— Коли что нужно будет, кликните.
Хендрик кивнул и повернулся в зал, заставив многих немедленно уткнуться взглядами в свои кружки, сделав вид, что их больше всего на свете интересует их содержимое. Но это были простолюдины, и Хендрик понял их. Нечего вести себя как тупой бретер, который за любой косой взгляд готов разделать виновного на куски.
Да, постоялый двор потерял прежнюю ухоженность. Рыжий Зарук, помнится, гордился своим заведением, а теперь...
А дело-то вовсе не в постоялом дворе. Весь Златоград стал другим. Что-то в нем переменилось. Прежний Златоград остался только в снах, которые еще иногда видятся ему — цветущие яблоневые сады над Бурлянкой, вечерние улицы, освещенные фонарями, комната на втором этаже этого постоялого двора— когда-то они с Эльгитой провели здесь не одну счастливую ночь. Зачем он пришел сюда? Пытается вернуться в то время, когда был искренне и безмерно счастлив? Испытать давно забытые чувства снова? Глупо. Нет больше Златограда его юности. Златоград изменился. И он сам стал... другим.
Гул голосов в корчме внезапно смолк, и Хендрик, очнувшись, поднял лицо. Невольно посмотрел туда, куда глядели все посетители корчмы, и увидел молодую женщину, только что вошедшую в зал.
Незнакомка сбросила с головы суконный шаперон, быстро прошла мимо столов к лестнице, ведущей на второй этаж, поднялась по ней и исчезла в дверях. Хендрик успел ее рассмотреть, насколько позволял тусклый свет в корчме. Молодая, темноволосая, очень хороша собой. В лице есть что-то необычное, какая-то почти кукольная идеальность черт, которую редко встретишь у кревелогских девушек. Одета по-мужски, но это в Кревелоге, где женщины сплошь и рядом промышляют охотой и служат курьерами и лесничими, не редкость: это в империи считается дурным тоном, если девушки носят мужскую одежду. А еще незнакомка была вооружена, причем для этих мест не совсем обычным образом: Хендрик заметил у нее на поясе два парных сидских обоюдоострых скитума в черных кожаных ножнах.
— Кто это? — спросил он корчмаря, который все время вертелся рядом и пытался обратить на себя внимание.
— Вашбродь? — Корчмарь тут же принял самую подобострастную позу.
— Девушка, которая только что вошла — кто она?
— Виноват, вашбродь, но сам ничего о ней не знаю. Только живет она у меня уже три недели, заплатила вперед. Вроде бы ждет кого, — тут корчмарь осклабился. — Глянулась она вам?
— Интересная девушка. В какой комнате она остановилась?
— А первая комната от входа слева. На ночь всегда запирается на засов, видать, боится, что женихи потревожат.
— Та самая комната, — прошептал Хендрик. Опять что-то нахлынуло, сладко кольнуло в груди — и отпустило. — У тебя вино хорошее есть? Неразбавленное, выдержанное?
— Есть имперский винкасль малехо, вашбродь. Для себя держу в погребе.
— Сколько?
— Девять грошей пинта, но для вас...
— Хорошо, пусть будет девять грошей. Подай бутылку в комнату немедля. Прибавь фруктов хороших, если есть. И скажи, что я хотел бы с ней поговорить. Вот тебе еще два имперталя.
— Сей момент, вашбродь.
Корчмарь унесся волчком в дальний угол зала, к двери на кухню. Хендрик ощутил странное удовлетворение, даже вроде как на сердце у него потеплело. Он даже не ожидал, что еще может испытывать подобные чувства. А если незнакомка согласилась бы поговорить с ним — просто поговорить, — было бы и вовсе замечательно. Хоть какое-то спасение от одиночества, которое все время сопровождает его.
Он не ожидал, что корчмарь вернется так быстро.
— Отнес, вашбродь, — с жаром сообщил трактирщик, потирая руки.
— И что?
— Сударыня приняли ваш подарок и поблагодарили.
— И все?
— И еще сказали: 'Коли хочет поговорить, я не против'. Ой, вашбродь, видать, дока вы по части баб, Богиней-Матерью забожусь!
— Был дока. Сдачу за вино оставь себе, — ответил Хендрик и направился к лестнице.
* * *
Дверь была открыта. Девушка стояла у окна, спиной к нему. На дощатом столе, освещенном сальной свечой, стоял жестяной поднос, а на нем керамический кувшинчик, блюдо с зелеными яблоками, мелким виноградом и почему-то очищенной морковью, и глиняная пузатая кружка — видимо, более благородных бокалов под вино у трактирщика не нашлось. Кожаную утепленную куртку, сшитую из множества со вкусом подобранных красных и черных лоскутков, и пояс с кинжалами, девушка сняла. Стояла у камина в рубашке из тонкого полотна, штанах из темного тонкого нубука и высоких сапогах, которые в Кревелоге называли драгунскими. Стройная, изящная, тоненькая, как молодая береза. У камина на табурете лежали капюшон и полотенце.
— Неплохое вино, — девушка обернулась к гостю лицом, — но воды трактирщик все равно туда плеснул.
— Было бы смешно считать, что каналья упустит свою выгоду.
— Предупреждаю, если ты думаешь, что за стакан вина я позволю тебе попользоваться моим телом этой ночью, то очень сильно ошибаешься.
— Я рыцарь, сударыня. И все, чего я хотел, так это развлечь вас интересной беседой.
— В самом деле? — В больших серых глазах девушки вспыхнули веселые искорки. — Так скромен и так мало желаешь от жизни?
— Я приехал в этот город, посидел в одной гостинице, поболтал там с купцом о разных пустяках. Потом зашел в эту таверну и увидел вас. Мне показалось, что в такой скучный и холодный вечер хорошим людям стоило бы пообщаться немного. Впрочем, если вы желаете, я уйду.
— Однако странно, — девушка чуть заметно улыбнулась. — У тебя, сударь, такие великолепные оружие и броня, а ты остановился на ночлег в этом клоповнике. Это тоже скромность?
— С этой гостиницей у меня связаны кое-какие романтические воспоминания.
— Понимаю. И ты решил добавить в свои записки о романтических приключениях в златоградских тавернах новую главу?
— Я просто хотел поговорить.
— Извини, — девушка шагнула к Хендрику, протянула руку. — Ты просто не похож на тутошних жителей.
— Однако замечу, что и вы не похожи на местных женщин. У вас удивительные глаза.
— Это что, попытка воспеть мою красоту?
— Увы, я не менестрель. Всего лишь говорю, что есть.
— Моя бабушка была эарийкой.
— В самом деле? — Хендрик был удивлен и в то же время понял, откуда эти необыкновенная грация, тонкие черты лица и великолепное телосложение девушки, и почему она носит на поясе сидские кинжалы. — Не ожидал. Никогда не слышал о смешанных браках сидов и людей.
— Не было никакого брака. Но это слишком долгая и грустная история, и я не хотела бы рассказывать ее малознакомому человеку.
— Ваша воля. Я бы тоже не стал откровенничать на такую тему при первом знакомстве.
— Ага, понимаю, — глаза девушки заискрились. — Ты переодетый принц крови, а может, и наследник герцогского престола. Ты пал жертвой интриг и скрываешься от наемных убийц.
— Вроде того. А вы, наверное, аэссан, или я ошибаюсь? — Хендрик шагнул к собеседнице и добавил, понизив голос: — Parelle menn a braellen trueth.
— Увы, я не знаю эарийского языка, — ответила девушка с улыбкой, ясно говорившей, что она на самом деле этот язык прекрасно знает, — Но слово aessan я поняла. Можешь успокоиться: заказа на твою голову я не получала.
— Моя голова ничего не стоит, и за нее никто не заплатит.
— Опять скромничаешь?
— Нет, говорю правду. Давно минули те счастливые времена, когда кто-то желал мне смерти.
-Ты говоришь так, будто тебе восемьдесят лет.
— Иногда мне кажется, что так оно и есть.
— На улице темнеет, — сказала девушка, грея стакан с вином в ладонях. — Вот и еще один день закончился.
— Вы кого-то ждете?
— Моего друга. Он уехал в Грей и обещал вернуться к концу прошлой недели, но что-то задерживается в дороге.
— Грей довольно далеко отсюда, — Хендрик внезапно для себя почувствовал что-то похожее на ревность. — Однако я понял вас. Я ухожу.
— Мы еще встретимся, — неожиданно сказала девушка. — И спасибо за вино и фрукты.
Глава 3
Гулко и многообещающе ударил большой гонг.
Танцовщица на помосте подняла лицо, глянув в мрак за кругом фонарей темными, густо подведенными зеленью глазами. Развела в стороны руки с пылающими факелами, будто огненные крылья, и начала медленно и плавно вставать. Выпрямившись во весь рост, застыла в соблазнительной позе — спина красиво выгнута, голова запрокинута назад, соски крепких конических грудей дерзко торчат вперед, правая нога согнута в колене, — а потом, изгибаясь в ритм ударов кротала и цимбал, на цыпочках пошла по сцене, звеня украшениями. Каждая линия ее великолепного, блестящего от масла и притираний тела, казалось, излучала свет и вожделение. Кротал забил быстрее, гнусаво завыла тростниковая флейта: танцовщица закрутила бедрами, продолжая держать факелы в крестом раскинутых руках, а потом завертелась волчком, и ее будто окутали огненные змеи. Ритм танца достиг бешеной частоты, как сердцебиение наблюдавших за ним мужчин, а потом оборвался — и танцовщица упала на широко разведенные колени, запрокинувшись назад всем телом, и оба факела, ярко полыхнув напоследок, погасли. Мужчины заревели от восторга.
— Роскошно! — кричал пьяный, потный и счастливый барон Мирош, не сводя взгляда с точеной фигурки на помосте. — Роскошно! Еще!
— Со-ня! Со-ня! Со-ня! — хором скандировали приближенные князя, и на помост к ногам танцовщицы полетели золотые и серебряные монеты. Полупьяные девицы в расшнурованных корсажах визжали от восторга.
Иган тоже кинул несколько монет. Он был рад, что танцовщица Соня увидела его: во всяком случае, она, вставая с колен, остановила на нем взгляд, и юноше показалось, что она улыбнулась. Появившаяся на помосте служанка накинула на плечи Сони шелковый плащ, и танцовщица легко, как птица, упорхнула в темноту за деревянными раскрашенными кулисами.
— Она прреллестна! — заплетающимся языком выговорил Мирош. — Пре...лестна!
— О да! — согласился Иган и сделал глоток из своей кружки. На помосте уже появился какой-то парень с дрессированной обезьяной, но Игану он был неинтересен. В 'Лучистую звезду' он приходил исключительно ради Сони.
— Ваше величество!
Голос телохранителя Кимона совсем некстати прервал приятные воспоминания Игана.
— Он приехал, — сообщил телохранитель. — С ним десять человек свиты, больше никого.
— Провалиться ему в дерьмо и не выплыть вовеки! Иду.
— Мне пойти с тобой, государь? — осведомился Мирош, глядя на Игана глазами, полными пьяной преданности.
— Нет. Веселитесь без меня, я скоро вернусь.
Гость ждал в особой комнате, которую в этом уголке роскоши и распущенности называли 'покоем для дружеских бесед'. Иган мог не бояться, что их здесь подслушают: каждую пядь комнаты его охрана проверяла много раз. Стол в центре комнаты был заранее сервирован на две персоны: холодные закуски, сыры, фрукты, рыба и любимое белое вино Игана — имперский сухой брассек восьмилетней выдержки. Хозяин борделя поставил на стол все лучшее, что было в его кладовой и винном погребе.
Рорек, князь Трогорский, приехал со своими ближайшими сподвижниками. Иган знал их всех в лицо — в большинстве своем это были бароны с севера. Когда Иган вошел в двери, Рорек учтиво склонил голову, остальные поклонились в пояс. Иган шагнул к гостю, протянул руку.
Иган и Рорек хоть и были двоюродными братьями, но внешнего сходства не было никакого. Иган статью пошел в свою тетку, великую герцогиню Малению — стройный, высокий, изящный, с черными смоляными кудрями до плеч и тонким бледным лицом. Рорек же наследовал неуклюжесть и полноту дома Малардов, а седеющая борода делала его почти что стариком.
— Рад видеть тебя, дорогой брат, — сказал Иган с самой радушной улыбкой. — Добро пожаловать.
— И я рад тебя видеть, — Рорек, поколебавшись мгновение, раскрыл объятия, и два брата обнялись.
— Как поживают сестрица-княгиня и мои племянники? — осведомился Иган.
— Благодарю, у них все хорошо. Ставек уже управляется с длинным мечом не хуже меня, а верхом ездит — не налюбуешься.
— Очень мило, — Иган улыбнулся. — А моя милая племянница?
— Янка становится настоящей красавицей, как и ее мать в юности. Еще год или два, и надо искать ей достойного жениха.
— Завидую тебе, дорогой брат. Когда-нибудь и у меня будет такая славная семья. Жаль, что мы встречаемся с тобой нечасто, — произнес Иган. — Уверен, нам есть о чем поговорить. Сколько мы с тобой не виделись? Два года, три, больше?
— Почти четыре.
— Ты игнорировал все мои приглашения ко двору. Твой медвежий угол тебе милее столицы. Чем ты там занимаешься, брат? Ловишь леших в пуще? Или заставляешь своих крестьян ходить на двух ногах, а не на четвереньках?
— Ты же знаешь, я не люблю столицу. Ее соблазны и пороки мне чужды. И великий мор вынудил меня выбрать более безопасное жилище для моей семьи. Видишь, ты принимаешь меня не во дворце а в этом месте. Наверное, ты любишь этот притон и задаешь себе вопрос — тут так красиво, а не превратить все наше королевство в подобный бордель? — ответил Рорек.
— А что, это хорошая мысль! — Иган игриво щелкнул пальцами. — Представь себе только, дорогой брат, как же изменится в лучшую сторону жизнь. Песни, танцы, красивые ухоженные женщины, любовь каждый день. Все счастливы и все полной ложкой черпают из котла удовольствий. Разве это плохо?
— Не время думать о радости, когда нас ждут суровые испытания, — возразил Рорек.
— О каких испытаниях ты говоришь, брат?
— В герцогстве происходит немало беззаконий и бедствий. Со всем этим нелегко будет покончить.
— Ну да, ну да. Может, ты все-таки выпьешь со мной бокал вина?
— Конечно.
Иган смаковал вино и, прищурив глаз, смотрел на брата. Его забавляло мрачное выражение лица Рорека, будто кузен пил не отличное вино, а уксус пополам с желчью. Такие же постные рожи были и у приближенных князя Трогорского, стоявших за спиной сюзерена. Настоящие деревенские увальни, чтоб их. Ни капли изысканности ни в одежде, ни в манерах.
— Как тебе вино? — осведомился Иган.
— Неплохое, благодарю.
— Жаль, что ты не появился немного раньше. Дамзель Соня сегодня великолепно танцевала. Но если ты желаешь...
— Нет, у меня не так много времени, — Рорек вздохнул.
— Ты хотел говорить со мной? Я готов тебя выслушать.
— Я должен откровенно поговорить с тобой, кузен. С глазу на глаз.
Иган понимающе кивнул, сделал знак своим приближенным выйти из комнаты. Те поклонились и ушли. Рорек сделал то же самое. Братья остались наедине друг с другом.
— Мы давно не виделись с тобой, брат, — сказал Иган.
— Это случилось не по моей вине.
— Да, конечно, во всем виноват я. Пусть так. Но теперь, как я понимаю, наша взаимная неприязнь станет еще сильнее?
— Я не испытываю к тебе ненависти, братец.
— Скорее равнодушие, не так ли? — быстро спросил Иган. — Жив ли я, помер — тебе все равно.
— Ты ошибаешься. Я всегда...
— Не стоит, Рорек, врать ты не умеешь. Сейчас, когда выборщики вот-вот примут решение, каждый из нас видит в другом не только брата, но еще и соперника.
