Розовое масло Кассандра отдала Афине: будучи богиней войны, та тоже предпочитала человеческие жертвы, но могла порадоваться, если ей достанется то, что обычно отдавали Афродите — Афина и Афродита между собой не ладили.
На жертвенник милой Гестии, который, в отличие от жертвенников других богов, курился круглые сутки, Кассандра положила комочек благоуханной амбры и добавила несколько плиток шоколада "Годива": Гестии полагалось жертвовать пищу, которую едят в доме, но в этом доме не ели пищи... Однако Кассандра надеялась, что лучший швейцарский шоколад Гестии понравится.
На жертвенник Гекаты вместе с жасминовым маслом Кассандра пролила свою собственную кровь... Кровь текла плохо и была почти черной: Кассандра давно не питалась. Но сейчас было не до того.
Сейчас надо был сделать так, чтобы принц Филипп Орлеанский спас мир.
А значит — надо было спасти его возлюбленного...
Немного в мире осталось мест, где еще поклонялись древним богам. Но Кассандра твердо знала: древние боги хоть и ослабели, хоть и уступили место Великому и Единому Богу Людей, они не ушли совсем. Так же, как не ушли и боги египтян. Как не ушел Анубис, которому тайно поклонялись до сих пор — и к жрецам которого Кассандра собиралась обратиться.
Древние боги охотно исполняли просьбы смертных, но всегда требовали за это дорогую цену. Дорогую и вполне материальную. Анубис любил драгоценности и человеческие жертвы. Сейчас Кассандра отсылала его жрецам драгоценности — и свою просьбу. Жертва будет прислана потом, когда надо будет платить за свершенное.
Кассандра на мгновение ощутила бессилие и такое страдание, что едва не рухнула на мозаичный пол, рыдая и терзая на себе одежды, как в тот день, когда горела Троя... Она ненавидела убивать людей! Но иногда необходимо убить кого-то, чтобы спасти многих. А в данной ситуации одна жертва спасет целый мир. Только вот выбирать наверняка придется ей... И наверняка Анубис захочет кого-то молодого и прекрасного.
...Наверное, спасти Филиппа де Лоррена могли бы и посланники Всевышнего, ангелы или архангелы, это же их работа — спасать, защищать, благословлять! Но к ним у Кассандры не было способа обратиться, и вряд ли они стали бы слушать исчадье тьмы. Они вообще редко слушают даже смертных. Даже служителей своего культа. Они просто исполняют волю Всевышнего, которая смертным редко бывает понятна...
Кассандра предпочитала понятных богов.
В нишах за жертвенниками стояли ларцы с ее сокровищами.
Кассандра даже размышлять не стала: открыла старинный индийский ларец и вынула гигантский рубин. В темноте он был похож на сгусток крови, на свету сиял, как кровавая звезда. Это была уникальная драгоценность, равной которой, возможно, не существовало в современном мире. Этот рубин принадлежал когда-то Бальдру, ее мастеру. Но сейчас Кассандра жертвовала им без сомнения. Она переложила его в другой ларец — персидский, шестнадцатого столетья, покрытый пластинками чеканного золота, и заполненный прекрасным жемчугом. Современным морским жемчугом, добываемым у берегов Японии и стоившим целое состояние. На жемчуг она уложила рубин и позвала жриц, которых выбрала для путешествия:
— Теодолинда, Амалия, Жаклин.
Женщины подошли.
Теодолинда была самой древней и надежной, к тому же — могучей воительницей. Амалия — телепат, редкий и полезный дар. Жаклин обратили всего пятьдесят лет назад, для путешествия на самолете из Швейцарии в Египет, помимо доверенных слуг из числа людей, нужен все-таки вампир, понимающий, что происходит в этом мире.
— Вы отправляетесь в Луксор, к жрецам Анубиса. Я свяжусь с ними. Вас сразу проводят к их верховному жрецу, к Неназываемому. Ему и только ему вы передадите ларец и мое послание. Задание это тайное, но я знаю, что ни одна из вас не предаст меня. Если Неназываемый не возьмет у вас ларец, это будет означать отказ. Если возьмет — вам другие жрецы объяснят, что дальше делать. Амалия, пошлешь мне образы, чтобы я знала, что происходит. И будьте осторожны, мои дорогие. Вы же знаете, каждую из вас я люблю, как сестру.
— Мы знаем, Кассандра, — сказала Теодолинда, принимая ларец.
Жаклин обняла Кассандру.
А Амалия улыбнулась и послала образ из своих прижизненных воспоминаний: вишневые деревья в цвету, синее небо, ласковое солнце, и белые лепестки, порхающие в воздухе и осыпающиеся на волосы и на плечи. Она была таким хорошим телепатом, что Кассандре показалось — лепестки падают на волосы и на плечи именно ей. Прямо сейчас.
13.
Они ушли.
Кассандра бессильно опустилась на пол перед жертвенником Гекаты.
Ей оставалось только одно: ждать.
Но этому она научилась за четыре с половиной тысячелетья.
Только надо было еще покормиться. Она не должна ослабеть, иначе не сможет принять образы, которые пошлет ей Амалия. Кассандра вынула из мешочка, привязанного у пояса, колокольчик и позвонила. Мелодичный звон отразился под сводами и понесся по переходам. Сейчас придут ее жрицы. И она прикажет им кого-нибудь привести... Кого-нибудь, на ком она будет не просто питаться. Сегодня Кассандра выпьет человека до конца. На жертвеннике Гекаты. Так надо. Ей необходима помощь богини.
Издали послышались торопливые шаги.
Кассандра запрокинула голову и посмотрела на грозное, прекрасное лицо бронзовой Гекаты, чудом не переплавленной на оружие в древние времена, чудом сохранившейся.
— Ты поможешь мне, Мать Тьмы? Помоги... Я так слаба...
К ужасу и изумлению Кассандры, бронзовое лицо вдруг ожило. Глаза полыхнули желтым волчьим цветом, приоткрылись в улыбке острые звериные зубы.
И Кассандра упала навзничь, сокрушенная очередным видением.
14.
Она опять была в той пещере, где лежали кости сожженного Филиппа де Лоррена.
Только принц Филипп, весь в саже, сидел, прислонившись к стене. В руках у него был череп его возлюбленного. Филипп смотрел в пустые глазницы так, словно надеялся, что череп заговорит с ним.
Иной, одетый в современную одежду, стоял на коленях возле костей, высматривая что-то, потом запустил руку куда-то между ребер сгоревшего вампира и вытащил черный шарик, заключенный в тончайшую золотую сетку и подвешенный на золотую цепочку, которая зацепилась за обгорелый остов позвоночника: видимо, висела на шее у погибшего.
— Амулет изменился, — сказал Иной, — Я чувствую в нем магию, какую-то очень темную магию, которой в нем раньше не было... Посмотри сам.
— На что там смотреть? — с досадой отвечал Филипп. — Амулет не сработал! Эта дрянь должна была уберечь Лоррена от смерти! Но он, как видишь, мертв!
Однако принц все же взял амулет и, положив его себе на ладонь, некоторое время смотрел на него.
— Ты чувствуешь? — спросил Иной, — Как, по-твоему, что это может быть?
— Не знаю. Да и какая разница? Вампир сгорел, рассыпался прахом. Ничто на свете не сможет его воскресить.
— Ты уверен?
— Я уверен.
— Ты не можешь быть уверен. Ты не можешь знать все. Продумай сам, к чему Кассандре было предупреждать тебя о возможной гибели Лоррена и предлагать амулет, который не сработает, тогда как она могла просто об этом умолчать? Здесь что-то не сходится. И это было бы глупо, очень глупо с твоей стороны — не выяснить все до конца.
— Глупо? Знаешь, что было глупо? Верить буйно помешанным прорицателям. Принимать у них амулеты, не выяснив заранее, как они работают. Лезть с закрытыми глазами в западню, просто потому, что кто-то сказал, что все будет зашибись. Я никогда раньше не поступал так. Не вел себя, как слабоумный... Я должен был умереть сегодня, я это заслужил. Но вместо меня умер он, потому что он привык прикрывать меня всегда, не раздумывая.
— Ты ошибаешься, — сказал Иной, — Ты все делал правильно. Я знаю, людям часто свойственно винить себя в том, за что они не несут ответственности. Немного странно, но... Мне кажется, я это понимаю. Ты знаешь, что прорицательница не лгала, ты знаешь, что владычицы не ошибаются, это просто невозможно. Тебе суждено спасти мир. По-другому быть не может.
— И как ты собираешься меня заставить?
— Не в моих силах тебя заставить. Моя роль не настолько велика. Просто ты послушаешь меня и поймешь, что я прав. И вернешься со мной в Париж, чтобы выяснить все насчет амулета. Ты не сдашься, пока есть хоть крохотная надежда на то, что Лоррена можно вернуть.
— Надежды нет.
— Загляни в свое сердце и скажи это еще раз. И тогда я уйду и оставлю тебя одного здесь до рассвета, как ты хочешь.
Филипп молчал, и Иной, глядя на него, торжествующе улыбнулся.
15.
...Кровь. В рот Кассандре лилась кровь. Чудесная, живая, горячая, вкусная кровь. Кассандра присосалась изо всех сил, потом еще и руками вцепилась, чтобы не упустить источник пищи. Она потеряла столько сил... Она прижималась к источнику все сильнее, впивалась, вгрызалась, и сосала, сосала, зажмурившись от удовольствия, как младенец. Постепенно мысли ее прояснялись, телу возвращалась сила, и вот уже она осознавала себя, и вот уже она вспомнила свои последние видения и даже странное преображение бронзовой статуи... Она продолжала сосать, но источник иссякал, крови становилось все меньше, каждый глоток давался с трудом. И сердце в груди человека, которого Кассандра прижала к себе в жадном объятии, перестало биться.
Кассандра открыла глаза.
Перед ней лежала мертвая девушка. Незнакомая ей девушка. Рослая, статная, мускулистая. Видимо, при жизни она была спортсменкой. К счастью, это был незнакомый донор. Убить знакомого — так тяжело... На лице девушки застыла маска блаженства. От нее пахло похотью и смертью.
Они вместе лежали прямо перед алтарем Гекаты.
Кассандра встала. Обвела взглядом столпившихся вокруг жриц.
— Приношу эту жизнь тебе, богиня, — прошептала Кассандра и разорвала зубами свое запястье. Только что выпитая кровь хлынула из раны. Кассандра принялась кропить статую. Потом зализала рану.
Эта смерть не прибавит сил Кассандре. Сила, полученная от этого убийства, ушла к Гекате. Кассандре досталась только кровь и сытость.
Но и это немало после того, что она пережила за последние сутки.
Несколько видений подряд могут убить ясновидящего.
Особенно — таких видений...
Но может быть, мир все-таки будет спасен?
В любом случае — Кассандра больше могла не тревожиться о том, какой ответ дадут слуги Анубиса ее жрицам.
Ответ будет положительный.
Это она уже видела в будущем.
Глава 4
1.
Кристиан почти всегда дожидался пробуждения Филиппа в гостиной. Ему очень нравилось наблюдать повседневную жизнь вампиров, когда те не притворялись людьми. Они не походили на оживших мертвецов, но было в них что-то неуловимо потустороннее, завораживающее и жутковатое. Кристиану нравилось, как они двигаются, как смотрят, как общаются между собой. Ему нравилось, что они не дышат. Вдыхают воздух, только для того, чтобы говорить. Ему даже нравилось постоянное чувство опасности, он был словно исследователем запредельного мира, как какая-нибудь маленькая рыбка в море полном акул, которые, вроде как, приняли ее в свою стаю и не пытаются сожрать, но в принципе могут это сделать в любой момент, если настроение переменится.
Кристиан далеко не все понимал, и это тоже было интересно. Вот, к примеру, отношения Филиппа с его слугой крови казались ему совершенно сюрреалистичными. Вроде бы все ясно, — между ними существует ментальная связь, им не всегда нужно разговаривать друг с другом, чтобы общаться, но наблюдать за ними каждый раз было чрезвычайно странно. Насколько Кристиан понял, их внутренний диалог происходил без помощи слов, Филипп просто мог видеть глазами Жака все, что видел тот, а еще он знал, что чувствует его слуга, даже если в это время спал в своем бункере. На самом деле очень удобно. Но трудно себе представить.
В тот вечер они появились одновременно. Филипп вышел из спальни, и в сей же момент в гостиную вошел Жак. Создавалось впечатление, что он стоял под дверью, и появился, как только почувствовал, что хозяин проснулся.
Филипп был явно чем-то взволнован и смотрел на Жака с удивлением.
— Что, вот даже так? — произнес он.
— Прошу прощения, монсеньор, но они в нетерпении.
— Черт знает что, — пробормотал Филипп, раздраженно отбрасывая от лица растрепавшиеся со сна волосы, — Мало того, что они являются ко мне домой, так даже без предупреждения. Неслыханная наглость!
— Я могу сказать им...
— Не стоит. То, что они пришли вместе, настолько выходит за границы моего понимания, что, пожалуй, завтрак подождет. Мне любопытно узнать, что им надо.
Кристиану очень хотелось спросить, что же собственно происходит, но он уже научился в иные моменты сидеть тихо и казаться незаметным. Его все равно ни во что не станут посвящать, хорошо, что хотя бы не запрещают слушать. В отличие от Филиппа, которому, похоже, нравилось, когда Кристиан находился рядом, Жак совсем не одобрял его постоянного присутствия, хотя никак не демонстрировал своего отношения, и вообще помалкивал, справедливо полагая, что его умозаключения никому не интересны. Зато Лоррен с удовольствием озвучивал их общее — видимо — мнение о нем, называя Кристиана не иначе как "новая игрушка принца" и всячески давая понять, чтобы тот не рассчитывал на что-то большее. Он и обращался с ним, как с какой-нибудь живой игрушкой, которую приобрели специально, чтобы помучить... Даже при одном воспоминании об этом субъекте Кристиан неизменно чувствовал головокружение и тошноту. Самое прискорбное, что Лоррен это знал, и ему это нравилось.
Стоило вспомнить о Лоррене, как он тоже появился из спальни. С удивлением посмотрел на Филиппа, потом на Жака и задал вопрос, на который не решался Кристиан:
— И что у нас случилось?
— Расскажи ему, — велел Филипп слуге.
— Колдун, охотник и крыса, — произнес Жак, — явились несколько часов назад. С мешком. И выразили большое желание получить аудиенцию у принца как можно быстрее.
Лоррен выглядел слегка офонаревшим.
— Явились вместе? — уточнил он и, получив подтверждение, добавил, — А что в мешке?
— Не имею представления. Но вряд ли рождественские подарки.
— Далековато еще до рождества... Какой-нибудь обескровленный труп?
— Чей же это должен быть труп, чтобы ради него эти трое согласились терпеть друг друга? — проговорил Филипп, отправляясь к гардеробной и выбирая одежду, — И пришли сюда за два часа до заката? Ты представь: сидели, ждали, пока я проснусь, и даже не возмущались... У тебя есть идеи? У меня нет.
У Лоррена, похоже, тоже не было идей.
— Полагаю, случилось что-то очень дерьмовое, — заключил он.
— Не иначе. Остается пойти и узнать, что именно.
Колдун, охотник и крыса... Похоже на начало какой-нибудь сказки. Или анекдота. Вот бы взглянуть на них... Но, конечно, Кристиана никто с собой не взял. Впрочем, Филипп вообще отправился на эту встречу один.
2.
В ожидании хозяина дома гости расположились в одной из гостиных на верхнем этаже. Те, кого Жак презрительно назвал "колдуном, охотником и крысой" на самом деле обладали властью и могуществом почти соизмеримыми с властью принца города и являлись главами наиболее влиятельных семейств потаенного мира Парижа.
