Радость снова завладела мной — остались учебники и одежда — я поспешил за ними, в первую очередь — за книгами. Котёл засунул в большой рюкзак, уменьшив его немного — благо, возможность такая была. В книжный вошёл с улыбкой на губах — здесь пахло уже иначе, здесь пахло бумагой, волшебными знаниями, люди с корзинками в руках брали с полок книги, читали их, некоторые книги были за решёткой, некоторые лежали стопками на полу и подоконниках, стопки книг были на табуретках и сверху на полках, высокие стеллажи вдоль стен возвышались на добрые пять метров, и чтобы достать оттуда книгу, были специальные лесенки, ездящие вдоль стеллажа. Это выглядело так… Волшебно. Вдохнув полной грудью аромат знаний, так полюбившийся мне, я неспешно прошёлся вдоль полки — тут были тысячи книг, самых разных. Однако, от своих друзей в Америке я слышал, что в Англии министерство слишком лютует по поводу информации, и запрещает слишком много, поэтому английская волшебная литература во-первых — традиционна для англии, то есть не слишком последовательна, а во-вторых — в ней хорошо если две трети от тем затронуты, и слишком многое просто убрали с полок, как потенциально опасную магию. Министерство не только запрещает саму магию, но и, кажется, считает, что им дано свыше право решать, какими знаниями имеет, и какими не имеет право владеть волшебник. Это неприятно, именно поэтому у меня было больше трёх тысяч волшебных книг из США, они более понятны, последовательны и информативны. По поводу заклятий же… В Англии обучение начинается с одинадцати лет, в США с пяти, в Индии с одиннадцати, в других странах по-разному, но одиннадцать — это один из самых больших показателей во всём мире.
Радуясь своему фонду знаний, я поспешил узнать, что есть в этом магазине, беря в корзину всё больше и больше. Мне было не с руки тянуться, низкий, поэтому книги, которые мне приглянулись, сами вылетали с полок и зависали передо мной, открываясь и перелистываясь, а корзинка летела за мной, словно на привязи. Улыбаясь, я обошёл нескольких волшебников, что пришли сюда посмотреть книги, и заметил в углу девочку, которая тянулась наверх за книгой, но не дотягивалась. Я поманил книгу пальцем и она послушно вылетела с полки, опустившись вниз. Заметившая это девочка резко развернулась и уставилась на меня во все глаза — глаза у неё были очень выразительные, а весь её вид был пропитан волшебством и магией, как и у меня, кстати. На мне была пурпурная волшебная сорочка с оригинальным покроем и высоким вортником, чтобы крыло Фуэго не было видно, индийский волшебный шарф, слегка мерцающий и переливающийся от магии, не говоря уже за туфли с большими серебряными пряжками, которые я купил в Америке, чисто потому что они выглядели волшебно. Ну и широкая улыбка на лице. Девочка же выглядела не менее волшебно — ярко-жёлтое платье, серёжки в виде цветов, она прямо излучала магию и волшебство, как видел их я. Глаза необычные, слегка навыкате, отчего казалось, что она очень пристально смотрит, всегда. Девочка удивлённо на меня посмотрела.
— Привет! Я Гарри, — Улыбнулся я.
— Привет, — она смутилась внезапно, — я Луна. А ты хочешь поесть мороженого с клубничным джемом? — неожиданно спросила она. О, да:
— Конечно. Но обязательно пломбир. В такую солнечную погоду шоколадное мороженое слишком секретничает, а фисташковое тёплое.
— Гарри! — Девочка внезапно совершила акробатический трюк и вцепилась, чуть не повалив, но я устоял и немного не понимал, что происходит. Но в любом случае, она была миленькая, а я никогда не прочь, если меня обнимает миленькая девочка, да впрочем…
— Обнимашки полезны для здоровья, — наставительно сказал я проходящим мимо людям, которые удивлённо на это посмотрели, — Пойдём? Я угощаю.
Книжки можно и потом — но девочка подозрительно сграбастала меня в охапку и не хотела отлипать, пришлось пощекотать её в районе талии, она хихикнула и вывернулась:
— Щекотанчики запрещены женевской конвенцией.
— Нарушил правила, — грустно вздохнул я.
Не знаю, кто как и за что, но у этой девочки поразительное магическое восприятие и она волшебница с большой буквы В. А ещё, она так же позитивно себя чувствует в столь волшебном месте, и чувствует магию не хуже, если она уж предложила мне клубничный джем. Магия — штука необыкновенная, у неё есть и вкус, и цвет, и запах, и тактильное ощущение, но это необычайность, если волшебник может легко отличить оттенки волшебства или его запаха. Клубничный джем похож на магию крайне позитивную и радостную, которая появляется, когда волшебник счастлив, особенно если у него есть волшебница и они вдвоём, тогда между ними происходит аромат и привкус клубничного джема, а мороженое — это когда магия терпкая, словно у людей, которые впервые встретились и хотят подружиться. Магия становится приятной и сладкой, если они ссорятся — магия становится острой и горячей. Приглашение за чашечку мороженого с клубничным джемом, можно понять как приглашение подружиться и порадоваться этому волшебному дню вместе. Она взяла мою руку и озаряя мир даже более радостной, чем моя, улыбкой, пошла вместе со мной в сторону местного кафетерия с мороженым, книги я оплатил и вынес на выходе, и мы пошли…
Места тут было немного — всё-таки все в Хогвартс хотят, детей много и каждый из них хочет в кафе Флориана Фортескью, Луна села за столик, который при виде нас освободил официант и спросила:
— От тебя пахнет чем-то не тутошним. Ты путешественник?
— Ага. Но я тутошний, просто был в кругосветном путешествии.
— Ого! — у девочки глаза ещё больше расширились, — ты правда путешественник? Значит, я не ошиблась.
Понятное дело — вся эта магия, змеи и феникс, а так же моя одежда, говорят о том, что я не местный, но Луна заметила не эту внешнюю форму, а её магическую составляющую. И она правда была совсем не Английской — не тутошняя магия, знаете ли.
— А ты прекрасна, — улыбнулся я в ответ, заказывая мороженку с клубничным джемом и тёплый банановый молочный коктейль, — Едешь в Хогвартс?
— Только в следующем году, — грустно вздохнула Луна, — Не могу дождаться. А ты любишь книги?
О, вот и пошёл разговор о книгах… Конечно, кто ж их не любит? Весело улыбаясь, мы рассказывали друг другу о книжках, которые успели прочитать — Луна была меньше чем на год меня младше, а значит, мы в определённый период года становились ровесниками. С февраля по Июль. Луна знала о магии много, а ещё больше просто чувствовала и прекрасно разбиралась в том, что к чему в волшебном мире — правда, на всё это смотрела по-своему, по-волшебному. И с каждым сказанным словом она мне нравилась всё больше и больше — у неё была магия, такая же тёплая и светлая, как и моя, что заставляла людей улыбаться. Она так же чувствовала волшебство, хоть и по её словам, не могла управлять им, как делаю это я — то есть творить волшебство без палочки это не её, но чувствовать его она могла благодаря необычайному воспитанию в атмосфере волшебства и магии.
Ровно три клубничных мороженых было съедено на каждого, три бокала молочного коктейля выпито, а я кажется нашёл прекрасную леди, которая меня интересует больше всего на свете. И ей не нужно объяснять многое из того, что другим волшебникам непонятно.
— Луна, вот ты где! — услышали мы голос, я повернулся и увидел идущего между столиками мужчину. Он был столь же волшебным, как и Луна, на груди имел медальон и одет был в пёстро-жёлтую мантию и туфли с загнутыми носами, расшитыми жемчугом и блёстками. Его седые волосы казалось струились на солнце, а рассеянный взгляд выдавал в нём настоящего волшебника.
— Пап, это Гарри, — Луна улыбнулась, — Гарри самый прекрасный мальчик на свете и он будет моим мужем, — сказала Луна, делая вид, будто читает пророчество или ставит отца перед фактом. Её молочно-белые щёчки, которые отличали её от других девочек в лучшую сторону, порозовели, немного, светло-пшеничные волосы оттеняли эту смущённость, отчего она выглядела волшебно-мило. Я аж глаз отвести не сумел. Подколка же удалась — отец, а это был он, Ксенофилиус Лавгуд, схватился за сердце и так же картинно изрёк:
— Моя девочка уже совсем взрослая! — он даже слезу пустил, — Я Ксенофилиус Лавгуд, молодой человек.
— А я Гарри. Гарри Поттер, — улыбнулся я ему, — Приятно с вами познакомиться, папа, — пожал ему крепкую руку, он хохотнул первым:
— Да я погляжу, вы и правда хорошая пара, — Ксенофилиус понял, что я понял и понял, что я понял, что он понял, и все мы поняли, что это прекрасно!
Примечание к части
А вы читаете примечания? ▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲ Дорогие друзья, я должен сказать вам не просто большое, а вархаммеровского размера и пафоса **СПАСИБО** за то, что вы подарили мне новую клавиатуру. Да, я её купил. И это была самая радостная вещь в моей жизни. Я так не радовался ни одному подарку в своей жизни, как Клавиатуре, потому что это была любовь с первого взгляда и это мгновенное исполнение желания, это ВОЛШЕБНО. Клавиатура не просто хорошая, она совершенная, она клацает так громко, как надо. Она светится и подсветка настраивается точно так, как это мне надо. Она имеет очень приятные нажатия клавиш и печатать на ней приятней, чем гладить урчащего котёнка. Именно поэтому Муза ушла на выходной и наслаждалась экстазом несколько дней. Прошу её простить, просто нужно было привыкнуть рукам, плюс Муза так радовалась, что от радости ничего не могла сказать, но потом... Она проснулась и вдохновение хлынуло на меня лавиной. А раз счастлива Муза, счастливы будут все. Сбрбнк: 4276 4000 5869 5249 https://money.yandex.ru/to/410014117795315 Немного позитива для Музы. И пусть этот день станет для всех вас самым счастливым, мои любимые читатели! Вас любит Муза! :) Улыбнись
>
2.3. Великий Светлый-1
— Но Гарри, ты должен жить со своими родственниками!
На следующий день после волшебного дня похода на Косую Аллею, я застал в гостинице волшебника. Это был высокий, седой, с густой бородой, крючковатым носом, который явно не раз ломали, человек. Поверх сюртука была накинута фиолетовая мантия, в которой он выглядел в мире простых людей очень специфично. Он ждал меня в фойе отеля и представился как Альбус Дамблдор.
Я пригласил его в свой номер, где предложил освежиться прохладительными или горячительными напитками, на его вкус, а потом речь зашла обо мне…
— Прошу простить, сэр, но с чего вы так решили? — я сел в кресло, поманив пальцем бокал с кока-колой. Этот прохладительный напиток имел достаточно приятный вкус и аромат, и на него я подсел в соединённых штатах, где он не то чтобы дико популярен, но традиционный.
— Гарри, мальчик мой, — старик проводил взглядом проплывший по воздуху бокал, — почему ты сбежал?
У меня было одно свойство, которое меня не раз выручало. Это крайняя чувствительность к обману — ничего хуже фальшивящих людей я в жизни не видел и не хочу видеть — но Дамблдор был искренен в своём недоумении.
— На это есть ряд причин, сэр, — сказал я, сделав пару глотков чёрного напитка, — и главная из них — я не увидел ни малейшей причины оставаться в доме Дурслей. Само моё существование для них кажется неприятным фактом, который отравляет жизнь этого семейства. Давайте не будем говорить, что они отвратительны, несдержаны, и на мой взгляд, похожи на людей, которые получили в прошлом психологическую травму.
Дамблдор был удивлён. Но удивлён скорее тем, как я держал себя — я не был похож на скромного мальчика из семейства Дурслей. Это конечно так, во-первых — на мою личность влияло само волшебство, а во-вторых — та большая власть, которую оно давало. Большая, но я всегда помнил, что не безграничная, и во многом сильно ограниченная, но всё же… Добавим сюда воспитание у Дурслей, мою любовь к книгам, и перемножим это всё на то, что за время своего свободного путешествия я не то чтобы сильно, а кардинально изменился. Когда покидал Англию, я был глупым мальчиком, мечтавшим о кругосветном путешествии, когда вернулся в Англию, уже был глупым мальчиком, не мечтавшем об этом.
Я спросил прямо:
— Какой у вас в этом интерес, сэр? Я не считаю Дурслей своими родственниками, а их дом — своим домом, — видя недовольство на лице старого волшебника, поспешил пояснить: — Насколько я понял, миссис Дурсль, в девичестве Эванс, получила глубокую психологическую травму, возненавидев мою маму и считая, что она чудовище, потому что она была волшебницей, к тому же симпатичной, а мисс Петуния Эванс не обладала ни тем ни другим. К тому же здесь сильное влияние имеет отсутствие психологической работы с семьями маглов, в которых появились волшебники, а так же один из самых больших в мире возрастов для начала обучения — одиннадцать лет. Одиннадцать — это уже слишком поздно, чтобы дать детям привыкнуть к особенностям друг друга.
Дамблдор задумчиво почесал бороду, помолчал несколько секунд, воцарилась пауза, которую он использовал, чтобы обдумать всё сказанное.
— Ну а от родственников ты зачем сбежал?
— Вроде бы это очевидно. Атмосфера в доме Дурслей персонально для меня крайне неблагоприятна. Они всем сердцем ненавидят любую магию и всё, что с нею связано, в том числе и меня. Не вижу ни малейшей причины оставаться с ними.
Дамблдор напоминал упёртого на своей идее человека, он с ослиной упёртостью ответил:
— Но это же твои единственные родственники, Гарри. Ты должен жить с ними.
— По-моему, вы мне много чего не договариваете, — улыбнулся я, моё весёлое настроение снова начало появляться, — я вроде бы аргументировал свой отъезд так, что даже самый скудоумный из волшебников признал бы справедливость моего решения, но не думаю, что скудоумный — это про вас. Чем вам так приглянулась эта отвратительная семейка?
Дамблдор промолчал. Он вообще взял длинную театральную паузу, думая и решая. Потом ответил:
— Я лишь хочу, чтобы ты жил с родственниками, Гарри.
— Это эгоистично с вашей стороны, считать, что и я, и Дурсли, должны страдать от присутствия друг друга, потому что вам хочется, чтобы я жил в их доме, на что нет ни малейшей причины.
— Но у каждого человека должен быть дом, — уверенно сказал Дамблдор.
— Верно. Мой дом — это Британия. Вся, от гор Шотландии на севере до Ла-Манша на юге, у меня нет другого дома. За время своего путешествия я очень хорошо это понял, сэр. Вы хотите, чтобы я жил не дома, а в одном здании с людьми, которые ненавидят меня и магию. Я уже дома, — уверенно сказал я, и, как вы можете видеть, устроился с комфортом.
Альбус Дамблдор удивлённо на меня посмотрел, мне кажется, он ожидал, что я буду продолжать ныть про дурслей и то, как мне с ними неприятно соседствовать, но я лишь улыбнулся в ответ.
— Хорошо, — Он, кажется, сдался, — я просил в письме Дурслей всё тебе рассказать о том, кто были твои родители и какой подвиг они совершили… Я так понимаю, это не было сделано?
