| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Но, в конце концов, Тине повезло больше, чем Ярославу. Свету внутри нее была дана свобода, а воин Рафаила все еще беспокойно катался по постели, снова и снова пытаясь сорвать повязку, которой были обмотаны остатки его лица. Густис молился Рафаилу, чтобы он сам избежал такой же участи. Жестокая, быстрая смерть была гораздо предпочтительнее обезображивания, какими бы искусными ни были врачи его ордена.
Сквозь угасающий свет дня к посту Густиса пробежала пригнувшаяся фигура. Легкость, с которой она двигалась, не оставляла сомнений, что это Ян из арматуры. Густис затаил дыхание. Захочет ли светловолосый великан начать еще одну атаку, даже несмотря на то, что второе нападение арматуры была также легко отражено?
— Он скоро будет здесь, — прошептал Ян, присев рядом с Густисом за скалой, которая защищала храмовника Рафаила от нечестивого механизма богохульников.
— Он? — недоуменно спросил Густис. — Разве ты не послал Николенн призвать сонм ангелов?
Ян покачал головой.
— Нет. Это не имело смысла.
— Не имело смысла? — спросил Густис и его сердце упало. — Как нам противостоять еретикам? Нам нужны наши крылатые братья по оружию.
— Возможно, — сказал Ян, положив руку на плечо своего подчиненного. — Но на данный момент здесь всего несколько сонмов. Борьба с бриттами сковывает наши силы. Я послал Николенн за кое-кем другим.
Густис на мгновение пожалел, что не был одним из храмовников, отправившихся на "Терра Нове" к языческим берегам.
— Но рядом должен быть хоть какой-то сонм. Они же не могут быть все на островах. Густис увидел, как сверкнули зубы Яна. Арматура был слишком хладнокровен, чтобы не улыбнуться даже в этой ситуации.
— Здесь, в Альпах, гонец слишком много проведет времени в пути, прежде чем достигнет такого отряда. Но, возможно, нам не нужны ангелы, чтобы взять ситуацию под контроль.
— Ты говоришь загадками.
— Помнишь черную лошадь в монастырской конюшне?
— Конечно! — уверенно кивнул Густис. — Прекрасное животное статного роста. Но как лошадь может помочь нам?
— Нам поможет не лошадь, а ее хозяин, — пояснил Ян.
Густис все еще ничего не понимал.
— Всего один человек? И что это нам даст?
— Это не простой человек, — ответил Ян, и в его голосе было почти столько же уважения и признательности, как если бы он говорил об ангеле. Но был ьам еще один оттенок, которого Густис прежде не слышал у арматуры: страх. — Он пеккатус. [Пеккати — служители церкви, которым разрешено пользоваться некоторыми запретными технологиями. Прим. переводчика] И вдруг зловещее шипение нарушило напряженную тишину, воцарившуюся над этой отдаленной долиной с момента последней атаки храмовников.
— Там! — закричал Ян и указал пальцем на длинную полосу огня, которая пронеслась по воздуху с головокружительной скоростью.
Густис с трудом проследил взглядом за жутковатым фантомом, но у него было представление о том, где эта упавшая с неба звезда врежется в склон. И действительно: с громким треском в этой точке стена еретиков лопнула. Именно там в этой крепости, очевидно, заблудшие сокрыли тот греховный аппарат, жертвами которого пало столько честных воинов Господних.
Светящийся шар из дыма, угольков и огня поднялся в небо. Никто из грешных стрелков не смог бы выжить в этом аду. Густис почувствовал, как тонкие волоски на его затылке начали вставать дыбом. Неужели ему хватило благодати увидеть, как гнев Всемогущего обрушился на еретиков? Как в те времена, когда Он сравнял с землей проклятый Лиссабон и наверняка вселил страх в души язычников Британских островов.
— Хвала Господу, хвала его ангелам, — благоговейно прошептал Ян и удовлетворенно кивнул. — Рассказы о пеккати правдивы.
— Э-э-это был пеккатус? — в замешательстве пробормотал Густи. — Этот удар — дело рук одного человека?
— Да, — сказал Ян, оглядывая остальных своих мужчин и женщин. Из-за надежного укрытия уже начали неуверенно выглядывать первые головы. — Готовьтесь к следующей атаке, — крикнул арматура. — Обещаю, на этот раз это будет легкая прогулка.
Комтур
Олмас ненавидел поселения в глубине страны. Его нежелание бывать там не имело никакого отношения к тому факту, что до них было труднее добраться, чем до тех, что находились ближе к одному из оживленных торговых путей. Скорее, в маленьких деревнях было больше проблем, чем в больших поселениях.
Он напряженно ерзал в седле своего жеребца, наблюдая, как жители деревни спешат между своими хижинами, чтобы отдать десятину. Люди были истощены, и он все время слышал сухой свистящий кашель. Олмас надеялся, что сырость не проникнет к нему в рюкзак, иначе это сделало бы вещи, находившиеся в нем, непригодным для использования. Он тщательно проверил, как сидит черная ткань, которой он завязал рот и нос. В таких местах нельзя быть слишком осторожным.
Бернгин, ротмистр, вопросительно посмотрел на Олмаcа.
Комтур пожал плечами.
Эти двое путешествовали вместе так долго, что понимали друг друга с полуслова.
Бернгин спешился и осмотрел мешки с мясом и рисом, которые жители деревни несли на небольшую площадь перед часовней. Ротмистр застонал. Он предпочел бы манну, но следовало ожидать, что в этом регионе люди в основном будут рассчитываться натурой.
Матерь, измученная заботами женщина, в чреве которой, должно быть, уже давно не было потомства, подошла к комтуру с опущенной головой.
— Мы готовы, герр, — прошептала она.
Олмас огляделся.
— Я не вижу детей.
— Они в ризнице, — сказала матерь. — Из-за ливня.
Одним плавным движением Олмас соскользнул с седла.
— Некоторым из них придется к этому привыкнуть во время путешествия к Химмелю.
— Извините, герр, — шептали деревенские старейшины, делая приветственный жест в сторону своего ветхого храма.
Олмас хмыкнул и побрел по грязи, которой было по щиколотку, к ризнице. Там дьяконша присматривала за дюжиной детей, которые смотрели на устрашающего человека в длинном плаще. В сколько таких пар глаз заглянул всадник? Малыши казались кроликами перед змеей. Трудно поверить, что эти существа должны стать гордыми служителями церкви. Что ж, немного амброзии превратит страхи избранных в веселье, как только они усядутся в свою ярко украшенную повозку. В этом году, так или иначе, он сможет претендовать только на двоих детей из этой деревни.
— Встаньте в очередь.
Дьяконша была поражена мягким тоном комтура. Отряд, который раньше собирал десятину в их родной деревне, обращался с людьми куда жестче, чем эти люди со странным акцентом. Возможно, они были родом из земли Гавриила?
Дети нерешительно подчинились. Олмас подошел к ним. Мальчик справа казался хорошим выбором на первый взгляд. Судя по чертам лица, ему было не больше семи, но если оценивать рост, он вполне мог быть на год или два старше. Затем комтур заметил, что у мальчика слегка искривлено бедро, и отвел взгляд. Следующий ребенок был слишком маленьким — Олмас подумал, что он научился ходить всего несколько недель назад. Рядом с ним стояла жалкая девочка, наряженная по этому случаю матерью. Ее черные волосы блестели как шелк, на ней было что-то похожее на свежевыстиранное платье, расшитое цветными деревянными бусинами. К сожалению, остальная ее внешность не оставляла сомнений в том, что малышка была слабоумной.
Олмас покачал головой. Он мог понять, почему родители этого ребенка предпочли бы оставить его в лоне Церкви, но не мог одобрить такого отношения. Что ему с ней делать? Ангелитам нужны были талантливые дети безупречной внешности, и его работа заключалась в том, чтобы отбирать таковых.
Блондин привлек внимание Олмаса. Он был старшим из детей и скоро должен был быть готов к конфирмации.
— Как тебя зовут? — спросил командир и присел на корточки перед ребенком.
— Беньядикт, — благоговейно ответил мальчик, но Олмас не мог не заметить, что в этом слове была нотка гордости. Мальчик, вероятно, счел за честь, что с ним разговаривает командующий отрядом.
— Беньядикт, возьми свои вещи и подойди к человеку, который собирает десятину перед церковью. Ты отправляешься в путешествие.
Мальчик сглотнул.
— Да, герр.
Пока Олмас осматривал другого ребенка, сквозь стук дождя, который не прекращался, послышался пронзительный крик.
— Беньядикт — первенец Наташи, — извиняющимся тоном пробормотала матерь. — Она хорошая, благочестивая женщина, которая много работает.
— Господь вознаградит ее, — ответил Олмас, повернувшись к следующему ребенку. Что-то в позе девочки вызвало у него подозрения, она как будто старалась не переносить вес на левую ногу, но так как ее сильно трясло, у нее это просто не получалось.
— Что с тобой? — прошептал Олмас. — Давай посмотрим.
Ребенок вздрогнул от прикосновения черной перчатки комтура, но малышка сохранила самообладание, приподняв подол своего платья. На ее бедре был запекшийся от крови порез, которому не больше дня или двух.
Олмас погладил девочку по волосам.
— Все будет хорошо, малышка.
Комтур подошел так близко к матери, что их лица почти соприкоснулись.
— Приведите мне мать этой девочки!
Матерь молча встретила этот прилив холодного гнева.
Не дожидаясь ответа, комтур вышел на передний двор и вытащил свой длинноствольный пистолет. Хорошая, дорогая штука. Шедевр иберийского оружейника. Олмас с тихим щелчком взвел курок. Не обращая внимания на встревоженные взгляды жителей деревни, он сел на мешки с рисом и ждал там, пока матерь не вернулась, ведя за собой молодую женщину, которая напомнила Олмасу его бывшую спутницу. Лира, которая так никогда и не родила ему ребенка. Женщина, которая носила под сердцем чужой плод. Женщина, которая открыла ему глаза на тот факт, что у храмовника вроде Олмаса был только один способ вернуть благосклонность Господа.
— Ваш ребенок ранен, — сказал комтур голосом, лишенным сострадания. Женщина побледнела.
— Она упала, герр, она...
Комтур наотмашь ударил дулом своего оружия женщины по лицу, и она, хныкая, упала на землю, прижав руку к разбитой переносице.
— Это за то, что соврала мне.
Затем Олмас еще раз сильно ударил рыдающую мать.
— А это за то, что причинила вред собственной плоти и крови, чтобы скрыть ее от меня.
Комтур дрожал от гнева.
— Ты же должна понимать, что куда бы я ни отвел твою дочь, ей было бы лучше, чем здесь. Кто знает, возможно, однажды она бы даже стала кардиналом. Но ты украла у нее этот шанс — из эгоизма!
Матерь успокаивающе подняла руки.
— Она не знала, что делает.
Олмас убрал пистолет в кобуру и посмотрел на матерь.
— Ты обязана сделать все возможное, чтобы предотвратить причинение вреда детям в вашем поселении, и если я снова увижу что-то подобное во время моего следующего визита, вы все будете сурово наказаны. Господь мне свидетель.
Затем комтур сел на коня.
— Прочь отсюда. Я на сегодня насмотрелся на деревенщин, не знающих своего места.
Он пришпорил жеребца и выскочил из деревни. Во что бы то ни стало, ему придется уговорить пастыря назначить ему новый маршрут в следующем году. Олмас ненавидел поселения в глубине страны.
В начале
На улице уже несколько дней льет дождь. Что, если шлюзы Химмеля никогда больше не закроются?
Старик у окна вздохнул и заставил себя не отвлекаться на подобные раздумья. Колин и Николо были правы: есть дела поважнее, чем гадать и мечтать.
— Люди будут задавать вопросы, — настаивал Колин на том, о чем говорил уже несколько часов. — Основа прочная, но все еще слишком много пробелов.
— Тогда, наконец, ясно скажи, что ты имеешь в виду, — проворчал Николо и хлопнул ладонью по столу так, что тонкие хрустальные бокалы яростно зазвенели. — У нас нет вечности. Наши люди в поселениях становятся беспокойными. Кто-то должен остановить хаос, прежде чем он поглотит нас.
— Поспешные действия могут оказаться смертельной ошибкой, мой мальчик, — заметил Пиачи и, наконец, оторвался от вида городского пейзажа, расстилавшегося во всех направлениях далеко внизу. — Мы должны создать что-то, что прослужит дольше, чем все, что когда-либо изобретало человечество.
Колин кивнул.
— Наши возможности значительны. К сожалению, таковы и риски нашего плана.
— Я думаю, мы все согласны с тем, что, как только мы запустим проект, никто не сможет оказать нам серьезного сопротивления, — нетерпеливо прорычал Николо. — Наша военная мощь будет подавляющей.
— Такая обширная территория, как европейский континент, никогда не будет полностью умиротворена, если мы не объясним людям, что такое рабство лучше для них прочих альтернатив.
С содроганием Пиачи подумал о донесениях шпионов, которых они отправили в более отдаленные районы континента. Он получал информацию о безумных диктаторах, фанатичных культах и даже о невероятном вырождении вроде каннибализма и ритуального инцеста.
— Кто сможет сомневаться в ангелах? — вмешался Николо. — Мы дадим людям осязаемые доказательства истинности наших учений.
— Люди не глупы. Они необразованные, да. Но не дураки, — сказал Колин и медленно погладил свои редеющие волосы. — Мы хотим внушить людям, что ангелы — это воины Господа, которых Он послал на землю вести священную войну, не так ли?
— Хорошо, что ты понял хотя бы это, — передразнил Николо, презрительно сморщив нос.
— Если Бог посылает своих воинов, то почему они выглядят как дети? — Колин разыграл свою первую предполагаемую козырную карту. — Почему он не посылает в виде сильных людей? Почему эти воины вообще похожи на человека?
Застонав, Пиачи опустился на свободный стул за столом.
— Правильный вопрос, но не тот, на который нельзя дать удовлетворительный ответ.
Колин скрестил руки на груди.
— Ну давай, мне любопытно.
— Во-первых, Господь создал человека по своему образу и подобию, — пояснил Пиачи, подчеркивая свои слова искусно вкрапленными жестами — тут поднятый указательный палец, там сжатый кулак. Даже самые одаренные ораторы древности гордились бы им. — Следовательно, не может быть сомнения, что Он создает и тех существ, которые еще выше человека, по своему образу и подобию. В этом случае, стоит добавить, Он даже наделяет их неизменным обликом. Человек, напротив, на протяжении всей своей жизни все дальше и дальше удаляется от той божественной чистоты, в которой Он видит истинный свет. Превращение из ребенка в мужчину — это не взросление, а потеря. Господь подобен ребенку — безграничен в Своей благости и безграничен в Своем гневе. Простой факт, который может понять любой, кто когда-либо наблюдал за ребенком в течение длительного периода времени. Он то собирает цветы для матери, то отрывает лапки насекомому. Разве это не объясняет дела Господа, как мы того желаем?
Николо дерзко ухмыльнулся, но Колин еще не сдался.
— Что ж, этим мы объясним, почему ангелы принимают форму детей. Но почему Господь лично не вмешивается в борьбу со злом, хотя говорят, что Он так заботится о том, чтобы добро восторжествовало?
— Может быть, люди прогневили Его, поэтому Бог просто посылает своих представителей вместо того, чтобы вмешаться самому.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
