Александр. Продолжение похода 4

Столь необычное желание царицы породило массу слухов, которые царица Роксана энергично поддерживала, говоря, что удел первой жены великого царя похоронить останки его матери, а вторая должна их доставить.

Подобное желание азиатки вызвало резкий отпор со стороны Эвридики. Она была поражена той наглостью, с которой Роксана пыталась по её мнению подло уровнять статус первой и второй жены великого царя. Поэтому, вызвав согдианку к себе, Эвридика с яростью в голосе заявила, что только она и никто другой может быть главой траурной делегации в оазис Амона. Это же она сказала и Антигоне, на плечи которой легла подготовка траурной процессии в оазис Амона.

Видя твердость и решимость первой жены великого царя в вопросе похорон, фиванка принялась горячо заверять Эвридику в том, что полностью согласна с её законным желанием отправиться в святилище Амона. Более того, Антигона предложила царице возглавить процессию и та, милостиво с ней согласилась.

Потерпев сокрушительное поражение в состязании с первой царицей, Роксана с горя заперлась у себя в покоях, никого не желая видеть. Неизвестно сколько бы она так сидела, но вечером того же дня от хилиарха Эвмена второй царице пришло предписание выехать в Вавилон. Что она с большой радостью его исполнила на следующий день.

Царский двор откровенно насмехался над столь позорным бегством Роксаны из Александрии. Все придворные громко восхваляли решимость первой царицы, поставившей азиатку на её законное место. Раздав указания и наставления, в приподнятом настроении, она покинула столицу, держа курс на запад.

Поездка в оазис проходила вполне спокойно и мирно, если не считать того заносчивого тона с которым Эвридика разговаривала с Антигоной. Царица всем своим видом показывала, что фиванка не достойна того места которое она занимает и собиралась просить Эвмена заменить её на более достойного человека.

Благодаря сообщению от Антигоны посланного при помощи почтового голубя, Херкорн не был застигнут врасплох, появлением в святилище Амона столь большой и представительной траурной процессией. Встречая дорогих гостей, верховный жрец сделал для себя два открытия. Во-первых, он был приятно удивлен, что молодая и энергичная особа, едущая впереди процессии — жена Нефтеха. Во-вторых, египтянин был до глубины души потрясен манерами царицы Эвридики, которая сильно напоминала саму Олимпиаду в момент ее приезда в стены храма.

Эвридика сразу показала обитателям святилища, что является, достойной дочерью своей матери. Едва ступив на храмовую землю, она потребовала для себя покои великой богини. А когда её желание было исполнено, тут же устроила полную проверку имущества оставшегося от Олимпиады.

В отличие от царицы, Антигона ничего не стала требовать от жрецов, сказав, что хозяевам лучше знать, где размещать столь необычных гостей. Довольный подобным поведением фиванки, верховный жрец вечером пригласил её в свои апартаменты, где в беседе, они быстро нашли общий язык.

— Скажите высокий господин, как вы мыслите дальнейшее существование вашего храма? Я несколько не сомневаюсь в силе пророчеств Амона и значения тех святынь, что находятся в стенах святилища, но после завершения пребывания в них богини Леды кое-чего, здесь явно будет не хватать.

— Что ты имеешь в виду, дочь моя? — осторожно спросил Херкорн, стараясь не показывать вида, что своим вопросом фиванка задела его самое чувствительное место.

— Отсутствие главного украшения вашего святилища, царской особы в ней — с самым невинным видом пояснила Антигона.

— Увы, дорогая, но на все воля богов. Амон позвал к себе свою избранницу, и мы не могли воспротивиться этому — притворно всплеснул руками жрец, с интересом ожидая продолжения разговора.

— Это конечно очень прискорбно, но мне кажется, что есть довольно интересный вариант, продолжения этой истории.

— Я внимательно слушаю тебя дорогая дочь.

— Что скажет высокое жречество святилища великого Амона, если опустевшее место одной царицы займет другая.

Услышав эти слова, Херкорн моментально напрягся, стремясь понять суть озвученного ему Антигоной предложения.

— Ты имеешь в виду ту, которая занимает покои покинувшей нас богини.

— Совершенно верно, досточтимый Херкорн. Мне кажется, что прибывшая с нами царица полна скорби и печали о своей усопшей матери, с которой она была невероятно близка по своему духу и мыслям. Едва скорбная весть достигла Александрии, то не было другого человека скорбевшего больше чем царица Эвридика. Она выказала свое горячие желание принять участие, в траурной делегации отодвинув ради этого в сторону все свои насущные дела.

— Интересно — молвил Херкорн, буравя фиванку пристальным взглядом.

— Мне кажется, что если столь схожая натура посетит подземный храм бога для проведения траурной молитвы, то возможно от общения с великим богом Амоном на нее снизойдет такое же просветление, что получила ее мать. И она, возможно, пожелает остаться в стенах оазиса, что бы продолжить служение великому богу подобно своей матери — Антигона сделал паузу, желая дать понять Херкорну о своей осведомленности относительно событий пятилетней давности.

— Опасные вещи говорит твой язык, дочь моя. Он искушает мой старческий разум большим соблазном, толкая его на рискованные действия.

— Я, прекрасно понимая твои сомнения досточтимый Херкорн. Однако если это случиться, то, вне всякого сомнения, на содержание великой царицы будет отпущена вдвое большая сумма, чем приходила в храм ранее.

— А будет ли правильно понято желание царицы посвятить себя богу людьми, которые её сопровождают и теми, кто ждет её в Александрии? — осторожно спросил Херкорн, которому очень понравилась финансовая сторона этого дела.

— Жречество святилища великого бога Амона может не беспокоиться, — неторопливо пояснила фиванка. — Почти все люди, что находятся в стенах святилища — это мои люди. Я, сама выбрала их для этой процессии и у них не возникнут ненужных сомнений. У Эвридики здесь всего несколько личных слуги. Сопровождающие процессию воины подчиняются мне как сатрапу и исполняют только мои приказы. Что касается царского двора в Александрии, я думаю, им придется смириться с волей царицы Эвридики, которую я им передам.

— А великий царь? Как он отнесется к столь необычному желанию своей супруги, когда вернется из похода?

— Из похода, — задумчиво повторила Антигона. — Похода, который очень труден и опасен. Который продлиться не один год, из которого неизвестно кто придет домой живым и здоровым. Царица же Эвридика уже выполнившая свой основной долг перед царем, родив ему чистокровного наследника Запада, к моменту возвращения Александра уже будет не так красива и свежа как прежне. И кто знает, что решит великий царь, глядя на неё? Сохранится ли любовь к ней в его сердце?

— Необычно слушать столь интересные речи из уст женщины.

— Этим я сильно разочаровала вас досточтимый Херкорн?

— Отнюдь нет. Это неожиданный, но приятный сюрприз, который преподнесли мне великие боги на склоне моей жизни.

— Тогда вернемся к нашей царице. Думаю, роль храмовой проститутки великого бога Амона ей вполне подойдет.

— Ты сильно жестока дочь моя к потомку царской крови рода Аргидов — укоризненно произнес жрец. — Великому богу вряд ли это понравиться.

— Во-первых, большего она ничего толком делать не умеет, — не смутилась упрека жреца Антигона, — а во-вторых, кем она будет в святилище проституткой или живой богиней решает великий бог Амон и только он.

— Хорошо, что ты оставляешь великому богу самому решать судьбу высокой гостьи — сказал Херкорн тоном почти решенного дела.

— Для меня главное, что Эвридика останется в святилище — скромно склонила голову перед верховным жрецом фиванка.

— Приятно иметь дело с человеком, который умеет дать хороший ответ на сложные вопросы.

— А, я счастлива от знакомства с тем, кто быстро и решительно занимается их решением.

— Надеюсь, деньги на содержания царицы Эвридики поступят в святилище без долгой задержки?

— Можете не сомневаться, господин. Все, что было предназначено для богини Леды, будет отправлено в святилище в тот же день, как только процессия прибудет в Александрию — заверила его фиванка.

Херкорн величаво склонил свою бритую голову и довольные собой, собеседники поспешили откланяться, что бы успеть отдать нужные распоряжения.

На следующий день состоялась торжественная кремация останков умершей царицы. От долгого ожидания они порядком разложились и смердели так, что прибывшие македонцы поспешили поскорее предать их огню. Совершенно не желая подойти к ним поближе и заглянуть в лицо умершей царицы.

Отдав ей должное на расстоянии, процессия терпеливо ждала, когда траурный костер уничтожит завернутое в дорогой ковер, а оставшиеся кости, будут собраны в инкрустированную золотом урну. Её македонцы специально привезенную с собой македонцами.

Эвридика, желая показать окружающим свою скорбь по поводу кончины матери, постоянно заливалась слезами и громким плачем. Когда Херкорн предложил царице принять в торжественном молебне в подземной части святилища Амона, Эвридика вначале колебалась. Однако, когда верховный жрец произнес, что столь большой чести из всей делегации могут удостоиться лишь она, как царица и Антигона, как её дальняя сводная родственница, Эвридика охотно согласилась.

Ровно в полночь, носилки царицы в сопровождении небольшой группы слуг прибыли к главному храму святилища Амона. Одетая в траурные одежды, с лицом полной скорби и печали, она осторожно переступила храмовый порог. Тот час заиграла музыка, храм наполнился горестным пением младших жрецов, и их мощное многоголосье полностью заглушали все остальные звуки, доносившиеся из храмового комплекса.

Двое жрецов одетых в леопардовые шкуры с факелами в руках, торжественно проводили царицу до последнего подземного уровня храма. Там ее ждал другой жрец, который привел царицу в алтарную комнату, где совсем недавно приняла смерть ее приемная мать. Жрец почтительно указал Эвридике ее место вблизи святыни, которая блистала в свете множества факелов и светильников. Антигоны почему-то не было, и царица даже обрадовалась этому. Она не желала, что бы фиванской выскочке оказывали почести аналогичные ей.

Приняв траурную чашу с божественным нектаром и испив ее до конца, Эвридика вскоре незаметно попала под власть монотонного пения жрецов, которое буквально сковывало ее душу. Стоя на месте, она не могла оторвать свой взгляд от святыни Осириса, который буквально притягивал ее своей загадочностью.

Желая рассмотреть изваяние получше, царица приблизилась к артефакту испытывая огромное желание потрогать его руками. Так продолжалось длительное время; жрецы пели свои гимны, а женщина все боролась со своим искусом и была готова уже протянуть руку, как внезапно из темноты возник верховный жрец Херкорн.

Это сильно испугало Эвридику. Она чуть было не отскочила в сторону от страха. Сердце её разом стало биться в бешеном ритме, а живот буквально скрутило.

Прекрасно видя состояние царицы, жрец величаво приблизился к ней и, глядя в ее глаза подобно удаву, громко и отрывисто произнес:

— Дочь моя, сейчас я взывал к великому богу Амону, и он открыл мне свою божественную волю.

Услышав это, царица Эвридика внутренне содрогнулась в предчувствии, чего-то нехорошего и опасного для неё.

— Бог Амон по-прежнему благоволит к вашему царскому роду. Он очень доволен тем как служила его имени твоя мать богиня Леда и в знак особого своего расположения, пожелал, чтобы ты Эвридика заняла ее место в стенах этого храма.

От услышанных слов у Эвридики перехватило дыхание. Она судорожно открывала рот, но от волнения не могла произнести, ни звука.

— Твое молчание царица Эвридика я понимаю как знак твоего полного согласия с волей бога — торжественно изрек жрец и, обращаясь к стоящим за спиной Эвридики людям, приказал — Приступайте.

Наконец-то воздух проник в грудь царицы и крик ярости и негодования сорвался с губ македонянки, но чья-то рука моментально оборвала его, засунув в рот грубый травянистый кляп. Он моментально разбух от воды и лишил тем самым царицу возможности говорить. Пытаясь оказать сопротивление, Эвридика дернулась, но тут же получила сильный удар в поясницу и возникшая боль моментально лишила ее желания к сопротивлению.

Чьи-то сильные руки быстро освободили царицу от траурных одежд, и вскоре она стояла перед Херкорном в своем первозданном виде. По едва заметному движению его брови жрецы заставили Эвридику опуститься на колени перед святыней Осириса. Быстрым движением они связали за спиной руки царицы крепкой веревкой, и отошли, позволив жертве яростно дергать руками и глухо мычать сквозь разбухший кляп.

Пока царица, таким образом, гневалась, один из жрецов произвел надрез ее кожи в области подмышки и, окропив свою ладонь выступившей кровью, направился к фаллосу.

Стоявший рядом с алтарем Херкорн стал громко и торжественно читать молитву, под слова которой окровавленная рука жреца опускалась все ниже и ниже к каменному артефакту.

Царица попыталась вскочить с колен, но черные руки моментально пресекли эту попытку. Едва Херкорн произнес последние слова молитвы, рука жреца легка на фаллос и в тот же момент по всему телу Эвридики пронзили тысячи маленькие острые иглы страха. От охватившего ее чувства безысходности она взвыла, и тут боги послали ей надежду на спасение в лице Антигоны.

Фиванка неожиданно вынырнула из мрака алтарной комнаты, и неторопливо походкой опоздавшего человека направилась к Херкорну, явно не узнавая Эвридики. Царица отчаянно забилась в руках жрецов, пытаясь громко позвать Антигону к себе на помощь. Однако из ее рта вместо слов вылетали не членораздельные звуки, а грязная от травянистого кляпа слюна, обильно капала на ее роскошную грудь.

Антигона подошла к алтарю и, повернув голову к стоящей на коленях македонянке радостно улыбнулась. Эта улыбка вмиг погасила в душе царицы надежды на счастливый исход своей судьбы.

— Поздравляю тебя благородная Эвридика с началом служения великому богу Амону. Отныне, по его желанию ты будешь храмовой проституткой, как была ею твоя покойная мать, и своими нежными прелестями будешь исправно пополнять казну храма.

Гримаса злости и ненависти исказила лицо царицы, она гневно дернула головой и моментально получила звонкую оплеуху.

— Слушай меня внимательно благородная дочь из рода Аргидов. Никто и никогда не придет к тебе на помощь, поскольку сегодня утром я торжественно объявлю македонцам, что была свидетелем как во время молитвы, тебе явилась тень покойной Олимпиады и приказала тебе остаться здесь. Занять ее место в служении своему мужу, великому богу Амону. Верховный жрец Херкорн милостиво согласился с твоим решением, и ты немедленно отреклась от царского сана, что бы уединившись подготовить себя к главному ритуалу служения.

Гнев застлал глаза Эвридики от этих подлых слов, она гордо вскинула свою голову перед предательницей и получила сильный удар в лицо от фиванки. И пока кровь из разбитого носа и слезы из глаз заливали прекрасное лицо, Антигона властной рукой сорвала с ее головы золотой венец и дерзко водрузила его на себя.