— Так уж и с сонмищами? Вы все же оборотни, — люди, а не животные и не размножаетесь так... интенсивно, как обычные крысы. Вас не может быть слишком много. И, к тому же, после последней потасовки ваши ряды изрядно поредели.
— Это у вас неверные сведения...
— Мы можем выяснять часами, кто кого победит, — перебил его Бермон, — Вы за этим явились сюда, месье Ренар? Или хотите заключить соглашение? Излагайте свои условия.
— Они вас удовлетворят, господа. Я не потребую ничего невозможного. Мы остаемся полновластными хозяевами нижнего города, но вам до этого не должно быть дела, потому что подземелья никому, кроме нас, не нужны и не интересны. Мои подданные будут иметь возможность заниматься ремеслом и торговлей в Париже по своему усмотрению, точно так же, как и прежде. Взамен я гарантирую вам порядок и лояльность и даже, возможно, помощь в каких-то чрезвычайных обстоятельствах, если и вы пообещаете мне то же самое. Но я не стану давать вассальную клятву принцу вампиров. С какой стати, собственно? Разве охотники дают клятву верности вампирам?
— Еще чего не хватало, — Бермон от возмущения даже побагровел.
— И ковен не дает никаких обязательств...
Ренар обернулся к Вадье, но тот лишь равнодушно пожал плечами, к ковену он никакого отношения не имел.
— Ну, так пора покончить с этим обычаем и в отношении оборотней. Когда-то вампиры победили крыс и имели право требовать подчинения, но с тех прошло много лет, все изменилось. Отныне мы должны быть на равных.
Воцарилось молчание. Филипп нарочно тянул паузу, наблюдая за выражением глаз оборотня.
— Вы не очень хорошо понимаете смысл вассальной клятвы, — проговорил он, наконец, — Она обременяет скорее вампиров, обязывая их оказывать поддержку правящему королю крыс в ваших бесконечных внутренних раздорах. Хотите ее лишиться, — извольте. Мне дела нет до оборотней, если они не станут путаться у меня под ногами.
— В таком случае, мы можем считать переговоры успешно завершенными.
— Можем, — согласился Филипп, — если у господина Бермона больше нет к вам вопросов.
— Каким образом мы сможем поддерживать с вами связь? — спросил охотник, — Старые каналы не работают.
— Будут новые. Мои люди сами свяжутся с вами в ближайшее время.
— Хотелось бы надеяться.
— Что ж, если это все, имею честь откланяться, — заявил оборотень, уже у порога оборачиваясь к вампиру, — К вашему высочеству мы тоже отправим послов, как полагается.
Филипп никак не отреагировал на это сообщение. И крыс покинул собрание.
— Что скажете? — спросил Бермон, как только за оборотнем закрылась дверь, — Вы верите ему?
— Поживем-увидим, — ответил Филипп, — Я тоже вынужден покинуть вас, господа. Меня ждут дела.
Охотник посмотрел на него подозрительно, но ничего не сказал.
Выйдя из лавки и слившись с темнотой, Филипп скользнул мимо постов охотников, поджидающих своего парламентария, вниз по улице, и свернул в неприметный переулок, выходивший к какой-то свалке отбросов.
Из темноты к нему вышел Жак.
— Все сделали, как вы велели, монсеньор.
Все же общаться телепатически было очень удобно. Прошло не так много времени с тех пор, как Филипп начал подкармливать слугу своей кровью, а связь между ними была уже вполне сносной. Жак слышал приказы на расстоянии.
— Где он?
— Здесь рядом, хотел шмыгнуть в какую-то щель, едва поймали.
— Обернуться не пытался?
— Пытался, но господин де Лоррен пригрозил оторвать ему яйца.
Филипп усмехнулся.
В глубокой тени зловонного переулка между какой-то покосившейся лавкой и заброшенным складом Филиппа ждали несколько вампиров. Один из них держал за горло кудлатого оборотня, прижимая его к гниловатым доскам стены. Тот был здорово напуган и находился на первой стадии превращения в крысу, глаза его отсвечивали красным, и оскаленные зубы совсем уже не походили на человеческие.
— Что это значит? — прошипел он, увидев Филиппа.
Тот подошел к нему и резким движением дернул за бороду, отрывая ее. От неожиданности все вампиры отшатнулись. Лоррен чертыхнулся и едва не разжал пальцы на горле оборотня, — бороды при нем еще никому не отрывали. Следующим движением Филипп стянул с головы крыса лохматый парик.
Без всего этого антуража тот выглядел совсем молодым и довольно жалким, он хлопал глазами, не зная, что сказать, и даже полностью вернулся к человеческому облику. Для него разоблачение тоже стало неожиданностью.
— В роли Фигаро ты был более убедителен, — сказал ему Филипп, бросая парик и бороду в кучу отбросов.
— Вы видели меня в театре? — обрадовался крыс, — Вам показалось, я хорошо играл?
— Сносно.
Оборотень шумно перевел дух и нервно улыбнулся.
— Теперь понятно, почему вы меня узнали. Но кто бы мог подумать, что принц вампиров бывает в Комеди Франсез!
— Почему нет? Когда-то я был инициатором его основания. И точно могу тебе сказать, — мрачные главари разбойничьих шаек не твое амплуа. Не стоит браться не за свои роли. А месье Ренар, если так уж боится за свою шкуру, мог открыто прислать вместо себя парламентера, а не устраивать маскарад.
— Скажите ему об этом...
— Скажу, если представится случай. Но прежде ты явишься к нему и скажешь, что мы будем считать переговоры завершенными, только когда он все же явится на них лично. Если уж он хочет быть с нами на равных, должен иметь храбрость встретиться лицом к лицу. Я приглашаю его в свой дом. Завтра через два часа после заката. Не будет ни охотников, ни колдунов, только мы вдвоем. Вот тогда и обсудим все условия. И еще: можешь сообщить ему заранее, чтобы он хорошенько подумал по поводу отказа от вассальной клятвы. Когда лет через десять кто-нибудь молодой и сильный захочет лишить его власти, он приползет ко мне просить помощи и не получит ее.
Он сделал знак Лоррену отпустить оборотня.
— Я все передам, — сказал тот обреченно, явно уже представляя себе, как огорчится его господин, когда узнает, что он не справился с заданием.
2.
Когда уже незадолго перед восходом солнца вампиры вернулись домой, там ждал их очередной сюрприз.
— К вам посетитель, — сообщил Филиппу мажордом, как только тот переступил порог.
— Гони его к черту, — мрачно сказал принц, — Скоро рассвет, что за мода являться с визитами в столь поздний час?
— Он ждет вас несколько часов, — проговорил Жером, — И возьму на себя смелость просить вас уделить ему время. Он сказал, что это очень важно и мне кажется, что это действительно так.
— Это человек? — спросил Лоррен.
— Господа стражи уверили меня в этом, — Жером покосился на дежуривших у дверей вампиров, — Мне самому сложно судить...
Увидев, как блеснули глаза Лоррена, дворецкий поспешил добавить:
— Боюсь, он покажется вам не пригодным в пищу. Это старик и, похоже, он очень болен.
Лоррен сразу поскучнел.
— И перед смертью он хочет раскрыть мне какую-нибудь тайну, — пробормотал Филипп, — Ну хорошо, мне уже любопытно.
Он обернулся к Лоррену.
— Идешь со мной?
— Пожалуй. Не верю я жалким старикашкам, они порой оказываются зловредными колдунами.
Филипп скептично покачал головой.
— Зачем бы я мог им понадобиться?.. Хотя, как знать. Пригласи его в кабинет, Жером. Минут через десять.
— Да, монсеньор, — отозвался Жером.
На случай, если старик действительно окажется зловредным, Филипп активировал некоторые защитные амулеты. Но, как оказалось, напрасно. Посетитель оказался вполне тривиален. Смертный. Не оборотень. Не маг. Правда, что-то в нем было... чуть-чуть... неуловимое, непонятное...
Хотя может — не в нем, а в сумке, которую он нес, перекинув через плечо, косо склоняясь под тяжестью ноши.
В сумке явно находилось что-то магическое.
На вид старику было хорошо за семьдесят. Измученный и исхудалый до невозможности. Сухая кожа, ввалившиеся глаза, кисловатый запах изо рта... Он долгое время недоедал.
Скромная одежда буржуа, остриженные волосы... Скорее всего — маскировка.
Когда-то он был придворным. На это указывает все: осанка, манеры, и этот особенный взгляд, одновременно надменный и исполненный почтения, и деликатные движения — он привык скользить по покоям, оставаясь незаметным. И руки у него тонкие и холеные. Руки аристократа.
— Мой принц, — склонился старик перед Филиппом. — Какое счастье лицезреть вас во плоти, мой принц!
Он всхлипнул, и Филипп решил, что бывший придворный переигрывает. Но тут же ощутил на губах вкус соли. Старик плакал и, склонившись еще ниже, пытался скрыть, что плачет.
Человек, может, и не заметил бы. Но вампиры чувствуют вкус пролитой крови. И пролитых слез. Даже в воздухе. Тончайшие испарения...
Выглядело все это странно, Филипп чувствовал себя так, будто вдруг перенесся в далекое прошлое и принимает какого-нибудь просителя в своем кабинете в Пале-Рояле. Или скорее так — будто этот старик бродил по миру сто с лишним лет, разыскивая его... Ведь называя его "мой принц" он явно имеет ввиду его прежний человеческий титул.
— Встаньте, милейший. Кто вы? И откуда вы знаете, кто я? — спросил Филипп.
Старик с трудом поднялся. Одну ногу он выпрямил, а другое колено все подламывалось, и он снова опускался на пол, пока Филиппу это не надоело, и он не поднял старика рывком. Старик воспользовался тем, что Филипп к нему приблизился, чтобы припасть поцелуем к его плечу.
Поцелуя в плечо удостаивались лишь особо приближенные к королевской семье придворные.
— Садитесь, — Филипп легонько толкнул старика в кресло, и тот снова не удержался на ногах, но на этот раз упал хотя бы не на пол. — Рассказывайте!
— Смею ли я сидеть в присутствии...
— Я приказываю! — нетерпеливо воскликнул принц, — Ну же! Не злите меня.
— Повинуюсь, — поклонился старик. — Меня зовут Жозеф-Мари де Камброн. Возможно, сударь, вы слышали имя нашей семьи когда-то...
Филипп на миг потерял дар речи.
— Слышал, — проговорил он, потрясенно глядя на старика.
Семья де Камброн. Именно о них когда-то рассказывал ему Людовик.
Эти люди служили королям Франции еще со времен Капетингов. Кто-то из Камбронов всегда находился при дворе. Занимал незначительную должность. Но на самом деле исполнял очень важную роль: осуществлял связь между королями Франции и королями страны Фэйри. Когда умирал король, его сын узнавал о том, что существует договор, который он — владыка своей земли — должен подписать, дабы фэйри по-прежнему имели право путешествовать через земли Франции и даже жить на ее земле. За это король получал возможность попросить об исполнении одного желания. А так же — в день, когда родится его наследник, попросить о каком-то даре для малыша. Не все короли пользовались правом на желание и на подарок новорожденному: фэйри — народ опасный, с ними нужно держать ухо востро и очень четко формулировать свои желания...
Но все короли подписывали договор.
За исключением двоих.
В 1305 году король Филипп Красивый из рода Капетингов отказался от договора с фэйри, считая их нечистью.
Он был очень обижен на Тамплиеров из-за того, что они, будучи орденом не только монашеским, но и колдовским, во время борьбы с королем воспользовались самым подлым оружием: сначала навели порчу на его возлюбленную жену Жанну, сделав ее одержимой похотью, а потом — видя, что Филипп готов простить ей даже бесчисленные измены, — ниспослали ей мучительную смертельную болезнь. Филипп уничтожил Тамплиеров и половину их сокровищ даровал ордену доминиканцев, вернее — охотникам: для того, чтобы они искоренили всех тварей поганых по всей Франции.
Договор с фэйри король бросил в костер, разведенный из рябины и боярышника, и трижды крикнул, что больше не позволяет нечистым появляться во французских землях.
Придворного из семьи де Камброн, осуществлявшего связь королей с фэйри, он приказал казнить. Его семью лишили состояния и отправили в изгнание.
А вскоре Филипп Красивый умер. И все сыновья его умерли, не оставив потомства мужского пола. И только у его дочери, красавицы Изабеллы, которая на момент расторжения договора уже была отдана замуж в Англию, уцелел ребенок... Король Эдуард III Английский, развязавший ужасающую для Франции Столетнюю войну.
Многие считали, что смерть Филиппа Красивого и его семьи — результат тамплиерского проклятья. Сто с лишним лет назад Жофрей де Камброн, — давний предок того старика, который сейчас сидел в кресле перед Филиппом Орлеанским, — рассказал королю Людовику XIV правду: тамплиерское проклятье извело только Филиппа Красивого, папу Климента и рыцаря Ногарэ, то есть тех, чьи имена выкрикал на костре магистр ордена Жак де Молэ. Но гибель всего рода Капетингов — работа фэйри. Они просто перестали защищать отпрысков мятежного короля... А без защиты фэйри короли долго не живут: слишком много ненависти и зависти направлены на них.
В 1559 году юный король Франциск II из рода Валуа, взойдя на трон после смерти своего отца, короля-рыцаря Генриха II — возлюбленного Дианы де Пуатье! — отказался подписать договор с фэйри. На этом настояла его властная мать, Екатерина Медичи. Она верила в силы, подвластные человеку. Она верила в магию. И она не желала никаких контактов с миром фэйри. Она подозревала, что фэйри ослабляют королей, а вовсе не защищают. А еще она считала, что Диана де Пуатье — если не фэйри, то полукровка, уж слишком она красива и слишком долго не стареет...
Насчет Дианы королева ошиблась. И решение насчет фэйри приняла ошибочное. Франциск II умер совсем юным. И все его братья, один за другим восходя на престол, умирали, умирали, умирали... И даже сестры его словно прокляты были: одна — бесплодием, другая — несчастьем, третья — хворью. А страна сгорала в хаосе религиозных войн. Потому что, стоит ослабеть королю, слабеет и страна. Это знал еще король Артур. Это знали все короли. И цари. И султаны, и ханы, и иные правители в этом мире... Только у всех были разные источники силы. Разные, но всегда — потусторонние. А фэйри еще и мстительны. Оскорбленные, они не просто оставляют без поддержки. Они умеют создавать мелкие и крупные неприятности... Которые выливаются в глобальные проблемы.
Когда был убит король Генрих III и больше не осталось королей из рода Валуа, на трон взошел Генрих IV Бурбон. Дед Филиппа. Он не только подписал договор с фэйри. У него еще и любовница-фэйри была. Причем еще с тех пор, как он, беарнский дикарь, охотился в родных горах, будто не принц, а простой дворянин... Генрих Бурбон сам не знал: та фэйри просто положила на него глаз или же была послана, чтобы беречь его и сделать из него нового короля Франции. Да его это и не волновало. Главное — он вернул ко двору семью де Камброн, которую Екатерина Медичи отправила в изгнание. И пользовался всеми благами, которые давал ему союз с фэйри. От кинжала религиозного фанатика его не уберегли. Но начать возрождение Франции он смог.
...Все это промелькнуло в памяти Филиппа в единый миг.
И он понял.
Понял, что случилось в королевстве.
— Людовик XVI отказался подписать договор с фэйри! — воскликнул он, откидываясь в кресле.
