Опричник I I (дубль)

Кроме легких орудий мы изготовили и опробовали ещё пару весьма интересных образцов. Двенадцатигривенковый полевой единорог с длинной канала ствола в двенадцать калибров и весом в двадцать два пуда, а так же двадцатипятигривенковый, с такой же длиной канала в калибрах и весом в тридцать шесть пудов. Орудия получились очень серьезные. Однако о массовом производстве пока говорить было рано. В сравнении с полковым вариантом первое орудие имело заряд в три фунта пороха вместо двух, а второе все шесть. Пробные экземпляры мы проверили с пяти и десяти зарядами, и получили очень впечатляющую дальность, вот только точность стрельбы при этом оказалась не шибко высокой. К тому же в ближайшую пару лет, сколько-нибудь значимого количества таких стволов наша пороховая мельница боеприпасами обеспечить не сможет.

Зарядный ящик двадцатипятигривенкового единорога содержит сорок зарядов, то есть в сумме шесть пудов пороха. По большому счету для серьезной компании потребуется как минимум пять-шесть таких ящиков, то есть на сотню орудий как минимум три тысячи пудов пороха вынь да полож. С учётом того, что всего через год после упомянутого строка в реальной истории началась Ливонская война, поневоле задумаешься что лучше — иметь такие орудия со скромным количеством боеприпасов, или делать их под старый порох. А уж если вести речь об осадных пушках или мортирах, то там вообще вопрос выбора не стоит. Впрочем, их-то как раз можно сделать универсальными, благо диаметр канала ствола позволяет серьезно увеличить размер зарядной каморы и при необходимости использовать обычный порох.

В любом случае, до прибытия образцов и их испытания, обсуждать с новыми царскими вассалами было нечего. Оставалось только ждать...

...

Расшивы пришли только двадцать восьмого октября. Разгружали их ударно, тут я денег не пожалел, и в помощь своим мужикам нанял ещё и местных. Так что в первый ноябрьский день они уже отправились обратно. С учётом того, что в прошлом году до устья Железницы они дошли за пару недель, есть шанс, что и сейчас удастся добраться до зимнего затона до начала ледостава. Самому же пришлось остаться в Москве. Во-первых, хоть я и сразу после прибытия Кожемякина с монетным станком известил об этом государя, но аудиенцию он назначил как раз в воскресенье, первого ноября. Во-вторых, после переговоров с черкасскими князьями всё одно придётся некоторое время подождать, пока казна не рассчитается за доставленные картечь и ядра. Их в этом году государь заказал столь изрядно, что до конца года новая домна только и работала на царский заказ.

С одной стороны хорошо, что успели справиться, да вот незадача, чтобы вот так сразу получить полагающиеся сорок четыре тысячи триста пятьдесят рублей, и речи нет. Столько денег разом в казне нет, так что нужно обождать. Впрочем, по словам казначея там нет и половины потребного, посему ждать мне ещё неделю или две. Что интересно, за стекло Дворцовый приказ рассчитался сразу, без малейшей проволочки, правда, только за самое лучшее и первосортное. То, что должно было пойти на "государев зимний сад" приказ оплачивать отказался до момента установки "по месту". Так что получил я вместо пяти тысяч семисот шестидесяти рублей всего три тысячи шестьсот, при этом, не имея возможности продать иноземным купцам непринятое дьяками второсортное стекло без особого на то разрешения царя.

Проблема в том, что строительство мы ранее весны точно не начнем, пока даже рисунок узоров для чугунных рам не утвержден. А с учётом того, что за прошедшие с момента запуска стекловаренной печи девяносто дней, подобного стекла, мы успели выработать семь с лишним сотен пудов, дальше ситуация только усугубиться. Пока его выходит от силы пара процентов от общей массы, хотя по мере набора опыта и более качественного прогрева стекломассы брака становится меньше. Вот только это теперь работает мне не в плюс, а в минус. Даже при прежнем объеме выхода начала сентября следующего года у нас окажется в этом товаре заморожено средств на сумму более десяти тысяч рублей. Оставалась надежда, что я смогу убедить Ивана Васильевича отдать указание дьякам принять на ответственное хранение потребное для теплиц количество стекла, и снять ограничение на продажу. Впрочем, первым делом следовало уладить вопрос с поставкой артиллерии черкасским князьям.

...

На следующий день после обеда в присутствие государя, черкасских князей и иноземных дипломатов были проведены испытания новых орудий. В этот раз каждое орудие было представлено в единичном экземпляре, не смотря на то, что привезли мы их практически все, что успели сделать к началу осени. Подобный ход позволял мне не только сэкономить порох и капсюльные трубки, но и использовать при показательной стрельбе самый лучший из всех своих расчетов, натренированный работать практически на рефлексах. Задуманное представление удалось в полной мере. Скорострельность десантных и полковых единорогов впечатлила всех присутствующих: сорок выстрелов за пять минут у первых и тридцать пять у вторых[18]. С тяжелыми полевыми орудиями я, во избежание ненужной траты пороха, сие повторять не стал, ограничившись стрельбой на дальность. А в завершение испытаний мои пушкари выстрелили зарядом гранатной картечи по участку, густо уставленному деревянными шестами толщиной в запястье.

Впечатление от того, что сотворили сорок восемь шариков с залитой внутри свинцово-оловянной оболочки рубленой железной проволокой, под действием шести золотников шимозы было просто неизгладимым. Установить именно деревянные шесты я неспроста велел, поражение полноразмерных деревянных мишеней, горцев привыкших носить кольчугу вряд ли бы впечатлило. Впрочем, от таких осколков и обычная бурка способна защитить. Всадник, по большому счету, легким поражающим элементам гранатной картечи не по зубам, в отличие от коня, чьи ноги совершенно не защищены. К чему приведут многочисленные ранения непосредственно в разгар боя, и в чью сторону может склониться удача, князья отлично поняли и новое оружие оценили. В отличие от цены!

Но тут уж я на встречу точно не пойду и скидку ждать бессмысленно: нет никакого желания, чтобы это оружие попало, например, в руки османов или не дай бог крымцев. А если продавать по божеской цене, именно так и произойдет. Средневековье, однако: во время осады, к примеру, осаждающим ни чуть не зазорно торговать с осажденными и наоборот. Одни продают в град осажденный провиант, другие сбывают противнику выковыриваемые из стен собственного города ядра. И все довольны кроме государя, искренне не понимающего, почему так затянулась осада. Так что заряд гранатной картечи для двенадцатигривенкового полевого единорога дешевле тридцати алтын я не продам даже казне, а для двадцатипятигривенкового единорога он и вовсе будет стоить рубль десять алтын.

Как я и ожидал, казна, в лице государя, закупать новомодные снаряды по такой цене отказалась напрочь, чем в немалой степени меня порадовала: пока нам их много всё одно не сделать — там и отливка корпусов сама по себе дело непростое, что уж говорить про взрыватели. Но не показать этого я всё одно не мог, так как сам собирался их использовать, а в таком разе вопрос у государя "пошто утаил" впоследствии наверняка бы возник. С другой стороны некоторые иноземные дипломаты очень сильно ими заинтересовались, но тут я отговорился, что мимо казны сей товар продавать не могу. Пушки, сколько угодно, а готовые заряды и тем паче порох закупайте в казне, если государь на то добро даст. Естественно Иван Васильевич в этом деле занял позицию "собаки на сене" и иноземцы остались не солоно хлебавши.

В целом по итогам испытаний царь одобрил все представленные мною орудия, фактически "приняв на вооружение". Правда с оговоркой, по возможности разработать железные лафеты и для полевых орудий. Черкасские князья, пользуясь моментом, и наличием самого товара купили три дюжины шестигривенковых десантных единорогов на железных разборных лафетах, однако без передков и зарядных ящиков, потому как в их условиях куда сподручнее было перевозить и сами орудия и заряды к ним на лошадях, во вьюках. На двенадцатигривенковый единорог они тоже облизывались, однако в его закупках благоразумно ограничились всего полудюжиной штук, предпочтя вдвое большее количество зарядов вместо повышенной мощности картечного залпа.

Полковые их не особо заинтересовали, видимо потому, что при большей дальности картечного действия вес ствола в дюжину пудов исключал перевозку во вьюке. Всё остальное выкупила казна, даже пару полевых орудий царь велел взять на испытания. Несмотря на мои опасения государь затраты на артиллерию излишне высокими не счел. Да и что говорить: в сравнении со стоимостью вооружения служилого цена орудия получалась не такой уж и большой, даже соизмеримой, особенно если не считать стоимость лошадей, а так же обмундирования и вооружения орудийной прислуги.

Цену с горцев я взял двойную, и как мне потом объяснил Висковатый, сильно при этом продешевил. Что такое тридцать два рубля за пушку, если цена обычной сабельной полосы ныне три-четыре рубля, а качественный булатный клинок кызылбашских мастеров с доброй отделкой может и полсотни стоить! Впрочем, особых сожалений в данном случае я не испытывал. Пусть на пушках я и не особо много заработаю, зато на картечи и ядрах свое возьму с лихвой. Если даже считать по полтине за пуд, по которой картечь идёт в казну, один картечный заряд шестигривенкового единорога приносит в мой карман порядка десяти копеек, причём это без стоимости поддона, пороха, укупорки из холста и брандтрубки, что в сумме выходит уже пять алтын. Прочие ещё дороже: картечный выстрел двенадцатигривенкового полкового единорога обойдется в двенадцать алтын, а полевого — все шестнадцать!

Кстати, зарядов к единорогам князья заказали, как им казалось от души: по две сотни на ствол. То, что с учётом скорострельности моих орудий, этого запаса хватит всего лишь на пару крупных боев средней интенсивности, я их просвещать не стал. Сами сообразят, со временем. Что же касается осадной артиллерии, к которой они испытывали особый пиетет, по сугубо практическим причинам[19], то тут мне пока предложить было нечего. Но время до весны есть, так что я пообещал поразмыслить: даст бог, что-нибудь, придумаем.

Что интересно, своим вассалам Иван Васильевич разрешил поставлять боеприпас, по договорной цене, причём напрямую, оставив за собой лишь право утверждать количество продаваемого. Особо задирать цену я не стал, установив стоимость картечного заряда для шестигривенковых единорогов в двадцать копеек, и в сорок пять для двенадцатигривенковых. На последок я подарил жаженьскому князю Сибоку Кансаукову, бившему челом Ивану Васильевичу о крещёнии своего сына Кудадека, пару длинноствольных револьверов, а самому новокрешеному нареченному Александром и оставленному в Москве при дворе Государя, учится грамоте — револьверную винтовку с укороченным стволом.

...

Во вторник я снова отправился на встречу с государем. На этот раз она состоялась в Грановитой палате, куда ещё с утра был доставлен монетный станок созданный Иваном Кожемякиным. Естественно для его использования предполагался водяной привод, но мой мастер предусмотрел и ручной вариант использования. Скорость штамповки монет при этом падала многократно, что не мешало продемонстрировать работу механизма и даже использовать его в таком режиме, например при чеканке штучных изделий, вроде именных медалей.

Новая технология сильно отличалась от прежней чеканки монет. Серебряный сплав сначала отливался в вертикальные разъемные формы, затем полученные пластины калибровались на вальцах и отжигались. Далее из них вырубались кружки нужного диаметра, которые, пройдя контроль, а затем галтовку в специальном барабане, отбеливались в слабом растворе кислоты, после чего загружались в приемное устройство печатного станка и сменным вращающимся диском подавались в зону штамповки. При необходимости одновременно могло производиться нанесение гурта.

Естественно государю Иван Кожемякин продемонстрировал лишь заключительную стадию, описал остальное на словах, тем более что запас монетных заготовок у нас был, так что нужды устраивать в Грановитой палате литейку с травильней не было. Всё это предполагалось установить позже, и там, где государь выделит место. Возможно, придётся строить и само здание, а плотину так однозначно, потому как приводы для станков нужны весьма серьезные, чтобы обеспечить максимальную производительность. Сам Иван Васильевич конечно пока и не думал о денежной реформе, но зная его характер, я нашел ту черту, затронув которую сподвигнуть его на подобное было проще простого. Случай с милостивым дозволением торговать железом "в немцы" меня окончательно убедил в этом.

Так что после демонстрации работы станка и осмотра отчеканенной наградной монеты я велел своему мастеру:

— Иван, покажи свои остальные работы! — после чего сказал Ивану Васильевичу: — Я так мыслю Государь, что вельми лепо русскую монету чеканить, чтоб лучше любой иноземной была и глаз радовала. Мастер мой расчеты монетной лигатуры и чеканы для сего сделал, дело за малым — оценить его работу и коли будет на то твоя воля, начать старые деньги в новые перебивать.

Пока Кожемякин выкладывал на стол сменные чеканы и готовые монеты, я продолжил свои пояснения:

— Се медная копейка, весом в десять золотников без двух пятых, а медь монетная оценена десять фунтов в рубль, так что и казне сие не в убыток и не шибко дорого, ибо медь особая, чищена добро. По той же монетной стопе деланы и остальные медные деньги: в полкопейки, она же денга новая, в четверть копейки, она же полушка и малые — в осьмушку копейки и шестнадцатую часть оной.

— Медь вместо серебра? — удивлённо спросил Иван Васильевич: — Иноземные купцы такую монету брать не станут. Впрочем, им всё одно русские деньги вывозить заповедано, а медь коли разрешу, так может их и учнут брати...

— Истинно так, Государь! Однако она больше для внутреннего обихода. Как купить, к примеру, лукошко огурцов, если воз оных стоит копейку? Для купцов же серебряные деньги пригожи.

— Погоди-ка да у тебя тут год аки у "немцев" указан, арабской цифирью!

— Верно, Государь! Коли русская монета в иных державах ходить будет по иному не можно. Опять же медь не серебро, у неё цена может вырасти. Коли год указан — мороки меньше: более ранний можно свезти на Монетный двор, да в переплавку пустить.

Мой мастер как раз в это момент закончил с медью и перешел к серебру, так что я продолжил.

— Взгляни государь, се монеты серебряные, от алтына до полтины, а лигатура в них почти по прежней пробе считана, меди одна доля из десяти, остальное серебро. Полтина в восемь с половиной золотников, двугривенник — в три и четыре пятых, а гривенник от него в половину, алтын же в пол золотника с сотой долей.

— Добрая работа! А это что?

— Я так поразмыслил, что государевым гостям, именитым купцам иноземным, да казне серебро для расчетов может оказаться мелковато, так что на оный случай и для золотой монеты чеканы сделаны. Лигатура такая: на шесть восьмых золота, по осьмушке серебра и меди. Пробовали и иные, но оная шибко добрый цвет дает, да и сама монета прочней выходит. Монеты же в рубль, в два рубля, в пять и в десять. Последние же по восемнадцать золотников будут, и размером в вершок, так что места тут изрядно, чтобы во всей красе изобразить победу над Царем Крымским, что в прошлом годе была или случись ещё что подобное...