Так что Рождество запомнилось мне пойманным оленем, драчкой с несколькими акромантулами, пожелавшими заявить свои права на эту гору мяса, но так и не сумевшими их отстоять в бою, и ветром, свистящим в крыльях, когда я после охоты взлетел повыше...
А после отбоя я двинулся в Запретную секцию библиотеки. Подаренную мне мантию я воспринял как негласное разрешение на ее посещение. Разумеется, Филч бродил по библиотеке, и профессора Снейп и Квиррел ссорились в коридоре. Они так увлеклись этим занятием, что пришлось кинуть Снейпу нить с сообщением "Хватит, профессор. Я уже все слышал". Разумеется, спор немедленно прекратился, и профессора отправились искать "неизвестного нарушителя", о котором им сообщил Филч, в Запретную секцию. При этом Снейп аккуратно обошел ту нишу, в которой я прятался, с украденной из библиотеке книгой "высочайше к прочтению запрещенной".
И, естественно, профессорская охота, вкупе с желанием ее избежать, завели меня в заброшенный класс, где и стояло огромное зеркало. Я даже не дал себе труда прочитать надпись на раме. Я и так знаю, что там написано. Здравствуй, зеркало Еиналеж!
Глава 100. Отражения.
Сначала в глубине мутного стекла не отразилось ничего. То есть — вообще. Потом, постепенно, проявилась комната, в которой я с некоторым удивлением опознал заклинательный зал моего домена. Серебряная роспись черных стен и расчерченная на полу защитная звезда говорили об это однозначно.
Начали проявляться и отражения тех, кто стоял в зале. Прежде всего, мое внимание привлекли каштановые волосы и теплый взгляд карих глаз. Гермиона. Герми. Миа. Миа Аморе. Повзрослевшая, но, тем не менее — легко узнаваемая. Хрупкие плечи окутывал традиционный черный шелк в серебряной росписи — наряд равно подходящий и боевому магу и Высокой леди. Стройные ножки обуты в черные сапожки с все тем же серебряным рисунком защитных чар. А все, что между — было надежно скрыто обнимающими девушку крыльями.
Подняв глаза немного повыше, я увидел и обладателя этих крыльев. Себя. Но не того себя, который сейчас смотрелся в зеркало Еиналеж. А того, который дрейфовал сейчас в Межреальности, лишенный не только сознания, но и души. Пламя Удуна весело плясало в глазах. Серебряные волосы до плеч, к которым привык еще с детства, шевелились, как будто колыхаемые неощутимым ветерком. Вот только крылья... Если раньше я привык видеть и ощущать кожистые крылья, подаренные мне Мантикорой, то теперь серебряный огонь плясал на черных металлических перьях... Ну да. Я всегда хотел именно такие, но... Впрочем... есть у меня идеи, о том, как привести себя именно к такому виду. Рук не видно, но, судя по хитрой усмешке — объятья, в которых мое Отражение удерживало девушку, были отнюдь не дружескими... и не братскими.
Из-за плеча моего Отражения сверкает черный камень в рукояти Кай. Интересно, неужели я действительно хочу видеть ее мечом? Не хочу снова увидеть ее живой?
— Я и так вполне живая.
— То есть...
— Это я хочу видеть себя такой. Привыкла уже и не хочу ничего менять.
— Вот это да...
— Ага. Ведь мы сейчас смотрим в Зеркало вдвоем. Вот оно и показывает наши общие желания.
— Спасибо, Кай. — И я ласково поглаживаю почти не реальную рукоять.
В тот момент, когда я уже собирался отойти от Зеркала, мое Отражение понимающе усмехнулось, и немного отвело крыло, показывая зажатый в левой руке атейм. Хм... А ведь это — идея. Черный кинжал возникает и в моей руке. Острейшее лезвие безболезненно рассекает запястье, и я некоторое время жду, пока ладонь, сложенная в "лодочку" заполнится кровью, а потом — плескаю в зеркало. Рана мгновенно затягивается, но еще быстрее серебряные брызги впитываются в стекло. Я-в-Зеркале вновь улыбаюсь. Что ж теперь у Зеркала есть Страж и Хранитель. И теперь все, что спрячут в это Зеркало я смогу достать из любого кусочка отражающей поверхности.
Я улыбаюсь древнему артефакту, избравшему меня своим Хранителем. Многие хотели бы оказаться на моем месте, но любой другой мог бы искупать это Зеркало в полный размер в собственной крови, и не получить того же результата. Это был выбор самого Зеркала, а кровь была всего лишь знаком, что я готов и согласен принять эту обязанность. После этого я уселся поудобнее и некоторое время любовался столь приятной мне картиной. Впрочем, продолжалось это недолго: желания надо воплощать, а не любоваться на их иллюзии. Я-из-Зеркала понимающе улыбается и исчезает, оставляя только отражение пустого класса, в котором меня нет.
А следующим вечером я, из озорства и извращенной мстительности, притащил к Зеркалу Рона. Картинка, описанная шестым Уизли, меня не удивила: значок старосты, квиддичный Кубок, грамота Лучшего ученика... Все это было вполне ожидаемо. Но особенно меня повеселила та часть картины, о которой Роннни умолчал. Но зеркало Еиналеж передало ее мне, как Хранителю. В ней я (то есть Гарри Поттер) с позором вылетал из школы, а директор торжественно пожимал руку Рона и благодарил за "вовремя вскрытую гнилую сущность Поттера". Гермиона в роновых желаниях, как я впрочем, и ожидал, не появилась совершенно. Неудивительно.
Несколько вечеров после этого мы с Роном по очереди пробирались к Зеркалу, чтобы полюбоваться на воплощение своих желаний. Но однажды, когда я пришел в заброшенный класс за пару дней до конца каникул, там кто-то уже был. Если я ничего не перепутал — это должен быть Дамблдор с поучительной лекцией о природе Зеркала. К счастью, я, будучи Хранителем и Стражем Зеркала точно знал: то, что видит человек в Зеркале Желаний — видит он один. Так что я мог совершенно спокойно любоваться на то, как я обнимаю Гермиону, или она — меня. Что интересно — сцены каждый раз были совершенно пристойные. Похоже, что гормональный фон детского тела все-таки давил на меня, искажая мышление, и это стоит учитывать.
На скрип парты за спиной я отреагировал так, как и положено: испуганно дернулся и обернулся.
— Ты снова здесь, Гарри?
— Да, профессор Дамблдор. Я снова здесь.
— Итак, ты, как и сотни других до тебя, обнаружил источник наслаждения, скрытый в зеркале Еиналеж. — Я промолчал. Все и так было очевидно. — Надеюсь, что ты уже знаешь, что показывает это зеркало?
— Оно... ну, оно показывает мне мою семью... — Правда и только правда. Судя по неприметному браслету, то и дело мелькавшему в Отражениях — речь шла именно о семье.
— А твой друг Рон видел самого себя со значком первого ученика школы. — Насчет "друг" я бы усомнился. А вот все остальное — чистая правда. Естественно — не вся.
— Откуда вы знаете? — Вообще-то все абсолютно ясно: раз чужие видения нельзя подсмотреть — значит, агент "Рыжик" успел доложиться.
— Мне не нужна мантия-невидимка для того, чтобы стать невидимым, — голос директора напоминает пуховую подушку. — Итак... что, на твой взгляд, показывает всем нам зеркало Еиналеж? — Вообще-то я могу ответить, но... зачем? Пусть лучше директор рассказывает. Так что я молча пожимаю плечами.
— Я попробую натолкнуть тебя на мысль. Так вот, слушай. Самый счастливый человек на земле, заглянув в зеркало Еиналеж, увидит самого себя таким, какой он есть, — то есть для него это будет самое обычное зеркало. Ты меня понял? — Ага. Так я и поверил. Увидеть самого себя в этом артефакте сумеет разве что Будда, пребывающий в нирване.
— Оно показывает нам то, что мы хотим увидеть, чего бы мы ни хотели... — Я говорю медленно, изображая бурный мыслительный процесс. Похоже, что моя игра достаточно талантлива, чтобы убедить единственного, но весьма квалифицированного и наблюдательного зрителя. К счастью, у меня большой опыт участия в постановках такого рода.
— И да, и нет, — негромко заметил Дамблдор. — Оно показывает нам не больше и не меньше, как наши самые сокровенные, самые отчаянные желания. Ты, никогда не знавший своей семьи, увидел своих родных, стоящих вокруг тебя. Рональд Уизли, всю жизнь находившийся в тени своих братьев, увидел себя одного, увидел себя лучшим учеником школы и одновременно капитаном команды-чемпиона по квиддичу, обладателем сразу двух Кубков — он превзошёл своих братьев. Однако зеркало не даёт нам ни знаний, ни правды. Многие люди, стоя перед зеркалом, ломали свою жизнь. Одни из-за того, что были зачарованы увиденным. Другие сходили с ума оттого, что не могли понять, сбудется ли то, что предсказало им зеркало, гарантировано им это будущее или оно просто возможно?
Мы постояли в молчаливом размышлении. Не знаю, о чем думал директор, а я обдумывал сказанное им. Но не думаю, чтобы он обрадовался направлению моих мыслей. Судя по описанию директора — Рон выходил эгоистом и завистником, воспринимающим окружающих исключительно как завистников и соперников. В его представления, рядом не было места никому. Так что, даже не знай я некоторых подробностей будущего, не разбирайся в эпизоде с Пологом, не пойми подтекста директорской осведомленности — уже одна эта фраза могла бы оттолкнуть любого от идеи подружиться с Роном.
— Завтра зеркало перенесут в другое помещение, Гарри, — продолжил директор. — И я прошу тебя больше не искать его. Но если ты когда-нибудь ещё раз натолкнёшься на него, ты будешь готов к встрече с ним. Будешь готов, если запомнишь то, что я скажу тебе сейчас. Нельзя цепляться за мечты и сны, забывая о настоящем, забывая о своей жизни. А теперь, почему бы тебе не надеть эту восхитительную мантию и не вернуться в спальню?
Я с легкостью пообещал профессору не искать Зеркало. Да и зачем мне его искать, когда я теперь могу превратить в Зеркало Желаний любую отражающую поверхность? Директор, Вы даже не представляете, какой ценный подарок мне преподнесли.
Глава 101. Встреча. (Гермиона).
Поезд не мчался и даже не ехал. Он просто полз, медленно и печально, как похоронная процессия. Время тянулось совершенно бесконечно. Я чуть было не сорвалась и не нарушила данное себе же обещание дотерпеть и не вызывать Гарри по связи Метки. Конечно, может быть разговор и принес бы мне некоторое облегчение, и сократил бы время ожидания... Но я хотела всего и сразу.
Особенно обидно было то, что зимний день оказался, как и положено, очень короток, но езда в темноте все равно вызывала ощущение, что мы вот-вот приедем... А вокзал Хогсмит все не появлялся и не появлялся. Но все проходит. Кончилось и эта бесконечная поездка. А на перроне нас ждал... Гарри. Мне сразу вспомнился отъезд. Профессор МакГонагалл тщательно пересчитала отъезжающих, провела перекличку... И все равно Гарри сумел как-то просочиться. Я заметила его присутствие только тогда, когда он вскочил в ту же безлошадную карету, куда села сама. При этом он довольно бесцеремонно отодвинул какого-то парня из Рейвенкло, нацелившегося в ту же карету, и тот отошел, как будто это было в порядке вещей. А уж когда наш декан обнаружила его на перроне... Гриффиндор потерял разом пятьдесят баллов, но мне почему-то совершенно не хотелось ругать Гарри за это. Я была очень рада тому, что он наплевал на правила, чтобы проводить меня. И вот теперь он встречал меня, стоя возле декана с абсолютно уверенным и спокойным видом. Похоже, на этот раз ему удалось заранее мирно договориться.
— Ага. Вот только договоренность была вида "или я иду с Вами и у Вас на виду, или иду один — выбирайте совершенно свободно и добровольно". Профессор МакГонагалл предпочла держать меня на виду. — Ментальный голос Гарри был переполнен искристым смехом.
— Гарри! Спасибо, что ты так легко относишься к баллам и правилам! — Я чуть не закричала от счастья.
— Миа, я, кажется, уже тебя спрашивал, но все-таки... где же та правильная девочка Гермиона, которая так старательно выучила все школьные правила, и пару раз прочла мне лекцию о необходимости их соблюдения? — Я вспомнила несколько таких эпизодов и чуть не покраснела от стыда. Какой же дурой я была!
— Не знаю... Наверное — вымерла, как мамонт. Окружающая среда уж больно агрессивная: Пологи Отчаяния так и летают туда-сюда.
— Оу! Не надо сравнивать себя с мамонтом. На шерстистого слона ты совершенно не похожа.
— А на кого похожа?
— На очень красивую девочку.
Меня разрывали два желания: кинуться Гарри на шею... и провалиться сквозь землю. Одна мысль о том, чтобы прикоснуться к нему — заставляла мои щеки предательски алеть. Гарри же посмотрел на меня... А потом шагнул вперед и прижал к себе. Горячая волна затопила мои щеки... А потом — сразу куда-то девалась. Мне стало тепло и уютно. И только голос декана прорвал эту завесу, отделившую меня от остального мира.
— Мистер Поттер, мисс Грейнджер. Что это вы делаете?
— Выражаем радость встречи после каникул. — На реплику профессора ответил Гарри, потому что я не смогла произнести ни слова.
— Думаю, что выражать радость встречи лучше будет в более приватной обстановке.
— Спасибо, профессор. Я как-то не додумался до столь замечательной идеи. — Гарри ехидно поклонился. Профессор МакГонагалл на несколько секунд онемела... — Герми, а где Драко и Дафна?
— Не знаю... Я так обрадовалась...
— Спасибо, Герми. — Меня еще разок крепко сжали в объятьях, а потом Гарри отпустил меня и сделал шаг назад. — Пойдем, поищем их, а заодно и "более приватную обстановку".
Искать слизеринцев долго не пришлось: они уже махали нам из кареты.
— Ребята, что же вы так пропали?
— Гермиона так рванула к тебе, что мы подумали: имеет смысл занять для вас карету. А то сами можете о такой мелочи и не задуматься. — Дафна как-то очень по-доброму улыбается мне.
— Спасибо, ребята!
— Да не за что.
— Вам что-нибудь нужно в замке?
— Нет, наверное. Разве что — поужинать?
— Да. Это имеет смысл. Тогда... встретимся после ужина, хорошо?
— Хорошо. У меня есть, что рассказать. — Драко выглядит очень довольным. Похоже, он что-то нашел в библиотеке своего Дома.
— Правда. Есть кое-что, что Вам нужно знать. — Дафна делает почти незаметное ударение, подчеркивая большую букву в обращении.
— Отлично. У меня тоже есть, что вам рассказать.
Дафна чему-то улыбалась. Драко просто цвел. Похоже, что у него на каникулах получилось что-то важное.
До ужина оставалось еще немного времени, а у нас было слишком много интересных тем для разговора. Так что мы потихоньку скрылись от навязчивого внимания соучеников и преподавателей на берегу Черного озера, где Гарри накрыл нас Отсечением и Невниманием. Там мы начали делиться впечатлениями, полученными на каникулах. Дафна рассказала о визите к ним Люциуса Малфоя и Аслунда Паркинсона. Из подслушанного сестрами Гринграсс разговора было ясно, что высокие договаривающиеся стороны пришли к выводу, что политические выгоды от союза Малфоев и Паркинсонов никак не компенсируют необходимости передавать имя Дома бастардам вследствие бесплодности брака (идея признать наследником сквиба даже не рассматривалась). Так что результатом переговоров стала неофициальная (и от того — только более крепкая) договоренность о предстоящей помолвке наших слизеринцев с тем условием, что второй сын получит фамилию Гринграсс и примет на себя бремя продолжения данного Дома. Судя по счастливому виду Дафны, ее данное условие более чем устраивало.
