— Арина! — хрипло закричал он со всей дури молодых легких.
— Я здесь! — глухо донеслось откуда-то со стороны ручья. И что-то Сэму не понравилось в звучащем отзыве. Забыв о боли в ногах, он бегом бросился на голос.
Арина метала ножи. Одна нога немного впереди, замах вверх и назад за голову, толчок, разворот туловища влево и плавное ускоряющееся движение руки из-за плеча — первый нож в цели, второй, третий. Четвертый уже по рукоятку сидит в измочаленной коре лесного великана. Десять шагов, с холодным безразличием выдернуть ножи и все сначала. Замах, толчок, бросок, десять шагов...
— Что случилось?
Арина повернула к нему искаженное злостью лицо.
— О, ничего не случилось, просто какая-то б... — пояснение внутреннего переводчика к следующему слово прозвучало в мозгу Сэма, как " вульгарная женщина, продающая свое тело за деньги", — взяла за привычку решать за меня, как мне жить, что мне делать и как мне умереть! Какая-то инопланетная дрянь решила выдернуть меня из моего родного мира и отправить черт знает куда для решения придуманных ею проблем! Я никогда никому не позволяла распоряжаться своею жизнью и жизнями близких и дорогих мне людей и этой заразе не позволю! Я достану ее, чтобы мне это не стоило, и вгоню эти ножи в прекрасное тело этой суки! — Лицо женщины исказил звериный оскал, верхняя губа поднялась, обнажая зубы, из горла раздалось рычание, с нечеловеческой силой она яростно, по самую рукоятку, вогнала в ствол охотничий нож.
Сэмуил резко попятился. Словно клокочущая лава, вырвавшаяся из плена земной коры, на него обжигающим потоком хлынули чужие эмоции, сметая все тщательно выстроенные еще в начальной школе на Хатайе барьеры. Они облепили его тонкой пленкой, не давая дышать, двигаться, адекватно мыслить. Чужая боль, разочарование, бессилие и злость рвали душу на части. Сэмуил упал на колени, сжав голову ладонями, не в силах вынести этот эмоциональный коктейль. Череп взорвался изнутри, в глаза хлынул поток смутных образов и видений, он упал на бок и второй раз за прошедшие сутки потерял сознание.
Очнулся Сэм от нестерпимой вони, издаваемой клочком ваты, которым перед его носом с сосредоточенным видом махала стоящая на коленях Арина. От женщины шли флюиды тревоги и... легкой вины?
— Только не это, — едва не плача простонал Сэм. — Я так этого избегал. Перун, за что? — Он поднял глаза к небу, словно пытаясь рассмотреть воинственного бога, спрятавшегося в ветвях неподвижно застывших деревьев.
— Сэмуил, что с тобою, малыш? — в голосе Арины слышалась непритворное волнение.
Сэм перевел взгляд на подругу.
— Твоя ярость снесла все барьеры в моей голове. Барьеры, которые ставили лучшие волхвы Искарая! Я тебе рассказывал, что у меня дар эмпатии, но не рассказывал насколько тяжело постоянно чувствовать чужие эмоции, пропускать их через себя, ощущая как свои собственные. Ты себе не представляешь, как неприятно, беседуя с человеком, чувствовать его отношение, предугадывать его действия. Особенно это тяжело ребенку. — Сэмуил сел и со вздохом, опустив глаза в землю, продолжил. — Я тогда первый раз влюбился. Влюбился в стажерку — учительницу музыки. Мне было пятнадцать лет, и я уже два года жил в Искарае, считая себя если не взрослым то, по крайней мере, опытным и самостоятельным мужчиной. Она была возвышенно красивой: хрупкой, неземной, волшебной. Я помню ее тонкие длинные пальцы, порхающие по клавишам рояля, одухотворенное лицо с полуприкрытыми глазами, тень от ресниц, маленький носик, пухлые губы. А какие замечательные ямочки появлялись у нее на щеках, когда она смеялась... Я был готов целовать землю, по которой ступала ее изящная ножка. Бывало, сидел, часами прижавшись щекой к ее стулу, мечтая о свидании и представляя себе такие сцены, от которых у меня сладко ныло внизу живота. Именно тогда я впервые узнал значение фразы "мокрые штанишки", которую часто использовали старшеклассники, подтрунивая друг над другом и которую мы, "мелкота", трактовали совершенно по-другому. Через полгода тихих страданий я набрался храбрости и в канун Авсеня, не особо рассчитывая на положительный результат, пригласил ее на свидание. К моему удивлению и радости, она согласилась. Ариша! — Арина улыбнулась, отметив для себя это новое обращение. — Как мне передать словами ту бурю чувств, которая играла в моей душе, когда я, трепеща, одетый, словно на парад, с букетом цветов ждал ее в условленном месте. От волнения у меня вспотела спина, и я ужасно боялся, что от меня будет пахнуть. Когда она появилась, вся такая воздушная в цветастом платье, синих открытых туфельках на тонких высоких каблучках, я потерял дар речи и, засмущавшись, сунул ей цветы, буркнув что-то о прекрасном вечере. А потом, идя рядом с нею, мучительно краснел, боясь ляпнуть что-нибудь глупое. Она же словно не замечала моего смущения, рассказывала о музыке, о концертах, на которых побывала, о знаменитостях, с которыми встречалась. Мы перекусили в кафе, и присели на лавочку в парке неподалеку от школы. Она казалась мне еще прекраснее, умнее, недосягаемее, чем обычно. Как я, пятнадцатилетний шалопай, мог претендовать на любовь такой замечательной девушки! От этих мыслей мне становилось тошно, но моя возлюбленная этого не замечала. Она легко поддерживала беседу, постепенно втягивая меня в разговор и, словно невзначай, взяла меня за руку. Я от этого невинного прикосновения испытал настоящий экстаз... Она еще что-то рассказывала, хитро посматривая на меня из-под длинных ресниц, но я уже не слушал. Ее ладонь жгла мне пальцы, мне хотелось прикоснуться к ее волосам, уткнуться в них лицом и вдыхать аромат ее легких духов. В какой-то момент, набравшись смелости, протянул руку погладить ее роскошные длинные волосы, в беспорядке рассыпанные по плечам. Я ожидал взрыва, возмущения, нотаций, но она замолчала и, повернув ко мне лицо, с легкой улыбкой спросила:
— Я ведь тебе нравлюсь, Сэмуил?
— Очень, — прохрипел я и потянулся к ней всем телом, не в силах более сдерживаться. Она не отстранилась, позволяя мне обнять себя. А потом взяла мое лицо в свои теплые ладони и поцеловала в губы. Я испытал ни с чем не сравнимую эйфорию. Ее поцелуй длился и длился, а я улетал в такие дали, о существовании которых не мог грезить даже в самых эротических снах. Видимо, от сильного эмоционального подъема у меня открылся Дар. В моей голове словно прорвало плотину, и в нее хлынули чужие эмоции и образы. Это было невыносимо больно, словно после горячей парной прыгнуть в огромный сугроб и сидеть в нем, пока тело не превратится в кусок льда. Брезгливость, разочарование, безразличие, презрение и интерес, но не ко мне, а к моей княжеской родословной. Меня словно в кучу навоза окунули.... На следующий день я обратился к старшему волхву с просьбой заблокировать так не вовремя открывшиеся способности. С тех пор я мог видеть и ощущать только конкретно направленные на меня мыслеобразы, ну и еще распознавать ложь. — Сэмуил вздохнул и с видом мученика признался. — Больше я на свидания с девушками не ходил.
— Бедненький ты мой, — Арина с сочувствием протянула руки, — иди ко мне.
Сэма окутало легкое тепло нежности и симпатии. Он подался вперед, Арина обняла его, поглаживая по плечам:
— Все будет хорошо, ну попалась одна дура — с кем не бывает! Зато ты испытал настоящую первую любовь, а это не каждому дано. А с твоей эмпантией мы справимся. И не такое это плохое качество, нужно только научиться от него абстрагироваться. Я могу научить тебя медитативным практикам, думаю, тебе поможет умение концентрироваться и...
Она еще что-то тихо говорила, но Сэм не вслушивался в смысл слов, он просто отправил сознание по волнам ее голоса, купаясь в эмоциях заботы и нежности, которые окутывали его вместе с тихим голосом подруги. Он понял, что между ним и Ариной протянулась прочная нить, которая связала их крепче родственной крови, связала навсегда, как бы ни сложилась их дальнейшая судьба.
Так они и стояли, обнявшись посреди незнакомого величественного леса, — взрослая женщина и молодой парень, такие разные и такие похожие.
Через полчаса Арина со вздохом пошла собирать ножи, еще полчаса им понадобилось, чтобы, по очереди расшатывая клинок, при этом ругаясь всеми известными демонами, богами (и просто по-русски матерясь), вытащить из дерева охотничий нож. Арина так и не смогла объяснить, как она умудрилась загнать его в ствол на длину клинка.
Глава 3. В которой наши герои получают неожиданные подарки
Маленький мальчик на крыше сидел,
Был бы он бабочка, он полетел.
Сзади подкрался с дубинкою кто-то,
Вот и сбылась мечта идиота.
Атарията. Храм Судьбы
Храм Судьбы находился на большой опушке Леса Древних в нескольких часах езды от столицы. Артуари спешился, снял оружие — негоже подъезжать к святыне верхом и вооруженным, бросил поводья подбежавшему служке и медленно пошел к Храму. На полшага позади со вздохом благоговейного восхищения, неслышного для обычного уха, следовал Тень. Артуари прекрасно понимал брата, он и сам не мог сдержать своего восторга, граничащего с экстазом при виде величия и гармонии Храма. Он помнил, как впервые еще младенцами их принес на поклон Богине воспитатель — старик Меганаль, последний из чистокровных моритов. Помнил желтые глаза Тени, расширившиеся и ставшие похожими на два огромных светящихся шара и свою неудержимую радость при виде торжественной красоты, мощи и величественности Храма, вокруг которого бурлили сильнейшие эманации переплетений синих энергий Вселенной и легких зеленовато-дымчатых линий Природы. Это чувство навсегда осталось в их душах, только окрепнув с годами. В Храм приходили те, кто не знал ответов, те, кто нуждался в медитативных прозрениях, те, кто искал утешения, и те, кто желал поделиться с Богиней радостью. Влюбленные, поэты, музыканты приходили за вдохновением; воины, разбойники и воры — за удачей; философы — за просветлением. Никому не отказывала Богиня, ибо ей было все равно, кому принадлежат ее дети — восходу, или тени — прекрасный лик поворачивался с одинаковой любовью и к свету и к тьме.
Меганаль рассказывал, что по велению Ведущей первые переселенцы, которых она привела в этот мир высадили в круг семьдесят семь саженцев удивительного дерева, черенки которого они принесли из своего старого мира. За одну ночь, повинуясь слову Богини, саженцы выросли в огромные цветущие деревья, их стволы сомкнулись, кроны, покрытые крупными вечнозелеными листьями и мелкими благоухающими собранными в кисти голубыми цветами, переплелись, образовав древесный шатер, попасть в который мог только истинно верующий. Вскоре, недалеко от Храма, был заложен первый поселок переселенцев, названный в честь Богини — Ат"и-Малис, что на древнем языке означает "Указывающая путь". Со временем поселок разросся до города, а затем стал столицей, но как бы ни увеличивались площади города, расстояние до Храма всегда оставалось неизменным — достаточно далеко, чтобы суета и шум не доносились до его служительниц, но не настолько, чтобы дать забыть жителям столицы о своем существовании. Никто не знал, истинного вида Храма, потому что каждый находил для себя тот облик, которым награждала его Ведущая. Для Артуари это всегда был изысканный павильон с резными скамьями, журчащим ручьем и небольшим водопадом в обрамлении воздушного кружева мелких брызг. Для Тени — огромный зал, увешанный всевозможным оружием и доспехами разных времен с медленно вращающимися вдоль стен застывшими в стазисе скакунами и мощными мотоциклами техногенных миров. Как-то раз, будучи подростком, Артуари спросил у наставника Меганаля, что видит он, входя под крону Храма, старик прищурился и, помолчав, произнес странную для юного принца фразу: "Я вижу путь домой". " Почему же ты не уходишь?" — поинтересовался мальчик и получил ответ: "Еще не время, мой юный принц". Время пришло, когда им с Тенью исполнилось по шестнадцать лет. Старик ушел в Храм и больше не вернулся. На вопрос Тени Служительница загадочно улыбнулась, ответив, что Меганаль ушел домой к своему народу, ведомый Богиней за руку, и что им не стоит печалиться, потому что не каждому Ведущая оказывает честь показать путь, а затем, помолчав, словно прислушиваясь, добавила, что милорды их высочества избранные, и их время не так далеко, как кажется. Все эти воспоминания пронеслись в голове Артуари, пока они шли по мягкой пружинистой цветочной тропе к Храму. Сегодня, через десять лет после ухода Наставника, пришло их время узнать свой путь. В этот раз в Храм им предстояло войти вместе. Братья, переглянувшись, синхронно вступили в призывно открывшийся серебристый овальный проход и застыли на месте. Они находились в лесу. Нет, не так — они находились в Лесу. Именно с большой буквы. Высокие с идеально ровными стволами деревья, росшие на одинаковом расстоянии друг от друга, закрывали небосклон, но сумеречно не было, свет изливался сквозь густую зелень листвы и, струясь, растекался, наполняя воздух легким голубоватым свечением. Под ногами расстилался ковер из мягкой, словно подстриженной трудолюбивым садовником, сочной темно-зеленой травы. Между деревьями изредка росли невысокие пышные кусты. Где-то журчал ручей. Опушку впереди покрывал ковер мелких невзрачных желтых цветов.
— Приветствую вас, принцы, — раздался мелодичный девичий голосок за спинами мужчин. Они резко развернулись и тотчас склонились в почтительных поклонах перед светловолосой, остроносой, босоногой девочкой в длинном льняном платье, перевязанном в поясе красным витым шнурком.
— Служительница, — почтительно произнес Артуари, — легок ли твой путь?
— Спасибо, милорды, путь мой легок, — с улыбкой произнесла ритуальную фразу девочка и, взмахнув рукою, пригласила, — присаживайтесь.
Прямо из воздуха появилась белая резная беседка с мягкими креслами вокруг легкого круглого столика. На столике, покрытом снежно-белой скатертью, стояли три полупрозрачные чашки, толстый пузатый чайник из такого же материала, в котором плескался светлый цветочный чай, и блюдце с пирожными. Девочка аккуратно разлила чай по чашкам и, забравшись в кресло с ногами, потянулась к самому большому воздушному пирожному, украшенному огромной синей ягодкой.
— Простите, милорды, что не предлагаю вам вина, — я еще не вошла в возраст, позволяющий употреблять спиртное, — лукаво стрельнув глазищами, произнесла девочка.
— Ну что ты, Служительница! Это нам надлежит просить прощения за то, что пришли с пустыми руками, — улыбнувшись, покаялся Артуари, держа чашку двумя пальцами и делая маленький глоток,— Мммм, это — божественно, — он прикрыл глаза, смакуя вкус чая.
— Я никогда не пробовал такого восхитительного напитка, — согласился с ним Тень.
Служительница с улыбкой наблюдала за ними.
— Милорды, Богиня услышала ваши вопросы и... — тут и без того огромные синие глаза девочки стали просто гигантскими, она вскочила с кресла, вытянулась в струну, запрокинула голову и упала без чувств. Как ни был быстр Артуари, он не смог даже уловить движения брата. Всего доля секунды — и Тень уже стоит на коленях, бережно приподнимает голову Служительницы и капает ей на губы настойку баярда. Баярд — самый сильнодействующий яд из всех известных принцу, но в тоже время в определенных дозах правильно приготовленная настойка является не менее сильным лекарством, способным вернуть к жизни даже умершего рэквау, если со времени смерти прошло не более одной минуты. Тень аккуратно положил Служительницу на траву. Девочка вздрогнула, медленно встала и открыла глаза. Перед мужчиной стоял не десятилетний ребенок, а гордая, величавая, прекрасная Богиня в теле сосуда. Огромные синие глаза смотрели на беловолосого воина с вековой, бесконечной, как сама Бездна, мудростью. Тень хотел упасть на колени, но он не смог даже шевельнуться, затянутый в синие тоннели глаз Богини. Рядом безмолвно осел на землю Артуари.
