Тесса, предоставленная самой себе, принялась от скуки размышлять о странном черном жеребце, и вскоре мысли ее перетекли на его хозяина. Он хорошо был виден ей с места, которое она занимала у стены, и впервые за уходящий день девушка внимательно рассмотрела Кристиана. Во время похода она не решалась в открытую изучать его черты, да и спешка к тому не располагала. Лишь теперь она могла удовлетворить свое любопытство.
Маг присоединился к Реде и другим кнэфам, шутил, смеялся, слушал, рассказывал что-то, и Тесса вдруг заметила, как он отличается ото всех. Была в нем какая-то особая искра, жизненная сила, уверенность. Вдобавок девушка увидела, что Кристиан довольно красив, строен, и в нем чувствуется ловкость опытного воина. Улыбка несомненно украшала его лицо, однако выдержанное спокойствие посещало его чаще. Глаза мужчины издалека казались черными, но Тесса знала, что это впечатление обманчиво, и что того темно-синего цвета, который на самом деле заполнял их, она больше ни у кого не встречала.
Пока она нескромно и с непонятной ей жадностью разглядывала мага, в нескольких шагах от нее сгорбленная, хоть и довольно высокая старуха ухватилась слабыми руками за тяжелый стул, подтянула его к себе и уселась в одиночестве, сложив сухие руки на столешнице, усыпанной хлебными крошками. Увидев, на кого столь пристально взирает девушка, гостья сперва похихикала украдкой, а затем негромко сказала, показывая в улыбке выщербленные желтые зубы:
— Зря смотришь, деточка.
Тесса изумленно повернулась к ней, не понимая, о чем речь. Что ей нужно, этой старухе?
— Что вы такое говорите? — переспросила девушка.
— Зря смотришь на него, — старая женщина наклонилась чуть ближе, выражая совершеннейшую охоту поделиться своим знанием с молодой гостьей, пусть оно и не доставило бы ей счастья.
— Отчего это? — Тессу так удивило предостережение старухи, что она даже не подумала возразить: мол, вовсе она и не на мага любуется, а следит за игрой в кости, затеянной кнэфами.
— Оттого, — снова хихикнула женщина. — Неужто сама не видишь? Несвободный он, занятый, не для тебя.
Речи старухи звучали убедительно, но ничего, подтверждающего ее слова, мастеру не открылось, и тогда она перевела взгляд на саму назойливую незнакомку. Та показалась ей немного пугающей и как будто посвященной в жуткие, ведомые только избранным, таинства древних. В ее седых волосах, раскиданных по плечам небрежными космами, на свету проскальзывала рыжина, а глаза были блеклые, но с лихорадочным блеском. Изношенное, заплатанное платье наводило на мысли о бедности.
Тессе почудилось, что женщина не вполне разумна, однако из вежливости девушка ответила:
— Я ничего подобного не вижу. Отчего же он несвободный?
— А вон там, — старуха вытянула сморщенный палец и ткнула им в воздух перед собой, — кольцо у него на пальце, погляди-ка получше.
Тесса уже собиралась проститься с надоедливой и, похоже, вполовину выжившей из ума гостьей и перейти за стол к мечникам, когда внезапно приметила на одном из пальцев Кристиана темный ободок. На нем не играли блики от пламени светильников, и он как будто сливался с кожей, но все же девушка не испытывала сомнений в том, что маг носит на левой руке кольцо.
Старуха, алчно наблюдающая за ней, усмехнулась и произнесла с неколебимым убеждением:
— Видишь.
— Что это? — спросила девушка. — И как возможно, что я не различила его раньше?
— Колечки эти зачарованные. Их носят те, кто соединил себя узами супружества и закрепил их магией, а увидеть их можно лишь по чьей-то указке. Где-то есть у того мужчины избранница, и он с ней крепко связан.
Тесса вдруг ощутила разочарование, но, чтобы скрыть его, обратилась к женщине:
— Кто же вам указал на эти кольца?
Гостья засмеялась надтреснутым смехом и осторожно поднялась на ноги, придерживая ладонью мешок у пояса.
— Кто захочет, тот все увидит своими глазами и поймет своим умом, — откликнулась она и с тем, подслеповато щурясь, заковыляла к выходу, оставив девушку в раздумьях.
Дверь за ее спиной хлопнула чуть слышно, словно ее обили мягкой тканью. Тесса покрутила головой по сторонам, но больше никому до странной незнакомки не было дела. Ламберт еще не вернулся, а за соседним столом мечники вели свой разговор.
Браско, неспособный позабыть о сотне золотых, измучил Освальда своими вопросами и мечтаниями. Сперва он ерзал беспокойно на деревянном сиденье, вздыхал на все лады, а потом не утерпел и воскликнул:
— Сто 'королевских'! Это ж какое богатство! Уймой добра можно обзавестись: дом построить или лавку открыть, приодеться знатно, детей обучить у лучших мыслителей. Вот ты, — он повернулся к старшему мечнику, — что бы сделал с этим золотом?
— Оно ведь им на семерых досталось, — напомнил Освальд. — Стало быть, разделить придется.
— А и пусть, — не унимался рыжебородый. — Но если бы вправду одарили тебя сотней золотых, для чего бы ты ее приспособил?
Мечник поразмыслил немного и нехотя признался:
— Скопил бы на альтийский меч.
Браско уважительно присвистнул, однако, тут же возразил:
— Эдак долго копить бы пришлось: самый простой клинок из Альты не меньше трех сотен стоит. Нам на такое оружие, пожалуй, до самой старости золотых не собрать, а там уж оно ни к чему.
— Вдруг бы мне еще две сотни чей-то щедростью достались, — отшутился Освальд, но подумал другое: даже и в старости желал бы он обладать альтийским мечом. К такому прекрасному оружию в любые годы притронуться приятно, да и жилище оно безмерно украсит. А у кого потомки имеются, тот может передать им такое наследство с гордостью.
Браско уже рассуждал о том, какое применение он нашел бы этому золоту, и без стеснения раскрывал старшему мечнику нужды и чаяния своего семейства. Освальд слушал вполуха, изредка поддакивая. Он не любил понапрасну желать того, что получил бы только чудом. Время от времени он окидывал взглядом залу и гадал, какие мысли одолевали Гайтуса, отчужденно сидящего на скамье в дальнем углу с непонятным, не присущим ему выражением на лице.
В душе лорда меж тем смешались разнообразные чувства, не дающие ему покоя. Награда от королевы уже не казалась ему такой заманчивой — да и не заслужил он похвалы. Впервые за многие лета Гайтус потерпел поражение, не сумел справиться с поручением в назначенный срок. Он продолжал поиск короны и намеревался найти ее вопреки всем препятствиям, но к празднованию Излома зимы он безнадежно опоздал.
С глубоким недовольством лорду пришлось признать, что он был о себе лучшего мнения до начала похода. В пути выяснилось, как подточили его замковая жизнь и уединение. Он привык к свежей, вкусной пище — пусть и простой, но умело сготовленной кухарем — подзабыл боевые навыки и городские ухватки, не уделял должного внимания дорожным картам, начал уставать больше прежнего в путешествиях. Теперь ему страстно хотелось вернуться в свои земли и заполнить все досадные пустоты знанием и упражнениями, но если против короля вынашивался заговор, то Гайтусу надлежало привести своих ратников на помощь их величествам.
Не мог поверить лорд и в то, что ему предстоит сражаться бок о бок с кнэфами, укравшими священную корону и тем самым вовлекшими отряд в злополучную погоню. Они предатели и преступники, однако их сила требовалась ему, чтобы достигнуть цели. Еще десять дней назад Гайтус посмеялся бы над подобной историей, как над нелепой выдумкой. Не иначе Вейран так озаботился проводами зимы, что отпустил судьбы людские на волю ветра, и кружат они беспорядочно в забвении. Или боги за что-то наказывают лорда? Неужели он где-то оступился столь непотребным образом, что теперь страдает из-за неудач? Следует ему, пожалуй, сходить в храм при первой возможности и пожертвовать храмовникам золотых монет, как призывали на площади.
Невеселые размышления Гайтуса оборвались внезапно, когда за стенами таверны раздался громкий крик 'Звезда пропала!', поддержанный шумом голосов, изъявляющих пьяную радость. Лорд взглянул на Реду, но она покачала головой, указывая, что придется им выступить позднее. Горожане и приезжие еще бродили по улицам, а стражники неустанно объезжали столичные пределы. Приняв решение ждать, путники и кнэфы запаслись терпением, ибо на сей раз ошибка могла обойтись им слишком дорого.
Глава 16 ↑
Воины отправились на северную окраину города, когда с мостовых наконец исчезли гуляки, утихли их песни и разговоры. Брадос спал, утомленный празднованием. На ближайших к площади улицах встречались лишь редкие прохожие, нетвердо стоящие на ногах или бредущие куда-то в темноту. В том краю, где стоял амбар купца Мулеха, и вовсе не было ни души.
Строение из деревянных брусьев и камня высилось над длинной, узкой улочкой, два факела у его массивной двери разгоняли светом ночную тьму. Звук шагов далеко разносился в тишине, и воинам пришлось долго подкрадываться, чтобы не привлечь внимание дозорных. Затаившись в маленьком закоулке, они теперь дожидались условного знака: двое кнэфов должны были приблизиться к стерегущим улицу разбойникам на расстояние выстрела, убить их на месте, не наделав лишнего шума, и зажечь лучины, показывая соратникам, что проход к амбару больше не охраняется и можно не опасаться вражеских стрел.
Небо затягивалось облаками, уже скрывшими луну, стало ясно, что вскоре пойдет снег. Мороз отступил, и никто из воинов уже не кутался в плащ с особым тщанием, чтобы защититься от холода. Кристиан, опустившийся на одно колено и упершийся в другое локтем, осторожно выглядывал из-за угла, стараясь различить очертания соломенных крыш: где-то там, слева над амбаром должен был появиться огонек, призывающий двигаться дальше. Пока же маг молча и сосредоточенно ждал, опираясь голой ладонью на шероховатую, покрытую известкой стену чьего-то жилища и чувствуя пальцами холодную сырость, идущую от земли. Сбоку от него в темноту всматривалась Реда, а за спиной мужчины напряженно застыл Освальд. Взгляд мечника, от неимения других целей, продолжал упираться в пару ножен, которые Кристиан носил не крест-накрест, как делали многие, а через правое плечо. Рукояти мечей, удобные даже на вид, призывно замерли, готовые служить в бою.
Тем временем двое кнэфов, вооруженных арбалетами, ловко взбирались на крыши домов по накинутым на печные трубы веревкам. Потревоженные пласты снега скользили по соломенным настилам и срывались вниз, глухо падая на твердую почву. От этого лезть приходилось неспешно, попутно разбивая снежные шапки.
Найти дозорных, укрепившихся на крышах под овечьими шкурами, ночью, пожалуй, было бы невозможно, если бы кнэфы-соглядатаи не узнали заранее, куда следует смотреть, да и Реда выбрала самых остроглазых братцев. Воинам повезло: разбойники не стали менять укрытие. Они залегали все там же — по обе стороны улицы вблизи амбара. Факельного света, трепыхавшегося внизу, недоставало, чтобы в точности рассмотреть дозорных, но все же у разбойников затекали конечности, и они шевелились под шкурами, подсказывая кнэфам, куда посылать стрелы.
Взобравшись по скатам, арбалетчики осторожно заняли позиции на крышах, используя трубы для опоры. Они подбирались к разбойникам с противоположных концов и не видели друг друга, однако вели про себя счет, чтобы действовать в меру слаженно. Каждый из них взвел арбалет, крюком натянув тетиву, вложил толстую укороченную стрелу в ложе и наметил цель — надежно, без излишней торопливости. Оставалось лишь нажать на рычаг спуска.
Наконец путники и кнэфы, примостившиеся в закоулке, услышали тонкий свистящий звук, а за ним — короткий хрип и шорох сползающего вниз бессознательного тела. Удара о землю не последовало: кровли домов располагались так близко, что разбойник, верно, распростерся между ними. Вторая стрела поразила мишень незамедлительно, но дозорный вдруг стал слабо шевелиться, пытаясь вытащить ее из спины, и кнэфу-арбалетчику пришлось сноровисто исправить досадную случайность.
Затем все стихло. Воины и стрелки выжидали, опасаясь, что подозрительные звуки привлекут внимание разбойников в амбаре. Благополучием дозорных, однако, никто не озаботился, и чуть погодя кнэфы пробрались по крышам к лежкам своих жертв. Убедившись в том, что разбойники мертвы, они аккуратно высекли искры на обмотанные промасленными тряпицами лучины.
Реда первой увидела яркое в ночи пятно огня, а после еще одно, и зашептала соратникам: 'Путь свободен!'. Затем скользнула на припорошенную снегом улицу. Кристиан отстал от нее лишь на шаг, обогнув угол дома так быстро, что складки его плаща прошелестели по каменному выступу. Остальные воины шли за ними по пятам, стараясь ступать как можно тише и не обнажая пока мечи, чтобы лязг металла не выдал нападавших раньше положенного.
Остановившись у дверей амбара, путники и кнэфы выстроились сообразно задуманному порядку. Посередине встал Ламберт, по бокам от него — Грут и двое кнэфов с арбалетами. К ним присоединился один из стрелков, спустившийся с крыши по веревке. Другой теперь нес дозор, и ему надлежало предупредить воинов о появлении стражи. Во втором ряду остались Гайтус, Тесса, младший мечник, Реда и двое ее братцев. Освальду и Кристиану предстояло встретить разбойников на улице, если те кинутся бежать, оттого они держались позади всех.
Из глубины амбара доносились тихие голоса. Вероятно, большинство воров спали, но кто-то припозднился и беседовал у догорающего костра — в воздухе слабо пахло дымом, и сквозь отверстие в крыше тянулась едва заметная на фоне неба серая струйка.
Ламберт снял рукавицы, заткнул их за пояс и тихо выдохнул. Вокруг него воины равным образом затаили дыхание, не думая уже ни о чем, кроме боя. Маг приготовился, а затем сделал резкий выпад, выбросив вперед руки с направленными на дверь ладонями. Обе створки вырвало вместе с петлями, и они с грохотом рухнули посреди амбара.
Внутри строения костер не давал много света, оттеняя только лица и плечи двух сидящих возле него разбойников, но глаза нападавших, закаленные ночным мраком и факельным пламенем, уже привыкли к полутьме. Они видели, как ошеломленные внезапной атакой воры вскакивали с лежаков, пытаясь понять, что происходит. Увидев незнакомых воинов, достающих клинки из ножен, разбойники в свою очередь хватались за мечи и кидались на противников. Двое воров, которые до того грелись у костра, теперь лежали на утоптанной земле, сраженные стрелами. Еще одного кнэф-арбалетчик настиг, когда тот тянулся к боевому луку, прислоненному к стене.
Едва завязался бой, Гайтус крикнул громко: 'Если вы сдадитесь добровольно, мы сохраним вам жизнь!', но ответом ему был лишь злой, обидный смех. Разбойники не собирались сдаваться на милость врага и ожесточенно пробивались к выходу, чтобы после уйти от преследования в путанице городских улиц.
Трое воров все же сумели в общей неразберихе подхватить арбалеты и стреляли из укрытий, коими служили нагроможденные друг на друга пустые деревянные ящики у противоположных стен амбара. Тут пригодилось умение Тессы: все стрелы разбились в воздухе о созданную ей невидимую преграду. Пока разбойники, бранясь, заново натягивали тетиву, к двоим из них с грозным кличем бросился Браско. Третьим вором занялся Ламберт. Мастер ударил в ящики магией, отчего те разлетелись в труху и щепу. Крупный, острый на конце кусок разломившейся доски вонзился разбойнику в грудь, и тот упал навзничь, хрипло и порывисто глотая воздух, а края его раны быстро обагрились кровью.
