Предложение Моэри пригрозить королеве обескуражило Роверика. Он долго не решался обратиться к Митдару, по многу раз представлял себе их беседу, и был растерян от постигшей его в конце концов неудачи. А теперь еще рукопись Гредвира стала чем-то столь новым и непредвиденным, что лорд совершенно сбился с привычного ему хода мыслей. Ему требовалось время подумать, но такая роскошь являлась непозволительной — коронация должна была состояться со дня на день, и пир в самом деле предоставлял благоприятный случай просить Систению о встрече. Роверик попросту не хотел признаться себе, что ему недостает смелости сыграть значительную роль в грядущих событиях. Он предпочитал делиться догадками, развивать стратегию, призывать к борьбе, но сам не вступал в активные действия. Такие люди, как Моэри и Кристиан, считал он, подходили для этого гораздо больше.
— А ведь не так давно мы делили одну землю, — с грустью сказал лорд, все так же глядя сквозь оконца ставней на заснеженную долину реки.
— Не возьмусь писать историю Веллуры, — отозвался Митдар, — но благодарю вас за приглашение в Анжен и за то, что поделились своими опасениями. Я прикажу усилить гарнизон на границе.
Роверик обернулся и посмотрел на Моэри. Ему мучительно хотелось продолжить спор, убедить короля в собственной правоте, но слова Его Величества прозвучали как окончание беседы, поэтому лорд не решился настаивать. Он поклонился гостям, и тогда они направились к выходу из залы, пожелав хозяину замка доброй ночи.
У дверей маг остановился и спросил Роверика, следует ли ему передать в его владение рукопись.
— Чуть позже, — после некоторого промедления произнес лорд. Затем, подумав еще мгновение, он добавил: — Сможешь ли ты прочесть ее до наступления утра? Хорошо бы нам обоим знать, что написал Гредвир.
Молодой человек ответил утвердительно, затем распахнул створки из темного дерева, первым покидая залу. За его спиной Роверик задал королю последний вопрос:
— Ваше Величество, а если бы Кристиан попросил вас помочь Веллуре, вы бы согласились?
— Он бы не попросил, — заявил Моэри без малейшего колебания и отправился в отведенные ему покои.
Глава 8 ↑
Весь день отряд провел, двигаясь по следу воров-кнэфов. Перед тем, как отправиться в погоню, мечники и Грут все же осмотрели покрытую снегом землю у ручья и нашли вкопанный в нее деревянный ящик — клетку.
— Как он дышал там? — не поняла Тесса.
— Крышка поднимается, — кнэф показал ей, легонько приподняв за железное кольцо сколоченные и посаженные на петли доски.
— Заметят же.
— Так всего-то щелка и нужна.
— Но как он выбрался незаметно?
— Неуклюжие кнэфы долго не живут, — ухмыльнулся Грут.
Затем, повернув коней обратно к скрещению дорог, они вскорости обнаружили брошенную ворами телегу. На нее была небрежно свалена упряжь.
Освальд спешился и внимательно осмотрел отпечатки подков. Клейма кузницы на них не было, такими часто подковывали крестьянских лошадей. На большой дороге эти следы не отличались от множества других. Отпечатков сапог мечник разглядел три пары, что еще раз подтвердило догадку Грута.
— Неловко им будет вдвоем на одной лошади, — заметил Освальд. — Труднее уйти от преследования. Может, они оставили коня в таверне и вернутся за ним?
— Так просто мы их не догоним, — со знанием дела произнес кнэф.
— Стоит ли мне сомневаться в вашей преданности и вашем рвении? — холодно спросил его Гайтус.
— Нет, милорд, — Грут нахмурился. — Мы несомненно вернем корону.
Пару мгновений он и лорд пристально смотрели друг на друга.
— Эх, а ведь мы им даже заплатили, — вздохнул Освальд, пытаясь ослабить разлившееся в воздухе напряжение. — Пять серебряных и пять лурров.
— Наглейшие нынче пошли воры! — сердито откликнулся Лекен. — Ограбили нас, работать заставили, да еще деньги за это взяли!
Браско фыркнул, ибо случившееся, описанное подобным образом, теперь представилось ему довольно забавным. Остальные путники, однако, его веселье не поддержали.
— Доберемся до перепутья, тогда оглядимся еще раз, — приказал Гайтус и пустил лошадь рысью, а затем и галопом, заставляя других следовать за ним.
По обеим сторонам дороги снова потянулись заснеженные поля, сверкающие в лучах солнца. Замершая над горизонтом Эрне теперь казалась далеким костром, у пламени которого грелись небесные пастухи, ждущие табун Вейрана. Лорд слабо верил в легенду о посохе верховного бога, а теперь и от молитв видел мало проку. Он был человеком дела и предпочитал направлять события вместо того, чтобы уподобляться лодке, оторванной от берега и уносимой течением.
В пылу погони до скрещения дорог они добрались довольно скоро. Ламберт даже подумал, что они будто на охоте, какие часто устраивали лорды в своих лесах. Вот только вместо соболя или оленя они преследуют трех кнэфов, посягнувших на священную корону. На какое-то время маг ощутил себя героем одной из сказочных историй, которые он слышал в детстве. Там рыцари в горящих золотом и драгоценными камнями латах сражались на турнирах и влюблялись в прекрасных дам. Они совершали подвиги во имя короля, являлись образцами доблести и чести, завладевали сокровищами троллей и женились на леди. Злодеи в тех легендах непременно терпели поражение или раскаивались в содеянном. Сам Ламберт хоть и не стремился к неслыханной славе, но все же надеялся, что поход Гайтуса окончится благополучно.
По пути к перекрестью отряду встретились два крестьянских воза. Ездоки их на вопросы Освальда подтвердили, что видели трех всадников на двух конях без седел: они резво неслись в сторону тракта, понукая скакунов окриками и свистом. Узнав от мечника, что мост через ручей разрушен, крестьяне с бранью повернули телеги обратно.
У самого перепутья отряд остановил двух деревенских мужиков, пешком идущих в столицу.
— Мы по прямой, господин, мимо таверны, — сказал один из них. — Таких всадников, как вы ищете, не видали.
Освальд снова спешился и походил по дороге, вглядываясь в изрытый и истоптанный снег, но следов там было слишком много, и определить, куда отправились кнэфы не представлялось возможным.
— Отчего нам никто не встретился на пути к ручью? — спросила Тесса у Грута. — Зато теперь, когда мы возвращаемся, туда устремились странники.
— Если б до нас кто-то не смог переправиться, то мы бы узнали об этом и поехали другой дорогой. Тут еще до рассвета наверняка ждал кнэф и отваживал других путников. Скрылся, когда мы показались.
— Какая слаженная работа! — невольно похвалил Ламберт. — Каждый свою часть выполняет, и вместе ловко получается.
— И правда, как чудесно они над нами поглумились! — ворчливо встрял Лекен.
Восхищаться ворами он, разумеется, не намеревался, да и вовсе охаживал их колкими словами при любом подвернувшемся случае. По мнению Ламберта, лекарь после пропажи короны вел себя странно. Казалось, он обеспокоен кражей даже больше, чем Гайтус, хотя причины этого оставались неясными.
Заходить в таверну путники повременили. Сперва Освальд заглянул в конюшню — и не прогадал. Юный конюх поведал мечнику, что кнэфы в самом деле забрали лошадь совсем недавно и отправились по королевскому тракту на восток. Он смотрел им вслед, стоя в дверном проеме.
Лорд воспринял эти сведения с затаенным торжеством. Они придавали вес его уверенности в том, что отряду нужно двигаться к восточным границам. Гайтус почти не сомневался, что поиски приведут их к замку Роверика, и ему, признал он, даже хотелось этого. Он видел лорда земель Анжен при дворе короля во время своих редких визитов в столицу и был о нем невысокого мнения. Сам Роверик, однако, со всей очевидностью полагал себя человеком мыслящим и хитрым, держась среди придворных как сторонний наблюдатель. Он словно выказывал этим свое умственное превосходство над ними. Говорил он со всеми понемногу, больше слушал и что-то себе примечал. Гайтусу совершенно не нравилась такая манера. Сам он если и участвовал в разговоре, то выражался четко и недвусмысленно, как военный, хотя среди знати некоторые считали подобную прямоту признаком высокомерия и неучтивости.
Отпив воды из фляги, которую наполнил в таверне Освальд, лорд подал команду продолжить путь. Отряд оставил позади 'Кладовую тролля' и устремился к той части горизонта, откуда по утрам приходило солнце. Снова перед глазами всадников пролетала белая земля, соединяясь где-то впереди с бледным небом. Весь мир казался каким-то бесцветным, покрытым толстой коркой сугробов. Изредка среди снега вырастали деревеньки, как островки размеренной жизни в зимней пустоши. На дороге теперь то и дело встречались пешие и конные путники, повозки и даже обозы. Несколько раз отряду приходилось останавливать странников и справляться о преследуемых кнэфах, чтобы ненароком не пропустить какую-то из сельских дорог, ответвлявшихся от тракта.
До путевого камня, указывающего на Анжен, Ровенэль и другие поселения в землях Роверика, всадники добрались уже в сумерках. На том месте им пришлось потерять время, ибо поблизости не оказалось никого, кто мог бы подтвердить, что воры не поскакали дальше в сторону границы и в ракханские[35] степи.
Наконец, отряду повезло — мимо проследовал гонец, везущий свитки с донесениями от Восточного сторожевого поста в столицу. Он был раздосадован тем, что его потревожили, но все же остановился и ответил путникам. По его словам, они были первыми, кто встретился ему на тракте тем вечером.
Гайтус был настолько доволен правдивостью своих догадок, что приказал от развилки отправляться сразу в Ровенэль. В мыслях он уже видел корону в Анжене в руках Роверика, осмелившегося на заговор против короля, и начал обдумывать, как скорейшим образом вернуть ее. Он даже рассудил, что боги, верно, осознали свою ошибку и теперь оказывают ему содействие в поисках.
К деревушке у замка отряд подъехал, когда королевство уже погрузилось в вечернюю темноту. В самом Ровенэле, впрочем, света было достаточно: по приказу лорда на каждой улице поставили по паре жаровен; стражники прохаживались с факелами в руках и следили, чтобы не было драк или слишком буйного веселья; крестьяне оставляли на порогах хижин горящие лучины либо тлеющие угли в горшках, а кое-где и маленькие свечи. Пахло сосной и дымом, отовсюду слышались голоса, смех, иногда доносились звуки песен.
Всадники направились к таверне, освещенной двумя фонарями. Им нужно было подкрепить силы, найти приют на ночь и поспрашивать о кнэфах. Лошадей им пришлось оставить у коновязи, потому что конюшни возле таверны не оказалось. Хорошо хоть какой-то мальчишка заправлял ясли сеном, доставая его из плотно набитого короба, который он тащил за собой. Мечники, спешившись, не поленились обойти всех коней, но принадлежащих ворам не приметили. Однако они и не ожидали, что все разрешится так просто.
Внутри бревенчатого строения было тепло — едва ли не жарко — и шумно. Все столы и скамьи заняли приезжие и местные жители. Люди сидели даже на низеньких табуретах, березовых чурбаках или попросту стояли с кружкой пива в руках. Тавернщик не успевал разливать напитки, разносить харчи и принимать плату. Вместить еще семерых таверна, пожалуй, могла, но им пришлось бы расположиться возле самой двери и провести вечер на ногах, если только их не прельщал деревянный пол.
Гайтус, разумеется, посчитал подобное недопустимым и, протянув Освальду две серебряные монеты, указал на небольшой стол у самой стены, где вели оживленный разговор шестеро крестьян. Те с радостью согласились уступить место путникам и выпить за их здоровье — пусть бы и снаружи, зато вдоволь.
Лорд, не мешкая, сбросил плащ и перчатки на скамью и, как только хозяин подошел справиться, чего желают гости, потребовал у него перо, пергамент и чернила. Пока соратники Гайтуса утоляли голод после долгого путешествия, сам он аккуратно, но быстро заполнял лист рунами. Сидящий рядом Ламберт заметил, что они какие-то чудные, с множеством завитков.
Закончив с письмом, лорд подержал над свечой кусок сургуча, заранее принесенный предупредительным тавернщиком, а затем пролил красное вязкое вещество на свиток. К нему он приложил круглую, литую из серебра печать с фамильным гербом, однако постарался, чтобы оттиск вышел слабым. Потом, не дожидаясь, когда сургуч застынет, Гайтус взял ложку Лекена — старику пришлось просить другую — и заостренным черенком начал подправлять получившийся отпечаток. Остальные путники следили за его действиями с недоумением. Никто не мог понять, кому предназначалось послание.
Наконец, лорд отложил пергамент в сторону, подозвал хозяина и велел принести хлеб, жаркое и вино, если таковое имелось. Когда тот выполнил его желание, Гайтус положил на стол пару монет задатка и словно невзначай спросил:
— Скажите, любезнейший, а не проезжал ли через вашу деревню молодой человек на черном жеребце? Высокий, темноволосый, хорошо одет.
— Да тут таких немало побывало, — весело откликнулся тавернщик. — Ярмарка ведь нынче, господин.
— В том и дело, я и сам занимаюсь товарами. Развожу лошадей, ищу повсюду племенных жеребцов и кобыл. В дороге я видел превосходного коня — резвого, мощного. Шерсть у него черная, а грива и хвост — чуть светлее. Мне показалось, хозяин его направлялся в Ровенэль. Хотелось бы купить у него этого жеребца.
— Вы, похоже, про Кристиана говорите, господин, — вдруг вспомнил хозяин и сразу засмеялся: — Только он вам своего коня не продаст, дорожит им сильно.
— Он не знает еще, какую цену я готов предложить, — Гайтус произнес это так, чтобы не возникло сомнений — он даст за жеребца никак не меньше целого горшка с серебром.
— Ну что ж, спросите его сами. Только здесь вы его не найдете, он обыкновенно ночует в замке.
— Он родственник лорда?
— Нет, господин. Скорее друг ему или помощник какой. Он раз в половину года приезжает, да что-то зачастил перед праздником.
— Благодарствую, — изобразил улыбку Гайтус и подвинул держателю таверны еще несколько монет. — Это вам за труды.
— Мне, право, не в тягость... — смутился тавернщик, но монеты все-таки взял.
Когда он ушел, лорд все же изволил объяснить своим спутникам происходящее.
— Я полагаю, следы кнэфов затеряются здесь, — сказал он. — Вряд ли воры случайно спешили к замку, хозяин которого устроил ярмарку. В толпе легче скрыться и проще встретиться с кем-то вроде этого Кристиана, по чудесному совпадению оказавшегося помощником Роверика, — в голосе Гайтуса проявилась ирония. — Они, верно, думали сбить нас с толку, но теперь мы их переиграем. Мы вернем корону этой же ночью.
Он понизил голос, вынуждая остальных наклониться к нему.
— В любой замок проникнуть непросто, но тысяче воинов это сделать труднее, чем двум, вооруженным хитростью.
При этих словах лорд посмотрел на мечников.
— Мы, милорд? — удивился Освальд. — В чем же наша хитрость?
— В этом свитке, — Гайтус накрыл пергамент рукой. — Вы поскачете к воротам замка и представитесь посланниками королевского двора. Сообщите стражникам, что везете приглашение для Роверика на коронацию.
