Опричник I I (дубль)

Я вздохнул и, не говоря не слова, перевернул один из листов бумаги, и на обратной стороне начал набрасывать план и разрезы элементов бастионной системы укреплений...

...

Разбирались с деталями почти час, но в результате остались довольны все. Выродкову особенно понравилось отсутствие мертвых зон, а Адашев оценил дешевизну строительства по сравнению с полноценными каменными стенами и башнями. Иван Васильевич тоже остался более чем удовлетворен, после того как я объяснил ему, насколько сложной и долгой будет осада таких крепостей и сколько придётся положить солдат во время штурма, если грамотно расположить артиллерию и стрелков. И тут же он спросил меня:

— А много ли можешь сделать тех стрелок железных, что в Азов посылал? И сколь они казне обойдутся?

Я мысленно прикинул: флешеты весом в гривенку мы делает из стандартного полвершкового круглого прутка и операций там всего две. Обрезка с одновременным формированием острия и проковка хвостовика на простом горизонтально-ковочном приспособлении с пневматическим приводом. При этом первая операция времени требует много больше, не смотря на то, что токарно-обрезной станок не универсал, а специализированный, под единственно возможный диаметр заготовки, с быстрозажимным эксцентриковым приспособлением.

За минуту успеваем отрезать пару заготовок, значит, в час, с учётом перерывов на смену прутка, выйдет минимум около восьмидесяти штук или два пуда по весу готовых изделий, то есть сорок восемь за сутки или около тысячи четырёхсот сорока пудов в месяц. Если же собрать ещё один или два станка можно удвоить или соответственно утроить выпуск флешетов. Хотя времени до весны и много, стоит подстраховаться: так что поскромничаю на всякий случай.

— Я там мыслю Государь, что даст Бог, к весне восемь тысяч пудов успеем, — ответил я, — А в казну могу поставлять по пятнадцати алтын пуд...

— Мало! А цена добрая. Постарайся более сделать, по весне ой как пригодятся.

Адашев понимающе усмехнулся, а я понял, что чего-то явно не знаю.

...

Напоследок, Адашев не без ехидства напомнил, что следующей весной я должен выставить на смотр полторы дюжины надлежащим образом вооруженных послужильцев. По одному с каждой сотни десятин пахотной земли выкупленных мною поместий и вотчин на реке Печегде. Я, ни слова не говоря, кивнул ему и не менее ехидно улыбнулся в ответ. Не велика морока, надо так выставлю и две дюжины, благо самому туда ехать не придётся: есть у меня кого вместо себя командиром поставить.

Не Челмата, упаси бог, им и так скоро станут детей пугать, а вот другой мой десятник, Вечкомасонь Виряс, на эту должность подойдет идеально. Парень и собой красив, широк в плечах и силен. Умом бог его тоже не обделил, как и командирским голосом. А в лесу ориентируется — самому завидно. Нужно только доспехи моим ребятам изукрасить серебром по воронению, да тканей цветных на одежку прикупить, а то на смех подымут поместные, себе на беду. Мне инциденты не нужны: Виряс парень горячий и удар кулаком у него такой, что челюсть потом можно и не найти...

...

Вечером меня ждал сюрприз. Иван Васильевич Шереметев Большой прислал с нарочным чрезвычайно щедрый подарок: аргамака, из числа тех, что захватил при Судбищах. Судя по экстерьеру, в частности тонкой черной коже с явственно видимой сетью капиллярных сосудов, а так же лебединому изгибу шеи и форме головы жеребец был явно арабской породы. Купить такого скакуна практически нереально, оных либо захватывают как трофей, либо дарят, как вот сейчас мне.

Сказать, что я был рад подаренному, значит, ничего не сказать: теперь, когда вдобавок к ахалтекинцу и кабардинцу, появился ещё и арабский скакун, можно подумать о выведении нескольких пород, в том числе и подобной английской скаковой моего времени, а так же донской или орловской.

...

Уже ближе к полуночи я, сидя у Висковатого спросил о странных словах царя и сопровождавшей их усмешке Адашева. Иван Михайлович лукаво улыбнулся и спросил меня:

— Нешто сам не догадался?

— Истинно так, — ответил я, — Ума не приложу, вроде ни с кем не воюем...

— Правильно! И не будем, пока за нас другие воюют! Ты же их на то и подбил.

Головоломка сложилась моментально:

— Так что, османы Азов так и не взяли? — спросил я.

— Куда им! Мрут как мухи от болезней, да кладут людей тысячами на штурмах. А как казачки начинают твоими стрелками по ним сверху бить, так разбегаются по степи.

— А паша, что за войском смотреть поставлен, это им спускает? — спросил я. — Как-то не вериться даже: посадил бы на кол сотню-другую...

— А он и сажал, — засмеялся Висковатый, — Пока не понял, что эдак быстро без войска останется. Крымцы и вовсе ушли! С треть, остальных при штурме перебили картечью — их паша впереди гнал. Своих наперво ещё жалел...

— А как Государь хочет им порох да припасы доставить, о коих ранее речь шла? Нешто османы вот так в Азов кого пропустят?

— А кто их спрашивать-то будет? — улыбнулся Иван Михайлович, — Они де мыслят, раз цепями Дон перегородили, то и заперли его. Как бы ни так: есть у нас ныне на этот замок ключик!

— Многоствольные пушки, что государь мне заказал?

— Догадлив! Мы ещё осенью, как от донцов человек прибег с вестью, все испробовали: сделали цепь да стрельнули по ней: разорвало аж в трёх местах. Так что по весне пять расшив с казаками туда пошлем с припасами. А султан пусть и дальше воев кладет в землю — нам оное токмо на руку...

...

На следующий день, мы собирались, отправились в Выксу, однако с утра к Кожемякину нагрянули гости: иноземные ученые. Вроде как попрощаться перед отъездом, а на деле как следует подкрепиться у хлебосольного хозяина. Среди них оказался и Джон Ди, который поделился своими восторгами по поводу царской библиотеки и одновременно посетовал, что царь ни позволил ему взять из своей "сокровищницы знаний" ни единого пергамента или книги, чтобы поработать с ними. Максимум на что государь дал свое согласие: переписать нужные документы, не вынося их из подвалов Кремля. Однако о том чтобы скопировать все вручную и говорить не приходилось, на это нужны годы, если не десятилетия. И вот тут я понял, что получил отличный шанс сделать англичанина своим вечным должником.

— А почему бы вам их не перепечатать? — спросил я.

— Это не возможно, насколько я знаю та типография, которая строится для Московского Университета, в ближайшие годы будет сильно загружена. А книг в подвале у русского Императора[29] даже не сотни — тысячи!

— Это верно, — сказал я. — Но почему вы решили, что я предлагаю печатать их там?

— Другой типографии, насколько я знаю, в Москве нет! — ответил Джон Ди, — А и была бы, кто даст мне печатать в ней подобные документы, хотя бы тиражом и всего в сотню экземпляров? К тому же сначала те книги и свитки придётся все равно переписать от руки, а потом ещё и сделать несколько десятков типографских наборов для всех тех языков на которых они написаны.

— Само собой в таком большом тираже нет смысла. Но представьте, что вы можете напечатать хоть один экземпляр и при этом куда быстрее, чем сумели бы это переписать?

— Вы знаете какой-то магический способ так сделать? — улыбнулся англичанин, — Поделитесь им со мной и я ваш должник на всю оставшуюся жизнь!

— Что ж, ловлю вас на слове. Я знаю такой способ! И к вашему счастью, наш дорогой хозяин сего дома сегодня отъезжает со мной в мою выксунскую вотчину, где расположен железоделательный завод и прочие промыслы. И вот там-то он, разумеется, с моей помощью, сделает для вас миниатюрную типографию способную разместиться на одном столе!

Разговор с Ди закончился только к полудню, так что выехали из Москвы мы с Кожемякиным только после обеда. На этот раз шли не шибко, потому как в крытом возке я с собой вез "подарочек", извлеченный из погреба Китайгородской харчевни. На деле к моему последнему визиту там уже ждали своей участи трое, но я забрал с собой в Выксу только последнего. Первые два визитера был обычными "брави" [30], а вот третий оказался их нанимателем, который после пропажи своих подручных пришел выяснить, куда делись его люди...

Невзирая на молодость, он был достаточно умен и осторожен, чтобы не переть на пролом, но на его беду в России не так уж много итальянцев и тем более венецианцев. И ещё меньше их захаживает в мои харчевни, да ещё с такими вопросами, так что пока синьор Гримани вёл задушевную беседу с управляющим харчевни, посыльный сбегал в дом на Варварке и сообщил о "госте" Кожемякину, а тот — мне. В результате венецианца проследили до места жительства, а ночью мои бойцы его без особых затей выкрали, усыпив хлороформом. Никто из остальных обитателей даже не проснулся!

Из беглого допроса "брави" я уже понял, что их патрон птица весьма высокого полета. То, что его отец, на данный момент, строил собственный дворец в районе Сан Марко, на канале Рио ди Сан Люка[31] уже говорило о многом! К тому же семейство Гримани могло похвастать тем, что в их роду было немало кардиналов, военачальников и даже один из дожей Венеции. Впрочем, его правление было не особенно удачным, и оказалось омрачено позорным поражением венецианцев в битве при Сапиенце[32]. Но интереснее то, что матерью парня оказалась Доната Пизани, а её отец Альморо Пизани — богатым торговцем и банкиром, тесно сотрудничающим с Фуггерами.

Возможность получить выход на Фуггеров через Гримани и его родичей для меня просто бесценно, да и само семейство венецианских богачей можно использовать для сбыта некоторых товаров. Осталось только подготовить парня к разговору. Судя по тому, что рассказывал мне один из наемников про его предка, патриция Марко Гримани, жившего на рубеже тринадцатого и четырнадцатого веков, который был оштрафован за то, что пытался прямо в атриуме Собора Святого Марка совратить молодую девушку, кровь у этого семейства явно горячая. Грех не воспользоваться, тем более что Густав Катарину с собой не взял, в отличие от Якоба Багге, который упросил меня отпустить с ним любезную Гретхен.

Само собой пока я тревожить своего пленника не стал, пусть дозреет, потомившись в ожидании неизвестного. Мне и так есть чем заняться: Иван Кожемякин в этот раз вырвался из Москвы, чтобы продолжить отработку электрогенератора, а заодно довести до ума ткацкий станок для парусины высокой плотности. За время безвылазного сидения в Москве у него появились кое-какие идеи и хотя саженой ширины он мне пока не обещал, но полотна в пару аршин ткать наверняка удастся. Ну и само собой Ивану не терпелось снова покопаться в двигателе внутреннего сгорания и пулемете. Но в первую очередь ему предстояло сделать печатную машинку, которую я обещал Джону Ди. Наброски основных узлов мы начали обсуждать ещё в дороге. Мне же в Выксе предстояло доводить до ума паровую машину для локомотива, а так же проследить за выполнением государева заказа на следующий год.

С одной стороны объемы закупки ядер и картечи государь урезал почти вдвое, так что у меня только на Выксе останется свободно около двухсот тридцати шести тысяч пудов чугуна. Заказ на чугун для отливки пудовых и двухпудовых единорогов Иван Васильевич так же уполовинил. То есть из доходов будущего года можно разом вычитать почти девяносто семь тысяч рублей. Я думаю это не что иное, как последствие, во-первых, того, что война с Ливонским Орденом откладывается, а во-вторых, урезание покупок картечи казной слишком уж совпало с "милостивым разрешением" торговать этим стратегическим товаром "в немцы". Не иначе кто из дьяков подсказал, что незачем маяться с закупкой, а затем перепродажей, если можно просто установить акциз на вывоз и получать деньги за золоченую бумагу с двуглавым орлом!

С другой стороны грех жаловаться: та разница, что я получу, даже за пятую долю дополнительно произведенного проката, с лихвой перекроет все потери. Да ещё и качество стекла у нас продолжает расти и теперь первосортного выходит не менее трети, а примерно двадцатая часть так вовсе безупречна. Думаю, в следующем года от его сдачи в казну мы выручим на тридцать-сорок тысяч больше. Да и заказ на револьверные винтовки для стрельцов, возможно, удастся удвоить, хотя я и не стал пообещать этого царю однозначно. Дескать, всё лето был в отлучке, и чему там без меня новые ученики выучились, не ведаю. Столько же как прошлом году осилим, а вот более — Бог весть...

На деле уже к весне на складах у меня лежало более тысячи стволов, и это с учётом того, что одним только "геологам" пришлось выделить больше трёх сотен, да ещё сотни полторы тем кто поехал в качестве охраны на Волго-Ахтубинскую пойму и с сотню на расшивы. К осени же должны собрать ещё около ста дюжин, или чуть более. Кстати, необходимость вооружать подобный контингент заставила меня задуматься о введение упрощенного варианта. Сейчас у нас нет особых проблем с тем, чтобы отковать на станке ротационной ковки лишнюю тысячу стволов и необходимое количество барабанов к ним. Нарезка стволов, а так же сборка и подгонка механизмов занимают куда как больше времени. И соответственно себестоимость револьверной винтовки получается около двух рублей. Ружье же с одним гладким стволом и дюжиной быстросменных зарядных камор обойдется мне примерно от пяти до восьми алтын, причём нет нужды продавать его с той же прибылью, что и винтовки, потому как за счет сокращения времени сборки и подгонки подобных ружей можно выпускать многократно больше...

...

В Выксу мы прибыли лишь пятого ноября ближе к вечеру. Все дела я решил отложить на следующий день, предпочтя попариться в баньке и заодно переговорить с Катариной о предстоящем ей деликатном деле. После отбытия Густава Вазы на родину, девица успела столь сильно оголодать в плане плотских утех, что сама как-то по весне пыталась меня соблазнить. Однако, тут её надеждам не суждено было сбыться, а крутить любовь с простыми мужиками, да ещё после "его королевского величества" меркантильной немке претило. Так что уговаривать её долго не пришлось. Лишь после этого я впервые навестил пленника, и предложил ему свое гостеприимство, пригласив посетить со мной "русские термы". Хотел ещё взять с собой Заболоцкого, но тот сказался больным и с нами не пошел. От греха подальше я отправил его в карантин, все одно иных дел для него пока нет.

На настойчивую просьбу сеньора Гримани объяснить причину его похищения, я пожал плечами, ответив, что подобный вопрос несколько наивен, ведь это он вторгся на мою территорию с явно враждебными намерениями, так что должен оценить то, что с ним обошлись подобающе, а не утопили в выгребной яме. При упоминании столь неаппетитного варианта завершении своего скорбного пути Марино рефлекторно поежился и поинтересовался:

— Вы хотите сказать, что моих людей постигла столь ужасная участь?

— Ну что вы, сеньор Гримани, я никогда не стану без нужды убивать даже самого поганого человечишку, — ответил я, — Его всегда можно использовать, пока он жив...