Engel: Мини-рассказы из книг орденов и других дополнений

Аннотация: Переводы мини-рассказов из книг орденов.

Ахтунг! Алярм! Перевод делался с немецкого (на английском этих книг увы не существует), который я знаю весьма посредственно, поэтому могут присутствовать корявости и шероховатости.

Содержание

Михаилиты

Гавриилиты

Рафаилиты

Уриилиты

Рамиилиты

Matter Ecclesia (Мать Церковь)

De Bello Britannica (Битва за Британию)

Codex Urbanis (Кодекс урбанистов)

Михаилиты

С высоты Химмеля

Бенрен ехал весь день. Его ягодицы казались просто одним болезненным местом, так как он не привык к верховой езде. Там, откуда он прибыл, лошадей использовали для перемещения величественных повозок, которые были удобными и хорошо подрессоренными. Последний раз Бенрен катался верхом, если он правильно помнил, когда еще был мальчиком. Именно тогда он понял, что должно быть что-то лучше, чем верховая езда. Фактически, он поклялся никогда больше не сидеть верхом на лошади. Но иногда приходится просто отбросить старые решения и приспособиться к обстоятельствам. Его отец всегда говорил ему это — знал ли он, что зад Бенрена никогда к этому не приспособится?

Как бы то ни было, он не мог позволить себе путешествовать по землям Михаила, используя запрещенные технологии. В противном случае он даже близко не подошел бы к Вечному городу, а был бы брошен в какую-то темную дыру на подступах или, что еще хуже, был бы сожжен, как многие из его друзей до него. Как он мог попасть в такую историю? "Тебе нужно идти одному", — сказала Изабелла. Конечно, это было все равно, что стать ягненком на заклание. Но ему все же пришлось ввязаться в это. Как только эта красивая женщина начинала трепетать своими ресницами, он был готов на все, подумал Бенрен про себя, когда вдали показались высокие здания Рома Аэтерна. Над всем возвышался огромный Химмель ангелов-Михаилитов. Какой вид!

— И пусть мне не говорят, что здесь не использовались технологии, — тихо сказал себе Бенрен, одобрительно приподняв бровь.

* * *

Когда Бенрен оставил городские стены позади, показав печать Михаилитов на входе, он направился прямо к месту, от которого в этот момент хотел бы оказаться в сотнях километров — к Химмелю Михаилитов. Найти тот было действительно несложно, даже если путник был в городе впервые и не решился поговорить с кем-нибудь, опасаясь, что этим только навлечет на себя дополнительные неудобства. На самом деле в этом огромном Молохе не было места, откуда нельзя было бы увидеть крепость ангелов.

Так что диадоху не потребовалось много времени, чтобы подойти к этому строению с запада. На площади перед Химмелем царила суета. Очевидно, сегодня было что-то вроде базарного дня, потому что бесчисленные торговцы установили свои грубо собранные прилавки на открытых пространствах вокруг Химмеля, и теперь кто громче, кто тише пытались продать за манну свои товары посетителям и жителям Вечного города. [Манна — местная валюта. Прим. переводчика]

Фактически, диадоху потребовалось больше времени, чтобы подойти к одним из ворот крепости, чем чтобы добраться сюда от ворот города. Почти каждый розничный торговец яростно пытался всучить свои товары окружающим мужчинам или женщинам, и Бенрен уже во второй раз за день упрекнул себя за то, что принял просьбу Изабеллы и взял на себя роль посла.

Наконец он подошел к одному из крутых спусков, ведущих к вратам Химмеля. Храмовник в одеянии Михаилитов преградил ему путь и дал знак спешиться. Бенрен с большой радостью последовал просьбе, потому что в этот самый момент его зад снова резко заболел и решительно поддержал просьбу храмовника.

Слегка расставив ноги и дрожа в коленях, диадох остановился перед храмовником, а тот спросил громким голосом, перекрикивающим шум на площади:

— Куда ты идешь?

— Я прибыл в качестве посла Лиги Урбанистов. Меня зовут Бенрен, я диадох Москвы. Ваш господин, аб Бриндизи, ждет меня.

С этими словами Бенрен снова показал печать, которая прежде позволила ему войти в город.

Лицо храмовника застыло в маске отвращения и презрения. Затем внезапно улыбка расползлась по лицу этого человека, и Бенрену показалось, что он увидел вспышку в глазах охранника, когда тот снова повысил голос.

— Тогда ты ошибся, друг. Это Врата Смирения, они предназначены для слуг небесных. Ты должен обойти крепость, пока не дойдешь до Врат Благодати. Езжай в этом направлении, — храмовник указал на юг протянутым указательным пальцем, — и отсчитайте двое врат. Когда покажутся третьи, ты на месте. Ты ведь умеешь считать?

Глаза Бенрена сузились, но он сдержал едкое замечание, которое было на кончике его языка. Вместо этого он кивнул и пошел садиться на лошадь. Когда диадох уже перекинул одну ногу через седло, ему пришло в голову, что пешая прогулка была бы более подходящим вариантом, но сардоническая ухмылка на лице храмовника заставила его забыть о боли. На этот раз его гордость взяла верх. С каменным лицом, но внутренне завывая, Бенрен спокойно поехал верхом, и лишь когда привратник скрылся из виду, он слез с коня и решил пройти последние несколько метров пешком.

У Врат Благодати его встретили с почти тревожной учтивостью. После того, как он показал печать и рассказал о своей цели мрачным храмовникам Михаила и здесь, охранники сделали дружелюбные лица и даже похлопали диадоха по плечу, когда пропускали его.

Один из стражников широкими шагами двинулся вперед, когда они вошли в великолепный двор. Что сразу бросилось в глаза усталому диадоху у фантастического фасада главного портала, так это многочисленные мужчины и женщины, которые столпились в просторном дворе и выглядели как избитые собаки. Они миновали этих людей, и большие двустворчатые ворота словно по волшебству открылись перед Бенреном. С другой стороны уже находилась делегация во главе с человеком, который судя по его одеянию, был старшим среди встречавших. У всех на лицах была одинаковая счастливая улыбка, которая была чем-то похожа на ухмылку.

Бенрен почувствовал себя неуютно.

— Добро пожаловать в священные залы Михаила, диадох Бенрен из Москвы. Я Джанфранко ди Спетия, настоятель этого места. Аб уже ждет тебя, и он рад видеть, как послушно ты вошел через врата должников Химмеля.

Слово силы

Гнетущая пелена густого тумана покрывала бескрайние равнины Мавритании, как саван укрывая ужасы последних нескольких дней. Они дрались, бушевали, убивали. В глазах всех сопричастных усилия прошлых дней не особо оправдались. Усталость была преобладающим чувством большинства ангелов и храмовников, которым приходилось пробиваться обратно в основной лагерь через горы трупов. Даже ангелы были слишком измотаны, чтобы летать.

Когда на них напали армии Ангельской церкви, еретики оказали яростное сопротивление, и все же не все они пали. Те, кто были трусливыми или, возможно, достаточно умными, увидев знамена Господа вовремя убежали. Большинство из них были женщинами и детьми, но для Господа это не имеет значения, когда дело доходит до искоренения тех, кто нарушает Его догмы и ставит под сомнение Его славу. Однако Тураил решил отпустить их. Они не могли быть опасными для Ангельской церкви, и их не было достаточно, чтобы нести свои еретические идеи дальше в мир. Однако Гавриилиты смотрели на это иначе.

Группа ангелов смерти, казалось, не знала ни усталости, ни истощения. Они преследовали беглецов, снова и снова набрасываясь на них, позволяя своим мощным пылающим мечам кружить над жертвами, перерезая жизни нить за нитью и оставляя таким образом кровавый след, уходивший вглубь суши. Тураил был раздосадован. Его долгом было положить конец этой резне. Все было кончено, черные ангелы должны были это увидеть, а он уже бесконечно устал и истощился. Но обладая невероятной силой воли, Тураил отправил свой дух в путешествие вслед за своими братьями и сестрами. Он знал, что Гавриилиты были очень далеко, но ему было все равно. В разумах ангелов смерти его слова складывались в предложения.

"Стоп! Все кончено! Мы победили!"

Ангелы смерти, казалось, вздрогнули, и Тураил понял, что Гавриилиты услышали его послание. Большинство воинов Бога, которые прежде нависали над своими жертвами, как гигантские птицы-падальщики, немедленно остановились. Все, кроме одного.

Узиил, Гавриилит из собственного братства Тураила, проигнорировал приказ золотого ангела. Его меч продолжал писать в воздухе узоры крови и огня. Михаилит снова отправил послание, и на этот раз его губы вторили словам, которые он передавал в уме, как будто он верил, что так может придать им большее значение.

"Узиил, приказываю тебе остановиться! Возвращайся немедленно!"

Но Узиил не отреагировал. Дрожа от ярости и сжав кулаки, золотой ангел поднялся с земли под удивленные взгляды тех, кто находился вокруг. Он расправил свои могучие крылья, взлетел, и пока он был еще в полете, тело Михаилита засияло тем неземным великолепием, от которое леденит от страха противников Господа.

Тураил подлетел к месту, где его брат Узиил, очевидно, потерял контроль над собой. Прошло совсем немного времени, но для Михаилита будто бы пролетела вечность. Вечность, во время которой все больше отступавших пало жертвами палящего клинка ангела смерти.

Всю дорогу он вбивал слова в голову Гавриилита. Пожелания, заклинания, проклятия, просьбы — ничего не помогло. Затем золотой ангел сам явился перед ним. Больше нельзя было касаться его души во всем своем великолепии, иначе был риск просто сломать ее. Поэтому с криком Тураил изо всех сил врезался в Узиила, и вместе с ангелом смерти они упали на землю.

Гавриилит мгновенно поднялся на ноги, его лицо исказила маска ненависти и отвращения.

— Чего ты хочешь? — взревел он, а его взгляд упал на испуганных беглецов, которые пытались воспользоваться возможностью и спастись, оказавшись вне досягаемости разгневанного ангела.

"Прекрати сейчас же", — беззвучно ответил Тураил.

— Они не заслуживают ничего лучшего. Они усомнились в силе Божьей и должны пожать всходы того, что посеяли.

И снова взгляд Гавриилита переместился на убегающую в панике толпу.

"Мы их уже осудили. Осмотрись. Вокруг лежат сотни, тысяч трупов. Они усвоили урок".

— Этого недостаточно. Я видел, как матери оставляли своих детей и убегали в большом смятении, когда я натолкнулся на них со своими братьями. Это называется страхом перед Богом? Это называется заботой?

Голос ангела смерти надломился от этих слов, и несколькими быстрыми шагами он подошел к Михаилиту.

Тураил изо всех сил пытался сохранить самообладание. О чем говорил его брат? Он ничего не понял? В его словах не было логики, даже по меркам Гавриилита.

"Узиил? Что с тобой? Ты же это не серьезно!?" Мысленно говоря это, Тураил чувствовал, как будто кто-то выдергивает землю из-под его ног, и поэтому он не заметил, что ангел смерти теперь уже стоит прямо перед ним, с поднятым мечом для удара, сжатыми костяшками пальцев на рукояти и мрачной решимостью в глазах.

— Уйди с моего пути, самодовольный слабак, — прорычал Узиил на своего Михаилита, и его манера поведения подсказывала, что он, не колеблясь ни секунды, сейчас совершит худшее из всех преступлений.

Золотой ангел отступил в сторону. А когда ангел смерти проходил мимо, Михаилит шепнул ему в ухо одно слово. Слово, полное силы. Слово, которому его научили сильные из его ордена. Слово, предназначенное только для этого Гавриилита.

* * *

Когда прибыли другие ангелы, им представилась странная картина. Оставшиеся еретики сбежали, и вокруг было видно лишь множество трупов. Тураил сидел на небольшом выступе, склонив свою голову, глядя прямо перед собой, а его глаза блестели от слез. У него в руках лежал Узиил, ангел смерти, застывший и окоченевший. Казалось, будто бы вся жизнь ускользнула из него, но на самом деле он был все еще жив...

Вера

— Что это, дедушка?

Нежная рука мальчика держала удлиненный предмет молочно-белого цвета, который очевидно истерся за многие годы интенсивного использования в качестве талисмана.

— Перышко, мой мальчик. Перо ангела.

Старик на короткое время прервал свою работу над деревянным бруском, который однажды станет филигранной статуей ангела, и странно посмотрел на своего внука.

— Будьте осторожен, не сломай его. Оно принадлежало очень особенному ангелу.

— Особенному ангелу? Не все ли ангелы — особенные?

Малыш стал небрежно, но ритмично раскачиваться на стуле, на котором сидел. Доски пола под громоздкими ножками стула откликались на движения мальчика глухим рокотом, который через короткое время превратился в монотонную мелодию.

Теперь человек отложил свои инструменты — железное долото и деревянный молоток, которые за эти годы потускнели, и сделал несколько шаркающих шагов к своему внуку.

— Да, конечно, ты прав, мой мальчик. Я имел в виду... — Старик на мгновение замолчал, словно искал формулировку. Затем он продолжил:

— Ты знаешь, откуда пришли ангелы? — Он не дал мальчику достаточно времени, чтобы сформулировать ответ, зная, что не получит его, но продолжил: — Архангелы. Они являются источником всех остальных ангелов. Ангелы — это, так сказать, маленькое отображение своих старших братьев и сестер. Понимаешь?

Мальчик не переставал раскачиваться, слушая объяснения деда. Теперь он смотрел в морщинистое лицо своего собеседника, как будто ему только что сказали, что он не будет ничего есть в тот вечер, забыв, что существенная часть качания в кресле — это движение вперед и назад. Один из этих двух основных принципов только что уступил место размышлениям о том, что мог иметь в виду его дедушка, произнося эти слова. Последствия этого упущения последовала незамедлительно. С громким треском, причудливая конструкция из дерева и человека слишком накренилась и ударились об пол, с хрустом придавив руку ребенка.

Воцарилось почти бесконечно долгое молчание.

Испуганный взгляд старика был прикован к предмету, который раньше был ангельским пером. Пером, которым он владел более шестидесяти лет, и которое до сих пор скрашивало его существование. Артефакт ангельской веры, теперь превращенный в гротескную карикатуру, сломанный и разрушенный банальным повседневным предметом, на котором маленький мальчик, его внук, ранее просто раскачивался туда-сюда.

Мальчик же забыл о боли, которая все нарастала, пока он оставался лежать на досках в неудобной позе, потому что его взгляд встретился с взглядом дедушки. Глаза старика заставили ребенка забыть всю боль, которую тот чувствовал.

Тонкая нить слюны появилась на краешке рта старика, а его лицо стало похоже на только что вспаханное поле в сумерках.

— Михаил.

Голос старика трещал как мнущаяся бумага, когда он произнес это слово своими сухими губами.

— Оно было от Михаила, понимаешь?

Мальчик не мог оторвать глаз от глаз деда, но медленно нараставшая боль в руке, зажатой под стулом, на котором он лежал всем своим весом, вкупе с внезапным осознанием того, что произошло нечто невыразимо ужасное, вызвали страх и слезы у него на глазах.