Александр. Продолжение похода 4

Эта новость вихрем облетела весь город. В мгновение ока, превратив тихую фригийскую столицу в центр мироздания, где должен был решиться главный вопрос всех времен — вопрос власти.

Несправедливо лишенные ранее трона и царского звания своим старшим братом, отпрыски Филиппа обратились за помощью к верному соратнику их отца стратегу Антигону. С тем, чтобы он в меру своих сил, помог им восстановить свои законные права на престол Аргидов. Пусть Александр забирает себе Азию, Ливию и все остальное, но пусть отдаст им Македонию, Греция, Ионию и Анатолию. Одним словом все то, чем хотел владеть покойный царь Филипп, затевая общеэллинский поход против персов.

Растроганный их словами старый полководец со слезами, на глазах огромной толпы нежно обнял Филиппа и Европу и клятвенно заверил, что обязательно поддержит их в столь трудном, но благородном деле. Взбудораженный столь ошеломляющими событиями город гудел подобно пчелиному улью, днем и ночью шумно обсуждая всевозможные предположения развития дальнейших событий. И они не заставили себя долго ждать.

Уже через два дня после появления в городе обиженных и ущемленных отпрысков царя Филиппа, горожане узнали стратег Антигон, намерен сделать важное заявление. Местом своего выступления хитрец выбрал знаменитый на всю Фригию храм Зевса, где находилась легендарная повозка царя Гордия.

— Александр развязал царский узел, а Антигон его завяжет — говорили фригийцы, хитро, перемигиваясь друг с другом. — Пусть попробует — мы не против.

В назначенный Антигоном час храм Зевса был полон горожан и воинами стратега. Те, кто не смог попасть в храм, стояли плотными рядами на его ступенях и на площади перед ним. Все ждали, что выступление Антигона, но вместо него слово взял верховный фригийский жрец Эврипил. Важно подняв руку над головой и призвав людей к полному молчанию, жрец начал зачитывать слова брачного ритуала между царевичем Филиппом и царевной Европой.

Едва брак между детьми царя Филиппа был заключен, как стены храма сотрясли радостные крики собравшихся горожан и воинов, большее количество которых составляли ветераны. Радостные эмоции людей были немедленно подогреты и усилены слугами Антигона, что щедрыми горстями принялись разбрасывать в толпу золотых монет, беря их со специальных свадебных подносов.

Звон монет и осознание причастности к высокому и значимому событию, моментально породили верноподданные чувства в душах жителей Гордия к молодым, ровно, как и массовое гуляние в честь их свадьбы. Здесь уж Антигон не поскупился на угощения, выставив народу все свои съестные и винные запасы.

Праздник продолжался целых три дня, и каждый день венценосная чета появлялась перед людским морем, а проворные слуги горстями бросали в народ золотые и серебряные деньги.

Все это поднимало популярность Филиппа и Европы в глазах фригийцев на неимоверную высоту, которые едва стало известно о царской свадьбе, стали толпами стекаться в Гордий.

Пока народ веселился, стратег уверенно делал порученное ему дело. Эврипил ещё не закончил бракосочетание, а Антигон уже начал набор солдат в специальный отряд для охраны своих подопечных, выплачивая щедрый задаток новобранцам. Стоит ли говорить, что возле вербовочного пункта стояла страшная толкотня и суматоха. От многочисленных желающих ухватить свой кусок от царских щедрот не было отбоя.

Филипп и Европа часто посещали пункты рекрутов, проводя личный отбор в свою гвардию. Молодые громко радовались вместе с новобранцами, зачисленными в их отряды, и искренне утешали тех, кто не прошел жестокий отбор вербовщиков. Так продолжалось несколько дней, но подсевшие на иглу бесплатных зрелищ и хлеба фригийцы ждали продолжения и не ошиблись.

Антигон вновь призвал горожан и воинам гарнизона собраться перед храмом Зевса, и вновь выступая перед народом, жрец Эврипил торжественно объявил молодых людей полноправными царями всей Великой Фригии. Толпа дружно заголосила в знак одобрения этого мудрого решения и жрец, проворно извлек из ларца царские венцы, что бы возложить их на головы детей Филиппа. Стратег Антигон немедленно присягнул им и, вслед за его примером последовали все собравшиеся на площади воины и горожане. Конечно, старый полководец сильно рисковал, творя столь явное беззаконие, но заранее собранные им ветераны царя Филиппа плакали от умиления, видя свершение долгожданной справедливости своими глазами. Особенно их тронули слова Арридея, который поклялся на оружии, что будет править как истинный македонский царь, а не как азиатский деспот.

Агенты Антигона специально стоявшие в толпе солдат, незамедлительно принялись, кричать, что видят покойного Филиппа в его молодом отпрыске. Многократно повторяя эти слова, они добились того, что сами солдаты стали произносить чужие слова как свои мысли.

Стратег неплохо поработал в реализации начального этапа своего коварного плана. Едва царственная чета короновалась, как ее власть одна за другой стали признавать различные провинции Малой Азии, присылая в Гордий своих послов.

Однако не все шло, так как задумал Антигон. Многие из провинций только на словах выражали свою поддержку Филиппу и его жене, но не спешили выделить новому царю денег и прислать солдат.

Македония тоже не спешила помочь взбунтовавшемуся стратегу. Её родовитая аристократия не рискнула, открыто выступить на стороне Филиппа, ограничившись только одними публичными разговорами в столице. Птоломей немедленно отреагировал на известие о коронации Аридея, стягиванием войск к Пелле и объявлением малоазийских царей бунтовщиками против власти Александра.

Имя царя оказалось грозным оружием, способное крепко связать руки многим желающим половить рыбку в мутной воде.

Конечно, во Фригию к молодому царю тайком хлынули деньги и добровольцы из числа македонцев, которые не желали александровых перемен, но все это было совсем не то, на что рассчитывали заговорщики. Птоломей хорошо прошелся гребенкой репрессий по Линкестийцам и Аргеадам, однако Антигон не унывал. Он и не рассчитывал на серьезную помощь со стороны македонских кланов. Ему достаточно было того, что армия Птоломея оставалась по ту сторону моря, давая ему шанс разгромить и уничтожить Эвмена. Чья казна позволяла на равных говорить с Птоломеем, при поддержке македонских родовитых кланов.

Для реализации этих намерений у стратега имелась фаланга сариссофоров состоящая из воинов ветеранов, греческие наемники гоплиты, эпирские пельтеки, а также фессалийская конница, давно отставленная царем Александром в дальний угол. Все они имели богатый военный опыт различных компаний и представляли собой грозную силу, которой противостояли войска, в большей части состоящие из азиатов. Чья боеспособность, по мнению Антигона, не шла ни в какое сравнение с македонцами.

Кроме этого, стратег очень рассчитывал на то, что Эвмен как грек не был сильно популярен у находящихся в его подчинении македонских воинов. По этой причине он надеялся, что многие, если не все македонские воины перейдут на его сторону, когда их армии встретятся на поле боя.

Ещё одним немаловажным фактором, что должен был принести ему успех в борьбе с Эвменом, являлась спешка и нехватка времени. Они, по мнению стратега, возникнут у противника, когда вести о претендентах на македонский престол дойдут до его ушей.

По совокупности всех этих причин, выступая на восток, Антигон был полностью уверен в том, что одержит над противником полную и решительную победу. Только досадная неудача или фатальное стечение обстоятельств могли помешать ему в этом.

Для поддержания боевого духа солдат, Антигон настоял, чтобы Филипп и Европа сопровождали его армию в походе. К удивлению стратега это требование в большей степени нашло отклик со стороны Европы. Двигаясь верхом на лошади, царевна радостно здоровалась с воинами, которые в ответ дружно кричали здравницы в её честь.

Когда армия пересекала одну из многочисленных мелких речушек Анатолии, Европа специально спешилась с коня и пересекла водный поток вместе с пехотинцами ветеранами. Столь необычное поведение царевны породило многочисленные улыбки со стороны и радостные взгляды у молодых воинов, к некоторому огорчению Арридея.

Покинув Гордий, войско Антигона уверенно продвигалось от одной почтовой станции к другой, меняя лошадей и принимая в свои ряды новых добровольцев. Быстро продвигаясь вперед и давая Эвмену ни малейшей форы во времени, Антигон благополучно миновал Каппадокию. Настроение было прекрасное, но на подступах к городу Мелитене, разведчики стратега донесли ему тревожную весть. Оказалось, что в двух днях пути, за Евфратом находилось войско хилиарха Востока, которое явно поджидало появление мятежников.

Столь неожиданная расторопность со стороны Эвмена, его готовность во всеоружии встретить Антигона сильно удивила стратега. Словно грозный горный камнепад эта новость обрушилась на вождей мятежников и их солдат, разрушая все их планы, вгоняя в сердца и души неуверенность и страх.

Не желая торопиться и принимать поспешные решения, Антигон приказал остановить войско, разбить лагерь и вновь выслать разведчиков. Все замерли в тревоге, ожидая новых новостей, которые не принесли мятежникам большой радости и оптимизма.

Скоро стало известно, что над лагерем кардийца развевался царский штандарт, который как выяснили разведчики, принадлежал сыну великого царя царевичу Александру. Он вместе со своей матерью царицей Роксаной сопровождал Эвмена в походе против мятежника Антигона и пользовался большой любовью среди солдат, как македонцев, так и персов.

Наличие в стане противника законного наследника царского престола, не давало Антигону ни малейшей надежды на, то, что македонские воины перейдут на его сторону. Стратегу оставалось только осыпать проклятиями своих горе осведомителей, уверявших его, что царица Роксана безвылазно сидит в Александрии и вряд ли покинет столицу в ближайшее время.

Разведчики также донесли Антигону, что кроме македонских гоплитов, в распоряжении Эвмена была тяжелая персидская конница, которую Александр почему-то не взял в свой новый поход. Ее возглавлял стратег Клеонт. Он вот уже десять лет занимался обучением персидских юношей македонскому искусству войны и достиг хороших результатов. Его питомцы хорошо показали себя в Западном походе.

В распоряжении хилиарха Востока слава богам не было слонов, но его стан зорко берегли скифские конные лучники. Они не только постоянно тревожили разведку Антигона, но задержали и убили его нескольких шпионов, что попытались проникнуть в лагерь Эвмена под видом нищих.

Все эти полученные за два дня новости сильно снизило бравурную настроенность Антигона на легкую победу. Но при этом ничуть не поколебало его уверенности в том, что он обязательно одержит её в сражении с хилиархом Востока. Несокрушимая фаланга ветеранов сариссофоров и испытанная боями фессалийская кавалерия, по глубокому убеждению стратега, должны были вдребезги разгромить наскоро собранные силы Эвмена.

И это не было простой похвальбой и бравадой выжившего из ума вояки. Собранные хилиархом гоплиты не смогли бы долго противостоять железному ряду смертоносных копейщиков, которые ранее всегда одерживали победы в подобных схватках.

Поэтому, в преддверии грядущего сражения, собрав воинов на собрание, Антигон всячески восхвалял силы своих солдат и неизменно высказывался о соперниках в уничижительном виде. Стратег разумно умолчал о наличие в стане Эвмена наследника престола, как и присутствие в войске хилиарха Востока македонцев, дабы не заронять в души своих солдат опасных зерен сомнения.

Стоя в центре лагеря на небольшом помосте, он громогласно призывал македонцев поскорее посадить законных наследников Филиппа на вавилонский престол и тем самым навести порядок в македонском царстве. Касаясь завтрашнего сражения, Антигон выражал твердую уверенность, в том, что македонские ветераны непременно устроят одетым в чужие доспехи персам вторые Гавгамелы.

В своей речи стратег намеренно упомянул маленькое местечко, вблизи которого, когда-то решилась судьба персидского царства. Былая слава как нельзя лучше добавляла задора в сердца воинов ветеранов, которым завтра предстояло повторить свой прежний великий подвиг.

Готовясь к предстоящему бою, выросший на тактике царя Филиппа, Антигон был вынужден признать, что в этом плане Александр превзошел своего отца. Поэтому, он не колеблясь, решил применить излюбленный прием великого царя, всегда приносивший ему победу. Связать противника боем в центре фалангой сариссофоров и одновременно нанести удар тяжелой конницей на правом фланге с последующим выходом в тыл противнику.

В силу своего почтенного возраста, а Антигон уже перешагнул семидесятый рубеж своей жизни, командование тяжелой кавалерией правого фланга было поручено молодому стратегу Антиоху, доводившегося полководцу родным племянником. Этот энергичный и честолюбивый юноша, горел желанием как можно скорее одержать свою первую серьезную победу на поле боя. Воспитанный в истинно эллинских традициях, в душе он рьяно ненавидел персов, которые составляли около половины всего войска противника.

Сам Антигон решил расположиться в центре вместе с непобедимой фалангой сариссофоров, состоявшей в большей части из македонских ветеранов. Он как никто лучше понимал и чувствовал старых солдат, которых по праву считал своей главной опорой в предстоящем сражении. Оставшийся левый фланг с легкой союзной конницей, стратег отдал царевичу Арридею, полностью подчинив его при этом опытному гоместу Фессандру, с которым начинал воевать еще при Филиппе.

Разделив, таким образом, командование своего войска, Антигон дал приказ, к выступлению, справедливо полагая, что каждый день мирного стояния только увеличивает силы хилиарха Востока.

Как и ожидал Антигон, кардиец не предпринимал никаких попыток помешать его армии перейти Евфрат. Он терпеливо ожидал его прихода, предоставляя Антигону возможность самому сделать первый шаг к решающему сражению.

Перед самой битвой, когда лагерь противника был уже виден, старый полководец предпринял маленькую военную хитрость. Он отправил в стан Эвмена под видом перебежчиков нескольких лазутчиков, которые должны были внести раскол в ряды македонских воинов накануне решающего сражения. В случаи удачи, в рядах солдат Эвмена мог возникнуть бунт против хилиарха и царевича Александра с последующим их убийством или пленением. В худшем случае в армии противника началось бы дезертирство, что тоже было опасным явлением.

Тихо и незаметно отбыли лазутчики Антигона под покровом ночи в сторону неприятеля, но напрасно ждал стратег крика и шума сражения из лагеря Эвмена. Ночь прошла на удивление спокойно. Узнав о приближении неприятеля, хитрый грек несколько ночей отправлял в усиленные секреты перед лагерем скифов. Приказав им убивать всех, кто только попробует приблизиться к палаткам хилиархова войска. Назначив за каждую голову убитого врага щедрую награду. Стоит ли говорить, что падкие на золото наемники старались от души, но хилиарх твердо держал свое слово. Невзирая на то, чья голова ему была представлена ему поутру, грека или перса.