— Спасибо тебе, Ярре, — сказала Янка таким тоном, что у парня дрогнуло сердце. — Ты меня спас, а я...
— Я тебя и дальше не брошу. Нам от этих разбойников в наследство несколько коней досталось. Сядем на них и поедем. Ты верхом ездишь?
— Конечно, я же княжна.
— Вот и ладушки. Доберемся до деревни, а там...
— Ты куда идешь?
— Я-то? В Оплот. Пес его знает, где этот Оплот находится, меня туда Вельфгрид ведет.
— Вельфгрид? — Янка погладила волка. — Он что, волшебный? Знает все дороги?
— Ну, вроде того. — Ярре полез в мешок. — У меня тут колбаса есть. Будешь жареную колбасу?
— Я спать хочу, — сказала Янка. — Очень хочу.
— Понял. — Ярре быстро занялся делом. Снял с убитых коней седла, чепраки и потники, сложил эти потники вместе, покрыл чепраком, и получилось что-то вроде походной постели. — Холодновато тут спать, но вижу, что тащить тебя куда-то сейчас не получится. Вельфгрид тебя погреет, а я пока лапника нарежу, шалаш сделаю.
Янка благодарно улыбнулась. Ярре подхватил ее на руки — боги, да какая же она легкая, даже в этой тяжелой шубе! — положил на постель из потников и накрыл своим меховым одеялом. Волк тут же устроился в ногах у девушки. Посмотрев на эту идиллию, Ярре усмехнулся и, запахнув полушубок, пошел собирать свои стрелы и резать сосновые лапы для шалаша. Придется этой ночью бодрствовать, ну да ладно — не впервой. Мороз вроде немного спал, а если усилится, так у него самогон есть, и костер горит отлично. Топлива на поляне много, на ночь хватит.
А главное — сегодня он спас человека. Княжну.
По такому случаю можно прекрасно провести время с флягой в руке и звездным небом над головой. И еще раз поблагодарить богов за оказанную ему милость.
За вторую жизнь, которая пока складывается куда интереснее, чем первая.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. FINEM MILLENIUM
Глава 1
У брата Мереша Набаро осталось только одно желание — умереть побыстрее, чтобы больше не чувствовать этот холод. Он с самого начала знал, что не вернется обратно в обитель, что ему сегодня предстоит умереть. Но мороз, видно, решил его напоследок как следует помучить.
Долгие годы аскезы приучили Мереша с равной стойкостью терпеть и холод, и жару, голод и боль. Но этой ночью было слишком холодно даже для закаленного многолетними лишениями Серого Брата. Морозный ветер хлестал по телу, как снабженный железными кошками бич. Еще немного — и он просто замерзнет на этой пустынной дороге.
Когда Мереш говорил в исповедальне Ривского замка с трибуном Энгелем, то видел в глазах трибуна свой приговор. Как ни странно, мысль о смерти совсем не пугала брата Мереша. Серые братья не боятся смерти — согласно древним текстам Агалады смерть начало, а не конец. Посвященный в тайны некромантии знает, что ждет каждого за порогом Нежизни, и знание лишает страха. Но смерть бывает разная. Если ему предстоит закончить жизнь на зимней дороге, под порывами пронизывающего до костей ветра, несущего раздирающую кожу ледяную пыль — это одно. Мереша пугало то неведомое, с чем придется столкнуться на этой дороге. И только Всемогущему известно, что приуготовил для него ночной ужас...
Вдали, в глубине леса завыли волки. Брат Мереш вздрогнул, начал шептать молитву. Ветер налетел с новой силой, будто хотел сорвать с инквизитора меховой плащ и покончить с ним побыстрее. У Мереша возникла отчаянная мысль — сбросить плащ, подставить тело этому леденящему ветру, чтобы все закончилось побыстрее. Он уже потянулся закоченевшими пальцами к горлу, чтобы распустить завязки плаща, но тут вспомнил о филактерии, лежавшей в торбе на груди.
Нет, так рисковать нельзя. Надо вручить посылку тем, кто за ней придет. Трибун Энгель приказал ему передать филактерию из рук в руки, и приказ следует выполнить в точности. Серое Братство не прощает тех, кто нарушил его волю — ни живых, ни мертвых...
Чтобы отогнать мысли о холоде, брат Мереш попробовал медитировать. Он начал внушать себе, что сейчас лето, что яркое солнце согревает его тело. Вначале ему стало тепло. Разомкнув смерзшиеся веки, брат Мереш вдруг с удивлением обнаружил, что перед ним уже не утопающая в сугробах дорога из Рива на север, в Кревелог, а самый настоящий летний тракт, по обе стороны от которого простираются до зеленеющего леса усыпанные цветами луга.
На дороге, далеко впереди, показалась приближающаяся фигура. Когда она стала различима, брат Мереш поспешно опустил взгляд — это была красивая и совершенно нагая женщина. Она подошла к нему, потрепала по шее его коня и посмотрела на монаха ярко-голубыми, как летнее небо, глазами.
— Привет, монашек, — сказала она игриво. — Не желаешь порезвиться на травке?
— Убирайся, демон, — ответил Мереш, стараясь не смотреть на привидение. — Я знаю, ты всего лишь морок, который хочет совратить меня.
— Мне жалко тебя, — сказала женщина. — Ты болен. Ты не умеешь видеть красоту. Смерть уже пустила корни в твоей душе. Ты страдаешь от холода зимы, но то, что на самом деле убивает тебя — так это холод, который заморозил твою душу и остудил сердце. Ты живой мертвец, Мереш Набаро, и сам того не понимаешь.
— Уходи! — проскрипел монах.
— Ладно. Меня легко прогнать — я всего лишь твой последний сон. Очень скоро за тобой придут те, кому принадлежит твоя душа и души таких несчастных, как ты. Прощай, бедный монах.
Она повернулась и пошла по дороге, бесстыже покачивая ягодицами и смеясь. От этого зрелища мысли Мереша перепутались, и медитация закончилась. Очнувшись, Мереш вновь ощутил ужасный холод — он мучил его даже сильнее, чем прежде.
Стуча зубами, брат Мереш осмотрелся по сторонам — мир вокруг него был миром смерти. Ветер мел поземкой по заснеженным полям, дальний лес казался под полной луной призрачным. Мереш вновь закрыл глаза, пытаясь вновь вызвать в памяти видения жаркого лета, но тут его конь, смирно стоявший все это время, вдруг захрапел, испуганно заржал и рванулся с места так, что закоченевший инквизитор мешком вывалился из седла прямо в сугроб.
Когда он поднялся на ноги, конь был далеко. Даже если бы замерзшие ноги слушались Мереша Набаро, он бы не смог догнать жеребца. Он глядел в ту сторону, куда уносился испуганный конь и думал о том, что остался на дороге совсем один — даже этого глупого животного не будет рядом, когда он испустит дух. А потом на него упала тень, и Мереш обернулся.
Всадники. Он не слышал их приближения, и потому испугался еще больше. Три всадника. Свет луны не отражался на их доспехах, их плащи, трепетавшие под ледяным ветром, казались сгустками мрака. Золотые короны на их шлемах в лунном свете казались свинцовыми. Двое остановили коней, третий не спеша, подъехал к брату Мерешу и протянул руку в шипованной латной перчатке.
— Сосуд, — сказал он глухо. — Ты привез его?
Брат Мереш уже не мог говорить — только кивнул и непослушными руками снял с шеи торбу с филактерией. Всадник взял ее и вздохнул.
— Хорошо, — сказал он, и звук его голоса вконец оледенил и без того замерзшее сердце инквизитора. — Жизнь это хорошо.
Брат Мереш кивнул. Он хотел сказать, что жизнь — единственная ценность в этом мире, но уже не мог говорить. Всадник больше не глянул на него. Он развернул коня, и вся троица медленно поехала к лесу. Очень скоро они растаяли в клубах летящего снега, как призраки.
Брат Мереш упал на колени в сугроб, прижимая обмороженные ладони к груди. Приближающаяся смерть повисла неподъемным грузом на веках, ослепила, наполнила глаза замерзающими на ветру слезами. А потом внезапно ветер стих, и стало очень тихо — и тепло. И Мереш почувствовал, что ему стало необыкновенно спокойно и хорошо. Так хорошо, что захотелось плакать.
— Глупый монашек! — Голая красавица из знойного лета была уже тут как тут и протягивала ему руку. — Ты и дальше собираешься торчать на этой дороге? Пойдем!
— Ку..да? — прошептал брат Мереш.
— Ко мне. В постель, которую я для тебя застелила. Ты ведь хорошо послужил мне, монашек, так что получи свою награду.
Глаза бесстыжей девки превратились в голубые звезды, лицо с нее сползло, как кожа с линяющей змеи, открыв череп, облепленный гниющей черной плотью. А потом ее рука вошла в грудь инквизитора и вцепилась в его сердце, и без того остановившееся от ужаса.
В Ривской цитадели задремавший за столом старший трибун Энгель вздрогнул и судорожно распахнул глаза. Ему показалось, что во сне он услышал тяжелый топот копыт и ржание демонских коней.
— Во славу Божью! — прошептал он и осенил себя охранительным знаком.
Филактерия, полученная от роскардских братьев и привезенная в Рив под охраной, нашла того, кому предназначалась. А прочее не имело никакого значения.
* * *
Наставницу Сигран разбудили нежные прикосновения и не менее нежный голос:
— С добрым утром, жизнь моя.
Сигран открыла глаза у увидела над собой улыбающееся лицо Батея. А еще она увидела, что их спальню заполняет необыкновенно чистый утренний свет. Такой свет можно увидеть только в детстве, ясным погожим утром, проснувшись после удивительного сна с полетами над весенней землей.
— Уже утро? — прошептала она, хотя прекрасно понимала, что это так. Но ей хотелось, чтобы Батей улыбнулся.
— И мороз, — сказал он. — С днем рождения, любимая.
— Ага. Поцелуй меня.
Они провели в постели еще больше часа, лаская друг друга, наслаждаясь близостью, светлым утром и теплом. Потом Батей начал одеваться.
— Ты куда? — спросила Сигран, приподнявшись на локте.
— Завтрак готовить. Не возражаешь?
— Я могу сама...
— Нет-нет! Я хочу все сделать сам, чтобы ты любила меня сегодня еще больше.
— Боги, как мило! — Сигран сделала благословляющий жест. — Да пребудет с тобой Митара! Только прошу, любимый, не сожги яичницу.
Некоторое время Сигран лежала с закрытыми глазами, наслаждаясь теплом и ощущениями в теле. А потом, как обычно, прочла благодарственную молитву Митаре за еще один день, который ей предстоит прожить. Благодарила за себя и за мужа.
Закончив молитву, Сигран сбросила с себя одеяло и сразу ощутила прикосновение холода. Набросив меховой плащ, наставница подошла к окну — слюда была покрыта морозными узорами, даже из проконопаченных щелей между бревнами сруба тянуло холодком. Угли в камине превратились в белый слоистый пепел. Сигран зевнула и подошла к зеркалу.
Сегодня ее восемьдесят шестой день рождения, но из зеркала на Сигран смотрела белокурая женщина, на вид чуть старше сорока лет, с ясными глазами разного цвета — правый светло-карий, левый зеленовато-голубой, — ровной белоснежной улыбкой и свежей кожей, тронутой у носа россыпью веснушек. Наставники стареют вдвое медленнее обычных людей — таков великий дар Митары тем, кто при рождении был отмечен ее благословением.
Сигран взяла со столика гребень и начала расчесывать волосы. Делала она это всегда долго и тщательно, а потом так же тщательно заплетала расчесанные волосы в косу. Батей частенько говорил ей, что с этой косой она похожа на юную девушку, ту самую Сигран, с которой он впервые познакомился шестьдесят пять лет назад.
Сигран усмехнулась. Батей тогда был совсем другим. Стройным, поджарым, как волк, порывистым и неусидчивым. У него не было бороды, волосы были темные и густые, а руки без мозолей, мягкие, как у ребенка. Боги, как давно все это было! Иногда кажется, что все это было не с ней.
Покончив с волосами. Сигран достала из сундука серое шитое серебром платье из тончайшей покупной шерсти и ожерелье с крупными агатами — сегодня есть повод сменить льняную тунику и старенькую меховую душегрейку на что-нибудь понаряднее. А потом открыла флакон с духами, и в спальне запахло тимьяном, сандаловым деревом и корицей. Батею всегда нравился этот запах.
Они прожили вдвоем шестьдесят четыре года — целую жизнь. Когда-то их свел вместе завет Митары — сотни лет отмеченные благословением богини соединяли свои судьбы, чтобы, став супружеской парой, возглавить общины охотников. Таковы древние заповеди и такова воля великой богини, которой ненавистна убивающая душу и тело аскеза, насилие над плотью и духом, неизбежно приводящее в объятия Нежизни. Так было у Зерре и Шасты, они вместе уже семьдесят два года. Кенинг и Алера прожили почти семьдесят. Они с Батеем самая молодая пара среди Наставников. И самая красивая — так говорит Батей то ли в шутку, то ли всерьез.
— А разве не так? — говорил он. — Посмотри на себя и на меня. И посмотри на остальных. У Зерре нос скоро срастется с подбородком, у Шасты кривые ноги, Кенинг очень умен, но плешив — бедная Алера, всю жизнь прожить с лысым! А я ведь невероятно красив, да и ты ничего.
Сигран смеялась, называла Батея болтуном — и гордилась им. Он у нее действительно необыкновенный, второго такого мужчины нет во всех мирах. Митара даровала ей чудесного мужа. Храброго, мудрого, заботливого, нежного и любящего.
Сигран улыбнулась. Батей не захотел, чтобы она пошла с ним вниз. Может, случится чудо, и их навестят Зерре с Шастой. Или Кенинг и Алера. Но скорее всего, они будут вдвоем, и это лучше всего.
Хотя нет — Сигран предпочла бы, чтобы сегодня в Оплоте присутствовали все члены их маленькой общины. Батей, она сама, и Варнак с Кайлани. Старший сын и младшая дочка, самые любимые из всех ее детей. Те, кто еще остались с ними.
Сигран хорошо помнила тот далекий день, когда она стала служительницей Митары. Ей было шесть лет. Однажды ночью к ним в дом пришли две женщины, лица которых скрывали покрывала, и забрали ее — так просто. Ей позволили проститься с родителями и взять с собой любимую куклу. Потом ее привели к старому замшелому каирну в глубине леса, и с ней говорил высокий старик с суровыми серыми глазами.
— Какая красивая девочка! — сказал ей старик, и глаза его потеплели. — И как же тебя зовут?
— Сигран Эльмисон, — ответила она, испуганная его ростом, густой бородой и громким голосом.
— Ты боишься меня? Не бойся. Ты славная девочка, и тут никто тебя не обидит.
— Я хочу к маме, — сказала она.
— Можно я буду говорить с тобой, как с взрослой? — спросил старик.
— Я и есть взрослая. Мне уже шесть лет, — Сигран показала на пальцах, сколько ей лет.
— Целых шесть? Действительно, ты прямо невеста. Так вот, Сигран Эльмисон, я не могу отпустить тебя домой.
— Почему?
— Потому что тебя ищут очень злые и очень страшные люди. Они хотят схватить тебя и отдать страшилищам. А мы хотим тебя защитить. Отныне мы твоя семья.
— У меня есть мама и папа, — ответила она. — Я хочу к ним.
— Мама и папа не смогут тебя защитить от злых людей, дитя. А мы можем. Давай так с тобой договоримся — ты побудешь пока у меня в гостях, а потом, если тебе не понравится, я разрешу тебе вернуться домой. Хорошо?
Сигран согласилась. Она думала, что это игра, и ей было интересно. Она осталась со стариком и двумя женщинами. Тогда она еще не знала, что Серые Братья и солдаты ярла Бирне из Йорхейма схватили ее родителей и сожгли дом на второй день после ее ухода.
Она стала Целительницей. Одна из женщин, забравших ее из дома, обучала ее. Сначала они просто ходили по лесу и собирали разные травы, корешки и листья, потом ей разрешили смотреть, как готовят разные зелья. Десять лет она прожила в лесной глуши, обучаясь травничеству и искусству исцелять болезни и черную порчу. А потом в тайном лагере волхвов, где скрывалась Сигран, появился юноша по имени Батей...
