— Может быть, все так и есть, как говорит господин главный советник. Однако главная цитадель Пэйфу Ухань, хорошо укреплена. Старая крепость Вэйчжоу, не идет ни в какое сравнение с ней, поскольку её строительством руководили французские военные инженеры по всем правилам военной фортификации. За два года они возвели новый Верден и дали гарантию Пэйфу в неприступности его стен на два десятилетия. Сможет ли наша армия одержать победу там, где потерпели поражение дивизии грозного кайзера Вильгельма!
— У нас замечательная армия, которой способна решить любые задачи, если только ей не будут мешать — колко парировал Покровский.
Чан Кайши хотел продолжить полемику, но Сунь Ятсен решительно одернул своего генерала.
— Хватит! Довольно, ненужных слов. Партия безоговорочно верит и ценит военный талант Ван Суна и будет очень рада, воплощению в жизнь озвученным здесь замыслов и намерений. Дорогой цзян-цзюнь, ради скорейшего наступления мира в нашей стране мы поддержим ваше любое начинание и окажем всестороннюю помощь — вождь Гоминьдана покинул свое плетеное кресло, подошел к Покровскому и протянул тому свою сухенькую, но вполне крепкую ладошку.
Как и ожидал Алексей Михайлович, начало северного похода, было полной неожиданностью для генерала Пэйфу. Убаюканный донесениями разведки, что начало похода армии Гоминдана во второй половине года, "нефритовый маршал" был захвачен врасплох энергичными действиями советника Ван Суна.
Скрытно перегруппировав свои войска, 15 мая НРА вторглась в провинцию Хунань силами двух корпусов. Быстро разгромив тактический заслон Пэйфу, не встречая серьезного сопротивления, они продвинулись вглубь территории противника, и подошли к городам Чжучжоу и Лилин.
Это были стратегически важные города, стоящие на железной дороге и прикрывающие подступы к стоящему на Янцзы Уханю. Хорошо укрепленные они могли остановить победный марш революционных корпусов, но их гарнизоны не желали сражаться. Не имея численного перевеса над кантонцами, командиры гарнизонов не чувствовали себя уверенно. Несмотря на грозные приказы Пэйфу держаться во, чтобы то ни стало, они не хотели быть расходным материалом в большой схватке. Поэтому, после первого же штурма, чжилийцы оставили свои позиции, оказав минимальное сопротивление врагу.
Теснимые революционными корпусами, они отошли к станции Денсичао, которая от природы имела хорошие оборонительные позиции. Удачно прикрытую с флангов рекой и болотистой низменностью, станцию можно было взять только ударом в лоб, где располагались ряды колючей проволоки, пулеметные гнезда и батареи полевой артиллерии.
Все это позволило Чан Кайши на военном совете завести старую песню о благоразумности отложить штурм вражеских укреплений.
— По данным перебежчиков у противника для обороны станции выделено десять полков пехоты, тогда как у нас всего только пять. Штурмовать Денсичао в подобных условиях не решился бы ни один знаменитый полководец истории. Предлагаю отложить штурм и ждать подхода подкреплений.
— Нельзя ждать! Нужно атаковать позиции противника и немедленно.
— Но мы только бессмысленно погубим своих солдат!
— Бессмысленно топтаться на месте и дать Пэйфу время для переброски Денсичао свежего подкрепления. Вот тогда мы точно не возьмем станцию. Я понимаю ваши сомнения господин главнокомандующий, но убедительно прошу вас не мешать мне. Всю ответственность беру на себя — отчеканил Покровский, и Чан Кайши отступил.
Впервые за все время сотрудничества с русским советником он испытал к нему некоторую жалость. Уж явно неподъемный груз пытался он поднять.
В назначенный день и час, генерал прибыл на командный пункт, чтобы лично увидеть крах заносчивого русского цзян-цзюня. Вглядываясь в лицо Алексея Михайловича, Чан Кайши пытался увидеть в нем признаки неуверенности и страха, но ничего этого он не нашел. Перед штурмом станции, Покровский находился в приподнятом настроении, шутил и вел себя так, как будто победа уже была у него в кармане.
Готовясь к штурму Денсичао, Алексей Михайлович совершенно не собирался бросать своих солдат на пулеметы и под шрапнель противника. Вражескую оборону он намеривался взломать при помощи массированного артиллерийского удара. Для этой цели вся имевшаяся в наличии у корпусов артиллерия была спешно переброшена по железной дороге к станции. Под покровом ночи, пушки были установлены на закрытой позиции лично выбранной полковником.
Желая выявить все огневые точки обороны противника, Покровский решил провести разведку боем, которую чжилийцы ошибочно принял за начало большого штурма. Едва только пехотинцы начали перебежками приближаться к станции, как ожили притаившиеся пулеметы, загрохотали замаскированные орудия к великой радости корректировщиков огня. Выявленные ими цели тут же передавались артиллеристам, которые обрушили на них шквал огня.
Сосредотачивая всю артиллерию в одном месте, Покровский серьезно рисковал. Сильный грохот и огненные всполохи от залпов орудий могли выдавать место расположение его артиллерийского кулака, но все обошлось. Обученные только стрельбе с открытых позиций, китайцы не смогли нанести урон батареям НРА. Их снаряды только перепахивали подступы к станции, щедро засыпая осколками вжавшихся в землю солдат.
Однако, несмотря на столь ощутимое превосходство в артиллерии, взять Денсичао с первого раза полковнику не удалось. К началу штурма не все огневые точки были подавлены и не все проволочные заграждения были разрушены. Поэтому, понеся серьезные потери, батальоны НРА были вынуждены отойти, не дойдя до цели каких-то десятка три метра.
Раздосадованный неудачей, Покровский покинул штаб и прибыл на передовую. Уткнувшись в землю рядом с одним из корректировщиков, он принялся руководить огнем артиллерии. Солнце уже миновало свой зенит и стало медленно спускаться к горизонту, когда прозвучал приказ к новой атаке.
К этому моменту почти все орудия и пулеметы противника были разбиты или приведены к молчанию. В проволочных заграждениях имелись широкие проходы, но вот с засевшими в траншеях стрелками, огневой кулак Покровского справиться не мог. Как только его пехотинцы бросились в атаку, окопы противника разразились градом пуль, ожили недобитые пулеметы и солдаты стали падать на землю, не пробежав и десяти шагов.
Положение было очень щекотливое. Не успев начаться, атака грозила захлебнуться и тогда Покровский, решил сам повести батальоны в бой. Поднявшись из окопа на бруствер, он встал во весь рост и неторопливо двинулся вперед, громким голосом призывая солдат следовать за ним.
Вид русского цзян-цзюня спокойно стоящего под градом пуль сильно поразил на вжавшихся в землю солдат. Ведь никогда ранее они ничего подобного не видели. Никто из китайских генералов не водил своих воинов в атаку, руководя ими из глубокого тыла.
Смелый поступок Алексея Михайловича свершил перелом в солдатских душах. Устыдившись своей слабости, они стали подниматься и робкими перебежками двигаться вперед, оглядываясь на храброго командира. Однако не только ему, в этот день была свойственна храбрость и смелость.
Покровский успел сделать чуть более десяти шагов, как откуда-то сбоку выскочил худощавый китаец в кожаной куртке наискось перетянутой ремнями. Властно потрясая зажатым маузером в руке, он устремился вперед, увлекая за собой солдат.
Вместе с ним в атаку бежал знаменосец с большим красным знаменем, которое словно магнитом потянуло вперед, залегшие было батальоны. Не прошло и нескольких минут как сотни ног, обутые в солдатские ботинки азартно топтали изрытую снарядами землю, время, от времени поливая её горячей кровью. Враг не выдержал стремительного натиска кантонцев, оставил свои траншеи, а затем и саму станцию.
Храбрецом, поднявшим солдат в атаку на штурм чжилийских позиций, оказался Чжоу Эньлай — представитель левого крыла китайских революционеров, именуемых коммунистами. Сразу после боя, Покровский разыскал смельчака и при всех поблагодарил его за проявленную смелость, пообещав отписать о свершенном подвиге самому Сун Ятсену.
Столь быстрое падение Денсичао, ещё сильнее заразило солдат чжилийцев страхом перед наступающими корпусами Гоминьдана. И логическим результатом этого стала сдача хорошо укрепленного города Чанша со всеми его запасами продовольствия и вооружения, одному батальону революционных войск.
Прибывший из Пекина Пэйфу застал полный развал своего тактического заслона своей столицы Ухань. Последним рубежом "нефритового маршала" являлось междуозерье, где были развернуты прочные оборонительные укрепления, построенные французами.
Стремясь переломить пораженческое настроение солдат, Пэйфу специально посетил междуозерье, где выступил с пламенной речью. Описывая мощь и силу оборонительных укреплений занятых солдатами, генерал клятвенно заверил, что враги разобьют о них свои лбы также как разбивается глиняный горшок о гранитный утес.
Не позабыл генерал и о приятных вещах, пообещав солдатам и офицерам двойное жалование, если они остановят противника.
— Вам нужно продержаться чуть более двух недель пока не подойдет подкрепление из центральных провинций. Вот тогда, собрав все свои силы в один кулак, мы погоним кантонцев к морю и утопим их в нем — без тени смущения, лукаво вещал "нефритовый маршал", своим солдатам. Войска из центральных провинций действительно должны были подойти, но только через месяц.
Слова Пэйфу, а также тот факт, что он ещё не терпел поражение от отрядов НРА, несколько успокоили солдат, придав им уверенность в себе. Действительно, чего бояться этих кантонцев, когда у тебя в руках винтовка, сбоку от тебя стоят многочисленные пулеметы, а за спиной расположились полевые батареи. Пусть пожалуют к нам, и мы их с огромной радостью раскатаем как Бог черепаху — призывали солдаты Пэйфу из своих укреплений и кантонцы не заставили себя ждать. Они пошли в атаку, но только не днем, а ночью.
Подметив, что согласно своей боевой доктрине, китайцы сражаются только в дневное время суток, Покровский решил атаковать укрепления врага под покровом ночи. "Внезапно атаковать врага, без единого выстрела" — таков был его приказ солдатам, и те с блеском исполнили его.
В ночь с первого на второе июня оборона врага была одномоментно атакована сразу в трех местах и к наступлению утра была повсеместно прорвана. Застигнутые врасплох чжилийцы дружно бросились в тыл, моментально позабыв увещевания своего командующего к упорному сопротивлению. Едва успев натянуть ботинки и прихватить винтовку, солдаты привычно потекли на север, угрюмо обзывая "нефритового маршала" неудачником.
Не давая противнику передышки, Покровский продолжил преследовать врага, и вскоре его полки вышли к берегам Янцзы, на которых расположилась столица Пэйфу, город Ухань. Китайцы не зря прозвали его "сердцем Янцзы", Ухань полностью соответствовал этому названию. Он не только располагался на очень выгодном и удобном для торговли месте, но и был азиатским мегаполисом, состоявшим из трех полноценных городов.
Преследуя отступающих солдат Пэйфу, полки Гоминьдана сумели сходу захватить Ханьян и Ханькоу, две главные составные Уханя. Однако затем удача отвернулась от знамен Гоминьдана. Ослепленные захватом городов, две роты авангардного батальона попытались захватить и третью часть Уханя, крепость Учан, но потерпели неудачу. Крепостной гарнизон Учан был хорошо вооружен и находился под командованием майора Лю Цзэна, фанатично преданного Пэйфу человека.
До прибытия главных сил во главе с Покровским, китайцы ещё раз пытались атаковать Учан, но безрезультатно. Крепостные пулеметы и пушки легко отбили штурм.
Этот успех очень ободрил генерала Пэйфу. Наконец-то кантонские выскочки споткнулись о чжилийский утес и разбили себе нос. Пусть в самый последний момент, но у Пэйфу ещё имелся плацдарм для нанесения сокрушительного удара зарвавшемуся противнику. Благодаря храбрости солдат клики, Янцзы стала тем рубежом, от которого в скором времени полки южан будут обращены вспять.
Так говорили воинские агитаторы и солдаты "нефритового маршала" охотно их слушали. Армия кантонцев действительно остановлена перед стенами Учан и здесь оказался беспомощен даже бородатый Ван Сун, белый советник генерала Чана. С каждым пройденным днем, гарнизон крепости становился увереннее в своих силах противостоять армии Гоминьдана, но черный ворон уронил свое перо печали на плечи Пэйфу.
Не успели генерал порадоваться своему тактическому успеху на берегах Янцзы, как тревожные вести пришли из Пекина. Командующий чжилийскими войсками в китайской столице Фэн Юйсянь, поднял мятеж против Пэйфу. Воспользовавшись тем, что главный соперник чжилийцев Чжан Цзолин увел свои силы к Мукдену, Фэн Юйсянь решил разыграть свою собственную карту. Разогнав правительство взяточников и казнокрадов, генерал без долгих раздумий объявил себя президентом страны.
Узнав о перевороте, Пэйфу уехал в провинцию Шаньси, где находились все ещё верные ему войска. Уверенный в неприступности крепости, генерал обратил все свои помыслы на возвращение под свою власть столицы.
Осечка у стен Учан не сильно огорчила Алексея Михайловича. В глубине души он интуитивно ждал нечто подобного, так как видел, что для неудачи уже появились определенные предпосылки. Как бы не храбро и смело дрались солдаты Сунь Ятсена с противником, но и они мели свои уязвимые точки, в виде усталости и хронического отставания тылов. Совершив победный многокилометровый марш, корпуса Гоминьдана были обязаны, упереться в какое-нибудь препятствие и им оказался Учан.
Получив донесение о неудаче своего авангарда, Покровский запретил проводить новые штурмы крепости, стремясь избежать ненужных потерь. Прибыв к стенам Учан, он по достоинству оценил мастерство французских инженеров. Опоясанная многочисленными рвами и траншеями, ощетинившись пулеметами и орудиями, крепость была крепким орешком.
Для штурма этой твердыни, Покровский стал перебрасывать к её стенам артиллерию и дополнительные силы пехоты. Помня удачное использование воздушного корректировщика при штурме Вэйчжоу, Алексей Михайлович затребовал к себе аэроплан с летнабом.
По иронии судьбы, именно это сооружение из дерева и металла стало тем ключом, что открыл ворота чжилийской твердыни. Для борьбы за власть в Пекине, покидая берега Янцзы Пэйфу забрал с собой самых верных и преданных ему людей, в том числе и коменданта крепости. На освободившееся место был назначен полковник Ду Син, имевший хороший послужной список, но не обладавший многими качествами Лю Дзена.
Людская молва способна сильно приукрасить и преувеличить любое событие ставшее её достояние и штурм войсками Гоминьдана Вэйчжоу не стало исключением. Согласно устному народному творчеству, легендарная крепость была сожжена специальным оружием белых дьяволов и одним из главных героев этой саги, был аэроплан.
Появление самолета над цитаделью вызвало большую тревогу, как среди солдат гарнизона, так и их командиров. Вместе с прибывшей к стенам Учан артиллерией кантонцев, это наводило на невеселые размышления.
