И служители послушно разжали руки.
Кристиан снова дернулся, но вампир держал его не менее крепко, чем они, тесно прижимая плечи к камню.
Кристиан схватил Филиппа за руки, пытаясь оторвать их от себя, но вымазанные маслом пальцы только скользили по его запястьям.
— Что ты делаешь? — прошептал парень. Губы онемели и едва шевелились, и голос куда-то пропал. От напряжения и страха его начала колотить нервная дрожь.
— Я должен, детка, — тихо сказал Филипп, — Нет никакого другого способа... Прости, но я не могу оставить его там.
Видя, что Кристиан не понимает, он продолжил:
— Убив тебя, я смогу вернуть Лоррена.
— Что?.. Как это...
— Не я это придумал, поверь мне, и, пожалуйста, пойми: его ждет тьма. Ты не знаешь, что это такое. Это хуже всего, что может быть. А тебе это не грозит. Ты уйдешь в свет.
Пульс так сильно стучал в висках, что Кристиан не очень хорошо понимал, что Филипп говорит, нужно было сосредоточиться, сделать что-то, сказать что-то, чтобы тот пришел в себя и осознал, что творит, понял, какую чудовищную дикость собирается совершить.
Но что-то словно сломалось у него внутри, горло вдруг сжалось спазмом, а глаза наполнились слезами от невыносимой душевной боли: жгучая обида, отчаянное горе, ужас смешались воедино...
— Не делай этого! — всхлипнул он, — Пожалуйста, не надо! Я не хочу умирать! Ты не можешь, я не верю, что ты сможешь! Я люблю тебя, Филипп!
— Я тоже тебя люблю. К сожалению для тебя. Иначе ничего и не вышло бы.
Филипп вдруг ловко перехватил его руки одной рукой, а другой — молниеносным движением вогнал бронзовый нож Кристиану в грудь, прямо в сердце.
Нож был тупой и он скорее рвал ткани, чем резал их.
Это было дико, чудовищно больно. Но, к счастью, — больно было не долго.
Кристиан дернулся и захрипел, глаза его расшились от боли и уже в следующий миг застыли, стекленея. Руки разжались и бессильно упали на алтарь. Из раны хлынула кровь, пропитывая белую тунику вампира.
Несколько мгновений Филипп, замерев, смотрел в мертвые глаза, не веря в то, что сделал. Потом его словно ударило током, он отшатнулся от Кристиана, резко выдернул торчащий из его груди нож и с силой вдавил в рану амулет, прижав его сверху ладонью.
Ничего не происходило.
Кровь продолжала течь, правда, уже не столь обильно, тело медленно остывало, синели губы, заострялись черты, оно было мертвым, пустым.
— Лоррен, где же ты? — пробормотал Филипп, — Лоррен!.. Ничего не вышло... Я так и знал, что не выйдет!
— Наберитесь терпения, — услышал он спокойный голос проводника у себя за плечом, — Этот путь не близок.
Филипп ждал. Минуту за минутой, которые казались ему бесконечными. Ждал, понимая, что будет сидеть так целую вечность в ожидании чуда, которого никогда не произойдет. Пока это тело не превратится в прах. Пока он сам не рассыплется над ним прахом. Ничего не вышло. Он идиот.
Но тут что-то начало происходить.
Мертвая плоть зашевелилось у Филиппа под ладонью и, отняв руку от раны, он увидел, что та затягивается, выталкивая из себя осколки где-то там внутри нее лопнувшего амулета.
Хотелось заорать от радости, но Филипп удержался, со вновь зародившейся надеждой наблюдая за происходящим.
Рана затянулась окончательно. И совершенно бесследно.
Прошло еще несколько секунд, а потом мертвец вдруг резко и глубоко вздохнул. Остекленевшие глаза дернулись в орбитах, на миг закрылись, и снова открылись, с совершенно безумным выражением воззрившись на Филиппа.
— Лоррен? — пробормотал тот.
Оживший покойник некоторое время смотрел на него потрясенно, потом снова с силой втянул воздух в легкие и прохрипел:
— Какого черта мы здесь делаем?
Он вознамерился подняться, и рухнул бы с алтаря на пол, если бы Филипп не удержал его. Ноги его не слушались, его колотило крупной дрожью, так что стучали зубы, на бледном лбу выступил холодный пот.
— Я задыхаюсь, — с трудом выдавил он сквозь зубы.
— Дыши! Просто дыши! — воскликнул Филипп, — Надо дышать!
Лоррен посмотрел на него с удивлением. И глубоко вздохнул. Еще. И потом еще раз.
— Медленнее, — сказал Филипп, — Спокойней... Иначе закружится голова.
Лоррен продолжал смотреть на него не моргая, мертвой хваткой вцепившись в его тунику и по-прежнему выстукивая зубами дробь.
— Какого черта происходит? — повторил он.
— Ты вернулся. Помнишь, где ты был?
Лоррен помолчал несколько мгновений, потом кивнул.
— На мосту. Надо было пройти, но мешал мужик с головой шакала... Стоял у меня на пути...
Он обернулся, словно искал кого-то, и уставился на статую Анубиса.
— Вот этот.
— Анубис, — сказал Филипп, — Ты же знаешь, кто это?.. Ладно, я все тебе расскажу потом, сейчас неважно... Тебе надо одеться.
Он обернулся к проводнику, который по-прежнему стоял рядом, неподвижный и с величественным выражением лица.
— Принесите одежду!
— Ему сейчас лучше принять горячую ванну, — сказал проводник, — Мы можем...
— Не надо! — оборвал его Филипп, что было, вероятно не вежливо, но ему было наплевать, — Он примет ванну в гостинице! Там же есть горячая вода, я надеюсь?
Проводник пожал плечами, что могло означать и то, что ему все равно, где оживший покойник вымоется и то, что он не в курсе, есть ли в гостинице горячая вода. Он что-то сказал стоявшим поодаль служителям. Через минуту кто-то из них принес одежду.
На вымазанное маслом тело и джинсы и свитер оделись легко. Филиппу пришлось делать все самому, Лоррен не очень хорошо справлялся с новым телом, к тому же все еще пребывал в какой-то прострации. А еще он периодически забывал дышать, делая между вдохами долгие перерывы.
Зашнуровав на его ногах кроссовки, Филипп спросил:
— Сможешь идти?
Лоррен неохотно оторвался от лицезрения жрецов и посмотрел на него удивленно.
— Куда?
— К чертовой матери отсюда! — прошипел Филипп, — Или ты собрался остаться здесь навсегда?!
Лоррен отодвинулся от него, попробовал стоять самостоятельно, но его тут же повело. Возможно, это просто от потери крови.
— Что вы со мной сделали? — поморщился он, — Перед глазами плывет, мне холодно, и что-то болит в животе... И... — Лоррен запнулся на мгновение, прислушиваясь к себе с выражением крайнего недоумения на лице, — И похоже, мне надо отлить!
Филипп застонал, обреченно закатив глаза.
— Я обратил бы тебя прямо здесь и сейчас, но боюсь, местным может это не понравиться! Мне нести тебя?
Лоррен отмахнулся от него и, пошатываясь, отправился по направлению к проводнику, который смотрел на него с нескрываемым интересом. Пройдя всего несколько шагов, Лоррен поскользнулся и едва не упал.
— Твою мать... — пробормотал он.
Филипп поддержал его под руку.
— Когда мы придем, я напою тебя кровью, это поможет. А пока потерпи... Постарайся двигаться осторожнее, это живое тело, оно неуклюжее и слабое.
— Я понял, — проворчал Лоррен, — Что я, по-вашему, совсем тупой?
Идти пришлось долго, нужно было проделать весь многокилометровый путь по подземным переходам, только в обратную сторону. И, в конце концов, Филипп практически тащил Лоррена на себе, тот был в полуобморочном состоянии и периодически проваливался в забытье.
Наконец, они вышли в зал, где ждала их Теодолинда.
Прорицательница выглядела взволнованной, и при виде возвращающейся процессии сделала шаг ей навстречу, напряженно и вопросительно посмотрев на Филиппа.
Тот кивнул ей и едва заметно улыбнулся.
— Все получилось, — облегченно проговорила Теодолинда, — Я не сомневалась!
Еще через какое-то время они вышли из подземелий на улицу и нашли ожидающую их машину, которая благополучно довезла их до гостиницы.
До рассвета оставалась еще пара часов.
Первым делом Филипп уложил Лоррена на кровать и, прокусив себе запястье, влил ему в рот немного крови. Лоррен поступил так же, как все люди, — схватил его руку и присосался к ране. Филиппу было смешно смотреть на это, и он не отнимал у него руку, пока тот не напился. Он мог бы позволить ему высосать себя досуха, так приятно было просто наблюдать за этим, но Лоррен не был вампиром, и физически не мог столько выпить. В конце концов, он откинулся на подушку, лоснящийся от масла и перепачканный кровью, но уже не такой бледный. К нему стремительно возвращались силы, и даже дышал он теперь ровно, похоже, уже рефлекторно.
Филипп смотрел на него, пытаясь понять собственные чувства. С тех пор, как он узнал том, что задумала Кассандра, он постоянно думал о том, как это будет, — Лоррен в теле Кристиана. Он воображал себе какой-то чудовищный симбиоз, к которому ему очень сложно будет привыкнуть. Но все было не так... Удивительно, но от Кристиана почти ничего не осталось, изменилась мимика и жесты, изменился взгляд, изменился голос, кажется, даже изменились черты лица... Как, оказывается, много зависит от того, кто внутри.
Лоррен тоже смотрел на него некоторое время, потом вытер испачканные губы ладонью и усмехнулся — так, как только он умел.
— Ну, и где здесь уборная?
Филипп указал ему в сторону приоткрытой двери санузла.
— Разберешься, как пользоваться унитазом?
— Да уж как-нибудь... — проговорил Лоррен, поднимаясь.
Его не было как-то слишком уж долго, и Филипп отправился посмотреть, что он там делает.
Лоррен стоял у зеркала, глядя на свое отражение, как на оживший призрак.
Увидев Филиппа, он обернулся к нему и посмотрел так, будто хочет его убить.
— Вы совсем охренели? — со злостью спросил он, — Зачем вы это сделали?!
— Не было выбора, — ответил Филипп, — Черт, Лоррен, неужели ты, правда, можешь подумать, что я настолько сбрендил, что устроил бы подобное по собственному желанию? Твое тело сгорело. Рассыпалось в прах. Нужно было другое, но не первое попавшееся, а только тело человека, который мне дорог. Тебе еще повезло, что такой нашелся. Очень повезло.
— Да уж...
Лоррен уселся на бортик ванной и запустил руки в промасленные волосы, взлохмачивая их еще больше.
— И что мне теперь делать?
— Ничего. Жить дальше.
— Ну нет... Это уж слишком. Я не хочу жить в этом теле... Блядь, я трахал его!
— Ну и что?
— Я ломал эти пальцы... — он поднес ладонь к глазам.
— Что? — нахмурился Филиип, — Зачем ты...
— Да затем, что я его терпеть не мог! — заорал Лоррен, — Я сожрал бы его рано или поздно! Или просто убил бы! Свернул бы ему шею! Я не позволил бы ему до бесконечности путаться у меня под ногами! Вы действительно не понимали этого? Думали, — у нас будет счастливая любовь втроем?..
Филипп молчал, с сожалением глядя в его горящие яростью глаза.
— А теперь я буду вынужден жить в его шкуре! — с горечью добавил Лоррен.
— Можешь покончить с собой, если тебе так уж это невыносимо, — сказал Филипп холодно, — Но знаешь, мужик с головой шакала больше не задержит тебя на мосту. Прямым ходом отправишься туда, куда тебе положено. Хочешь этого? Давай...
И он вышел, захлопнув за собой дверь.
Через пару минут из ванной послышался шум воды, а еще через три четверти часа Лоррен вышел, вытирая голову полотенцем.
— Чертово масло никак не хотело смываться, — проворчал он и уселся на кровать рядом с Филиппом, — Что мне надеть?
— Нечего. Завтра вечером перед отъездом что-нибудь тебе купим.
— Ну, отлично, весь день буду ходить голым...
— Куда ты собрался ходить? Ложись спать.
— Люди не спят днем.
— Ты только что вернулся с того света.
— Я напился крови вампира и не хочу спать.
Лоррен кинул полотенце на кровать и отправился к двери, разглядывая выключатели на стене.
— Здесь есть кондиционер? Жарко и дышать нечем...
Он повернул какой-то тумблер, и в потолке загудело. Лоррен подставил лицо под струйку холодного воздуха.
— Когда вы собираетесь меня обратить?
— Когда вернемся домой.
— Сутки в анабиозе. Проснусь голодным и злым. И вы приведете мне какого-нибудь человечка... Мастер! — простонал Лоррен, — Черт возьми! Теперь вы будете моим мастером!
Филипп зловеще улыбнулся.
— И буду полностью тебя контролировать.
Лоррен улегся в постель и накрылся одеялом, теперь, похоже, ему было холодно.
— Три сотни лет, убитые люди, кровь фэйри, — вся накопленная сила пошла прахом... Теперь я буду, как все птенцы? Жалким ничтожеством?
— Боюсь, что да.
— Вас это радует, я понимаю.
— Почему это должно меня радовать?
— Потому что вас раздражало, что я стал вас сильнее.
— Ничего подобного.
— Неужели?
— Ты не стал меня сильнее, это было временно.
— Ну да, как же... Я мог бы свергнуть вас и стать принцем города.
— Рад, что к тебе вернулось чувство юмора... Однако, рассветает. Прости, но мне придется временно тебя покинуть.
— Конечно, что за вопрос...
Лоррен завернулся в одеяло и отправился в смежную комнату смотреть телевизор.
Вероятно, собственное отражение в темном экране снова повергло его в печаль.
— Может, мне сделать пластическую операцию? — прокричал он оттуда.
— Лоботомию тебе надо сделать, — пробормотал Филипп и закрыл глаза.
Молодые вампиры не видят снов, с наступлением утра они впадают в анабиоз и перестают существовать. Сильным и старым вампирам заставить себя не существовать не так просто. Они продолжают слышать все, что происходит рядом, и их сознание не отключается даже на рассвете и на закате, когда они не могут пошевелиться. Охотники об этом знают, поэтому им особенно приятно убивать старых вампиров не как-нибудь издалека с помощью снайперской винтовки, а лично колышком в грудь, в эти несколько минут их абсолютной беззащитности. Потому что они чувствуют все. И боль. И неизбежность конца своей мнимой вечности.
Филиппу хотелось бы провалиться в небытие, но стоило ему закрыть глаза, и он тот час вернулся в освещенное факелами святилище, к жертвенному алтарю Анубиса. Обряд проложил между ними связь. Филипп подозревал, что так будет, именно поэтому ему хотелось поскорее оттуда убраться, уйти из под взгляда раскосых глаз бога с шакальей головой. Но ничего не вышло. Бог никуда не делся, он оставался у него в голове. Вместе с запахом жасмина, розы и меда. Вместе с копотью факелов, и холодными взглядами жрецов, глазами которых на него тоже смотрел он. Вместе с болью и горечью потери, вместе с жизнью, которую он оторвал от себя, чтобы отдать ему.
И одного раза — недостаточно.
Все будет повторяться снова и снова. Во всех мельчайших подробностях. Бешеный стук сердца под ладонью. Пальцы, вцепившиеся в его запястья. И полные слез глаза, в которых уже нет страха, а только отчаяние и обида, потому что хуже всего, больнее всего не умереть, а осознать, что тебя предал тот, кому ты веришь и кого любишь.
"Ты не сможешь..."
Конечно, я смогу.
Значит вот именно это и останется с ним, а вовсе не то, что хотелось бы. Ночью он будет помнить его живым, а, закрывая глаза на рассвете, будет видеть мертвым. Что ж, наверное, так и должно быть...
День уже был в самом разгаре, когда отчаянный вопль заставил Филиппа открыть глаза.
