— Мы получили то, что хотели. Идея выборности герцога никогда мне не нравилась.
— Закон дал нам с тобой равные возможности, брат, — сказал Иган. — Кто-то должен был стать герцогом после Маларда — или ты, или я. Ты считал, что твое старшинство дает тебе преимущество. И ты убежден, что герцогская корона уже на твоей умной голове, ведь так?
— Полагаешь, брат, выборщики готовы предпочесть твою кандидатуру моей?
— Ты же знаешь расстановку сил в совете, братец.
— По моим сведениям, почти две трети совета за меня.
— А по моим — за меня. Выборщики будут до последнего хранить интригу. Но предсказать исход выборов нетрудно. Великим герцогом стану я.
— Или я, — буркнул Рорек. — Так ли это важно?
— В самом деле. Надеюсь, если выбор решится в мою пользу, ты первым присягнешь мне на верность?
— Я вижу в тебе жажду власти, Иган.
— А разве ты ее не жаждешь, брат?
— Мне все равно.
— Не лги мне и самому себе. Власть — это прекрасно. Это сила и свобода, возможность делать все, что захочешь. Кто откажется от такого соблазна!
— На нашем пути к этой власти невинная кровь, Иган.
— О чем это ты, братец?
— Что ж, буду откровенен с тобой до конца, — Рорек помолчал. — Я приехал потому, что узнал одну вещь, которая сильно тебя удивит. Он жив.
— Кто?
— Эндре. Наш с тобой брат-бастард.
— Ты шутишь? — Игану кровь бросилась в голову, но он сумел овладеть собой и остаться внешне спокойным. — Скверная шутка, Рорек.
— Это не шутка, Иг. Недавно у меня побывал в гостях один дворянин, который хорошо знал сына барона фон Эшера. Настоящий Хендрик фон Эшер погиб при осаде Вернайского замка восемь лет назад. Это правда, это точно. Старый фон Эшер так и не смирился с этим несчастьем.
— Ну и что?
— А то, что я много раз слышал историю о якобы вернувшемся сыне барона Реберна. По странному совпадению, фон Эшер-младший вернулся домой именно в то время, когда ... кто-то приказал отравить бастарда.
— Его не отравили. Он умер от моровой чумы.
— Мы с тобой знаем правду, брат, — тихо сказал Рорек.
— Ты пришел совестить меня, дорогой мой святой братец?
— Я пришел предупредить. Дворянин, о котором я говорю, видел так называемого сына фон Эшера и клянется, что фон Эшер-младший очень похож на нашего покойного брата.
— Он мог обознаться. Шесть лет прошло.
— И все же я доверяю ему. Лично я больше не собираюсь появляться в столице. Пусть выборщики решают вопрос о престолонаследии в твою пользу. Я готов подписать добровольное отречение. Уеду в свое поместье и буду наслаждаться покоем и тишиной. Моя совесть чиста.
— То есть, ты испугался? — Иган презрительно хмыкнул. — Странно слышать от тебя такие речи. Ты боишься призрака, тени? Нет никаких доказательств, что этот несчастный выжил. Но если тебя так беспокоит то, что ты узнал от своего гостя, мы можем найти этого молодого фон Эшера и побеседовать с ним. Или...
— На такую подлость я не пойду, Иган, — ответил Рорек, побледнев. — Хватит того, что я живу с этим грузом шесть лет.
— Совесть, совесть! — Иган вздохнул, сделал глоток вина из бокала. — Ты забыл о пророчествах, Рорек. О том, что судьба предназначала незаконнорожденному сыну великого герцога Маларда. Он должен был пролить кровь своих братьев — мою и твою. Разве грех поразить змею до того, как она укусит?
— Я всего лишь подумал, что тебя следует предупредить. Честно признаюсь — мне стоило большого труда пересилить себя и написать тебе письмо с просьбой о встрече.
— Значит, ты продолжаешь меня ненавидеть, — Иган хрустнул костяшками пальцев. — Жаль, братец, жаль. Но я, скажем так, благодарен, что ты побеспокоился обо мне. Хотя не из братской заботы ты это сделал. Ты просто хочешь, чтобы я боялся, как и ты. Трясся от страха под одеялом. Это твоя месть мне, Рор. Я понял тебя.
— Я сделал то, что должен был сделать, — князь Трогорский встал из-за стола. — Благодарю за угощение, мне пора.
— И ради этого ты приехал в столицу, оставив семью и все дела? С каких пор ты стал таким трусом, Рор? Мой любимый брат испугался, ха!
— Он узнает правду и будет мстить.
— Мне, своему герцогу? Тебе, принцу крови и брату герцога?
— Его это не остановит.
— Боги, Рорек, ты смешон! — Иган похлопал брата по плечу. — Охота тебе сидеть в своей глухомани, сиди. Я же привык смотреть смерти в глаза, даже если у нее лицо моего дорогого братца. Жив он? Прекрасно — значит, проживет он недолго. Я найду способ избавиться от ублюдка. Не бойся, — с насмешкой добавил Иган, глядя на помертвевшего Рорека, — на этот раз твои руки и твоя совесть останутся девственно чистыми. Я все сделаю сам. Доведу до конца недоделанную работу. Я — будущий великий герцог, и я имею право судить и карать моих подданных. Я все могу. И если я захочу превратить весь Кревелог в веселый бордель, я именно так и сделаю. И никакой мстительный ублюдок а тем паче благодетельный как непорочная дева братец-слюнтяй, мне не помешают. Спасибо, что развлек меня поучительной беседой. Разрешаем удалиться.
* * *
Какая славная ночь. И какое счастье, что до утра еще далеко.
Иган протянул руку и поправил фитиль в лампе, горевшей на прикроватном столике. Пламя сразу вспыхнуло ярче, тени, залегшие под балдахином широкой постели, отступили, открывая взгляду князя Соню, лежавшую на животе среди скомканных кружевных простыней. Кожа девушки в свете лампы приобрела золотистый оттенок, черные волосы, разбросанные по подушкам, пахли вербеной, тамариндом, еще чем-то пряным и экзотическим. Иган провел пальцами по волосам Сони, потом коснулся ее плеча.
— Мой принц, — сонно промурлыкала танцовщица. — Мой принц.
— Твой раб, — шепнул Иган, чувствуя, что им овладевает желание. — Могу я исполнить для тебя желание?
— Хочу вина.
Иган прижался губами к ее ароматному шелковистому плечу, скинул с себя одеяло и направился к столу, на котором стояли остатки ужина. Наполнил два бокала. Обернулся и глубоко вздохнул, как человек, вошедший в ледяную воду — Соня полулежала на подушках, раскинув руки в браслетах, как крылья, прикрытая только локонами роскошных волос, и смотрела на него.
— Ты прекрасна, — только и мог сказать Иган.
— Я знаю, — ответила девушка и улыбнулась. Сердце Игана замерло от счастья.
— Я люблю тебя, — сказал он, вставая перед танцовщицей на колени. — Ты рождена быть королевой, Соня. Приказывай, повелительница.
— Приказывать? Сейчас мы выпьем вина, а потом будем целовать друг друга, и ты войдешь в меня еще раз.
— О да!
— Вино красное и густое, как кровь, — произнесла девушка, смотря сквозь бокал на свет. — И в нем живет алая искра, похожая на маленькую и беззащитную жизнь. Мне нравится. Я хочу, чтобы у твоих губ был вкус этого вина.
— Твои губы я готов целовать вечно.
— Ты поспал и отдохнул, — Соня шаловливо отбросила пустой бокал в угол комнаты, и он разбился с мелодичным звоном. — А теперь владей мной. Мне нравится, как ты это делаешь.
Так, как ты этого достойна, прошептал себе Иган, гладя бедра девушки и разводя их в стороны. Так, как велит мне любовь.
Такие мгновения хочется испытывать вечно. И вечно слышать этот страстный шепот, который обжигает сознание.
— Мой принц! Мой принц! Мой принц!
Мир исчез, разгоряченные тела утонули в хаосе соединения, чувства обострились и взорвались фонтаном счастья, сознание померкло. Прошла секунда — или вечность. Возвращающаяся реальность глянула на Игана огромными расширенными глазами Сони, и он услышал ее срывающийся шепот:
— Лед брошен в огонь, мой принц. Твое семя остудило мою утробу. Но очень скоро тебе придется остудить мой огонь снова...
— Иган! Князь Иган!
Дрожа, как лихорадке, князь открыл глаза. В полутьме за пологом балдахина двигались темные фигуры. Одна из них откинула полог, обдала князя запахом сафьяна и мятных пастилок.
— Борзак? — Иган не сразу понял, что его разбудили, и сделал это начальник его личной гвардии. — Что за...
— Прости, князь, но у меня важная новость. Очень важная.
— Будь ты проклят! Где Соня?
— Сейчас не время думать о бабах, — Борзак всем телом навис над князем. — Только что мне сообщили, что бастард в городе.
— Бастард? О чем ты?
— О твоем давно исчезнувшем двоюродном братце Эндре. О том, кого мы считали покойником.
— Что?! — Иган, наконец-то, стряхнул остатки сна. — Этого не может быть. Он умер шесть лет назад.
— Может. Я получил рапорт стражи.
— Ты уверен, что это именно он?
— Его опознали. За шесть лет он не слишком изменился.
— Ты спятил, Борзак! Он не посмел бы появиться в Златограде.
— Однако он тут, и это надо использовать в наших интересах.
— Так, — Иган шумно вздохнул. — Значит, братец все же был прав. Опять какие-то секретные игры за моей спиной?
— Все, что я делаю, я делаю для блага моей новой родины, любезный князь. Ты так и будешь лежать без штанов?
— Мне снился чудесный сон, а ты все испортил. Но я не гневаюсь на тебя. Ты принес прекрасную новость. Я, кажется, знаю, как испортить настроение моему кузену Рореку.
— Тогда вставай, и начнем охоту, — начальник гвардии подхватил лежавшие у ложа штаны Игана и бросил их князю. — Приказ об аресте я уже подготовил. Надо соблюсти формальности, верно?
— Ты и впрямь собрался его арестовать? Или...
— Или, — ответил Борзак с нехорошей усмешкой. — Но ведь сиятельный князь не против?
— Нет, — ответил Иган, глядя на скомканную постель и вспоминая свой сон. — Сиятельный князь не против.
* * *
Переулок был темный и смрадный. Воняло мочой, кислым пивом, тухлой рыбой и заскорузлыми тряпками — непередаваемый запах нищеты и беспросветности. Верхние этажи ветхих деревянных домов нависали над переулком, и казалось, достаточно ветру подуть чуть сильнее, чтобы они обрушились на головы прохожих. С карнизов свисали какие-то грязные, застывшие на морозе тряпки. Хендрик шел мимо наваленных у домов куч отбросов и чувствовал взгляды настороженных глаз из окон — обитатели трущоб не могли понять, что понадобилось господину с мечом и в хорошей одежде в этой дыре, и это их пугало.
Нужный Хендрику дом находился в самом конце переулка. Покосившийся, грязный, дряхлый и безобразный, как нищий больной старик. Хендрик подошел к рассохшейся двери и толкнул ее. Дверь открылась, и рыцарь вошел в длинные темные сени с дощатыми стенами.
Темнота впереди сгустилась, обрела очертания человеческой фигуры.
— Чего надо? — Тощая, одетая в отрепья женщина неопределенного возраста, с испитым одутловатым лицом, встала у него на пути.
— Я ищу Рина Модовски, — сказал Хендрик.
— Дааааа? — протянула женщина. — И на кой тебе эта грязная свинья?
— Раз ищу, значит, нужен.
— А может, ты меня искал? — игриво спросила женщина. Шагнула вперед, подбоченилась, уперев кулак в бок. — С таким важным барином я бы прогулялась.
Хендрик ничего не ответил.
— Что, плоха для тебя? — Женщина улыбнулась беззубым ртом.
— Слишком хороша. Рин здесь живет?
— Ну, здесь. Наверху он. Позвать, что ли?
— Не надо, сам поднимусь, — Хендрик бросил женщине серебряную монету. — Иди, погуляй где-нибудь.
— Имперталь? — Женщина схватила монету и тут же засунула в рот. — Да ты и впрямь славный парень.
— Давай, топай отсюда, — поторопил Хендрик.
Он поднялся на второй этаж дома по скрипучей лестнице, осторожно отвел рукой ветхое, усыпанное крупными блохами одеяло, закрывающее дверной проем. В комнате был могильный холод. Мужчина, лежавший на широкой кровати, мало напоминал прежнего Рина Модовски. Трудно было поверить, что придворный астролог мог так опуститься. Но это был именно Рин.
— Вечер добрый, Рин, — сказал Хендрик, шагнув к кровати и убирая намет с лица.
Хозяин заворочался, наполнив и без того смрадную комнату вонью мочи и сивушного перегара.
— Что за... — промычал он и вдруг осекся. В тусклом свете масляной коптилки, горевшей на табурете в изголовье кровати, Хендрик хорошо разглядел, как помертвело лицо Рина.
— Вы?! — воскликнул он.
— Ты меня узнал, это хорошо, — сказал Хендрик — Не ты один записал меня в мертвецы. Но я жив, как видишь. И я вернулся.
— Нет, я не.... Это мне кажется! — человек, опомнившись от первого шока, изумленно разглядывал Хендрика. — Как изменился, но глаза все те же! Пресветлые боги, да разве...
— Мертвецы иногда возвращаются, Рин. Я сам видел тех, кто восстал из могил. Но я не упырь и не призрак. Хотя иногда мне кажется, что я уже пережил свою смерть тогда, шесть лет назад.
— Как ты... как вы меня нашли?
— Думал, что ты по-прежнему выпиваешь в корчме у Зарука, но ошибся. Потом искал тебя в Нижнем городе. Хозяин твоей бывшей лавки подсказал, где искать. Поначалу не хотел говорить, но два золотых развязали ему язык.
Рин молчал. Лицо его помертвело, тревожный огонек в глазах разгорался все больше и больше.
— Скверное у тебя настоящее, старик, — сказал Хендрик. — Не ожидал, что ты так опустишься.
— Думали, я на золоте и серебре ем и сплю? — Рин, казалось, начал приходить в себя. — Нет уж, ваша светлость. Погубили вы меня. Без вины пострадал я за вас, муками великими расплатился.
— Говоришь, страдал без вины?
— А вы как думали? — Рин нервно комкал в пальцах край одеяла. — Не моя в том вина, что вы тогда.... Под святой присягой готов подтвердить.
— Ни к чему мне твои присяги, Рин. И оправдания твои ни к чему. Не за тем я сюда пришел.
— А зачем тогда?
— Хочу знать, кто велел тебе это сделать.
— Сделать? Не я вас травил, ваша светлость. Несправедливо меня обвинили, без всяких доказательств. Без вины бросили в тюрьму, пытали, — Рин показал Хендрику правую руку: на ней не хватало двух пальцев, а на прочих не было ногтей. — Я отсидел пять с половиной лет в крепостной башне и каждый день ждал, что за мной придут, чтобы передать палачу. Не знаю, почему они меня, в конце концов, отпустили. Наверное, ваш батюшка, мир праху его, перед кончиной все же вспомнил, что я однажды спас его от смерти, и сжалился надо мной. Мне оставили жизнь, но лишили права заниматься моим делом. Отняли дом и лавку. Вот и я живу здесь, в этой...
— И заливаешь обиду на весь мир водкой?
— Поучать меня вздумали? — Рин злобно сверкнул глазами. — Не стоит, ваша светлость. Нет больше прежнего Рина. Как и прежнего Эндре.
— Понимаю, — Хендрик помолчал, пытаясь овладеть собой. — Но если это сделал не ты, тогда кто?
— Я не знаю, клянусь.
— Кто мог приготовить яд, как не магистр алхимии?
— Поверьте мне, это был не я. Самый умелый алхимик не сможет сварить этого адского снадобья, куда уж мне!
— Выходит, ты знаешь, что это за яд?
— Его называют Черным нектаром. Это страшное зелье, ваша светлость. Оно способно делать мертвое живым и живое мертвым.
— То есть, я превратился в нежить, в вампира — ты это хочешь сказать?
— Вы лучше меня можете ответить на этот вопрос, господин, — пролепетал Рин.
— Но это невозможно, — сказал Хендрик с нервной улыбкой, — я жив, понимаешь, жив! Я могу чувствовать боль, зной, холод, я не боюсь солнца, я не испытываю жажду крови, не превратился в чудовище; у меня нет когтей и клыков, и я не могу оборачиваться в волка или в летучую мышь. Я остался прежним, Рин, только...
