Александр. Продолжение похода 4

— Опять Антигон. В тебе явно говорит старая обида, Нефтех — откровенно усомнился в его словах Александр, но египтянин был непоколебим.

— Антигон последний из полководцев твоего отца, за которым с готовностью пойдут обиженные на тебя ветераны. Ты сам говорил, что по своим способностям он мало в чем уступал Аталлу и Пармениону и у него есть веские причины быть недовольным тобой.

— И из-за того, что я когда-то отправил его во Фригию, он поднимет мятеж? Ты явно перегрелся на солнце и тебе везде мерещатся заговоры.

— Из-за одной старой обиды — конечно нет. Но если ему будет сделано предложение, от которого он не сможет отказать?

— Ты имеешь в виду верховную власть!? — от негодования кровь прихлынула к лицу Александра.

— Тебе виднее, государь, чем могут твои враги соблазнить старого стратега. Я только рассуждаю.

— В своих рассуждениях ты зашел слишком далеко! Пора бы и знать меру!

— Прости государь, что расстроил тебя своими рассуждениями. С твоего позволения я пойду — Нефтех стал кланяться и сделал вид, что хочет уйти, но Александр ему не позволил.

— Ты посеял подозрение в моей душе и хочешь уйти? Ну, нет, говори, что ты предлагаешь, указывая мне на стратега Антигона? Прекратить поход и вернуться обратно, чтобы уничтожить заговорщика!? — взгляд царя пылал праведным гневом, но он не испугал египтянина.

— Ты неправильно толкуешь мои слова, государь. Ни о каком возвращении обратно не идет речи, так как самое пагубное бросать начатое дело на полпути.

— А если ты прав и Антигон выступит против меня с моими недругами?! Что тогда?! — продолжал допытываться венценосец.

— Я полностью уверен в том, что у хилиарха Эвмена хватит сил и способностей справиться с любым мятежником — ровным и уверенным голосом ответил Нефтех.

— Это хорошо, что ты в этом уверен. Одна добрая весть за все время разговора с тобой — процедил Александр. Он вплотную подошел к Нефтеху и заглянул в его узкие миндалевидные глаза.

— А в успех моего похода на синов ты тоже уверен?

Взгляд потрясателя Вселенной буквально сверлил лицо египтянина, но оно, ни на йоту не изменилось.

— Если бы я сомневался в твоем успехе, то бы нашел множество причин и не стоял бы рядом с тобой, государь. Я полностью верю, в твой божественный гений и готов пройти с тобой весь путь до конца Ойкумены.

— Отлично сказано. Тогда у меня к тебе ещё один вопрос. Подозревая в измене Антигона, ты также подозреваешь в измене и его сына Деметрия?

— Нет. Со своим разгульным характером Деметрий меньше всего подходит на роль заговорщика.

— Значит, он для меня не опасен, как в свое время был опасен Кассандр и Иолай?

— Пока он рядом с тобой и полностью оторван от отца — не опасен — подтвердил Нефтех.

Услышав ответ своего советника, Александр устало сел на стул и приказал пажу принести чашу с вином.

— Надеюсь великие Мойры не оставят нас своей милостью — молвил государь пригубив содержимое чаши и кивком головы отпустил Нефтеха.

На следующий день, македонское войско снялось с лагеря и двинулось вперед, держась берега быстрой горной речушки. Отныне она становилась для них главной путеводной нитью в неизведанное.

Тем временем огромный флот Неарха упорно боролся со знойным пассатом. Он обрушился на паруса кораблей, едва они миновали столбы Геракла и повернули носы своих триер на юг. Стоя на палубе своего корабля, Неарх с гордостью вспоминал тот день, когда он настоял на строительстве по ту сторону столбов Геракла, нового морского порта на африканском побережье. Надежно укрытый от свирепых штормов, Александрия Атланта подарила идущим из Средиземного моря морякам полноценный отдых и возможность ремонта перед началом большого плавания в неизведанное. Не будь у мореплавателей такой возможности, они бы наверняка недосчитались многих своих кораблей в самом начале пути.

Двигаясь вдоль безжизненных пустынных берегов и изнывая от постоянной жары, все мореходы истово хвалили своего наварха. Перед отплытием из порта, он приказал доверху заполнить, все корабельные емкости свежей водой. Кроме этого, Неарх заставил корабелов тщательно укутать кувшины с водой войлоком, тряпками или парусиной, сложенной в несколько слоев. Благодаря этому, вода не так сильно нагревалась и не так быстро портилась.

Расставшись с Александрией и повернув на юг, моряки каждый день видели одну и ту же картину. Пышущие нестерпимым зноем белые пески пустыни нескончаемым строем тянулись вдоль самой кромки берега без малейшего намека на признаки жизни. Солнце всходило и заходило, а пейзаж вдоль левого борта кораблей оставался неизменным. Огнедышащая пустыня, словно верная собака, неустанно бежала вместе с кораблями Неарха нагоняя на людей сильную тоску и печаль.

Глядя на эти, казалось бескрайние безжизненные просторы, моряки поневоле заболевали страхом смерти перед раскинувшейся перед ними мощью Природы. Даже те, кто плавал с Неархом в аравийской экспедиции и ранее в индийском походе начинали опасаться в благополучном исходе этого плавания. Глядя, как быстро сокращаются запасы пресной воды на кораблях, они больше думали, хватит ли её на обратный путь, а не о том, как далеко они смогут продвинуться на юг.

Когда по подсчетам моряков запасы воды подошли к опасной черте, собравшись на корабле наварха, они заговорили о возвращении, но Неарх отказался их слушать.

— Властью данной мне великим царем Александром, я приказываю продолжать движение на юг — отрезал критянин, и корабелы ему подчинились. Подчинились не из-за страха перед великим царем, а той уверенности, что исходила от лица и всей фигуры наварха.

Её в Неарха вливали кроки африканского побережья, что предоставил ему Нефтех, после тщательного изучения тайных морских архивов торговых домов карфагенян. Тщательно выписанные на куске папируса они говорили наварху, что ждет его впереди. Через сколько дней наступит перелом в состязании бега кораблей и пустыни, и какие ещё трудности и неприятности ждут мореходов впереди.

Обладание столь важными сведениями, позволяло Неарху смотреть свысока на своих подчиненных и решительным голосом отдавать им приказы о движении.

Прошло ещё несколько дней после знаменательного совещания и страх и сомнения вновь смутили разум моряков, и они вновь стали уговаривать Неарха, повернуть назад хотя бы часть кораблей. С расчетом бросить часть триер, и уплотнив экипаж добраться до Александрии Атлантической.

И вновь, критянин ответил своим соратникам категорическим отказом. Стоя на корме вместе со своей женой фиванкой Гесионой, он пригрозил морякам, что высадит на берег или того лучше, выбросит за борт любого, кто посмеет заговорить с ним о возвращении экспедиции. Обиженные люди зароптали, но следующие слова Неарха потрясли и смутили их до глубины души.

— Через пять дней у вас будет вода — пренебрежительно пообещал наварх просителям, чем заставил их в смятении отступить.

Стоит ли говорить, что слова Неарха взбудоражили весь флот. Сотни глаз настороженно смотрели на просторы голубого океана, а сотни уст, нет, нет, да и окликали сидящих на верхушках мачт кораблей наблюдателей. Моряки с нетерпением считали оставшиеся до названного Неархом срока дни, но хитрый критянин ловко обманул их.

Заканчивался третий день, когда наблюдатели заметили по правому борту своих кораблей признаки нескольких больших островов. Словно охотничьи псы, быстроходные триеры, идущие в авангарде царского флота, бросились к нему, под громкие крики оставшихся моряков.

Не прошло много времени, как разведчики доложили Неарху, что открытые ими острова обитаемы и на них есть источники хорошей питьевой воды. Кроме этого, на главном острове, что находился недалеко от побережья Африки, имелись остатки фактории карфагенян, наспех ими брошенной.

Сидя в кресле под навесом, Неарх слушал доклад разведчиков с величавым видом, время от времени бросая торжествующие взгляды в сторону своих несговорчивых оппонентов. С этого дня авторитет наварха стал непререкаем для его подчиненных.

К большому удивлению Неарха, местные островитяне разительным образом отличались от смуглых и черноволосых берберов, что жили по обе стороны Столбов Геракла. Несмотря на смуглый окрас кожи, аборигены были светловолосы и голубоглазы, что выдавало в них потомков европейцев. Кроме этого, наметанный глаз критянина отметил, что островитяне живут, изолировано от остального мира. Сколько он не смотрел, но так и не увидел среди них метисов.

Для налаживания контактов с ними, наварх поспешил преподнести верховному вождю острова богатые подарки, которые тот с благодарностью принял. Командовавший воинами кораблей стратег Аристогон хотел объявить жителей островов подданными царя Александра, но Неарх горячо возразил воителю. Он живо напомнил Аристогону царский наказ о мирном обхождении с местными жителями и тот нехотя подчинился требованию морехода, дав себе слово взять реванш в другом месте.

Благодаря тому, что туземцы понимали финикийский язык, Неарх узнал, что пуны оставили свою факторию около года назад. Тогда по их словам, к острову подошло много кораблей. Они пробыли здесь два дня, после чего фактория полностью опустела, а корабли уплыли на юг.

Осматривая факторию, Неарх удивлялся, почему карфагеняне за много лет своего пребывания в этих местах не расширили её. Почему не сделали из неё перевалочную базу для своих кораблей, идущих на юг. Ведь прохладный климат в сочетании с хорошими источниками пресной воды позволял это сделать.

Ответ на свой вопрос Неарх нашел при внимательном изучении трофейные лоции. Пометки, сделанные чей-то рукой на краю папируса, напоминали, кто мог знакомиться с отчетами мореходов дома Ганнонов, и какие кары постигнут того, кто позволит прочесть их посторонним.

Торговые дома карфагенян свято хранили свои коммерческие тайны, и только смертельная опасность могла заставить торговцев рассказать о них. Так оказавшись в осажденном Гадесе, перед лицом неминуемой смерти, представители дома Ганнонов были вынуждены рассказать карфагенским сенаторам о возможности бегства в южном направлении.

Мореход никому не сказал о своем открытии, не желая раньше времени нервировать людей. Поэтому, как только запас воды был пополнен, македонские корабли снялась с якоря, и двинулись на юг, оставив за своей кормой теперь уже факторию македонского царя, названную по имени жены флотоводца — Гесионы.

Глава VII. Старый лев прыгнул.

Долго, невыносимо долго ждал стратег Антигон сообщения от своих тайных друзей из далекого Мараканда, о том, что войско великого царя Александра покинуло город и отправилось покорять восточный край Ойкумены.

С каким страстным нетерпением ждал старый полководец того момента, когда капризные Мойры наконец-то позволят ему выступить против ненавистного ему царя Александра. Когда можно будет подать сигнал к выступлению и собрать под свои знамена всех тех, кого несправедливо обидел Александр за годы своего правления.

Только одни бессмертные боги знают, каких трудов ему стоило удерживать от преждевременного выступления македонскую знать. Напуганные проведенными Птоломеем репрессиями они опасались, что рано или поздно хилиарх Запада узнает об их связях с Антипатром и тогда им только один путь на плаху палача.

Лишь силой авторитета полководца царя Филиппа, поборника восстановления старых порядков и обычаев, Антигону удалось заставить сидеть тихо и ждать представителей македонских родов из Верхней Македонии. В этом ему также помог тот момент, что их негласный лидер стратег Полиперхон на семьдесят шестом году своей бурной жизни.

Причины, побудившие Антигона действовать против своего царя, отнюдь не заключались в его несогласии с азиатским деспотизмом Александра. Многие его действия Антигон понимал и одобрял и окажись он на месте Александра то сам бы поступал точно также. Главная его обида заключалась в том, что весь поход Александра на восток и на запад, он просидел на второстепенной тыловой должности. Подобная немилость царь оттерла его от всех тех материальных благ, которые в огромном избытке получили другие стратеги македонского царя.

Обида эта была столь сильной и горькой, что её не смогло приглушить даже тот факт, что Александр приблизил к себе сына Антигона Деметрия. И не просто приблизил, а взял в поход на край Ойкумены, признавая тем самым военные способности Деметрия. Удержавшись от выступления против Александра во время его Аравийского похода, Антигон решил выступить против него в этот раз. Справедливо полагая, что иного удачного шанса поднять мятеж против Александра вряд ли представиться.

Едва только усталый гонец сообщил Антигону "что небо — чистое", как он воздал хвалу бессмертным богам за то, что они услышали его молитвы и увели царя Александра в бескрайние дебри степей и пустынь. Одновременно с этим, старый воитель попросил Зевса и великих Мойр, чтобы Александр как можно дольше не возвратился обратно из своего похода.

Единственное, что несколько омрачало радостную весть, так это мысли о сыне Деметрии. Мятеж против царя автоматически подразумевал его смерть, но Антигон был готов пожертвовать своим первенцем ради свержения дома Аргидов. К тому же у него уже был внук названый в честь деда, что позволяло старому полководцу строить далеко идущие планы.

Вечером того дня, стратег собрал у себя всех тех кто знал о его намерениях или по мнению Антигона был готов поддержать его выступление.

Чтобы полностью обезопасить себя от возможной измены со стороны приглашенных в дом людей, Монофтальм приказал слугам встать у дверей с оружием в руках и убить всякого, кто выйдет из них.

К огромной радости полководца он не ошибся ни в ком из своих гостей. Все они как один дружно поддержали Антигона в его решении выступить против тирании царя Александра, за восстановление старых порядков и традиций. Ни у кого из них не возник вопрос, что делать, если Александр вдруг откажется от похода и вернется в Мараканд. Сказав "Да", они были готовы идти за Антигоном до конца и с оружием в руках отстаивать свои ценности и идеалы.

Вслед за этим Антигон отправил в Македонию к кланам Линкистидов, Аргеадов и Орестидов Эвдема, с призывом выступить в поддержку законных прав на царский престол двух прямых потомков Филиппа Македонского сына Филиппа и дочери Европы. Старый стратег не сильно рассчитывал на действенную помощь со стороны знати Верхней Македонии, но даже если родовитые македонцы только ограничатся шумной болтовней, это могло прочно связать руки хилиарху Запада Птоломею в подавлении мятежа Антигона.

На все тайные приготовления ушло около недели и вот в светлый день начала лета 316 года, в столице Фригии произошли удивительные события. Рано утром жители Гордия были разбужены громкими криками и торжественным пением флейт, извещавшие заспанных горожан о прибытии к ним большой праздничной процессии. На двух богато украшенных повозках, запряженных белыми лошадьми, окруженные почетной охраной, в города въехали потомки царя Филиппа Македонского. Его сын Филипп Арридея и чудом, спасшаяся от рук эпиротки Олимпиады дочь Европа.