Змеиное варенье

— Господин инквизитор, хватит мечтать, — вкрадчиво сказала она, — вы слышали, что я сказала?

Я раздраженно стряхнул ее руку.

— Дознание веду я, а не вы, госпожа Хризштайн. В обязанности фамилиара входит сбор сведений. Тех сведений, которые я вам укажу. Поэтому вы будете заниматься Остронег, а не тратить время на первую жертву. Ко всем остальным вельможам я вас даже близко не подпущу.

— А что мне заниматься этой потаскухой, — ухмыльнулась Лидия, — если я и так все про нее знаю. Семейство Остронег владеет десятком крупных торговых судов и двумя верфями. Их состояние оценивается в сотни тысяч золотых. Но год назад случилась неприятность, господин Остронег узнал, что его сына, частого посетителя дорогих борделей, заразили звездной сыпью. Поговаривают, что он даже обращался к услугам некой банды, чтобы узнать, кто именно. Только те же слухи утверждают, что Микла Остронег заразился от собственной сестры...

Лидия забрала у меня кружку с остатками компота и допила его, наслаждаясь произведенным впечатлением.

— Когда вы успели все это узнать? — выдавил я.

— Я бы успела узнать больше и про остальных, если бы вы удосужились сообщить мне их имена. Кстати, недоброжелателей у Марины найдется много. Она ведь считала себя роковой женщиной, крутила хвостом сразу перед несколькими и подзуживала ревнивых ухажеров. Говорят, она даже вела собственный личный счет погибших из-за нее на дуэли... Немаленький, заметьте.

— Дуэли запрещены, — заметил я.

— И кого это останавливало?

— Вы упомянули о маре Гук Чина. Что вам привиделось?

Лидия неожиданно помрачнела и заявила:

— Ублюдок. Жестокий и подлый, вот кем был ваш разнесчастный юный погибший.

— Госпожа Хризштайн, то, что юноша был... — я замялся, — эмм... состоял в... богопротивных отношениях с... В общем, это еще не значит, что он должен был погибнуть так страшно. Это болезненная греховная наклонность...

— Гук Чин не был мужеложцем, если вы это имели в виду, — насмешливо сказала Лидия. — А знаете, компот мне даже понравился.

— Ну конечно, вам же виднее, чем профессору Вальтеру, ведущему анатому княжества, — покладисто согласился я. — Я намерен заняться поиском...эмм... возлюбленного последней жертвы. А от вас в следующий раз жду тот самый черный список Марины Остронег. И это не обсуждается. Надо понять, что может быть общего у всех жертв, как колдун на них воздействует, и чего добивается.

— Адмиралом и казначеем вы заниматься не будете?

— Увы, у меня нет возможности их допросить. Я обращусь к кардиналу с просьбой, чтобы он повторно побеседовал с ними. Если у вас есть вопросы к ним, то можете их записать, я передам. И еще... Если вам так хочется, то можете заняться первой жертвой, но город без предупреждения не покидать.

Лидия встала и присела в шутливом поклоне, придерживая полы лисьего плаща. Ее глаза лукаво блеснули, скрытые длинными ресницами.

— Спасибо за эту милость. Слушаюсь и повинуюсь, мой господин.

У меня неприятно заныло в животе от понимания того, что эта зараза все равно сделает все по-своему.

— Я вас предупредил, не смейте меня ослушаться! Вы обещали.

— Конечно, конечно... Пусть мой господин будет готов к вечеру. Я заеду за вами к восьми. Мы отправимся в известный вам игорный дом.

— Нет.

— Мой господин хочет, чтобы я отправилась туда одна?

— Нет.

— Хорошо, тогда ваша покорная слуга найдет себе другого спутника. Прощайте.

Я скрипнул зубами, провожая взглядом рыжую плутовку. Ей-богу, проще прибить, чем переспорить.

Я вернулся в Академию, чтобы заглянуть к профессору Адриани. Но по дороге в его кабинет я столкнулся с Нишкой, которая с понурым бледным видом брела мне навстречу. Мне пришло в голову, что лучше всего не избегать ее, а напротив, общаться и быть в курсе результатов ее дознания.

— Простите меня, госпожа инквизитор, я был груб и невежлив утром, — остановил я Нишку. — Оправданием может служить лишь то, что я хотел избавить вас от страшных подробностей...

Нишка тяжело сглотнула, и я понял, что она успела увидеть тело.

— Да уж... Видок еще тот... Брр... ненавижу змей!

— Вы лучше меня осведомлены об этом деле, и я... Я хотел бы с вами посоветоваться. Или вы слишком заняты в текущем дознании? Как оно продвигается, кстати?

Я сказал и сам почувствовал, насколько неуклюже вышло, но, слава Единому, Нишка ничего не заподозрила.

— Да, — махнула она рукой, — какое-то нелепое дело. Смотритель утверждает, что никого не было, да и кто в здравом уме приблизится к купели? А мне теперь — опрашивай всех, не видел ли кто чего подозрительного. Кстати, вы не видели?

Как же отвратительно врать сестре по вере...

— Нет, — покачал я головой, — но с другой стороны, благодаря этому инциденту, вы остались в городе и можете помочь в нынешнем дознании. Профессор упомянул, что вам удалось разговорить служанку в поместье Лешуа. Я не нашел в материалах...

— Ах вот как! — Нишка вдруг разозлилась и побагровела. — Чужими руками решил жар загрести?

Я опешил и растерялся.

— Нет, что вы... Но вы же сами сказали, что радеете за дело и...

— Я, значит, паши и вкалывай, как ломовая лошадь, а ему вся слава! Нет уж!

— Да я не это имел в виду... Постойте...

Я беспомощно смотрел вслед Нишке, которая бесцеремонно оттолкнула меня с дороги и засеменила прочь, сверкая бритой головой.

Профессора с лекции мне пришлось дожидаться в его кабинете. Я подошел к высокому стрельчатому окну, из которого безбожно задувал холодный ветер. За ночь снег полностью укрыл город и очистил его от уличной грязи, привнеся в воздух ожидание праздника, самого светлого праздника в году — Изморозья. В приюте он был долгожданным и любимым, нам дарили игрушки, баловали сладким, а еще можно было загадать желание заступнику Луке, покровителю детей и животных. И если очень сильно верить и надеяться, то оно обязательно исполнялось... Ребенком я всегда загадывал что-нибудь несложное. Удивительным образом, мои желания сбывались, конечно, в основном благодаря отцу Георгу... Только сейчас, увы, даже он не смог бы мне помочь...

— О чем задумался, Кысей?

Я вздрогнул и обернулся к профессору. Сердце тревожно забилось в ожидании его диагноза Лидии.

— Скоро Изморозье, — ответил я, — а приходится иметь дело с человеческой жестокостью... Боже Единый, да простит нам грехи наши.

— Садись, не стой возле окна, там дует.

Я послушно проследовал к креслу.

— Что вы думаете о последней жертве?

Профессор поежился, плотнее запахнул на себе серую мантию и подкинул поленьев в камин, потом сел за стол и заглянул в свои заметки.

— Я читал показания очевидцев. Смею обратить твое внимание на такой момент. В пылу ссоры погибший угрожал шулеру жестокой расправой, а именно живьем содрать с него шкуру. Я также осмелюсь предположить, что видение расправы в больном разуме Гук Чина могло дать некоторый импульс зловредному колдовству, словно отразив его в жертву. Возможно, найдя шулера, мы найдем колдуна или его пособника.

— Но почему змеи? Откуда они взялись?

Профессор Адриани пожал плечами и вздохнул:

— Мне сложно судить о мертвом, душеведы работают с живыми.

— Я понимаю, но все-таки...

— Просматривается некоторая система. Неподтвержденные свидетельства о том, что из грудной клетки первой жертвы доносилось шипение, змеиная чешуя на теле второй, извивающиеся, как змеи, живые волосы третьей жертвы. Только четвертый случай несколько выбивается из этого ряда. Или же вообще не имеет никакого отношения к колдовству. Возможно, это было просто резкое сужение разума, хотя бы на фоне стремительного течения звездной сыпи. Меня гораздо больше обеспокоила реакция гаяшимца на обнаружение противоестественных пристрастий сына посла. Для него это действительно стало неожиданностью.

— А я не вижу ничего странного. Конечно, он должен был попытаться избежать огласки.

— Я не об этом. Странно, что он ничего не знал. Такие вещи трудно утаить, особенно в замкнутом пространстве посольства.

Мне вспомнилось уверенное заявление Лидии о том, что Гук Чин не был мужеложцем. Но если она права, то тогда ошибся профессор Вальтер? Или не ошибся, а намерено сказал неправду... Представить, чтобы старик Вальтер, вечно бухтящий даже руководству, кристально честный профессионал своего дела, вдруг полез в политические игры? Нет, невозможно.

— В любом случае, я обязан проверить и это тоже. Профессор Адриани, — я замялся, — о чем вы говорили с госпожой Хризштайн? Я так и не успел извиниться, что не смог ее привести к вам на прием...

Пепельные глаза профессора, казалось, видели меня насквозь. Он горько усмехнулся.

— Довольно занятная особа. Во-первых, там на вскрытии у нее случились бредовые видения. Она смотрела мимо стола и, кажется, с кем-то разговаривала. Ты был ближе, поправь меня, если не так.

— Да, она упомянула, что видела живого Гук Чина. Она называет это марой.

— При этом, в отличие от классического помутнения сознания, она отдает себе отчет в том, что ее видения являются искаженным восприятием действительности. Понимаешь?

— Лидия как-то упомянула, что ее научил этому брат. Спрашивать себя, реально ли то, что она видит. Постоянно.

— Интересная методика, — профессор вскочил на ноги и стал расшагивать по кабинету. — Демон, ты знаешь, можно будет попробовать применить ее на легких случаях искаженного восприятия или даже помутнения!.. Подожди, подожди, но нужен внешний якорь. Человек, которому больной безоговорочно доверяет.

— Это ее брат. Только сейчас он не с ней, остался в Кльечи. Меня больше пугает то, что ее видения несут сведения, которые она никак не может знать! Тому была масса примеров, и я боюсь, что...

— Нет, Кысей, она не колдунья, если ты об этом. Я даже не уверен, можно ли ее назвать больной в обычном понимании этого слова. Во-первых, госпожа Хризштайн прекрасно осведомлена о своих особенностях, но лечиться не желает. Она приспособилась, научилась жить с этим. Но есть и во-вторых. Ее тревожит, как она заявила, наваждение. И хотя она утверждает, что это змеи...

Я вздрогнул, вспомнив и рисунки Тени во время приступа, и разглагольствования Лидии о кулинарных достоинствах ползучих гадов.

— Но я склонен думать, что ее наваждение — это ты. Да я думаю, ты тоже об этом догадался.

— Я не знаю, что мне делать, — было невыносимо стыдно признаться, что Лидия домогается меня самым беспардонным образом. — С одной стороны, я усугубляю ее состояние своим присутствием, а с другой... могу повлиять на нее и заставить лечиться.

— Нет, Кысей, — покачал головой профессор, и у меня упало сердце.

— Но ведь ей же можно помочь? Всегда есть надежда.

— Наверное. Но я не возьмусь за ее лечение, потому что придерживаюсь принципа — не навреди. И тебе советую. Самое лучшее, что ты можешь для нее сделать, это просто исчезнуть из ее жизни и вернуть все на круги своя. Не мучь ее своим присутствием.

— У нее случаются приступы, во время которых она себя не помнит. После она впадает в подобие мертвого сна, который иногда может длиться несколько дней. Дыхание замедляется, температура тела падает. И однажды она может не проснуться, — я сцепил руки на коленях. — Я не отступлюсь.

— На все милость Единого... Ты никогда не задумывался, что ее видения могут быть божьими откровениями? Что она может быть провидицей?

— Лидия далеко не праведница, собственно говоря, даже наоборот.

— Если так подумать, то и ее видения вряд ли можно считать милостью, скорее, карой Единого. Кто знает, возможно, это ее наказание за грехи. Видеть то, что она не в силах изменить...

Я закрыл глаза, но перед моим внутренним взором все равно стояла Лидия в водах Ясной купели, которые закипели и расступились, не вмещая ее пороков... Да, они почернели, но это не было той тьмой, которая есть отсутствие света, а значит, еще не все потеряно!

— Профессор Адриани, вы слышали что-нибудь о практике духовничества при лечении душевных заболеваний?

— Слышал, — профессор удивленно выгнул бровь, — почему ты вдруг заинтересовался?

— В трактате Изры из Мирстены упоминается, что излечение возможно даже для самых тяжелых и безнадежных случаев. Но отец Георг высказался категорически против того, чтобы я пытался...

— Это, пожалуй, тот редкий случай, когда я соглашусь с ним. Когда я был молод, примерно, как ты сейчас, и значительно более честолюбив, чем ты, то загорелся идеей возродить эту практику, совершить прорыв в лечении душевных заболеваний. Большая часть сведений была утеряна во время Синей войны. Духовничество применялось только для тех больных, жизнь и разум которых были слишком важны для Святого Престола, чтобы оправдать риск.

— Риск? — переспросил я. — Какой риск?

— Риск смертельного исхода. Пять к одному. К одному удачному. Ты все еще хочешь узнать больше?

Я застыл в отчаянии, стиснув кулаки.

— Хочу. Если Лидии станет совсем плохо, то даже такой шанс лучше, чем ничего...

— Ты не понял, Кысей. Больному как раз ничего не грозило. За его выздоровление своими жизнями расплачивались лучшие из лучших среди церковников... те самые духовники. Впрочем, орден духовных спасителей давно сгинул в небытие...

На редкость благодушный кардинал сразу же удостоил меня аудиенцией, даже не пришлось подпирать стены в холодной приемной в ожидании. Старый церковник милостиво кивнул мне садиться и потер руки:

— Что ж, теперь дознание полностью в нашей воле. Тайный сыск ограничен в полномочиях и перестанет путаться под ногами. Кысей, ты понимаешь, какая сейчас на тебе ответственность?

— Обозначьте мои полномочия, — с нажимом произнес я. — Кроме того, насколько я понимаю, речь пойдет не столько о вопросах веры, сколько о... политике?

— Правильно понимаешь, мальчик мой, — довольно улыбнулся кардинал. — Князь стар и сдает позиции, поэтому вопрос престолонаследования скоро встанет очень остро. И при дворе есть некоторые... скажем так, недоброжелатели Святого Престола, которые стремятся заполучить больше власти, чем положено простым мирянам, пусть даже обремененным благородным происхождением. Верховный каноник Кирилл слишком потакает им, чтобы надеяться на его вмешательство.

Мне сделалось тоскливо и пусто — опять политика.

— Мой долг — остановить богопротивное колдовство и защитить людей от тьмы безумия. Участвовать в политических играх я не желаю.

— Придется. Потому что это тоже часть твоего долга. И мне странно слышать от тебя подобные речи. Ты же видел, к чему приводит невмешательство Святого Престола в дела светской власти при грызне за престол? Или ты уже забыл Асад?

— Нет, и никогда не забуду. Но давайте я сразу обозначу свою позицию, ваше святейшество, чтобы не было недопонимания в дальнейшем. Если колдуном окажется кто-то из власть имущих, то он предстанет перед судом Инквизиции, невзирая на политические резоны.

— Почему ты решил, что...

— Не надо быть семи пядей во лбу, — нетерпеливо перебил я церковника, — чтобы заметить, что все жертвы происходили из благородных и богатых семей. Незаметно воздействовать на них мог только человек их круга, то есть такой же вельможа, как они, возможно даже, что из княжьего окружения.