стремились в первую очередь поразить возниц или ранить лошадей, чьи тела были покрыты защитными от стрел попонами. Вместе с ними в борьбу с атакующим противником включились конные стрелки, которые по приказу царя выстроились в тылу фаланги и из своих луков старались нанести урон врагу.
Все это сильно давило на возничих привыкших видеть перед собой лишь разрозненную толпу воинов, а не ровный строй солдат, ощетинившийся копьями и совершенно не пугающийся несущихся на них колесниц. Чем ближе колесницы приближались к фаланге, тем ощутимее становился урон от действий пельтеков и лучников. Последние встретили противника градом стрел, который нанес ударной силе Ван Мина серьезный ущерб. Многие из колесниц заваливались на бок и перевернулись из-за ранения или гибели лошадей. Другие начали сталкиваться между собой и тоже переворачиваться от того, что возничие либо теряли управление упряжкой в результате ранений, либо влетали из повозки сраженные стрелой или копьем.
В результате этого, за считанные мгновения перед фалангой образовывались заторы из опрокинутых колесниц, сводя на нет весь атакующий замысел Ван Миня. Стремясь избежать столкновения с возникшими на их пути препятствиями, идущие сзади колесницы принялись маневрировать, пытаясь избежать столкновений с ними, что в свою очередь, создавая трудности тем, кто двигался за ними. Многим возничим благодаря своему мастерству заложили крутой вираж перед вражескими рядами и повернули обратно, попутно обстреляв противника из лука.
Некоторая часть колесниц синов все же доскакала до македонской фаланги и атаковала ее, но без особого эффекта. Там где было возможным, воины дружно расступились перед несущимися на них колесницами, чтобы пропустить их в свой тыл, в котором синов уже ждали специальные отряды. Они останавливали разгоряченных коней с помощью кольев и жердей, а затем убивали их экипажи. Там же где этого сделать было невозможно, лошадей встречала железная стена копий от столкновения, с которыми колесницы теряли свою подвижность, останавливались и также уничтожались. Ни в одном из случаев атак, колесницы не смогли прорвать строй царских гоплитов.
Увидев разгром и гибель своей главной силы, Ван Мин заскрежетал зубами от злости. Алая краска гнева залила его смуглое лицо, но неудача, ни на миг не поколебала его решимость драться с врагом до конца. Продолжая делать ставку на прорыв строя врага в центре, военачальник приказал отправить туда отряд арбалетчиков. Они должны были, не вступая в соприкосновение с врагом расстроить его ряды своими убийственными стрелами.
Тем временем, грозно потрясая саблей Шивы, Александр уверенно вел в атаку своих гейтеров. Вновь, как и прежде в нем играл азарт смертельной схватки, когда на кон было поставлено все, что было и для выигрыша необходимо приложить максимум усилий и еще немного сверх того.
Кровь яростно стучала в его голове, а душа пела от восторга, полностью отдаваясь начавшейся битве. Ряды противника облаченного в доспехи из металла, кости и даже тканей пропитанных особым составом стремительно приближались к македонскому царю. Вооруженные кто копьем, кто мечом, воины синов стояли плотными рядами, и никто из них не пытался бежать.
-Аххой! — во всю силу своих легких выкрикнул Александр, взмахивая саблей и сотни глоток, дружно поддержали его призыв. Мощный клин тяжелой кавалерии с лязгом и грохотом врезались в ряды врага, ища в схватке себе славы, а царю победы.
Первые ряды вражеских солдат были буквально втоптаны в землю копытами разгоряченных коней и разбросаны в разные стороны их могучими торсами, а на уцелевших воинов, обрушились тяжелые копья всадников. Циньские воины не были трусами. За их спинами были многочисленные победы над врагами, но против мощного клина катафрактов они были бессильны.
Ворвавшись в ряды врагов, македонцы стремительно продвигались вперед, круша и уничтожая все и всех на своем пути. Прорывая ряд за рядом противника, гейтары уверенно шли за своим царем, не обращая на яростное сопротивление врага.
Охваченный азартом боя, Александр неистово рубил направо и налево своим страшным оружием, от которого синам не было никакого спасения. В этот момент, своими стремительными действиями он действительно напоминал многорукого бога Шиву. Руки и головы тех, кто оказался на его пути, разлетались в разные стороны, наводя сильнейшую панику в рядах синов и они, стали стремительно откатываться прочь от этого белого дьявола в красном плаще.
Прорвав последний ряд пехоты, Александр ни на минуту не останавливаясь, повернул своих воинов налево, где за новыми рядами пехоты маячила высокая боевая колесница, украшенная желтым паланкином. По словам послов в ней должен находиться Ван Мин, который и был главной целью атаки Александра.
Циньский правитель действительно не изменил своей привычной диспозиции. Стоя на своей высокой колеснице, он, не отрывая взора, смотрел, как его воины пытаются сломить сопротивления солдат противника и это у них как бы получалось.
Если в самом начале схватки македонские сариссофоры без особого труда справлялись с атакующим их противником, привычно опустошая своими длинными копьями его передние ряды, то с прибытием на передовую отряда арбалетчиков картина резко поменялась. Расположившись за спинами своих солдат, стрелки сины быстро выбрали себе цели для стрельбы и, подняв оружие, познакомили чужестранцев со своим скромным изобретением.
Выпущенные из арбалетов болты и стрелы легко пробивали щиты и шлемы воинов первого ряда, нанося сариссофорам большой урон. В одно мгновение в стройной шеренге фалангитов появились провалы, будто кто-то невидимый одним мановением пальцев руки повыбивал прочь несокрушимых до этого сариссофоров. Конечно, стоявшие сзади воины немедленно заполнили пробелы в строю, а пельтеки и лучники в ответ обстреляли место, откуда был дан этот страшный залп, но командующий фалангой Никий очень встревожился.
Многоопытное сердце стратега подсказывало, что это лишь цветочки беды, чье грозное дыхание он сразу ощутил за своей спиной. Никий встревожился бы еще больше, знай, что хитрые сины не пострадали от действий пельтеков и лучников, сразу отойдя в тыл после произведенного ими залпа. Угроза разгрома любимого детища царя Филиппа нависла над непобедимой фалангой. Единственное, что спасало македонцев от быстрого разгрома, было долгое приготовление арбалетчиков к новому залпу и их передвижение в рядах циньского воинства.
Прошло определенное время, прежде чем арбалетчики вновь смогли обрушить на македонцев свой смертельный залп из-за спин пехотинцев. Это залп был очень удачным, поскольку был нацелен в одно место и буквально выкосил многих македонцев, образовав ощутимую лакуну в их рядах. Сины немедленно ринулись вперед, надеясь прорвать строй гоплитов, но сариссофоры смогли отбить их атаку и в этот раз. Вышколенные ветеранами, македонские солдаты уверенно заняли место павших товарищей, продолжая несмотря ни на что, держать единый строй.
Никий с ужасом наблюдал за потерями своих солдат; и хотя в этот раз пельтеки со стрелками быстрее дали ответный залп по циньским стрелкам, стратег понимал, что разгром его непобедимой фаланги вопрос времени. Македонцы смогли бы еще дважды выдержать залпы арбалетчиков, после чего строй их сариссофоров был бы прорван.
Не собираясь дожидаться столь трагичного финала своей фаланги, стратег приказал подтянуть к месту боя несколько малых баллист и скорпионов, заряженных огненными снарядами.
Приказ Никия был выполнен к той самой минуте, когда сины дали третий залп, продолжая планомерно уничтожать первые ряды сариссофоров. И вновь гоплиты уверено закрыли бреши в своем строю и пусть с большим трудом, но отразили попытку синов прорвать их ряды. Без страха и боязни бились сариссофоры, не оглядываясь назад, на свой опасно поредевший строй.
Воодушевленные скорым истреблением врага, арбалетчики синов решили не отходить в тыл. Презрев смерть, они спешили поскорее перезарядить свое оружие и помочь своим воинам разгромить врага. Чувствуя запах скорой победы, сины перестали считаться со своими потерями от стрел и дротиков македонцев. Главное было сокрушить строй врага и открыть дорогу к победе своим воинам.
Они чуть-чуть опоздали с новым залпом, который должен был окончательно развалить фалангу сариссофоров. Арбалетчики уже закончили перезарядку своего грозного оружия, когда на них самих обрушился град стрел и горшков с горючей смесью выпушенных умельцами Гегелоха. Большое число стрелков синов, попало под удар метательных машин македонцев. Они только поднимали арбалеты, когда в их рядах, вдруг вспыхнул неизвестно откуда появившийся огонь. От огненных брызг загоралась сразу несколько человек, независимо от того были на них доспехи или простое одеяние.
Охваченные языками пламени несчастные принялись кричать и метаться, падать на землю, чтобы сбить огонь, но все было напрасно. Несмотря на все старания воинов, пламя не удавалось потушить. Только те, кто догадался бросить в огонь песок или накрыть его другой одеждой смог одержать победу над ним, но таких счастливчиков было мало. Охваченный паникой и страхом отряд стрелков мгновенно развалился, так и не сумев принести правителю Цинь победу, которая была так близка.
За первым залпом, механики Гегелоха дали второй залп, затем третий, демонстрируя противнику свою слаженную и быструю работу. Ободренные уничтожением арбалетчиков, македонцы сами стали теснить синов. Их атака была столь яростна, что их не смог остановить даже неточный залп, который дали по ним оставшихся в живых арбалетчиков. Единственно серьезной жертвой его оказался стратег Никий, который вместе со своими солдатами бросился в атаку. Арбалетная стрела врага пробила его коринфский шлем у основания шеи и повредила сонную артерию. Стратег рухнул как подкошенный и через несколько минут умер на руках своих товарищей, от обильного кровотечения.
Пока пехотинцы Никия мужественно бились с врагом в центре, с левого фланга навстречу царю, во главе второго конного клина яростно пробивался молодой Деметрий. Поддерживая фалангу сариссофоров атакой своих кавалеристов согласно первоначальному плану Александра, стратег смог быстро сломить сопротивление солдат противника. этому способствовало то, то на своем правом фланге Ван Мин расположил примкнувших к нему воинов разгромленных им царств. Подобная практика было весьма распространена среди синов. Почувствовал слабость противостоящих ему воинов, Деметрий активными наступательными действиями смог превратить противостоящих ему воинов из храбрых солдат в аморфную массу бегущих людей.
Желая во чтобы то, ни стало обойти Александра в воинской славе, Деметрий не стал атаковать центр синов, что бы помочь фаланге, а повернул свою кавалерию направо, желая первым достичь месторасположения циньского владыки и пленить его. Не останавливаясь для истребления бегущих воинов, Деметрий с ходу ударил по главному резерву Ван Мина, который стоял рядом с походной ставкой главнокомандующего. Конный клин легко опрокинул передние ряды пехотинцев и македонские дилмахи, принялись безжалостно уничтожать своими мечами весь цвет циньского воинства.
И вновь Деметрию улыбнулась удача, против него находились молодые воины Ван Миня, тогда как против Александра, также атаковавшего главные резервы циньского владыки, стояли воины ветераны. Поэтому Деметрий смог быстрее преодолел последние заслоны на своем пути и первым оказался перед колесницей украшенной желтым паланкином.
В этом бою сыну Антигона удавалось буквально все. Он отразил атаку синов, сам перешел в наступление и совершил столь блистательный прорыв к колеснице правителя. Венцом всех деяний Деметрия, который в своих позолоченных доспехах был подобен олимпийскому небожителю, должно было стать пленение циньского вождя раньше самого Александра. Однако великие Мойры в самый последний момент изменили его жребий.
Едва только дилмахи Деметрия пробивали ряды последних защитников, Ван Мин приказал возничему развернуть громоздкую колесницу и вопреки ожиданию стратега не ринулся в бегство, а устремился под защиту своих ветеранов.
Приближение его колесницы внесло суматоху в рядах ветеранов, чем не преминул воспользоваться Александр, продолжавший рваться к правителю Цинь. В считанные минуты своей саблей он уничтожил всех, кто только загораживал ему путь к циньскому царю. На разгоряченном коне, он в один бросок достиг колесницы, втоптав при этом в землю, одного из телохранителей Ван Мина. Находившийся в этот момент рядом с Александром гейтер Аристоник, метким броском копья поразил одну из лошадей упряжки колесницы правителя Цинь, лишив её возможности двигаться.
Побивая последних защитников Ван Мина, Александр одним ударом снес голову второму из царских телохранителей и попутно отразил щитом брошенное в него копье возницы. Потрясая окровавленным клинком, великий царь устремился на своего главного противника, но тут под копыта его коня бросился слуга правителя.
Обычный носитель зонта владыки, он ранее не выказывал храбрости и героизма, однако в этот момент он грудью встал на защиту Ван Мина. Действия его были столь неожиданны и отважны, что царский жеребец попятился от него, давая возможность циньскому правителю выхватить из ножен небольшой кинжал. Лезвие его было смазано ядом змеи, от укуса которой человек умирал в течение минуты.
Хорошо поставленным движением Ван Мин метнул свое смертоносное оружие в македонского царя, но великие Мойры хранили потомка Аргидов. Отбиваясь от нападения слуги Александр, сделал резкий выпад и кинжал, скользнув по его доспеху, улетел куда-то в сторону.
Громко взвизгнул от столь откровенного невезения несостоявшийся объединитель Поднебесной. Крепко сжав свой верный меч, стоя под желтым балдахином, он изготовился к схватке с Александром, не обращая никакого внимания на Аристоника ударом меча свалившего царского возницу на землю.
Возможно, в другой жизни или при других обстоятельствах у Ван Мина была бы возможность отомстить человеку сорвавшего все его жизненные планы. Правитель Цинь был неплохим фехтовальщиком, и обреченность придавала ему дополнительные силы, но против клинка Шивы он был бессилен.
Когда оружие противников встретилось друг с другом в яростной схватке, меч владыки Цинь предательски хрустнул и отлетел далеко в сторону. Оставшийся в его руке обломок не мог защитить от молниеносного выпада великого царя и из рассеченного плеча, ручьем хлынула кровь.
Пытаясь зажать рану рукой, Ван Мин вперил в Александра полный жгучей ненависти взгляд. Чувствуя неминуемую гибель, син раскрыл губы, желая перед смертью предать не снимаемому проклятью своего недруга. В его роду хорошо знали подобное искусство но, ни одно слово не успело слететь с его уст.
Со спины на него вихрем налетел стратег Деметрий и обрушил мощный удар на правителя царства Цинь. Удар был так хорошо произведен, что в мгновение ока снес Ван Мину голову, что упала прямо под копыта коня Аристоника.
Столь необычная развязка схватки, лишившая его почетной победы, вызвало сильнейший гнев у Александра. Будь он один на один с Деметрием, владыка македонцев, не раздумывая, набросился бы на Деметрия и убил бы дерзкого наглеца. Но вокруг них шел бой и Александр был вынужден обрушить свою ненависть на иные цели.
Не в силах удержать занесенную для удара руку, он перерубил шест, что держал балдахин над колесницей Ван Мина, а затем принялся избивать находившихся рядом с ним синов. Подобно пожару, что выжигает сухой кустарник, так и Александр опустошал ряды противника.
Не отставал от него и Деметрий. Увиденный им гневный взгляд царя, породил в душе стратега не страх, а ответный гнев. Сын Антигона считал, что также заслуживает свою долю славы в этой схватке и не собирался уступать её никому. Охваченный гневом он, как и Александр бросился на синов, круша и топча их мечом и конем.
Свою лепту в окончательный разгром противника внес и гейтер Аристоник. Соскочив с коня, он поднял с земли кровавый трофей двух героев и, воткнув его на шест от балдахина, поднял его высоко вверх. Сотни и тысячи воинов синов громко воскликнули от ужаса при виде отсеченной головы своего правителя, опустили оружие и бросились бежать прочь, преследуемые белыми дьяволами.
Солнце уже начало свое движение к горизонту, когда битва закончилась полной победой Александра. Следуя давно выработанной традиции, он стал объезжать поле боя, желая собственными глазами увидеть и оценить последствия битвы.
Когда в окружении гейтаров он приблизился к сариссофорам, то сердце яростно затрепетало в его груди. Глядя на их поредевшие ряды, он ясно увидел, как близко подошли к краю пропасти поражения его несокрушимые сариссофоры, в битве на равнине реки Хуанхэ.
Облизнув запекшиеся губы, Александр подъехал к брошенным им в пасть тигра воинам и если бы кто-то из них бросил ему в этот момент упрек, он бы воспринял это как должное. Однако оставшиеся в живых воины при виде царя стали приветствовать его криками: — Хайре! И смахнув скупую мужскую слезу, сорвав с себя легендарный рогатый шлем он стал кричать им в ответ: — Хайре! Мы победили!
Глава XIV. К островам Блаженства.
Теплая океанская волна лениво колыхала корабли Неарха, продолжающие свое странствие к югу от столбов Геракла. Вернее сказать теперь они шли больше на восток, следуя причудливому изгибу берега, который неожиданно повернул влево и тянулся вот так уже несколько недель.
Для Неарха подобное поведение суши не было большой неожиданностью. Ведь столь неожиданный зигзаг земли был для него, полностью ожидаемым фактом, благодаря тайным лоциям.
Занимаясь возведением Александрии Южной, наварх не жалел для этого ни времени ни сил. Уж слишком важен был этот форпост торговли алмазами для македонского царства. Усмиренные Аристогоном негры больше не тревожили пришельцев своими нападениями и подручные Неарха могли полностью сосредоточиться на строительстве порта и крепости. Они трудились на совесть и, созерцая их работу, критянин мог гордиться своим детищем. Все было хорошо в новом городе и каменные стены с крепкими воротами, и широкий удобный причал для кораблей. Единственным её минусом было большое удаление от портов Средиземного моря, но Неарх свято верил, что регулярная торговля выправит со временем этот недостаток.
Продолжая двигаться на восток, наварх приказал усилить внешнюю разведку. Весь его многолетний опыт и интуиция говорили о скором столкновении с бежавшими пунами. Это распоряжение стало предметом многочисленных шуток со стороны Аристогона, но критянин продолжал упрямо требовать от впереди идущих кораблей соблюдения максимальной бдительности и осторожности.
Встреча с бежавшими от возмездия карфагенянами произошла неожиданно, ранним утром. Когда пришедший с побережья туман стал рассеиваться под воздействием ветра и солнечных лучей на две дозорные биремы из белой стены выскочили три боевых корабля карфагенян.
Пуны первые начали боевые действия, дав залп по морякам Неарха из всех своих баллист и катапульт. Весь удар их метательных машин пришелся на головное судно. Густой град камней и стрел обрушился на бриему, калеча гребцов, разрывая парусину, круша корпус корабля. В ответ с обоих судов раздались протяжные звуки тревожных труб, чей звук далеко разносился по поверхности воды.
Смысл этих сигналов был вполне понятен и очевиден и, желая как можно скорее уничтожить противника, пуны двинулись на таран. Попавшая под обстрел противника бирема пыталась уклониться от столкновения, но проблемы с парусом и многочисленные раненые гребцы не позволили ее экипажу сделать это. От хлесткого удара в красный бок биремы носового тарана противника судно накренилось, а когда триера пунийцев отошла назад, энергично выгребая веслами, внутрь корабля с шумом ринулась вода. Подошедшая к месту боя вторая триера противника, видя бедственное положение биремы, не стала её атаковать, ограничившись повторным залпом по тонущему кораблю.
Вторая бирема Неарха, продолжая подавать сигнал тревоги, не обратилась в бегство, а сама атаковала один из кораблей противника. Пока карфагеняне были заняты добиванием своей жертвы, бирема развила хорошую скорость и пошла на сближением с ближайшим кораблем противника. Пуны слишком поздно заметили приближение биремы и не успели отвернуть от надвигающейся на них опасности. Миг, и моряки Неарха выстрелом из катапульты всадила в высокий борт триеры заостренное бревно, а затем протаранили весла триеры. Раздался стремительный треск и хруст ломающихся весел противника, после чего корабль пунов беспомощно закачался на волнах подобно птице с подбитым крылом.
Чем бы дальше закончился этот бой для биремы трудно сказать, не приди на её тревожный зов головной отряд триер. Выполняя приказ наварха, они сопровождали свои дозорные корабли и вовремя услышали призыв о помощи. Прорвавшись сквозь клочья тумана, они сходу атаковали не ожидавших такого поворота событий карфагенян.
Теперь уже македонцы первыми обстреляли врага из метательных машин и устремились на врага, приготовив абордажные крючья и перекидные мостки. Через час все было закончено. Захваченные корабли противника были потоплены вместе с большей частью команды, а взятых в плен командиров, быстроходный корабль доставил к Неарху.
Спасая свои жизни, пленные пуны недолго запирались и вскоре, наварх уже знал, что бежавшие из Гадеса карфагеняне сумели благополучно достичь своего тайного города на земле Африки. Он располагался на побережье океана и вел активную торговлю с царством Ганы, удачно обменивая свои товары на золотой песок и самородки золота.
Торговля с неграми выступавших в качестве посредников, происходила довольно своеобразно. Пуны доставляли свой товар на специальную площадку и, разложив свои изделия на земле, уходили прочь, терпеливо дожидаясь наступления ночи. Тогда на место обмена приходили негры и при свете факелов осматривали предложенные пунами товары и, оценив его, оставляли столько золота, сколько считали нужным дать за него.
Если карфагеняне были согласны с этой оценкой, они забирали золото, если нет, то забирали свой товар, что случалось крайне редко. На первом месте этого менового товарооборота были металлические изделия и стеклянные бусы, очень популярны среди жителей царства Ганы.
За ту фору времени, что беглецы получили после падения Гадеса, они не смогли создать новый флот и напавшие на дозор Неарха корабли составляли половину всех судов карфагенян. После короткого совещания Неарх принял решение атаковать неприятеля, дав возможность воинам Аристогона проявить себя в ратном деле.
Искомый тайный город пунов располагался вблизи устья большой реки, что вытекала из недр черного континента, хотя назвать его городом можно было с большой натяжкой. Защитные стены его были сделаны из толстых бревен и достигали высоты четырех метров. Из камня были сооружены только торговые склады, храм богини Астарты и несколько башен, гордо возвышающихся над остальными постройками.
У причала под разгрузкой стоял торговый корабль карфагенян, которые неторопливо освобождали его трюм от находящегося в нем товара. Других кораблей на пирсе не было, поскольку они увезли посольство карфагенян в одну из столиц Ганы расположенной на берегу океана.
Появление кораблей Неарха вызвало настоящий шок для обитателей городка. Отчаянно забили в гонги сторожа на башнях, порождая среди населения волну криков и стенаний. Горожане спешно высыпали на стены поселения, с которых в македонцев полетели камни, и стрелы едва только флотилия Неарха приблизилась к ним.
Проявив мастерство и умение; не дожидаясь приказа Неарха, часть кораблей вступила в дуэль с защитниками городка, в то время как остальные суда двинулись к причалу, намериваясь высадить там воинов Аристогона.
Конечно, не все вышло гладко у мореходов как того им хотелось. Гоплиты стратега долго бестолково топтались у ворот, которые закрывали проход с пристани в город, а сильные океанские волны долго не давали мореходам ответными залпами согнать воинов противника с крепостных стен.
Рассвирепев от медлительности своих гоплитов, разгневанный стратег схватил двойную тяжелую секиру и с громким криком ринулся на штурм стен. Отпихнув ногой стоявшего на его пути воина, Аристогон буквально взлетел вверх по только что установленной штурмовой лестнице, не обращая внимания на вражеские стрелы и камни, летящие со стен.
Фортуна в этот день была на стороне храбреца стратега. Ни одна стрела выпущенная врагами не коснулась его, исправно поражая при этом других воинов. Мощным ударом секиры Аристогон опрокинул защитника стены пытавшегося заступить ему путь. Затем быстро перемахнул через гребень стены и вот он уже вступил в схватку с врагом, энергично действуя своим страшным оружием.
На помощь командиру поспешили воины самниты из его личной сотни, и вскоре стена была полностью очищена от противника, а стратег сам открыл ворота в город.
Дальше последовало взятие города с неизменным избиением его жителей, грабежом и насилием хотя солдаты имели четкий приказ Неарха о недопущении подобных действий. Положение дел несколько исправили моряки, которые высадились на пристань вслед за воинами и принялись останавливать разошедшихся вояк стратега.
Именно им согласились сдаться карфагеняне, укрывшиеся в храме Астарты, получив твердую гарантию в сохранении своих жизней. Все уцелевшие жители поселения были собраны перед храмом богине, где сошедший с корабля флотоводец объявил им волю македонского царя. Либо они признавали над собой власть великого царя Александра и сохраняли свои жизни и имущество, либо их обращали в рабов и продавали в рабство. Стоит ли говорить, что почти все уцелевшие выбрали первый вариант, а упрямцы были отправлены на корабли флотилии в качестве пленников.
Продолжая политику строительства новых городов, Неарх отдал приказ о расширении поселения, до размеров полноценного порта осознавая в душе, что это будет его последнее творение в этом плавании. Мореход полностью выполнил приказ царя о взятии под контроль факторий пунов связанных с добычей алмазов и золота и соединением их морской дорогой с портами империи.
Поэтому наварх оставил в Александрии Золотоносной весь свой вспомогательный флот и устремился на восток, не дожидаясь как обычно возведения крепких стен вокруг города. Неарх спешил достичь устья таинственной реки, которая согласно лоциям Нефтеха вытекала из земель Ганы.
Когда прошло три дня с момента отплытия из Золотоносной Александрии, корабли Неарха столкнулись с последними кораблями пунов, на которых возвращалось отплывшее в Гану посольство. Корабли карфагенян были взяты на абордаж и на борту одного из них были обнаружены сенаторы Карфагена, когда-то дважды ускользавшие из рук Александра. Судьба не подарила им третьего шанса спасти свои жизни, и после энергичного допроса, все они были выброшены за борт по приказу наварха.
Как в наказание за эту жестокое обращение с пленными, небеса обрушили на эскадру Неарха обильный проливной дождь, который шел днем и ночью. Струи воды лились нескончаемой чередой в течение пяти дней и все это время мореходы упорно продвигались на восток в поисках дельты реки. Матросы едва успевали вычерпывать небесную влагу из своих трюмов, куда она стремительно стекала всевозможными путями. Чтобы хоть как-то использовать ситуацию в свою пользу, мореходы принялись пополнять запасы пресной воды, заполняя все пустые емкости.
К счастью для моряков на утро шестого дня ливень прекратился, и засиявшее солнце стало сушить продрогших от сырости македонцев. Вскоре дозорные сообщили Неарху об обнаружении долгожданной таинственной реки.
Вся ее дельта вместе с прибрежной полосой от выпавших обильных осадков полностью ушла подводу. Приблизившись к берегу, моряки обнаружили огромное мелкое озеро грязно белого цвета, который придавали ему меловые осадки бурными потоками приносимые мощным течением реки из глубины суши.
Сплошная зеленая стена буйного африканского леса вплотную подходила к самой воде. Зачастую целые рощи деревьев стоя прямо посреди водной глади. Разлившееся перед Неархом озеро таило в себе множество опасностей в виде скрытых иловых отмелей, на одну из которых наскочила дозорная бирема, проводя разведку берегов. С большим трудом морякам удалось стащить ее с мели, после чего наварх приказал исследовать прибрежную полосу только с помощью шлюпок и плоскодонных лодок.
Все выявленные опасные места были отмечены шестами и разноцветными вешками, что позволило двум кораблям произвести высадку в пойму реки группу разведчиков. Они привезли Неарху тревожные вести; из-за сильного течения реки они не смогли подняться вверх по одной из многочисленных речных протоков, на которые распадался мощный водяной поток. Кроме этого дельта изобиловала множеством кровососов, что в самом ближайшем будущем грозило возникновения различных болезней среди экипажа.
Поэтому Неарх решил воздержаться от высадки в дельте реки, как это планировалось ранее. Отказавшись от первоначального плана, он отдал приказ флоту встать на якорь, отправив своих дозорных на поиски нового места высадки.
Такое место было вскоре обнаружено дальше на востоке в одном дне пути от дельты, где Неарх и высадил воинство Аристогона. Солдаты немедленно приступили к сооружению мощного лагеря, а наварх приказал выпустить специальных голубей, к лапкам которых было привязано послание Гупте. Птиц тщательно лелеяли и холили в течения всего плавания и вот, настал их срок исполнить царскую службу. Выпущенные на свободу птицы совершили несколько кругов над мачтами кораблей, а затем взяли курс на север, чтобы в кротчайший срок доставить важную депешу адресату.
Критянин с радостным чувством исполненного долга провожал взглядом своих крылатых посланников. Выполнив главное повеление Александра, он собирался совершить главный подвиг своей жизни, пройти дорогами египтянина Нехо, обогнув весь южный континент под названием Ливия.
Ничего не зная об успехах экспедиции Неарха, в столице царства Чжоу городе Лояне Александр подводил итоги своего похода в Поднебесную страну. И они во многом не совпадали с его ожиданиями.
Вступив в сдавшуюся без боя столицу Чжоу, Александр надеялся получить ответы на свои многочисленные вопросы и одержать вверх в его затянувшемся споре с Нефтехом. Трясущиеся от страха сины постарались удовлетворить любопытство Потрясателя Вселенной, но их ответы оказались совсем иными, чем хотелось великому царю.
Да, жители Поднебесной изготовляли прекрасные гончарные изделия под названием фарфор и производили дивные шелковые ткани, которых не было ни в одном другом царстве Ойкумены. Да, они умели строить прочные дамбы и сооружать оросительные каналы, дома и храмы необычной формы и красоты. Да, их лодки и корабли были прочны, изящны и мало чем уступали кораблям греков, финикийцев, индусов, но на этом плюсы страны синов заканчивались.
В металлургии они не продвинулись дальше железа и бронзы, и сталь в отличие от индусов была им неведома. Кавалерия находилась в зачаточном состоянии оттесненная на задний план колесницами. Даже арбалеты, доставившие столь большие хлопоты македонцам в битве с Ван Мином, оказались улучшенной и упрощенной формой гастрафета. Баллисты и катапульты, равно как и тараны приводили синов в ужас своими размерами и мощью.
В науках главное место у синов занимала философия, оставляя далеко позади механику, математику, металлургию и земледелие. Последняя отрасль сугубо специфический уклон в сторону разведения риса и отходить от неё сины не могли и не хотели.
Благодаря морской торговле, сины разбирались в мореходстве, астрономию и географии, которая шла у них в качестве приложения. Когда по требованию Нефтеха, сины Лояна показали ему свои карты, египтянин узнал для себя много нового относительно юго-восточных земель Ойкумены, но не более того. Великих тайн, которых так жаждал познать Александр, в Поднебесной не было. Не было приборов, с помощью которых моряки могли держать точный курс корабля в непогоду и ночью. Способных предсказывать землетрясение, позволяющих человеку видеть далеко впереди себя и хорошо рядом с собой. Не было таинственного зелья, разносящего в клочья камни и делающие металлические предметы хрупкими или крепкими в зависимости от желания его владельца, равно как не оказалось и эликсира бессмертия. Все это, как и многое другое оказалось красивым рассказом беглого философа, желавшего приукрасить могущество и величие своей родины, раздираемой непрерывными войнами.
Видя, что своими ответами они разочаровали Белого царя, сины стали говорить, что тайные знания хранятся в большой горной стране Шангри-Ла. Услышав это, великий воитель воспрял духом, однако подвергнувший синов тщательному допросу Нефтех, выяснил, что в ней живут монахи отшельники и тайны их имеют исключительно духовный аспект.
Кроме поисков истины, Нефтех занимался ещё и дипломатией. Сразу после разгрома армии Ван Мина, царский советник принял послов коалиции пяти царств, продолжая играть порученную ему Александром роль.
Перед тем как принять их в царском шатре, Нефтех приказал провести послов по полю битвы, с тем, чтобы они воочию оценили мощь армии пришельцев. Естественно, тела павших сариссофоров были убраны и глазам синов предстали только горы трупов своих соотечественников устилавших равнину Хуанхэ.
Чтобы окончательно сломить послов и сделать их податливыми на переговорах, у входа в лагерь было выставлено по пятьдесят насажанных на колья отрубленных голов, а перед входом в шатер красовалась голова самого Ван Мина. Проходя поле битвы, послы содрогались от огромного числа погибших воинов. Страх и ужас был написан у них на лицах, но при виде насаженной на кол головы циньского правителя, они радостно заулыбались. Слишком сильно они боялись этого человека.
Как Нефтех и обещал послам коалиции его требования после одержанной над Ван Мином победы, стали иными. В самом начале встречи Нефтех объявил послам о создании содружества между царством Чжоу и македонцами, под чьей властью находились вся территория царства Цинь. Это слияние произошло день назад Лояне во время визита туда Александра. Не имея возможности отказать белым дьяволам, правитель Чжоу согласился, утешая себя мыслью, что основательно позабытый центр Поднебесной вернул себе, было значение. Любезно оставляя верховную власть в возникшем союзе за македонцами.
Когда послы услышали эту новость, тень волнений и тревог пробежала по их лицам. Предательство Чжоу общих интересов коалиции царств потрясло послов ничуть не меньше, чем вида разгромленного войска Ван Мина. Никак не ожидали подобной прыти со стороны крохотного царства, мнение которого представители пяти царств совсем не принимали в расчет, составляя свою мозаику большой игры.
Теперь же весь расклад политического пасьянса стремительно менялся. Получив поддержку Чжоу, как хранителя верховной власти Поднебесной, Нефтех начал предварять в жизнь замыслы покойного Ван Мина по захвату верховной власти в Поднебесной, внеся в них незначительные изменения.
Не давая послам опомниться, он потребовал от послов коалиции незамедлительного присоединения их царств и правителей к созданному македонцами содружеству. С лицом полностью лишенного эмоций египтянин произносил эти роковые для Поднебесной слова, многозначительно поглаживая лежащий на его коленях боевой меч. Тем самым, ясно давая понять послам, что никакого отказа от них он не приемлет.
Прошло некоторое время, прежде чем один из потрясенных синов рискнул спросить собеседника: — А что достанется нам взамен?
Нефтех холодно посмотрел поверх головы вопрошавшего его посла царства Вей и с расстановкой произнес:
— Вам останутся ваши жизни и ваши земли. Разве этого мало? Или вы хотите вслед за циньским войском самим испытать крепость наших мечей и копий? Что ж если у вас есть охота, можете попытаться, но предупреждаю сразу, в следующую нашу встречу мои требования станут еще большим и превзойдут желание вашего покойного врага.
Угрюмые сины ничего не ответили на эти слова советника, и в шатре стояла тишина к огромной радости Нефтеха. Продолжая играть роль великого царя, советник немного промолчал, а затем нанес синам свой последний удар.
— Если у нас с вами больше нечего обсуждать, то будет разумнее донести до ваших владык весть о гибели Ван Мина и мои к ним предложения. Для вашего безопасного возвращения я прикажу выделить почетный конный эскорт из лучших всадников моего войска — с этими словами Нефтех встал с кресла и переговоры завершились.
По желанию царя почетный эскорт послов возглавил Деметрий, чей грозный вид лучше всего соответствовал образу белого дьявола в глазах синов. К тому же, после битвы, Александр сильно невзлюбил стратега и был рад его долго не видеть. Под командования Деметрия были отданы все дилмахи и легкая кавалерия и по этой причине, эскорт послов больше всего походило на почетный конвой.
Убитые горем сины вместе с Деметрием отбыли к своим царям, а через три дня, в македонский лагерь прибыл гонец от Диофанта с вестями повергших Александра в шок. У Александра от гнева сводило руки, когда он перечитывал донесения Эвмена и Диофанта о событиях в оставленном им царстве.
Установление нормального пути сообщения Согдианы с Поднебесной, прибытие по нему так нужного подкрепления и даже смерть царицы Олимпиады, все отходило на задний план на фоне сообщения о бунте Антигона и Филиппа Аридея. Александру сразу вспомнилось пророчество Нефтеха сделанное накануне похода о том, что ему стоит опасаться отцовской крови и старости.
Полководец долго размышлял о полученных новостях, прежде чем позвал к себе египтянина. Он, молча, протянул Нефтеху письмо и стал зорко следить за реакцией лица советника, пока тот читал свиток. Александр думал увидеть радость и торжество, но кроме печали на загорелом лице Нефтеха он ничего не смог прочесть.
— Твои прогнозы как всегда сбылись — хмуро произнес Александр, после того как египтянин вернул ему письмо и выразил соболезнование по поводу смерти матери Александра.
— Поверь, государь, что я был бы очень рад, если бы они не сбылись вовсе — горячо ответил Нефтех — но великие Мойры вытянули тебе именно такой жребий во время гадания.
— Не лукавь, все вы жрецы только радуются когда сбываются их пророчества особенно перед царями. Это невидимая узда тайной власти с помощью, которой вы стремитесь подчинить своей воле монархов.
— В твоих словах звучит незаслуженная для меня обида царь, а ведь я всего лишь послушное орудие в руках провидения и исполнял гадание по твоей просьбе. Но бог с ним, бунт подавлен, хилиархи прочно контролируют положение в царстве и поэтому можно спокойно завершать наши дела здесь. Но я думаю, ты позвал меня не только затем, чтобы дать почитать письмо Диофанта?
Александр кивнул, и уже не сверля лицо советника пытливым взглядом, произнес:
— Сейчас меня больше всего волнует Деметрий, состоял ли он в заговоре; и если да то, как глубоко он увяз в этом деле? Ты сможешь это выяснить Нефтех?
— На сегодняшний день, я бы воздержался от сыска в отношении Деметрия государь. Ты прекрасно знаешь, как я относился к его отцу Антигону, пытаясь, всякий раз открыть твои глаза на этого человека, но в отношении его сына говорю со всей ответственностью, не торопись. Против Деметрия нет прямых улик, подтверждающих его участие в заговоре, а любая смута в наших рядах только осложнит и задержит твое покорение Поднебесной.
Царь недовольно дернул щекой и хотел сказать, но Нефтех продолжал говорить:
— Если ты очень хочешь, Деметрий умрет завтра же от загадочной болезни и не у кого не возникнет никаких вопросов. Но стоит ли терять нужного стратега сейчас, когда мы столь далеки от дома и еще не до конца ясен итог наших переговоров с синами. Согласятся ли цари коалиции склонить пред тобой свои головы или решат еще раз испытать свое воинское счастье.
— Я уже имею полное представление об их армии и могу с уверенностью сказать, что сины гораздо слабея нас как по выучке, так и по мастерству. Мои воины могут дать еще одно, два сражения и неизменно выиграют их.
— Ничуть не сомневаюсь в твоем воинском гении царь. Однако, все новые сражения это не только слава, но и неизбежные потери среди солдат, и затягивание войны, что только отдаляет твой победный триумф этого похода.
— В твоих словах есть доля разума, но неужели ты не считаешь Деметрия опасным?
— Как пишет Диофант, никто из хилиархов не смог установить вины сына Антигона в заговоре, хотя сыск был проведен с размахом.
— Антигон мог уничтожить все бумаги и доказательства! — раздраженно воскликнул Александр — Ты не подумал об этом?
— А заодно и всех свидетелей? Ты, конечно, волен, априори подозревать Деметрия как сына главного заговорщика, и я полностью солидарен с тобой в этом. Однако повторяю тебе государь, трогать Деметрия сейчас крайне не разумно. Ты мудро сделал господин, что отослал его прочь из своей ставки. Стратег не будет мозолить тебе глаза, и вместе с тем принесет тебе пользу, подавляя воображение синов мощью твоей кавалерии.
Александр хотел что-то возразить, но передумал и отпустил Нефтеха. Речи советника были логичны и при всей раздраженности царя против Деметрия, он вынужден был согласиться с приведенными жрецом доводами. Оставшись один, монарх еще долго размышлял строя свои планы на будущее и прикидывал их реализацию.
Имея трофейные карты, Александр уже прекрасно разбирался в географии Поднебесной. К северу от лагеря македонского царя находились царства Вэй, Чжао и Янь. К югу располагались Хань и самое крупное из царств коалиции, Чу. В его владения входило устье второй великой реки страны синов Янцзы, берущая свое начало далеко на юге.
Далеко на востоке имелось еще шестое царство Ци. Оно держало сторону Ван Мина и формально являлось противником Александра.
Полководец ничуть не отрицал возможность отказа сил коалиции на его предложение и был готов незамедлительно продолжить свой поход. Александр уже отдал приказ Леониду скрытно выдвинуться к ханьской столице Синьчжэну, городу легендарного Желтого дракона, что бы в любой момент можно было атаковать ее. Однако как показало время, этого не потребовалось.
Вскоре в македонский лагерь прибыли гонцы от Деметрия. Они сообщили Александру, что цари коалиции согласились с его предложением, и движутся к нему в лагерь, чтобы там признать его Ваном Поднебесной.
В этом предложении правителей синов крылся хитрый подвох, который не разглядел Деметрий, но очень быстро понял Александр. Обряд, проведенный в лагере, лишал македонского владыку легитимности, как в глазах правителей, так и простого народа. Поэтому, не раздумывая ни минуты, он отправил гонцов обратно, с известием о том, что назначает царям встречу в Синьчжэни. Куда он в тот же день двинул пешее войско под командованием Леонида, а сам поехал под охраной катафрактов.
Внезапное появление тяжелой кавалерии под стенами столицы царства Хань вызвало переполох среди синов и отбило у их правителей желание хитрить с белым варваром. Выполняя его волю, они провели его коронацию во дворце первого предка всех синов — Хуан-ди. Под мелодичный звон специальных церемониальных колокольчиков и мерного стука барабанов, Александру была торжественно преподнесена корона Вана Поднебесной.
Она являла собой желтую шапочку с опущенными ушами и была обильно расшита жемчугом и украшена драгоценными камнями, которые располагались на ней замысловатым узором. Кроме этого верх короны был украшен пучком перьев диковинных птиц обитающих далеко на юге от Поднебесной и стоящих баснословных денег.
Вместе с ней на желтой шелковой подушечке Александру был преподнесен жезл власти причудливой формы в виде сказочного дракона. Два сановника торжественно водрузили корону на голову полководца облаченного в желтую одежду правителей синов, и сидящего на троне правителей страны синов, который был очень неудобен для него.
Пять царей приветствовали своего нового правителя и в знак своей покорности его воле сложили к его ногам свои жезлы и склонили украшенные коронами головы. Вслед за ними, согласно своим рангам и положению в обществе синов, к Александру потянулись вельможи и придворные, военачальники и жрецы, купцы и чиновники. Вся разноцветная толпа подобно диковинному морю накатывалась волнами к трону нового императора, выказывая свое почтение и покорность перед ним. Александр мужественно высидел всю церемонию, не желая разочаровывать своих новых подданных невежеством и невниманием со своей стороны. Так закончилась эпоха раздробленности страны и началась новая страница в истории Поднебесной.
После признания коалицией власти Александра, в стране синов оставалось только царство Ци, что осталось не присоединенным к державе новоявленного Желтого дракона. Против него монарх отправил большую часть своего войска, поручив командование этим походом Деметрию. Александр по-прежнему не желал видеть стратега в своей ставке и, посылая сына Антигона, в поход на царство Ци, в тайне надеялся, что тот потерпит неудачу. Тогда бы он со спокойной душой мог сместить его с командования дилмахами и этим облегчить свою душу.
Однако великие Мойры были благосклонны к стратегу. Словно стараясь в полной мере возместить ему ту воинскую славу, что недодали в последней битве, богини даровали Деметрию блистательную победу над синами.
Совершая со своими дилмахами и конными лучниками быстрые переходы вдоль берегов Хуанхэ, Деметрий застал противника полностью врасплох. Хотя армия правителя Ци уже была собрана и располагалась у границы царства. Выполняя, приказ покойного Ван Мина, его верный союзник был готов в любой момент ударить в спину силам коалиции, если бы это потребовалось циньскому владыке.
Подобно ужасному дракону Деметрий обрушил свою кавалерию на войско синов, которое узнав о гибели Ван Мина отступало на защиту своей столицы. Мощным ударом конной лавы, стратег опрокинул и обратил в бегство сначала пехоту противника, а затем и их колесницы.
Напуганные внезапным появлением такого большого числа всадников, сины в страхе разбегались перед ними, немедленно становясь их легкой добычей. В этот день многие офицеры, сановники и вельможи, вместе с правителем царства Ци нашли свою смерть. Исполняя тайный приказ Александра, кавалеристы безжалостно истребляли синов, стараясь вселить страх и ужас в их души. И здесь царь ошибся. Больше всего на синов произвело впечатление не число смертей, а устрашающий вид македонских кавалеристов одетых в блестящие доспехи с мечами и луками.
Столица царства Ци сдалась на милость победителя и, заняв город, Деметрий послал гонцов к царю с приглашением посетить новые земли его государства.
Александр был неприятно удивлен столь быстрому и удачному исходу этого похода. Однако сохраняя хорошую мину и отдавая должное таланту Деметрия, он отправил ему свои поздравление Деметрию и, не раздумывая, двинул все свое войско к устью Хуанхэ.
Здесь, на берегу моря согласно давней традиции он повелел заложить новую Александрию. Вместе с ней повелел взять воды из Хуанхэ и восточного Океана, а также соорудить победную стелу в честь себя и своего отца, великого бога Зевса.
Кроме этого, царь приказал Гегелоху, начать строительство больших кораблей для морского плавания. К этому Александра побудила беседа с Нефтехом, сказавшего:
— Боги не подарили тебе страну тайн и диковин, но вместо этого даровали страну с трудолюбивым народом и огромным рынком. Соедини страну Синь с остальной подвластной тебе Ойкуменой торговыми путями и доходы твои будут многократно превосходить то количество золота, что ты захватил у персов.
После недолгого размышления Александр согласился и тут же приказал советнику узнать у синов все, что касалось морского пути в Индию из страны синов.
Согнанные со всех сторон сины, принялись спешно воплощать в жизнь пожелания великого монарха, делом подтверждая слова египтянина, что они самое ценное завоевание Александра в этом походе. Быстро, словно на дрожжах росли стены будущих домов и зданий Александрии Поднебесной, один за другим сооружались остовы кораблей будущего флота царя, каждодневно радуя своим видом его глаза и душу. И в это счастливый момент жизни, неожиданно исполнилось третье предсказание Нефтеха.
Отправляясь в поход, Александр дал себе клятвенный зарок более не употреблять вина и твердо соблюдал его. Празднуя начало закладку первых зданий нового города в далекой стране, Александр только поднимал свою царскую чашу, приветствуя гостей, но не выпил из нее, ни одного глотка. Царь пил только воду отдавая предпочтение в еде многочисленным блюдам, которыми сины решили угостить своего повелителя. Больше всего ему понравились крупные синие ягоды, которые Александр съел в большом количестве.
Уже к окончанию пира он почувствовал себя плохо, но все же смог заставить себя досидеть до конца торжества, что бы уйти в свой шатер. Там, у повелителя Ойкумены закружилась голова, и он рухнул на мягкий ковер к изумлению сопровождающего царя начальника стражи Леонтикса.
К чести македонца он немедленно послал за Нефтехом, который был невдалеке. Когда советник прибыл к больному, он застал распростертого на полу Александра, у которого отнялась правая половина туловища и отнялась речь. Едва египтянин удостоверился в диагнозе, он произвел обильное кровопускание к огромному ужасу столпившихся в шатре стратегов, воинов и слуг.
Закончив свою процедуру, потрясая окровавленными руками, Нефтех решительно выставил всех посторонних вон из шатра, приказав Леонтиксу не пускать никого под страхом смерти. После этого, принялся готовить лечебное средство, которое он влил в горло больного, с трудом раздвинув его челюсти.
Прошел час, другой и к великой радости македонцев к царю вернулась речь, и способность двигать правой рукой и правой ногой. Советник безвылазно просидел с трое суток у постели больного, пока не убедился в том, что худшее позади и болезнь отступила. Александр уже мог самостоятельно вставать и ходить, но при этом продолжал ощущать в своем теле сильную слабость.
Как потом оказалось, виновница случившегося с царем несчастья была синяя ягода. Она была поданная на царский стол в качестве угощения и съеденная Александром в большом количестве. Прозванной в народе винной ягодой она вызвала у македонского владыки резкое повышение давления с частичной парализацией тела. Был ли это коварный умысел или злосчастное стечение обстоятельств так, и осталось тайной, но Александр решил извлечь из своей болезни свою выгоду.
После недолгого размышления виновником в болезни императора был объявлен правитель Хань, поскольку его люди подавали к столу опасную ягоду. По решению Александра он был осужден на быструю смерть путем отсечения головы. Приговор императора единогласно одобрили остальные правители из страха оказаться в одной компании с правителем Хань. Все они находились под домашним арестом, который произвел Селевк вместе с Леонтиксом, сразу, как только заболел Александр.
Земли царства Хань были конфискованы в личное пользование императора, Селевк был назначен соправителем Александра в Поднебесной и немедленно ввел в Лоян и в Синьчжэн македонский гарнизон. В царстве Ци младшим соправителем был поставлен Леонид, что вызвало глухое негодование со стороны Деметрия посчитавшего себя обойденным царской милостью. Стратег гневно хмурил свои густые красивые брови, но открыто перечить Александру, несмел. Таким образом, вся территория вдоль реки Хуанхэ были полностью в личной власти императора, надежно разделяя друг от друга южные и северные части Поднебесной.
После закрепления своей личной власти в центре страны, Александр обратил внимание на юг. Там располагалось поистине великое чудо, сооруженное руками простых синских крестьян. Это был огромный канал, соединявший между собой русло рек Янцзы и Хуанхэ. Испытывая острую потребность в воде, трудолюбивые жители Поднебесной с помощью канала забирали излишки воды из обеих рек, превращая сухую равнину в плодородную житницу по выращиванию столь любимого синами риса.
Для лучшего контроля над каналом, император направил в царство Чу скифов во главе с Калаксаем, определив им кормление у местного правителя. Подобное решение не вызвало у того большой радости, но помня о судьбе несчастного правителя царства Хань, он покорился воле Желтого дракона. Посчитав, что лучше быть живым правителем в своем царстве, чем мертвым заговорщиком в памяти народа.
Пока Александр занимался внутренним переустройством Поднебесной, Нефтех занимался сбором информации об этой части Ойкумены. Сины крайне неохотно делились своими познаниями, но бывший жрец умел уговаривать заставлять людей открывать ему свои сердца и умы. Этим было занято его дневное время, а по вечерам, он уединялся с песком времени. И чем больше советник отдавался этому процессу, тем грустнее становилось его загорелое лицо.
Когда корабли были готовы, и настало время принимать решение, Александр призвал, к себе советника для отчета. Тот подробно рассказал о своих изысканиях. Поведав царю, что сины активно плавают на своих судах вдоль берега Океана, который тянется нескончаемой полосой на юг. Там расположено множество княжеств, с которыми купцы Поднебесной ведут активную торговлю. Правда на далеком юге неспокойно, поскольку княжества постоянно враждуют между собой, что очень плохо сказывается на торговле. Все было интересно и вместе с тем обыденно, однако изюминка в докладе советника имелась да ещё какая.
— Согласно заверениям многих опрошенных мною купцов далеко-далеко на юге расположен огромный остров, который иначе как островом Блаженства никто из синов не называет. Природа его столь богата и разнообразна, что жители острова не возделывают землю, а живут только одними дарами лесов и полей. Правит там жестокий властитель, который не позволяет синам плыть далее и держит всю местную торговлю под своим контролем.
От услышанного рассказа лицо Александра затрепетало, и Нефтех понял, что монарх непременно захочет лично отправиться в морское плавание к чудному острову. На этот раз он не пытался напомнить царю об опасности его долгого отсутствия в метрополии. Египтянин подробно отвечал на все расспросы монарха, давая ему возможность полнее проникнуться мыслью о своем непременном участии в плавании.
Когда беседа подходила к концу, Александр устало откинулся на спинку сидения и произнес: — Надеюсь, что мы оба получим божественное наслаждение от знакомства с этим замечательным островом.
Ни один мускул не дрогнул на лице советника, когда он услышал царский вердикт, хотя он сам не собирался отправляться в это плавание.
— Как ты пожелаешь, государь, хотя я очень соскучился по жене и детям.
— Ничего, — бросил Александр, — твоя Пенелопа подождет своего Одиссея. Твое присутствие будет очень необходим для меня в этом плавании. Ведь ты не хочешь оставить своего повелителя без своих познаний по медицине, советов по жизни и гадания о будущем.
Нефтех покорно склонил свою голову и поспешил оставить Александра. Всю ночь советник писал письма жене и Эвмену, которые он отправил адресатам на следующий день, скрепив их зеленой печатью с оттиском скарабея.
Готовясь покинуть Поднебесную, Александр окончательно передал власть в ней Селевку и Леониду специальным указом. С собой он брал только пехоту во главе с Деметрием и часть спешившихся кавалеристов под командованием Аристоника.
Корабли Гегелоха покинули Хуанхэ, успешно спустившись по каналу в Янцзы, а затем вышли в открытое море. Там собралось множество маленьких кораблей, на которых смелые мореходы сины спускались до райского острова. Все они приплыли проститься со своим императором, решивший повторить их путь на своих огромных судах.
На всех мачтах развевался красный лоскут ткани, с помощью которого сины прощались с Александром. Величественно и неторопливо проплывали мимо них суда Гегелоха с борта, которых моряки махали руками провожавшим их кораблям. Покоритель Ойкумены и Потрясатель Вселенной уводил свою эскадру на юг, что бы через него попасть домой.
КОНЕЦ.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|